| Епископы Евлампий и Евгений оказывали особенное благоволение к Оптиной пустыни. Преосвященный Евлампий даже желал провести в обители остаток своих дней, специально для него была построена особая келья. Очень важной вехой в истории Оптиной пустыни был приход к власти митрополита Филарета, который поддерживал установление старчества в монастыре. Именно он основал в 1821 г. при пустыни скит во имя Св. Иоанна Предтечи, первого " новоблагодатного " пустынножителя. Филарет позвал туда отшельников из Рославльских лесов - Моисея и Антония, а также трех других монахов. Это были праученики Паисия Величковского, который видел в старчестве важнейший способ возрождения душ человеческих. В 1829 г. старчество было введено в Оптиной при содействии ее тогдашнего настоятеля, о. Моисея. Оптина пустынь была последней обителью, где ввели старчество. В 1821 г. в монастыре за монастырской рощей был устроен скит. Здесь селились особо сподобившиеся " пустынники " - люди, которые многие годы провели в совершенном уединении. Когда он устраивался, вокруг него было запрещено рубить лес, " дабы навсегда он был закрытым " . Здесь еще целы домики, где останавливались Гоголь и Достоевский. Сохранилась деревянная церковь Иоанна Предтечи (1822 г.), срубленная из того самого леса, который рос на месте скита. Оптина Пустынь знаменита своей заботой о неимущих, сиротах, приемом паломников, своими школами и госпиталями. Богослужения в обители длились по 8 часов, что составляло по словам о. Сергия Четверикова " университет для русского народа " . Но от бесчисленного множества таких же монастырей Оптину отличает именно исключительное влияние ее старцев. Старчество в Козельской Введенской Оптиной пустыни было введено позже всех старческих обителей. Нам известны имена, наверное, всех старцев, живших в Оптиной за всю недолгую ее историю: иеросхимонах Лев (Наголкин; ум. 1841), иеросхимонах Макарий (Иванов; ум. 1860), схиархимандрит Моисей (ум. 1862), иеросхимонах Амвросий (Гренков; ум. 1891), иеросхимонах Иосиф (Литовкин; ум. 1911), схиархимандрит Варсонофий (Плеханков; ум. 1913), иеромонах Анатолий (Зерцалов; ум. 1894), иеромонах Анатолий (Потапов; ум. 1922), иеромонах Нектарий (ум. 1928). В наши дни их подвиг продолжал живший в Караганде схиархимандрит Севастиан (Фомин; умер 19 апреля 1966 г.). |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание Прмч. Исаакий (Бобраков). Фотография. 1915 г. (архив Оптиной пуст.) (Бобраков Иван Николаевич; 1865, дер. Остров Малоархангельского у. Орловской губ.- 8.01.1938, близ Тулы), прмч. (пам. 26 дек., в Соборе новомучеников и исповедников Российских и в Соборе Оптинских старцев), архим. Из крестьянской семьи, его отец стал схимонахом Оптиной в честь Введения во храм Пресв. Богородицы пуст. Иван научился в сельской школе чтению и письму. В 1884 г. поступил послушником в Оптину пуст. Нес клиросное послушание. 17 дек. 1897 г. определен в братию пустыни. 7 июня 1898 г. пострижен в монашество с именем Исаакий, 20 окт. того же года рукоположен во диакона. 24 окт. 1902 г., в день освящения Казанского собора Шамординского Амвросиева в честь Казанской иконы Пресв. Богородицы мон-ря , Калужский еп. Вениамин (Муратовский) рукоположил И. во иерея. После кончины прп. Амвросия (Гренкова) его духовником был старец прп. Иосиф (Литовкин) . После смерти 30 авг. 1914 г. настоятеля Оптиной пуст. схиархим. Ксенофонта (Клюкина) И. был избран новым настоятелем. 7 нояб. того же года назначен на должность с возведением в сан игумена, с 16 нояб. архимандрит (при перечислении настоятелей Оптиной пуст. И. нередко называют Исаакием II, чтобы отличать его от прп. Исаакия (Антимонова) ). При И. в авг. 1915 г. обитель посетил свт. Макарий (Невский) , митр. Московский, в апр. 1916 г.- вел. кн. Дмитрий Константинович, кнж. Татьяна Константиновна и кн. Константин Константинович. С кон. 1913 г. в Оптиной пуст. на покое жил Михей (Алексеев) , бывш. еп. Уфимский. Формально он не участвовал в монастырском управлении, но оказывал на И. психологическое давление, отличаясь тяжелым характером. И. принадлежала инициатива объединить часовни над погребениями оптинских старцев в одно теплое помещение с крышей (проект не был осуществлен). По его же идее в Оптиной пуст. были подготовлены к изданию материалы для Жития прп. Льва (Леонида) (Наголкина) (напечатаны в 1917 в типографии Шамординской обители). |
