| Размышления у последней черты Наступает момент, который ты очень хорошо различаешь – именно благодаря этой глубине и силе связи между тобой и умирающим. Словно черта какая-то проходит, линия проводится, которая отделяет этого человека от всех, кто живет и будет жить. 13 декабря, 2012 Наступает момент, который ты очень хорошо различаешь – именно благодаря этой глубине и силе связи между тобой и умирающим. Словно черта какая-то проходит, линия проводится, которая отделяет этого человека от всех, кто живет и будет жить. Смерть всегда остается некоей величественной и пугающей человека тайной – сколько бы он ни знал о ней, сколько бы ни читал, ни слышал, ни сталкивался с ней, ни видел ее. Даже опыт пережитой клинической смерти не делает смерть как таковую более ясной и менее загадочной. Мы не знаем, как решается – не здесь, на земле, а на небесах, у Господа, – когда призвать человека в другую, вечную жизнь. Не знаем, когда этот призыв, на который невозможно не откликнуться, прозвучит в отношении наших близких, в отношении нас самих. Не знаем даже того, как именно умирает человек, что происходит с ним, почему еще за мгновение перед этим он был жив и вот – жизнь покинула его. Смерть не просто тайна, она еще и таинство. А ведь это мгновение – мгновение умирания – так важно для нас, что ни с чем его больше и не сравнишь. Это момент истины, когда суммируется все, что собирал в себе, в своем сердце всю жизнь человек, когда определяется с предельной четкостью – где сейчас и каково его сокровище (см.: Мф. 6: 21). Это момент самого серьезного – последнего и оттого еще более серьезного – испытания: с чем будет отходить умирающий в иной мир: со страхом или радостью, с ропотом или благодарением, с молитвой или проклятием? И вопрос тут не только в том, конечно, легко или тяжело будет человеку умирать, хоть и это немаловажно. Вопрос в другом: смирение перед волей Божией, благодарение за все – и за болезнь, и за приближающуюся смерть – могут, вкупе с покаянием, спасти и того, кто жил не вполне исправно. А ропот на Бога, проклинание участи своей способны сами по себе душу погубить. |
| Рубрики Коллекции Почему Бог допускает существование разных религий? 19 мин., 11.05.2021 Поделиться Если христианство — истинная религия, то почему в мире столько разных верований? Разве Бог не может сделать так, чтобы все религиозные заблуждения и ошибки были исправлены и все стали православными? Важная оговорка в начале Бог может все. Но не всеми Своими возможностями Он желает пользоваться. Он мог бы, если бы захотел, искоренить все религиозные предрассудки и заблуждения, но это значило бы проявить насилие над свободой человека, пренебречь тем религиозным выбором, который сделала часть людей. А свобода, способность совершать свободный выбор — это то, чем Бог дорожит в человеке едва ли не выше всего. Это если совсем коротко. А прежде чем пускаться в серьезный разговор по сути заданной темы, нужно сделать важную оговорку. Слишком часто этот вопрос «почему в мире столько разных религий?» и другие подобные вопросы задают не с целью выяснить истину, а ровным счетом наоборот — из желания отмахнуться от всякого серьезного разговора. Слишком часто за этим вопросом подразумевается другой: а с чего вы взяли, что христианство — это истина? С чего вообще вы решили, будто в мире есть истинная вера? Ведь вон их сколько — разных вер, и приверженцы каждой с пеной у рта убеждают вас, будто только их вера спасительна. Так, может быть, стоит успокоиться и признать, что нет никакой окончательной истины и каждый волен верить, как и во что ему вздумается?.. (О том, что на самом деле вовсе не безразлично, во что верить, читайте здесь .) Такая позиция сегодня очень распространена. Ее адепты любят называть себя агностиками, но это не совсем точно. В отличие от агностиков, путем долгих трудов и размышлений пришедших к выводу о невозможности для человека