| Обнадеженный Иоанном в милости, сей удалец сжег Ислам-Кирмень, вывез оттуда пушки в свою Хортицкую крепость и славно отразил все нападения Хана, который 24 дни без успеха приступал к его острову. С другой стороны Черкесские Князья именем России овладели двумя городками Азовскими, Темрюком и Таманом, где было наше древнее Тмутороканское Княжение. Девлет-Гирей трепетал; думал, что Ржевский, Вишневецкий и Князья Черкесские составляют только передовой отряд нашего главного войска; ждал самого Иоанна, просил у него мира и в отчаянии писал к Султану, что все погибло, если он не спасет Крыма. Никогда – говорит современный историк – не бывало для России удобнейшего случая истребить остатки Моголов, явно караемых тогда гневом Божиим. Улусы Ногайские, прежде многолюдные, богатые, опустели в жестокую зиму 1557 года; скот и люди гибли в степях от несносного холода. Некоторые Мурзы искали убежища в Тавриде и нашли в ней язву с голодом, произведенным чрезвычайною засухою. Едва ли 10000 исправных конных воинов оставалось у Хана; еще менее в Ногаях. К сим бедствиям присоединялось междоусобие. В Ногайской Орде Улусы восставали на Улусы. В Тавриде Вельможи хотели убить Девлет-Гирея, чтобы объявить Царем Тохтамыша, жившего у них Астраханского Царевича, брата Шиг-Алеева. Заговор открылся: Тохтамыш бежал в Россию и мог основательно известить Государя о слабости Крыма. 1558 г. Но мы – по мнению Историка, знаменитого Курбского – не следовали указанию перста Божия и дали оправиться неверным. Вишневецкий не удержался на Хортице, когда явились многочисленные дружины Турецкие и Волошские, присланные к Девлет-Гирею Султаном: истощив силы и запасы, составил свою крепость, удалился к пределам Литовским и, заняв Черкасы, Канев, где жители любили его, написал к Иоанну, что, будучи снова готов идти на Хана, может оказать России еще важнейшую услугу покорением ее скипетру всех южных областей Днепровских. Предложение было лестно; но Государь не хотел нарушить утвержденного с Литвою перемирия: велел возвратить Черкасы и Канев Августу, призвал Вишневецкого в Москву и дал ему в поместье город Белев со многими богатыми волостями, чтобы иметь в нем страшилище как для Хана, так и для Короля Польского. |
| СПб., 1837; Хартахай Ф. А. Христианство в Крыму. Симферополь, 1864; Арсений (Иващенко), архим. Готская епархия в Крыму//ЖМНП. 1873. Т. 165. Янв. Отд. науч. С. 60–86; он же. Летопись церковных событий и гражданских, поясняющих церковные, от Р. Х. до 1879 г. СПб., 1880; Струков Д. М. Древние памятники христианства в Тавриде. М., 1876; De Boor C. Nachträge zu den Notitiae episcopatuum//ZKG. 1894. Bd. 14. S. 573–599; Латышев В. В. Сб. греч. надписей христ. времен из Юж. России. СПб., 1896; Кулаковский Ю. А. К истории Готской епархии в Крыму в VIII в.//ЖМНП. 1898. Ч. 315. Февр. Отд. науч. С. 173–202; Репников Н. И. Партенитская базилика//ИИАК. 1909. Вып. 32. С. 3–52; он же. Остатки укреплений Эски-Кермена//ИзвГАИМК. 1932. 12. С. 181–212; Бертье-Делагард А. Л. Исследование нек-рых недоумённых вопросов средневековья в Тавриде//Изв. Таврич. УАК. 1920. 57. С. 1–135; Vasiliev A. A. The Goths in the Crimea. Camb. (Mass.), 1936; Якобсон А. Л. Средневек. Херсонес (XII–XIV вв.). М.; Л., 1950. (МИА; 17); он же. Средневек. Крым. М.; Л., 1964; Домбровский О. И. Фрески средневек. Крыма. К., 1966; Ševenko I. The Date and Author of the Socalled Fragments of Toparcha Gothicus//DOP. 1971. Vol. 25. P. 117–188; idem. Hagiography of the Iconoclast Period//Iconoclasm. Birmingham, 1977. P. 113–131; Darrouzès J. Listes épiscopales du Concile de Nicée (787)//RÉB. 1975. T. 33. P. 5–76; Huxley G. On the Life of St. John of Gotthia//GRBS. 1978. Vol. 19. 2. P. 161–169; Богданова Н. М. Церковь Херсона в X–XV вв.//Византия. Средиземноморье. Слав. мир. М., 1991. С. 19–49; Байер Г.-В. Митрополии Херсона, Сугдеи, Готии и Зихии по данным просопографического лексикона времени Палеологов//Византия и Средневек. Крым. Симферополь, 1995. С. 65–76; Герцен А. Г., Могаричев Ю. М. Пещерные церкви Мангупа. Симферополь, 1995; Могаричев Ю. М. Пещерные церкви Таврики. Симферополь, 1997; Айбабин А. И. Этническая история ранневизант. Крыма. Симферополь, 1999; он же. Города и степи Крыма в XIII–XIV вв. по археологич. свидетельствам//МИАЭТ. |