| Старец Варсонофий, бывший в это время послушником Павлом и духовным чадом отца Анатолия, записал о его совместной службе с отцом Иоанном: «Когда началась литургия, отец Иоанн увидел, что с батюшкой отцом Анатолием служат два Ангела. Неизвестно, видел ли их сам батюшка отец Анатолий или нет, но отец Иоанн ясно видел их» 363 . В сентябре 1893 года отец Анатолий в последний раз посетил Шамордино, – служил, все осмотрел, всех обласкал и утешил. А в октябре вышел в последний раз в окружающий скит лес, немного походил, поглядел на монастырь и сказал: «Прощай, Оптина!». Затем, как бы к разумным, обратился к соснам: «Сколько вы переслушали звону, сколько раз видели великих старцев, проходивших здесь возле вас!» 364 . 15 декабря отец Анатолий келейно принял постриг в схиму. Он уже не вставал с кресла. Ему служили, по благословению преосвященного, шамординские сестры. Он всех принимал, со всеми прощался. Получил телеграммы от Великого князя Константина Константиновича и отца Иоанна Кронштадтского ... 25 января 1894 года он, будучи в полузабытье, благословил читать отходную, провозгласив: «Благословен Бог наш!». Во время чтения с миром отошла ко Господу его любвеобильная душа. Гроб его простоял ночь в скитском храме Иоанна Предтечи, а потом был перенесен братией в монастырь, где были совершены панихиды и отпевание. Место последнего упокоения старца Анатолия – между Введенским и Казанским соборами. Еще во время болезни отца Анатолия, в конце 1893 года, по желанию всей братии настоятель Оптиной пустыни архимандрит Исаакий представил на усмотрение преосвященного иеросхимонаха Иосифа на должности духовника и скитоначальника, что и было утверждено указом консистории от 25 марта 1894 года. Отец Иосиф (Литовкин) стал духовником и шамординских сестер. Слепая шамординская игуменья мать Евфросиния после старца Амвросия стала полностью доверять отцу Иосифу. Сама опытная наставница (бывшая на восемь лет старше отца Иосифа), она во всем относилась к преемнику старца Амвросия, ездила к нему, писала – сама, ощупью, карандашом по линейке. Он же навещал сестер в Шамордине дважды в год – Петровским и Успенским постами. Каждый его приезд длился лишь один день: к вечеру, как бы ни было поздно, он уезжал в Оптину. За несколько уже лет до кончины он совсем перестал бывать в Шамордине: не позволяли недуги, месяцами не выпускавшие его за порог келии. |
| В двадцать один год он попадет в Бутырки вновь – уже как арестант. Еще двадцать три года спустя, летом 1945-го, в Бутырское отделение русского Мертвого дома попадет, после четырехмесячного следствия на Лубянке, А.И. Солженицын. Камеры останутся прежними, но церковь , где давно уже никто не служил и не молился, станет как бы расширением тюрьмы, и в просторные церковные помещения тюремное начальство будет набивать по две тысячи «лишних» арестантов, ожидавших пересылку и этап 31 . Детские воспоминания и радости Сергея Фуделя были неразрывно связаны с Оптиной пустынью, подарившей ему и первое чувство родины. Когда мальчику было пять лет, отец взял его с собой в Оптину пустынь. В памяти остались безоблачные летние дни, крестный ход вокруг монастыря и изумительное чувство праздника среди полей, под голубым небом. «Есть особое чувство детского благополучия, когда “все хорошо” и “папа с мамой рядом”. Вот это чувство живет у меня от того крестного хода среди полей