| Указанную задачу, думается, вполне удалось решить в данной главе. Глава VIII. Реформатор в роли историка: «Шведская хроника» Олауса Петри § 1. Роль исторических трудов в жизни и творчестве Олауса Петри Цель заключительной главы предлагаемой читателю монографии – проанализировать, как духовный лидер шведских реформаторов Олаус Петри проявил себя в качестве историка; она открывается разделом о роли истории в деятельности и творчестве «Местера Улофа». Далее представлена историография «Шведской хроники», прослеживается содержание как извеных трудов, так и редких работ. В следующих разделах я освещаю прос о публикациях и источниковедческих исследованиях «Шведскхроники» и привожу результаты собственной научной работы с руписями – в частности, с манускриптами, хранящимися в Российской национальной библиотеке (Санкт-Петербург). Важность указанной работы с российскими рукописями обусловлена тем, что мною впервые предпринято исследование всех четырех списков хроники Олауса Петри, хранящихся в Санкт-Петербурге. Дальнейшие разделы посвящены историческому содержанию «Шведской хроники» и ее ключевым идеям. Некоторые выводы носят полемический характер и апробированы в российской и зарубежной научной периодике. Основные факты биографии Олауса Петри освещены в предыдущих главах данной книги. Здесь необходимо дать очерк тех событий и этапов его пути, которые связаны с историческими штудиями. К таким этапам следует, вероятно, отнести учебу в Виттенберге в годы, когда там преподавал Филипп Меланхтон, который, как известно, являлся не только выдающимся богословом и реформатором, но и крупным историком. Меланхтон был страстно увлечен историей, пропагандировал эту отрасль знания в своих сочинениях и лекциях. Весьма вероятно, что его устное и печатное слово произвело впечатление на Олауса Петри, вдохновило его на создание собственного исторического труда. Следующая важная веха в становлении Олауса как историка – первые годы после возвращения на родину. И здесь значимым обстоятельством оказалось то, что Олаус поступил на службу именно к стренгнесскому епископу. |
| Далее мы встречаем еще немало примеров, когда дополнения, принадлежащие «руке В», будучи внесены в хронику, нарушают последовательность и цельность. К таким дополнениям относится вставка в начале хроники о том, что в древней Швеции были одновременно два конунга. Не вполне логично пояснение к рассуждениям о королях XIII в. – Эрике и Биргере 682 . Небольшие сбои логики имеют место в повествовании о правительнице Маргрете 683 . Иногда дополнения, хоть и вписываются в текст, но все же приводят к несколько неожиданным переходам. Пример тому – концовка предисловия. На протяжении предисловия главная тема – польза и истина. В конце же звучит строгая отповедь тем, кому может прийтись не по душе суровая правда истории. Концовка явно добавлена, написана на злобу дня, остро полемична, контрастирует с остальным текстом, имеющим более дидактический, отвлеченный характер. Экскурсами являются некоторые вставки о древнем праве – о «языческом законе» и о человеке, продавшем всю землю – «allsälla». Этим дополнениям отведена роль отступлений от основного повествования. К противоречию привело добавление, касающееся формулы «Litureisi», которая (в различном написании) часто встречается на рунических камнях. К изначально ошибочным рассуждениям добавлена правильная трактовка. Но прежнюю версию писец не удалил. Две интерпретации – неправильная и правильная – стали сосуществовать в одном тексте. Есть и пример, когда дополнение, внесенное «рукой В», привело к неточности. У Олауса есть ссылка на некую «Вендскую хронику». «Рукой В» вписано пояснение: речь идет о хронике Гельмольда. На самом деле, Олаус сослался не на Гельмольда, а на другого историка – Альберта Кранца. Дополнения, внесенные в список D 407 «рукой В», интегрированы в текст лишь частично. Во многих случаях они выступают в качестве уточнений, примечаний. Не исключено, что правка внесена при участии Лаврентиуса Петри. Он упомянут Густавом Васой в числе лиц, которые оказывали «местеру Улофу» помощь в