| ниже письмо Николая Мистика неизвестному). Ср.: Иванов С. А. Указ. соч. – С. 63 («А насчет архиерея, который собирается быть с ними, то попечение [о нем] мы возлагаем на тебя»); Байер Х.-Ф. Указ. соч. – С. 360 («И об архиерее, который будет с ними, самим вам мы поручаем заботу»). Так как в это время уже существовали архиепископии Алании и Сотириуполя, относившиеся к области восточной Хазарии (точнее, Восточного Причерноморья вплоть до района Трапезунда – см.: Воронов Ю. Н. К локализации Никопсии//XV Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа: Тезисы докладов. – Махачкала, 1988. – С. 72–73), В. И. Григорович предположил, что задание, данное главе Херсонской церкви, поставить епископа просившему о том «обманутому народу», относилось к западной Хазарии, то есть к территории нынешних Днепропетровской и Херсонской областей, где оседлыми были славяне, а кочующими – венгры и печенеги (Григорович В. Исторические намеки... – С. 1003). А. Л. Бертье-Делагард заметил по этому поводу, что такое объяснение ничем не подтверждается, «и не легко себе представить, как могло случиться, что хазары, имея в Тавриде и на Волге епископов, надумали попросить такового на Днепр только через два века, да и в поисках за ним отправились в далекий Цареград, где на это посмотрели, как на нечто небывалое, и направили все дело не к хазарским епископам, а в тот же Херсон» (Бертье-Делагард А. Л. Исследование некоторых недоуменных вопросов средневековья в Тавриде. 2. Православные и униатские епархии, их пределы//ИТУАК. – Симферополь, 1920. – – С. 46). К тому же заявление В. И. Григоровича не согласуется с результатами новейших исследований о географии Хазарского хаганата в X в., когда его территории находились главным образом на просторах Азово-Каспийского междуморья, причем на западе ограничивались Доном, а на юге – предгорьями Центрального и Восточного Предкавказья (см.: Рыбаков Б. А. Русь и Хазария: К исторической географии Хазарии//Академику Б. Д. Грекову ко дню семидесятилетия. – М., 1952. – С. |
| Первое издание его паломнической книги «Путешествие ко Святым местам» вышло в 1832 году, переиздания – в 1833, 1835, 1840, 1848 годах» 59 . В 1836 году он издаст новую книгу, тоже неоднократно переизданную: «Путешествие по Святым местам русским: Троицкая лавра, Новый Иерусалим, Валаам». Жанр паломничеств не был новостью в русской литературе, как древнейшей, так и новейшей, но его книги стали открытием. «Я, можно сказать, создал церковную литературу нашу, – писал об этом сам Андрей Муравьев, – потому что первым облек в доступные для светских людей формы все самые щекотливые предметы богословские и полемические». Всю свою последующую жизнь Андрей Муравьев постарается не вспоминать о «Тавриде», оказавшись уже при жизни среди «забытых» поэтов, но пройдет XIX век, минет XX, и в начале XXI века муравьевская «Таврида» вновь увидит свет 60 . Такое «второе рождение» современные исследователи называют «многоцентрической системой», изучением многих центров Пушкинской и любой другой поэтической эпохи. В данном же случае важно отметить, что уже в ранней «Тавриде», наряду с традиционными романтическими темами, перекликающимися с пушкинским «Бахчисарайским фонтаном» и «Крымскими сонетами» Адама Мицкевича, у Андрея Муравьева впервые в русской поэзии появляется христианский Крым. Стихотворение «Развалины Корсуни» посвящено месту