получить точное знание о духовном мире (с чем, кстати, христиане скорее согласны: Бог в Своем существе непознаваем), эти люди заранее отказываются и от трудов, и от размышлений. «Раз религий так много, значит, истины нет, и раздумывать не о чем», — вот их нехитрая логика. Всякий читавший Евангелие узнает за этой логикой ироничную усмешку Понтия Пилата, который, завершая допрос Иисуса Христа, бросил в воздух: Что есть истина? — и, не дожидаясь ответа (вопрос был чисто риторический), развернулся к Спасителю спиной и отправился беседовать с обвинявшими Его первосвященниками и народом (Ин 18: 38). |
| Реймонд Виктор Френц Скачать epub pdf Послесловие Предлагаемое выше повествование, на мой взгляд, подкреплено фактами в достаточной мере, чтобы заслуживать серьезного рассмотрения. Кроме того, я уверен, что основные принципы , упомянутые в книге, имеют прочное основание в Священном Писании . Как реагировать на предложенную информацию и как поступать дальше – личное дело каждого. Ниже я привожу личные размышления о написанном и делюсь тем, как оно повлияло на мою собственную жизнь. Не знаю, насколько эти размышления применимы к другим. Я не стремлюсь оставить пример, которому все непременно должны следовать. На мой взгляд, уже тот факт, что Писание обходит стороной некоторые вопросы, должен охладить пыл тех, кто хотел бы настоять на своем понимании. То, что Христос, глава христианского собрания, – чей дух, наряду с духом Бога руководил апостолами и другими учениками в написании священных христианских текстов, – посчитал нужным оставить недосказанным столь многое по целому ряду важных (по крайней мере, с нашей точки зрения) вопросов, несомненно, очень показательно. Сюда относятся форма проведения христианских встреч, их частота и даже содержание. Как отмечалось в одной из предыдущих глав, описание из первого письма Коринфянам является, пожалуй, нашим самым полным источником знания о том, как проходили раннехристианские встречи, но и оно лишено на удивление многих подробностей. И хотя из писем апостолов видно, что в христианском сообществе были различные служители, выполнявшие те или иные необходимые задачи, в лучшем случае у нас есть лишь очень смутное описание их функций, которое невозможно считать исчерпывающим списком всех выполняемых в собрании действий. Короче говоря, если мы ожидаем найти в христианских Писаниях что–то вроде подробного справочника по созданию организации и управлению ею, то наши ожидания напрасны. По этой причине я считаю проявлением самоуверенности, когда кто–то из нас догматично высказывается по тем вопросам, по которым Бог посчитал нужным смолчать, выносит смелые решения по тем проблемам, по которым глава дома, Христос, не оставил своего мнения, и настаивает на том, что другие обязаны исполнять эти частные постановления. Нас призывают сохранять мир и порядок, но этого можно достичь путем взаимного уважения, не прибегая к назначению руководителей, обязательно наделенных формальной властью. Во всех жизненных ситуациях свобода неизменно является для общества испытанием – проверкой человеческого благородства, чистоты, преданности высоким принципам и идеалам. Только неумение проявлять такие качества приводит к тому, что авторитарное правление порой кажется привлекательным. Благодаря ему можно добиться порядка, но в то же время оно скрывает подлинную сущность людей. Напротив, свобода позволяет узнать настоящие качества и побуждения человека 1069 . |