под широкий монастырский благовест» 32 . В ту, первую поездку в Оптину, запомнилась дорога в Шамордино – Казанскую женскую монашескую общину, основанную в 1884 году стараниями оптинского старца пре подобного Амвросия, в 12 километрах от Оптиной пустыни. В удобной пролетке мальчик сидит у ног отца, кругом широкие калужские поля, встречные богомолки низко кланяются при встрече с ними, отец Иосиф им отвечает... Особый мир скита, дорожка из цветов у деревянной церкви, чистота монастырских келий, улыбающиеся глаза оптинского старца Иосифа (Литовкина) , ученика и преемника Амвросия Оптинского – таким было первоначальное ощущение красоты мира. «Кто хоть раз побывал в его келье, посмотрел в его дивные по особенному выражению глаза, услышал его тихий, тихий голос, видел его радостную улыбку, не сходившую никогда с изможденного лица, тот уносил с собой то непередаваемое словами ощущение особой благодарности, которое переживать можно было только в Оптиной... Достаточно было посмотреть на него, чтобы увидеть, как в зеркале, свой лик, искаженный буйным мирским нетерпением и гордостью, и устыдиться себя. Но что особенно покоряло в отце Иосифе – это его безграничная любовь, покрывавшая собою всякую человеческую немощь. Страшно ослабевший, изможденный и постом, и болезнью, приковавшей его на много лет к постели, отец Иосиф встречал каждого входившего в его келью такою светлою, радостною улыбкой, как будто он только что был в раю и хочет нам, беспокойным и мятущимся, передать оттуда нечто непередаваемое» 33 . Это строки из некролога, написанного отцом Иосифом Фуделем на смерть оптинского старца Иосифа; в этих строках и заключалось то, что С.И. Фудель и его священник-отец понимали как «оптинский дух». Оптинский дух, или истинное монашество, – сродни первохристианству, вечно живому и никогда не прекращающемуся. Это чувство, полученное от отца и оптинских старцев, Сергей Фудель вынес из детства. |
| – «Ведь это так неинтересно». – Но где я ее ни читал, она проходила всегда при переполненной аудитории, а в некоторых местах ее даже приходилось повторять по два раза. Другой случай посмертного влияния старца мы видим в следующем эпизоде: Одна молодая девушка, очень религиозная и серьезная, стремилась всей душой в монастырь. По окончании гимназии, одна сделалась учительницей, а сама, между тем, стала присматриваться и прочитывать всевозможные описания разных женских обителей, но никак не могла остановиться в выборе. Много прочла она очень пространных и интересных описаний монастырей и их основательниц, но все что-то говорило ей, что это – не ее место, что не здесь ей быть, а где? Она не могла дать себе ясного отчета. В 1891 г., перелистывая полученный журнал «Нива», она увидала портрет о. Амвросия Оптинского и очень коротенькую при нем заметку о том, что старец этот скончался в устроенной им Казанской женской общине. Несмотря на то, что изображение старца Амвросия в журнале было довольно плохое, оно поразило молодую девушку. Взгляд его проницательных и вместе бесконечно добрых глаз даже с картинки проник прямо ей в душу, и она тут же почувствовала, что должна быть в обители, основанной этим старцем. В журнальной заметке ни о самом старце, ни об обители ничего особенного сказано не было, но в душе ее уже сложилось твердое решение. Вскоре она, тайно от матери, уехала в Оптину пустынь, а оттуда в Шамордино, где и осталась навсегда. После кончины праведного старца Амвросия, его место занял тоже не менее известный среди верующих посетителей Оптиной пустыни, его бывший келейник, старец Иосиф. Исследуя довольно подробно и хорошо составленную биографию этого старца, изданную Казанско-Амвросиевскою женскою пустынью, можно без опасения преувеличения сказать об этом подвижнике духа и любви к ближнему, что «весь он был создан для служения Господу». Родившись в 1837 году в семье благочестивых, простых, очень умных людей: Ефима Емельяновича и Марии Васильевны Литовкиных, Ваня Литовкин, так звали в миру старца Иосифа, – с самого раннего возраста определился своей нежной, чуткой душой, умевшей особенно быстро схватывать, понимать и чувствовать чужое горе, а затем – таким исключительным благонравием и любовью к церкви, к Слову Божию, что очень многие замечали на нем особую печать благоволения Божия, а некоторые прямо говорили, что из этого ребенка выйдет что-нибудь «необыкновенное». |