крещения князя Владимира; «Геогиевский монастырь» – легендарной христианской святыне Крыма; в основе «Апостола в Киеве» – предание о путешествии по Русской земле апостола Андрея Первозванного; «Днепр» – песня «славы России»; баллада «Ольга» и драматическая сцена «Певец и Ольга» – поэтическое переложение легенд о первой киевской княгине-христианке. Путешествие в Крым в 1825 году было для него таким же паломничеством, как в 1829 году – в Святую землю. «Таврида» – лирический дневник этого паломничества по христианским святыням Крыма, начиная с Корсуни: Но отчего среди обломков Стою благоговенья полн? Рукою ль набожных потомков Воздвигнут праотцам сей холм? Невольно отчего робею В полуобрушенных стенах, На груды их ступить не смею, Как на отца священный прах? «Владимир, или Взятие Корсуни» – первая из его стихотворных трагедий на темы русской истории. |
| Генуэзцы ушли в Манкуп, как в неприступное место; но Визирь осадил и сию крепость. Пишут, что ее начальник, выехав на охоту, был взят в плен Турками и что осажденные, потеряв бодрость, искали спасения в бегстве, гонимые, убиваемые неприятелем. Истребив до основания державу Генуэзскую в Тавриде, более двух веков существовавшую, и покорив весь Крым Султану, Ахмет Паша возвратился в Константинополь с великим богатством и с пленниками, в числе коих был и Менгли-Гирей с двумя братьями. Султан обласкал сего Хана, назвал законным Властителем Крыма и, велев изобразить его имя на монете, отправил господствовать над сим полуостровом в качестве своего присяжника. – Но Менгли-Гирей, еще не успев восстановить в Тавриде порядка, разрушенного Турецким завоеванием, был вторично изгнан оттуда Ахматом, Царем Золотой Орды, которого сын, предводительствуя сильным войском, овладел всеми городами Крымскими. Иоанн, огорченный новым бедствием Менгли-Гирея, в то же время сведал, что Ахмат, добровольно или принужденно, уступил Тавриду Царевичу Зенебеку, который прежде искал службы в России. Зенебек, став Ханом Крымским, не ослепился своим временным счастием, предвидел опасности и прислал в Москву чиновника, именем Яфара Бердея, узнать, может ли он, в случае изгнания, найти у нас безопасное убежище. Великий Князь ответствовал ему чрез гонца: «Еще не имея ни силы, ни власти и будучи единственно Козаком, ты спрашивал у меня, найдешь ли отдохновение в земле моей, если конь твой утрудится в поле? Я обещал тебе безопасность и спокойствие. Ныне радуюсь твоему благополучию; но если обстоятельства переменятся, то считай мою землю верным для себя пристанищем». Сей гонец должен был изъясниться с Зенебеком наедине и предложить ему возобновление союза, заключенного между Россией и Менгли-Гиреем. В сем сношении не было слова о Царе Большой Орды, Ахмате, который, несмотря на свое неудачное покушение смирить Иоанна оружием, еще именовался нашим верховным Властителем и требовал дани. Пишут, что Великая Княгиня София, жена хитрая, честолюбивая, не преставала возбуждать супруга к свержению ига, говоря ему ежедневно: «Долго ли быть мне рабынею Ханскою?» В Кремле находился особенный для Татар дом, где жили Послы, чиновники и купцы их, наблюдая за всеми поступками Великих Князей, чтобы извещать о том Хана: София не хотела терпеть столь опасных лазутчиков; послала дары жене Ахматовой и писала к ней, что она, имев какое-то видение, желает создать храм на Ординском подворье (где ныне церковь Николы Гостунского): просит его себе и дает вместо оного другое. |