| О. И. Елисеева: - Серьезно - не знаю, Дмитрий Михайлович. Наверное, конюшня потихоньку вычищается, и не только моими усилиями. Но давайте задумаемся вот о чём. О наших героях как таковых. О тех, кого мы приносим будущим поколениям «делать бы жизнь с кого». Делать её с товарища Дзержинского. Совсем недавно, жители Москвы отвергли идею восстановления памятника Дзержинскому на Лубянской площади. Д.М. Володихин: - И слава Богу. О. И. Елисеева: - Фонтан там все - таки будет. Фонтан, как говорили братья Стругацкие, нужен для размышлений. Не знаю, для каких размышлений он нам понадобится. Но наше маниакальное стремление ставить и защищать памятники тем людям, которые убили множество наших соотечественников, меня глубоко удивляет и, естественно, задевает. И тут возникает вопрос. Нас часто воспринимают, как народ неадекватный, странный. Со стороны, естественно, России. И во многих случаях я готова неадекватность и странность отстаивать. Но попробуйте все - таки посмотреть на нас со стороны. Народ не ненавидит тех, кто его уничтожал, кто убивал людей миллионами, а напротив - пытается отстоять их памятники, названия улиц, станций метро, например «Войковская». Сразу возникает вопрос. Мы, что, настолько сами себя не любим, мы хотим, чтобы нас убивали? Кто больше набил соотечественников - тому, получается, выше памятник? Получается, что так. А как же нас тогда в таком случае не считать странными? А с другой стороны, любой социальный опрос Левада- центра или каких-то официальных центров показывает, что наши с вами соотечественники больше всего на свете, больше кризиса, больше потери возможности пойти на работу и получить адекватную зарплату - больше всего на свете боятся социальных потрясений. Всё - таки не одним задним умом мы с вами крепки. Значит, мы помним за своими бабушками и прабабушками, что такое социальная революция. Д.М. Володихин: - И чего она нам стоила, и какой кровью. О. И. Елисеева: - И чего она нам в реальности стоила. Какой страшной крови она стоила стране. И значит, мы всё-таки помним. Так вот, эти два направления. Любим советские памятники с одной стороны. А с другой - всё-таки помним, что социальные потрясения вредны. Они постепенно расходятся. Постепенно в голове нашего с вами соотечественника, обывателя из тех, которые по замечательному выражению Екатерины II «Да опасно ходят», т.е. с опаской озираются вокруг себя, миросозерцание становится на свое место. |
| Поглумляхся, или – глумляхся (в ст. 7, от слова «глумитися» значит: «пустословить, насмехаться», и – в более серьезном значении – «беседовать, размышлять, толковать») здесь значит: «размышлял, говоря сам с собою». Стражба – то же, что «стража нощная» ( Пс. 89:5 ), т.е. время ночи, определяемое переменою стражи (см. Лк. 12:38 ). Слово возвеселихся с еврейского переведено: «трепещу». И потому в изречениях стиха 4 по связи с предыдущим открывается для нас такой смысл: в те минуты, когда душа псалмопевца не видела никакого утешения от людей, для него достаточно было вспомнить о Боге, как дух его приходил в радостный трепет, и он уже испытывал веселие сердца (возвеселихся). В таком трепетном состоянии он предавался долгим и глубоким размышлениям о судьбах Божиих, и на него снова нападали тоска и уныние, он упадал духом (малодушествоваше) и оттого впадал в такое смущенное и тревожное состояние духа, что не мог успокоиться ночным сном, целые ночи проводил без сна, так что очи его предупреждали ночныя стражбы (ст. 5), и он уже не мог произносить, как прежде, молитвенных воплей (и не глаголах). Тот же самый псалмопевец, который выше (ст. 2) сказал: гласом моим ко Господу воззвах, – теперь говорит: смятохся и не глаголах. Так это и бывает не только с богодухновенными певцами и пророками, но и со всеми вообще благочестивыми людьми, которых постигает глубокая скорбь. Они или пребывают в непрестанной усердной молитве, или отдаются всецело молитвенному глубокому размышлению и безмолвному внутреннему созерцанию. Пс.76:6–7 Помыслих дни первыя, и лета вечная помянух, и поучахся: нощию сердцем моим глумляхся, и тужаше дух мой. При размышлении о судьбах Божиих в истории народов вообще и в жизни каждого отдельного человека, я привел себе на мысль, говорит псалмопевец, и первые дни из истории еврейского народа, дни Моисея и Иисуса Навина, вспомнил и о временах древних прошедших веков (лета вечная), – о временах Авраама, Исаака и Иакова, патриархов избранного народа, и извлек из всех этих воспоминаний достаточно материала для поучения и размышления. Наилучшим для размышлений временем избрал ночную тишину, когда ни слух ничем не развлекается, ни взор никакими сторонними предметами не отвлекается, а тот и другой сосредоточиваются на размышлении о том предмете, каким озабочено сердце, не развлекаемое ничем внешним. «Я беседую с сердцем моим, и дух мой испытывает» (по пер. с евр.). В объяснение сих слов блж. Феодорит говорит: «Рассуждая ночью сам с собою, доведывался я, почему столько промышлял Бог о наших предках, и презирает нас злостраждущих?» с. 364]. |
| – А как относятся к появлению священника солдаты и полицейские? – Очень доброжелательно! Зачастую в сложной обстановке, лишенный привычного спокойствия и комфорта, человек вспоминает о Боге, Церкви. Когда не знаешь, что тебе готовит не только день грядущий, а следующая секунда, то начинаешь убеждаться в необходимости установлений доверительных и добрых взаимоотношений с Христом. Так что для очень многих из наших солдат и полицейских такие наши командировки – повод для размышлений о Боге и вечности. Для многих – и повод для очень серьезных размышлений и поступков. Так что нет худа без добра: даже опасность можно использовать как возможность приблизиться к Богу. Если уж в мирное время у нас это плохо получается… Хотя лучше бы получалось – глядишь, и надобность в опасностях бы отпала. А как наши встречают священников? – С радостью. Вместе с вологодскими ребятами в Хасавюрте были полицейские из Магадана, в Шалажи – из Ростова и Саратова. Видят, что к вологодским священник приехал, – идут все: «Батюшка, благословите, мы – на молебен». Всем радость – и священнику, и наши ребята тоже себя хозяевами чувствуют: все-таки «ихний» батюшка-то приехал. Думаю, давно уже прошло время дикарства, когда от священника бегали с полными ужаса глазами люди, накушавшиеся «антирелигиозной пропаганды». Сейчас ребята, а уж тем более в таких условиях, знают, для чего приходит священник. Нужно еще раз отметить, что служба в армии или в полиции в таких условиях – это хороший повод для качественного повышения духовной грамотности человека. Такие условия способствуют тому, что человек начинает интересоваться вещами гораздо более важными, чем то, какой рукой надо ставить свечку или из какого металла купить крестик. Люди задумываются над более серьезными – настоящими – вопросами духовной жизни. – Еще собираетесь ехать на Кавказ? – У священника принцип воинский: надо ехать – поеду. Даст Бог, получится. скрыть способы оплаты Смотри также Комментарии Кафолик 19 октября 2013, 18:21 Михайлович Игорь. |
| Я никогда не сомневался в том, что Тарковский большой художник. Смущало меня, в основном, отсутствие у него юмора. Но, по прошествии многих лет, хочется увидеть в изложении великих смыслов простоты. Желательно Евангельской. И если предлагать зрителю заглянуть в «Зеркало», то мы, конечно, можем увидеть и воспоминания о страхах и фобиях, а можем вспомнить о том, что самое красивое, что отражается в зеркале - это лик Христа. В Нем мы видим наш первообраз и нашу конечную цель: какими мы можем стать… А по поводу «кино, как молитва» мне кажется, что Тарковский, скорее, медитировал. Конечно, рассматривать творчество Тарковского нужно в контексте времени, но многие его идеи и находки, вне всякого сомнения, останутся надолго. Был на фестивале и фильм об антиподе Тарковского – Василии Шукшине (режиссер Юрий Малюгин «Василий Шукшин. Я пришел дать вам волю»). Понимание жизни у Шукшина, так сказать, «почвенное». Он и Тарковский - художники трагического взгляда на историю, культуру и место творческого человека в России. Идя разными путями (и эстетически и идейно), они искали ответы на самые глубокие и существенные вопросы жизни. Если эстет Тарковский замахнулся на глобальный