| Кто из знавших батюшку о. Иосифа еще простым монахом и келейником старца Амвросия не помнить, как он выходил изредка на женскую половину хибарки: смиренная поступь, опущенные глаза, краткий ответ с поклоном и всегда неизменная скромно приветливая улыбка... и ничего выдающегося, бьющего в глаза. Но тем не менее, и тогда все как-то безотчетно проникались к нему особым уважением, – в нем чувствовалось что-то такое, что ставило его выше других. В то время у старца о. Амвросия был еще старший келейник о. Михаил; он при выходе в женскую хибарку любил поговорить, рассказать что-нибудь поучительное. Тогда хибарка оживлялась, – задавались разные вопросы и даже слышался иногда легкий, сдержанный смех. Но когда выходил о. Иосиф, то, наоборот, все стихало, все становились серьезными, и многие доверчиво сообщали ему свои скорби, или поручали что-либо передать старцу. I. Жизнь в миру Старец иеросхимонах Иосиф, в мире Иван Евфимович Литовкин, родился в 1887 г. 2 ноября, в с. Городище, Старобельского уезда, Харьковской губ. Родители его Евфим Емельянович и Марья Васильевна Литовкины были люди простые, но очень благочестивые, добрые и умные. Отец его 17 л. быль в своем селе головой 1 и пользовался большим уважением и любовью. Как он, так и его жена были очень» милостивы к бедным, – они раздавали свои достатки щедрой рукой и даже нередко тайно друг от друга. Евфим Емельянович давал в долг, кто нуждался в деньгах и, случалось, что так и не получал их обратно. Любил принимать в свой дом сборщиков монахов, и непременно каждому из них подавал на обитель 5 р. золотом. По старинному обычаю они очень любили ходить в храм Божий и читать духовные книги, особенно жития святых. У них было шесть человек детей – три сына и три дочери. Когда родился второй сын, то родители назвали его Иоанном, в честь св. Иоанна Милостивого, к которому имели особенное усердие. Истинно любя своих детей, они не столько старались дать им земное богатство, сколько сокровище небесное, а потому и воспитывали их в страхе Божием, в благочестии и повиновении. Отец был очень мягкого характера, а мать была построже. Дети ее очень боялись, но и любили, также как и она их. Отец больше всех любил Иоанна, который и лицом был похож на него. Однажды он взял его с собой покататься на дрожках и за какой-то каприз наказал его дорогой. После нежный отец долго жалел об этом, говоря: «эх, хлопца-то я ударил». |
| И он послушался. А когда он и старцу Амвросию, придя в Иоанно-Предтеченский Скит, сказал, что собирался-то не сюда, а в Киев, то старец слегка стукнул его сухонькой ручкой по голове и сказал: – Зачем тебе в Киев… Оставайся здесь. – Благословите, – только и вымолвил юноша. И остался в Оптинском Скиту. До конца жизни. 3. Как начиналась жизнь старца Отец и мать о. Иосифа были крестьяне, звали их Ефим Емельянович и Мария Васильевна. Фамилия их была Литовкины, – она происходила от слова «литовка» – это была самая распространенная в русском крестьянском хозяйстве коса. Они много трудились и всегда помогали бедным, раздавая достатки щедрой рукой. Они постоянно посещали храм. Молились и дома, а еще читали духовные книги, Священное Писание и Четьи-Минеи. Шестерых своих детей воспитывали с любовью, но в строгости и страхе Божием. Будущий старец о. Иосиф был в семье вторым по старшинству сыном. Родители назвали его именем почитавшегося ими святого – Иоанна