| – Довлетек жил в Москве четыре месяца и поехал назад в Тавриду с Великокняжеским чиновником, Алексеем Ивановичем Старковым, коего наказ состоял в следующем: «Сказать Хану. Князь Великий Иоанн челом бьет. Ты пожаловал меня себе братом и другом, чтобы нам иметь общих приятелей и врагов: благодарствую за твое жалованье. – Ты хочешь, чтобы я принял к себе Зенебека Царевича: в минувшее лето он просился в мою службу; но я отказал ему, считая его твоим недругом: ныне послал за ним в Орду, чтобы сделать тебе угодное. – Мы взаимно обязались крепким словом любви по нашей Вере: не преступай клятвы; я исполню свою». Но в сем заключенном между Россиею и Крымом договоре не упоминалось именно ни об Ахмате, ни о Казимире: Иоанн не обязывался воевать с первым, ибо Менгли-Гирей не дал клятвы действовать вместе с Россиею против последнего. Старков долженствовал объявить Хану, что одно не может быть без другого. Сверх того ему велено было жаловаться на Кафинских Генуэзцев, ограбивших какого-то Российского Посла и наших купцов: в случае неудовлетворения Иоанн грозил силою управиться с сими разбойниками. – Наконец Посол Московский имел приказание вручить дары Манкупскому Князю Исайку (из благодарности за дружелюбное принятие Никиты Беклемишева) и разведать чрез Хозю Кокоса, сколько тысяч золотых готовит сей Владетель в приданое за своею дочерью, которую он предлагал в невесты сыну Великого Князя, Иоанну Иоанновичу. Известно, что Манкуп (ныне местечко в Тавриде, на высокой неприступной горе), был прежде знаменитою крепостию и назывался городом Готфским: ибо там с третьего века обитали Готфы Тетракситы, Христиане Греческой веры, данники Козаров, Половцев, Моголов, Генуэзцев, но управляемые собственными Властителями, из коих последний был сей Исайко, приятель Иоаннов по единоверию. Старков не мог исполнить данных ему повелений: ибо все переменилось в Тавриде. Брат Ханский Айдар, собрав многочисленную толпу преданных ему людей, изгнал неосторожного Менгли-Гирея, бежавшего в Кафу к Генуэзцам. Скоро явился на Черном море сильный Турецкий флот под начальством Визиря Магометова, Ахмета Паши; сей искусный Вождь, пристав к берегам Тавриды, в шесть дней овладел Кафою, где в первый раз кровь Русская пролилася от меча Оттоманов: там находилось множество наших купцев; некоторые из них лишились жизни, другие имения и вольности. |
| Святитель Иннокентий в вышеприведенных словах точно расставил базовые для российской истории вехи. Некоторые из них акцентировал граф де Людольф, бывший в свите Екатерины II во время ее путешествия по Новороссийским землям в 1787 году: «При раскопках в развалинах Херсонеса найдено множество монет Александра Великого, некоторых римских императоров и Владимира I, явившегося сюда в 988 году, чтобы креститься. Он женился на дочери константинопольского императора Анне» . То есть Владимир вошел в Херсонес великим князем, а покинул его кесарем. Екатерина, несомненно, мыслила себя наследницей равноапостольного князя Владимира, и именно о российском преемстве от Греции напоминали выпущенные к вояжу императрицы Екатерины по Новороссии серебряные монеты – с ее вензелем и надписью «Царица Херсониса Таврического». Собственно, Херсонес и находящиеся в его окрестностях два Георгиевских монастыря – в Балаклаве и Инкермане (будущая Климентовская киновия) – являлись доказательством законности прав России на Тавриду и символизировали идею, оформленную в послании псковского инока Филофея к великому князю Василию III: «Да весть твоя держава, благочестивый царю, яко вся царства православных христианские веры снидошася в твое едино царство. Един ты во всей поднебесной христианом царь, яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти, – уже твое христианское царство иным не останется…» В «Памятных записках» статс-секретаря императрицы А.