переписке и распространении хроники. К Лаврентиусу обращены письма короля с критикой «Шведской хроники». К тому же Лаврентиус был единомышленником брата и притом главой шведской церкви. Это придавало ему авторитет и налагало ответственность за судьбу произведения, которому надлежало просвещать людей. Очевидно, что сотрудничество Лаврентиуса Петри и Олауса Петри распространялось на исторические штудии. Об этом свидетельствует один из документов шведской Реформации – комментарий Лаврентиуса Петри к Вестеросским резолюциям 1527 г. Там Лаврентиус упомянул некие памятники канонического права, на которые ссылался и Олаус Петри. В том же комментарии приведены рассуждения о древней истории Швеции, близкие по тематике и духу к «Шведской хронике» и сходные с высказываниями Густава Васы (советником которого по исторической части, вероятно, был Олаус Петри). Очевидно, Олаус и Лаврентиус обменивались суждениями, идеями; возможно, пользовались одними и теми же источниками. |
| Заключительный раздел главы посвящен «сквозным» темам, мотивам и идеям «Шведской хроники». Петри назвал свой труд «скромным», следуя древней традиции. В действительности, хроника «местера Улофа» лишь отчасти компилятивна, а отчасти – самостоятельна. Характерно, что Олаус считал себя не только последователем других авторов, но и новатором. Он стремился писать по-новому; прежде всего – беспристрастно, ведь цель историка – истина. Символично, что в ранней редакции хроники, в посвящении «местер Улоф» желает читателям «знания истины» – «sanningens kunskap». Олаус Петри воплотил принцип «история – учительница жизни». Для шведской историографии подобный дидактизм был еще новшеством. Как показал У Ферм, на Олауса в этом отношении могли повлиять античные историки, например, Полибий, а также современники – Филипп Меланхтон. Многие доводы, приведенные Фермом, убедительны. В то же время с отдельными его утверждениями можно не согласиться. Так, по Ферму, Олаус Петри требует, чтобы действия исторических лиц оценивались в категориях той эпохи, когда они жили. На самом деле материал хроники не подтверждает это мнение. Неудачно и высказывание Ферма о том, что Олаус требовал «эмпирических доказательств». Как правило, вспорных случаях Петри просто отдавал предпочтение версии, которую считал правдоподобной. Возникают возражения и при знакомстве с рассуждениями Ферма и Вестина о том, как в Олаусе Петри сочетается историк и реформатор. В действительности, как уже говорилось, в «Шведской хронике» почти нет проповеди идей Реформации. В «Шведской хронике», впрочем, присутствуют рассуждения на религиозные темы. Так, интересна топика «чудесного», трактовка которой в данном случае традиционна для средневековой хронистики, но испытала и влияние Ренессанса. С концепцией чуда отчасти связана идея постоянства и непостоянства мира. Также и она в «Шведской хронике» вполне традиционна. Далее, для Олауса история Швеции – это, в значительной степени, история взаимоотношений народа и правителя. По Петри, власть государя – от Бога, но при этом (и в силу этого) правитель и подданные связаны обязательствами друг перед другом. |
| Ставенов констатировал: «Шведская хроника» широко распространилась в списках и, судя по всему, вызвала интерес – тем более что была написана по-шведски, простым, ясным языком, который прекрасно воспринимается по сей день. Хроника Олауса Петри, в отличие от аналогичных трудов предшественников и современников автора, объективна, толерантна; отсутствует ненависть к противникам – датчанам, нет тенденциозности в изображении Кальмарской унии. Схожую терпимость и непредвзятость Олаус демонстрирует в отношении средневековых священнослужителей – хотя от него как реформатора, последователя Лютера, можно было ожидать резкой критики в их адрес 642 . Наряду с достоинствами Ставенов отметил недостатки. По мнению ученого, Олаус Петри воспринимал древность как аналог современности, не осознавая, что в ходе исторического развития общество меняется. Хроника, считал исследователь, не вполне цельна; некоторые фрагменты, например, сообщения о монетном деле