охват: от времени Андрея Рублева до атомного века с его угрозой в одночасье уничтожить человечество, то масштаб Шукшина заметно скромнее. Погибать не обязательно от атомной бомбы. Можно и от бандитского ножа. Но в любом случае придется держать ответ за прожитую жизнь, в которой у каждого свое предназначение. Фильм о Солженицыне, «Новомученики» и многие другие, представленные на фестивале «Радонеж», дают очень серьезную «пищу для размышления». Совершенно очевидно, что мы стоим на пороге великих изменений. Какой путь выберет Россия? Православного возрождения, веры в Бога, спасения души и бессмертие или поклонения «золотому тельцу»? Этот выбор стоит перед всей страной и перед каждым из нас. Можно без преувеличения сказать, что фильмы нашего фестиваля помогают сделать верный выбор. В наших фильмах есть и мудрость, и лиризм, и сердечность. А, по словам писателя И.А. Ильина, все решается в нашем сердце и в нашей душе: «Русская идея – есть идея сердца. Вот главный источник русской веры и русской культуры. Вот главная сила России и русской самобытности. Вот путь нашего возрождения и обновления». |
| Судьба Православия стала частью знаменитого «восточного вопроса», в котором, как всякий знает, западные державы и их христианские «учреждения» приняли большое и далеко не бескорыстное участие. Где во всем этом оставалось хоть какое-то место для экклезиологического размышления, для серьезного и совместного изыскания канонической ясности? Не много найдется во всеправославной истории страниц более темных, чем те, которые относятся к Новому времени, бывшему для Православия – с несколькими замечательными исключениями – временем разделений, провинциализма, богословского склероза и, последнее, но не наименьшее, – национализма, который к этой поре был уже почти целиком «обмирщен» и, следовательно, проникнут языческим духом. Неудивительно, таким образом, что всякий вызов statu quo, сложившемуся порядку вещей, трагически незамечаемой и вошедшей в норму раздробленности должен был неизбежно принять форму взрыва. 8 Что именно Америка явилась поводом и центральной точкой такого взрыва – вполне естественно. Возможности открытого кризиса были очень малы, пока Православные Церкви жили в своих соответствующих «мирах» в почти полной разобщенности. То, что происходило в одной Церкви, почти не имело никакого значения для других. Так, своеобразная греческая «автокефалия» 1850 г. рассматривалась как внутреннее греческое дело, а не как событие, имеющее экклезиологическое значение для всех Церквей. То же отношение преобладало и в других случаях – при развитии сложных церковных событий в Австро-Венгерской империи, «болгарском расколе», чисто административном упразднении русским правительством – не Церковью – древней грузинской автокефалии и т. д. Все это была политика, а не экклезиология. Российское министерство иностранных дел, западные посольства в Стамбуле и Афинах, императорский двор в Вене, темные интересы и интриги фанарских семей 409 были в эти времена более важным фактором в жизни Православной Церкви, чем одинокие размышления о природе и сущности Церкви какого-нибудь Хомякова. В Америке, однако, этому положению суждено было дойти до «момента истины». |
| Sölle D. Stellvertretung. Ein Kapitel Teologie nach dem «Tode Gottes». Stuttgart; Berlin, 1965. S. 9. В этой очень толковой книге смущает то, как поразительно беспечно Доротея Зелле, защитница «расширяющегося критического сознания» (с. 189), обращается со словом, в особенности со словом «Бог». Несмотря на то что, согласно приведенной выше цитате, «смерть Бога» произошла в пределах последних двух столетий европейской истории, в книге вместе с тем утверждается, что «тихий» и «настойчивый голос» Христа еще и сегодня преодолевает безнадежность предоставленной самой себе жизни (с. 8), так что только без Христа у нас были бы основания «считать Бога умершим» (с. 179). Мне не очень