В. Храповицкого отражены и другие, не менее важные рассуждения Екатерины II: «21[мая 1787 года]. Говорено с жаром о Тавриде. “Приобретение сие важно; предки дорого бы заплатили за то; но есть люди мнения противного, которые жалеют еще о бородах, Петром I выбритых”». Немногим ранее, в Кременчуге, государыня, вспоминая Севастополь, заметила: «Жаль, что не тут построен Петербург, ибо, проезжая сии места, воображаются времена Владимира I, в кои много было обитателей в здешних странах» . Вообще о «достойных удивления развалинах» Херсонеса писало не одно поколение просвещенных мужей, начиная с польского посла Мартина Броневского, в 1578 году отметившего прошлое величие и богатство некогда многолюдного города. Через 200 лет главнокомандующий русской армией князь В.М. Долгоруков в своей «Поденной записке о путешествии по Тавриде» не оставил без внимания Херсонес – «древнейший во всем Крыму, основанный во время еще монархии персидской и знаменитый по крещению в нем великого князя российского Владимира». Полковник Н.И. Корсаков, по приказу светлейшего князя Г.А. Потемкина «прилежно осматривающий» таврические ландшафты, тоже подчеркнул важнейшее для русского православного сознания событие в истории Херсонеса, «где надобно думать, что наш князь Владимир воспринял святое крещение» . |
| Петра крещение и присоединился к его ученикам, а впоследствии был сотрудником ап. Павла. Неожиданно св. Климент встретился с своими родителями и братьями. Все семейство, приняв веру Христову, возвратилось в Рим и здесь вело самую благочестивую жизнь, стараясь распространять веру Христову. Св. Климент за свою добродетельную жизнь и горячую ревность о вере был избран епископом Рима и управлял Церковью с 91 по 100 г. Добродетельною жизнью и горячей ревностью к вере он приобрел полное уважение христиан. В проповеди христианства он не ограничивался одним Римом, но простирал оную даже до Галли. Ревность св. Климента в обращении ко Христу знатнейших граждан г. Рима возбудила негодование имп. Траяна, и он сослал его в Тавриду (ныне Крым), в каменоломни близ Херсонеса (см. об Инкерм. мон. Тавр. еп.). Св. Климент нашел там около 2 тысяч христиан, также осужденных на работу в каменоломнях, и узнал, что они много терпят от недостатка воды; «за шесть бо поприщ на плещах приношаше себе воду». Св. Климент молитвой открыл им источник «воды зело светлой». Это чудесное открытие источника привлекло к св. Клименту множество народа из «окрестных градов и весей». Просвещая светом истинной веры обитавших в Тавриде язычников, ревностный проповедник Христа иногда крестил новообращенных по 500 человек «и более», и в одно лето для них было создано 75 церквей. Так на пространстве южного берега Крыма «сокрушены были вси идоли, и столпы их и вся храмы идольския разорены быша во всей стране, вся бо та страна прия святую веру». Траян, услышав об апостольской деятельности св. Климента в Тавриде, послал туда приказание утопить его в море с «котвою» (якорем) на шее (в 101 г.). В царствование имп. Михаила и матери его Феодоры свв. Кирилл и Мефодий, шедшие чрез Херсонес на проповедь слова Божьего, обрели мощи св. Климента и положили их в Херсонес в храме свв. Апостолов. 211 После св. Климента осталось «Первое послание», которое он писал к церкви Коринфской по случаю возникших в ней раздоров и беспорядков и которое представляет собой первый по времени, после писаний апостольских, письменный памятник христианского учения; оно пользовалось в древней Церкви особенным уважением. |
| Ефрема, еп. Херсонского (сказание) о совершившемся над отроком чуде сщмч. и ап. Климента//ЗапООИД. 1875. Т. 9. С. 134-148; Струков Д. М. Древние памятники христианства в Тавриде. М., 1876; Кушнерев Х., свящ. Армянские древности Таврического п-ова//ЗапООИД. 1877. Т. 10. С. 441-451; Отчет Имп. Одесского об-ва истории и древностей с 14 нояб. 1883 г. по 14 нояб. 1884 г. Од., 1885; Гермоген (Добронравин), еп. Справочная книжка о приходах и храмах Таврической епархии. Симф., 1886; Юргевич В. Две печати, найденные в визант. Херсоне в 1884 г.//ЗапООИД. 1886. Т. 14. С. 1-21; Косцюшко-Валюжинич К. К. Важное археол. открытие в Крыму//ИТУАК. 1891. 13. С. 55-61; он же. Отчет о раскопках в Херсонесе в 1901 г.