или о торговле, носят характер экскурсов, не интегрированных в повествование. В «Шведской хронике», по мнению Ставенова, почти нет исторических портретов: действующие лица похожи друг на друга 643 . Главные достоинства хроники, подчеркивает ученый, заключались в критике источников, в объективности повествования. Изначальная цельОлауса Петри являлась просветительской. Однако автор вышел за рамки поставленной задачи, создал новаторское произведение, которое лишь спустя несколько столетий было оценено по достоинству 644 . Спустя небольшое время, в начале XX в., увидела свет еще одна работа, в которой уделено внимание «Шведской хронике» Олауса Петри – книга Г. Лёва об историографии древней истории Швеции 645 . Правда, в данном случае исследователя интересовали только предисловие и та часть произведения, где говорится о раннесредневековой шведской истории. Тем не менее, работа Лёва представляет значительный интерес и в контексте оценки «Шведской хроники» в целом. Лёв подчеркнул, что повествование Олауса Петри подчинено ключевой идее: создание исторических трудов должно служить просвещению и воспитанию. Стремление к объективности, которое исповедовал Олаус Петри, по мнению Лёва, являлось для «местера Улофа» прикладной задачей, средством достижения основной цели – практической пользы. С этим связана третья задача – в данном случае также прикладная: отбор вызывающих доверие сведений и критика необъективных, пристрастных авторов 646 . |
| Повествование Олауса Петри о зрелом и позднем Средневековье существенно отличается от рассказа о раннем периоде шведской истории. Оно более объемно, насыщено, построено на широком круге источников. Освещая этот период, Олаус многое заимствовал у Эрикуса Олаи, но в дополнение к основному источнику использовал другие нарративные памятники – особенно рифмованные хроники, а кроме того, актовый материал и древние законы. В становлении средневековой цивилизации в Швеции особую роль играли XIII–XIV вв. Именно тогда в Шведском королевстве было построено множество замков, оформилась система замковых ленов, сложилось военно-служилое сословие – светское фрельсе с его привилегиями, обязанностями (прежде всего, военной службой) и земельными владениями. Окончательно оформилось и церковное фрельсе – духовенство с его владениями, привилегиями, иерархической организацией. Был основан ряд монастырей. Возникали и росли города, складывался рынок, набирало силу бюргерство, оформилось городское право, были записаны областные законы. Произошли важные изменения в области права; многие из них отразились в областных законах и в статутах правителей Швеции. В то же время указанный период не был мирным. Речь идет о времени междоусобных войн, почти непрерывной борьбы за власть. Во многих конфликтах, помимо шведских правителей (и вообще знати), участвовали иноземные государи – короли Дании и Норвегии, голштинские графы, мекленбургские герцоги. В этой связи интересно, какие стороны национальной истории осветил Олаус Петри, какие сюжеты его интересовали, в чем он следовал традициям, а в чем – являлся новатором. Прежде всего, легко убедиться, что некоторые сведения и оценки совпадают у Петри и его предшественников. Особенно много почерпнуто у Эрикуса Олаи 727 . Преемственность хроник видна и в других фрагментах – например, в отрывках, где говорится о сестрах короля Эрика. Одно из отличий хроник Эрикуса Олаи и Олауса Петри от «Хроники Эрика» касается датировки событий. В списках «Хроники Эрика» либо нет, либо почти нет дат. В хрониках Эрикуса Олаи и Олауса Петри датированы многие события – например, битва при Оластрёме. Другое отличие заключается в том, что изложение фактов у Эрикуса Олаи и Олауса Петри более сжато, чем в «Хронике Эрика»: опущены подробности, красочные описания. |