Милостивого, готовившего еще при жизни себе сокровища на Небесах, раздавая имение бедным. У отца была добрая и мягкая душа. А мать, хотя и была тоже добрая, но отличалась большой строгостью. Дети ее любили, но и побаивались, а значит, и слушались с первого слова. Всех их от мала до велика она брала с собой в храм, а они и не скучали на службе – им тут всё было по душе. Иван даже и на клиросе пел. «Помню, как, бывало, мать будит меня, – вспоминал старец Иосиф, – чтобы идти к утрене или обедне, а мне не хочется рано вставать с постели; но делать нечего, надо было вставать. Зато в церкви и после весь день так было мне хорошо и весело на душе!» И еще рассказывал: «Дома тоже мать заставляла меня читать акафист Спасителю или Божией Матери. Иногда, бывало, стоишь, молишься, а в окно увидишь: ведут медведя по улице, шум, народу много, и страшно так станет, и еще усерднее начнешь молиться». Кто-то спросил старца в этом месте его рассказа: «Неужели нельзя было подойти к окну и поглядеть на диковинку?» – «Нет, – ответил старец, – этого нельзя было. У нас мать строгая была». |
| Расскажем, однако, о начале жизни старца Анатолия. Село, где он родился, где служил в храме великомучеников Никиты и Георгия Победоносца его отец, диакон Моисей Петрович Копьёв, находилось в Калужской губернии, недалеко от Пафнутьев-Боровского монастыря. Отец диакон и супруга его, Анна Сергеевна, имели крестьянское хозяйство и совершали весь круг сельских годовых работ, как и прочие жители села. Первенец их, сын Алёша (будущий старец Анатолий), родился 6 марта 1824 года. Детство и отрочество его, как вспоминал он, было весьма счастливое, истинно русское и православное: с ранних лет он в храме, в поле с родителями, видит пахоту, сев, уборку хлеба, покос на лугах, труды родителя возле ульев на домашнем пчельнике, на богомолье с родителями в монастырях Калужской епархии – Пафнутьев-Боровском, Лаврентьевском, Оптиной пустыни и часто – в Троице-Сергиевой Лавре... Отрок рано обучен был церковнославянскому чтению, Часослов и Псалтирь были его любимыми книгами. Когда у него появились сестры (их было пятеро), он и их учил всему, что сам узнавал. Родители по-доброму воспитывали его, а это не исключало и наказаний, которые были необходимы в раннем его возрасте за нехорошие поступки, чтобы уж не повторялись никогда потом... Они впоследствии и действительно не повторялись. Восьми лет он был помещен в Боровское духовное училище. Учась, жил на квартире. Хозяева квартиры полюбили тихого и умного отрока как родного, ухаживали за ним и в дни его болезни. Двенадцати лет он был переведен в духовную семинарию и окончил ее третьим по успеваемости студентом. Ему хотелось уйти в монастырь. Он читал духовные книги, особенно творения святого Ефрема Сирина и святителя Иоанна Златоуста . Был случай, когда он тайно покинул семинарию и ушел, собираясь добраться до Рославльских лесов, где, как он знал, подвизалось множество отшельников. Но при выходе из Калуги его застала гроза, превратившаяся вскоре в настоящую бурю, идти не было возможности, и Алексей возвратился в семинарию. Он подумал, и верно не ошибся, что это Господь заградил ему путь, в который он отправился преждевременно. |
| Такие попытки стать членом Церкви были у писателя несколько раз. Толстой не менее шести раз за свою жизнь приезжал в Оптину пустынь, встречался со старцем Амвросием и другими старцами, беседовал с ними. Но после духовного переворота, который сам Толстой датирует 1881 годом, он решил для себя, что вся его жизнь делится на две части — то, что было до 1881 года, и после 1881 года. После этого он уже твердо и последовательно дистанцируется от Православной Церкви. — Перед смертью он тоже посетил Оптину пустынь? — К сожалению для всех нас, он не нашел в себе силы переступить порог Оптинского скита, где мог встретиться с двумя замечательными старцами, которые