//ИИАК. 1902. Вып. 4. С. 51-119; он же. Извлечение из отчета о раскопках в Херсонесе в 1902 г.//Там же. 1904. Вып. 9. С. 1-62; Кулаковский Ю. А. Керченская христ. катакомба 491 г. СПб., 1891. (МАР; 6); он же. Две керченские катакомбы с фресками. СПб., 1896. (МАР; 19); он же. Епископа Феодора «Аланское послание»//ЗапООИД. 1898. Т. 21. Мат-лы. С. 11-27; он же. К истории Готской епархии (в Крыму) в VIII в.//ЖМНП. 1898. Ч. 315. Февр. Отд. 2. С. 173-202; Феодосий, диак. О местоположении Св. Земли нач. VI в./Изд.: И. Помяловский. СПб., 1891. (ППС; Т. 10. Вып. 1); Бертье-Делагард А. Л. Древности Юж. России: Раскопки Херсонеса. СПб., 1893. (МАР; 12); он же. О Херсонесе. СПб., 1907. (ИИАК; 21); он же. Как Владимир осаждал Корсунь. СПб., 1909; он же. Исследование нек-рых недоуменных вопросов средневековья в Тавриде//ИТУАК. 1920. 57. С. 1-135; Ягич И. В. Вновь найденное свидетельство о деятельности Константина Философа, первоучителя славян Св. Кирилла. СПб., 1893; Латышев В. В. Сборник греч. надписей христ. времен из Юж. России. СПб., 1896; он же. Греческие и лат. надписи, найденные в Юж. России в 1895-1898 гг. СПб., 1899. (МАР; 23); он же. Жития св. епископов херсонских. СПб., 1906. (ЗапИФО; Т. 8. 3); он же, пер. Страдание святых священномучеников и епископов Херсонских Василея, Капитона и иных с ними//ИИАК. |
| На чем же настаивал о. Павел? Ни больше ни меньше как на тайных монастырских богослужениях, что в монастыре было совершенно невозможно. Как раз тут-то мы и приехали летом и привезли картину тайной своей церкви, просили снять с нее живописную копию, что и было сделано. Эта новость сразу же облетела весь монастырь и утишила пыл и о. Павла, и сочувствующих ему сестер, так как всем стало ясно, что мы всецело преданы матушке-игумении и что Святейший Патриарх считает, что все нормально. После освобождения Святейшего Патриарха он назначил на Нижегородскую кафедру митрополита Сергия, который приехал в Дивеев и вместе с епископом Зиновием служил в Дивеевском соборе. Здесь я впервые и познакомился с митрополитом Сергием, будущим Святейшим Патриархом. Как во времена иоасафовской смуты Дивеев перешел под власть Тамбовского епископа Феофана Затворника , так и теперь повторился тот же переход под покровительство Тамбовского Зиновия – великого архиерея, преданного сына матушки-игумении Александры. Границы епархий во времена гонений могут нарушаться, и их территории могут переходить к православному архиерею. Подобный случай был во время Диоклетиановых гонений: в Тавриде не было ни одного живого епископа, и тогда архиепископ, не имевший никакого отношения к Тавриде, прислал архиерея. Икона Царицы Небесной Умиление Икона Царицы Небесной Умиление, перед которой скончался преподобный Серафим, есть часть Благовещения, т. е. того высочайшего момента, когда Дух Святый найдет на Тя, и сила Вышняго осенит Тя (Лк. 1 :35). Эта икона сразу же после смерти батюшки Серафима была послана в утешение сиротам дивеевским Саровским игуменом Нифонтом. С тех пор икона была всегда в храмах Дивеева на главном месте справа. При первой же возможности была сделана драгоценная риза с каменьями. Прекрасная копия этой иконы довольно большого размера находилась на Дивеевском подворье (Мещанская улица в Москве). Точнейшая же копия, сделанная той же начальницей живописного корпуса матушкой Серафимой, но уже в уменьшенном размере, находилась в игуменском корпусе. Когда после революции и всяких притеснений матушке-игумении пришлось сократить размеры своего корпуса, эта икона была перенесена на хоры Троицкого собора. В низу этой иконы в рамке есть надпись славянскими буквами: «Подобие святыя чудотворныя иконы Божией Матери «Умиление», перед которой в молитвенном подвиге скончался приснопамятный старец Саровской пустыни иеромонах Серафим 1833 г. января 2-го дня». |
|
|