понятно, почему голос Христа должен быть непременно тихим (согласно свидетельству керигмы, земной Иисус обладал громким голосом, могущим доходить до крика!); но у Зелле именно с тихим голосом Христа ассоциируется Бог в качестве надежды. «Единственным основанием веры в Бога сегодня может быть только то. что Христос отождествил себя с Богом» (с. 188). Сегодня, то есть после «смерти Бога», «опыт Бога» все-таки еще возможен именно благодаря представительству (Stellvertretung) Иисуса Христа, представительство (Vertretung) Бога через Иисуса Христа «стало единственно возможным опытом Бога» (с. 191). Если это верно (я вовсе не собираюсь это оспаривать), тогда «критическое сознание» нашей эпохи с необходимостью нуждается в подобающем критическом размышлении о подлинном источнике темы смерти Бога, чтобы в этом размышлении также и слово «Бог» было удостоено чести быть воспринятым как слово со всей серьезностью. И если я не ошибаюсь, намерение автора состояло как раз в том, чтобы сделать слово «Бог» понятным нашему времени. Я отношусь с уважением к идее богословия «после смерти Бога», но все же ожидаю, что критическое сознание после смерти Бога будет заниматься не только самим собой. Как раз после смерти Бога оно должно быть обращено к смерти Бога, а потому – и к самому Богу. Мне кажется, что в этом вопросе необходимо достигнуть ясности. Именно этой цели должен послужить настоящий доклад. Только в попытке понять друг друга взаимное противоречие приобретет наибольшую отчетливость и остроту и благодаря этому станет плодотворным. Представляется, что данное противоречие даст себя знать с достаточной ясностью в вопросе о возможности и необходимости самоидентификации человека и Бога. |
| Позднее была добавлена еще одна стадия - подготовка, занимающая место между обдумыванием и действием. Стадия поддержки считается наиболее важной, так как потребитель наркотиков нуждается не только в поддержке со стороны обслуживающего персонала, но и со стороны значимых других лиц 70]. Таким образом, окончательно сложилась модель из пяти стадий. 1. Стадия предразмышления (предобдумывание, предсозерцание) На этой стадии индивид ещё не имеет серьезного намерения изменить свое вредное для здоровья поведение, по крайней мере, в ближайшие полгода. Этот срок был выбран в качестве критерия, поскольку он представляется максимальным для планирования каких-то изменений поведения в будущем. Важно отметить, что человек, находящийся в стадии предобдумывания, обычно стремится избежать контактов, которые могли бы помочь в изменении образа жизни. Он не проявляет интереса к предлагаемым методам самопомощи и не склонен к обсуждению своих вредных привычек. Используя термины теории принятия решений, можно сказать, что индивид склонен преувеличивать положительные стороны своего образа жизни и недооценивать степень риска. 2. Стадия размышления (обдумывание, созерцание) Стадия размышления - это период, когда человек начинает всерьез рассматривать возможность изменения своего вредного для здоровья поведения в ближайшие полгода. На этой стадии индивид обычно оценивает «за» и «против» своего образа жизни как примерно равные (и имеющие высокую ценность). Поэтому, хотя обдумывание изменения поведения и имеет место, результаты могут оказаться амбивалентными. 3. Стадия принятия решения (подготовка) Стадия подготовки начинается, когда человек намерен изменить свое поведение в течение ближайшего месяца. Обычно на протяжении года перед этим какие-то попытки уже предпринимались, и теперь делаются, может быть, небольшие, но важные шаги в новой попытке изменения поведения. В терминах баланса решений на стадии подготовки «за» перевешивают «против», хотя и те, и другие все еще высоки. 4. Стадия действий К стадии действия относится полугодовой период, следующий за решительным изменением образа жизни и характеризующийся стабильным сохранением нового стиля поведения. |
|
|