там в этот момент находились — это старец Иосиф (Литовкин) и старец Варсонофий (Плиханков). Существует очень интересное описание свидетелей, двух оптинских послушников, которые видели собственными глазами, как Толстой несколько раз подходил к скиту Оптиной пустыни, но что-то помешало ему первому зайти в скит и попросить о беседе. Потом он говорил своей сестре, что, если бы его позвали, он бы пошел. Это было приблизительно за 10 дней до его смерти, в конце октября 1910 г. Он уехал из Ясной Поляны 28 октября и приехал в Оптину пустынь. Уже потом он поехал в Шамордино к сестре, монахине Марии, после чего поехал по железной дороге, причем складывается впечатление, что сам не очень понимал, куда, и вынужден был из-за болезни сойти на станции Астапово. Похороны Льва Толстого. Ясная Поляна. 1910 год. Фото из архива РИА-Новости. — Куда он поехал? — А вот куда он поехал — это до сих пор для исследователей большой вопрос. То ли он хотел поехать к своим последователям куда-то на юг, то ли куда-то еще. — Почему же сами монахи не пригласили Толстого переступить порог Оптинского скита? Или они просто не знали, что он пришел? — Тоже не совсем ясно. Дело в том, что старец Иосиф, с которым Толстой был лично знаком и с которым у него были, по всей видимости, теплые отношения, был очень болен в тот момент. То ли он просто по физическому своему состоянию не мог к нему выйти, то ли ему не передали, что Толстой приехал. Эта встреча, к сожалению, не состоялась. Но когда Толстой уже сам лежал больной на станции Астапово, старец Иосиф прислал из Оптиной пустыни телеграмму, что он готов к нему выехать для беседы. И очень большая беда заключается в том, что люди, окружавшие в этот момент больного Толстого, не показали ему эту телеграмму. |
| подстрочные примечания) и передана его духовной дочери, бывшей ученице Гоголя, М. П. Вагнер (рожд. Балабиной), которая передала письмо Плетневу. Письмо датируется февралем-мартом 1847 г. Позднейшая (исправленная) редакция письма была впервые напечатана (без указания авторства) начальником Оптинского скита иеросхимонахом Иосифом (Литовкиным) в статье «Н. В. Гоголь, И. В. Киреевский, Ф. М. Достоевский и К. Леонтьев пред старцами Оптиной Пустыни» (М., 1897/Отд. оттиск из журнала «Душеполезное Чтение». 1898. 4.1. С. 157–162; см. также: Соколов Л. Епископ Игнатий Брянчанинов . Ч. 2. Приложения. С. 120–122). Получив отзыв святителя Игнатия, Гоголь 9 мая н. ст. 1847 г. отвечал Плетневу: «Что касается до письма Брянчанинова, то надобно отдать справедливость нашему духовенству за твердое познание догматов. Это познание слышно во всякой строке его письма. Все сказано справедливо и все верно. Но, чтобы произнести полный суд моей книге, нужно быть глубокому душе-ведцу, нужно почувствовать и услышать страданье той половины современного человечества, с которою даже не имеет и случаев сойтись монах; нужно знать не свою жизнь, но жизнь многих. Поэтому никак для меня не удивительно, что им видится в моей книге смешение света со тьмой. Свет для них та сторона, которая им знакома; тьма та сторона, которая им незнакома...» Смысл последней фразы Гоголя («...тьма та сторона, которая им незнакома...»), болью которого было «страданье той половины современного человечества, с которой не имеет и случаев сойтись монах», объясняется вполне из отправленного им в тот же день, 9 мая н. ст., письма к отцу Матфею Константиновскому, где писатель, говоря о « Выбранных местах...», что в них есть «душевное дело, исповедь человека, который почувствовал сильно, что воспитанье наше начинается с тех только пор, когда кажется, что оно уже кончилось», замечал, что «там изложен отчасти и процесс такого дела, понятный даже и не для христианина, несмотря на неточность моих слов и выражений, непонятных для не страдавшего теми недугами, какими страждут неверующие люди нынешнего времени». |
|
|