| Несомненно, умеренность и терпимость Олауса, по крайней мере отчасти, продиктованы практическими соображениями и основаны на знании местных условий. Всю свою жизнь и деятельность Олаус посвятил Швеции, ее нуждам и потребностям – как он их понимал. Еще переводя на шведский язык лютеровскую постиллу, он приспосабливал ее к условиям Швеции. Но и это показалось Петри недостаточным – и он написал собственную постиллу – полное руководство для шведских проповедников. Исследователи различных произведений практического назначения, созданных Олаусом, – «Полезной постиллы», «Требника», «Шведской мессы», «Комедии о Товии» (нравоучительной пьесы на библейский сюжет) – отмечают значительную степень преемственности данных трудов к позднесредневековой шведской католической традиции. Это же проявилось и в отношении языка Нового Завета. Частично перевод вобрал в себя наработанные языковые клише позднесредневековых шведских переводов отдельных частей Вульгаты. Для многих работ Олауса Петри характерен интерес к шведским реалиям. Он являлся первым шведским исследователем рун («О рунических надписях»), прекрасно помнил пословицы и поговорки («Правила для судьи», «Шведская хроника»), хорошо знал и комментировал шведские законы, причем не только Земельное и Городское законоуложения, но и древние областные законы – Эстъёталаг, Вестъёталаг, Упландслаг, а также древнейшее шведское городское право – Бьёркёарэттен. В своей деятельности Олаус Петри проводил в жизнь реформационные идеи, во многом почерпнутые у немецких теологов, прежде всего – у Лютера. Вместе с тем он неизменно сообразовывал их с реалиями и потребностями своей страны – Швеции. § 3. Олаус Петри как последователь Лютера. Полемика с Паулюсом Элиэ. «Малая постилла» Для понимания творчества и деятельности Олауса Петри как реформатора немалое значение имеют его богословско-полемические произведения. Важное место в богословской полемике Олауса Петри занимала критика монашества. Ее актуальность в конце 1520-х гг. во многом была обусловлена событиями «королевской Реформации». «Монастырская жизнь» являлась ключевой проблемой, связанной, в числе прочего, с учением о сокровищнице благодати. Достаточно подробно «монастырская жизнь» дискутировалась уже в «Ответе на 12 вопросов», однако особое внимание ей уделено в трактате «О монастырской жизни». Учитывая, что трактат о монастырской жизни, при обилии используемых источников, является самостоятельным произведением, интересно, аргументы какого типа задействовал шведский реформатор. |
| В главе VII затронуты проблемы, связанные с богословским творчеством лидера шведских реформаторов. В работах, посвященных Олаусу Петри, немало говорится о его относительной терпимости к католицизму. Специалисты объясняют этот феномен наличием «нелютеровских» влияний на позицию Олауса. Однако несомненно, что его умеренность и терпимость по крайней мере отчасти продиктованы практическимисоображениями и основаны на знании местных условий. В своей деятельности Петри проводил в жизнь идеи, почерпнутые у немецких теологов, прежде всего, лютеровскую концепцию оправдания одной верой. Вместе с тем он сообразовывал их с реалиями и потребностями своей страны – Швеции. В свете дискуссии о том, в какой степени Олаус Петри был последователем Лютера, представляет интерес полемическое произведение, в котором «местер Улоф» высказал отношение к личности и учению основоположника Реформации – «Ответ на нехристианское письмо», направленный против датского богослова Паулюса Элиэ. В целом «Ответ» Олауса Петри – апология учения Лютера, прежде всего, учения об оправдании одной верой. К учению о вере, разработанному Лютером, «местер Улоф» прибегал неоднократно, в частности, в «Малой постилле» – самостоятельном труде, созданном для приходских священников. Анализ содержания проповедей Олауса Петри, предпринятый в монографии, показал: их наполнение являлось реформационным, новаторским по отношению к средневековым проповедям. Но есть и то, в чем Олаус Петри близок и, можно сказать, преемственен по отношению к средневековой традиции, а именно – язык и стиль проповеди. Этот язык пасторской беседы – простой, доходчивый – значительно отличается от языка лютеровской постиллы, но зато схож с языком позднесредневековых католических проповедей. Важным формальным показателем является объем проповеди. Мой подсчет показал, что Олаус привержен традиционному объему (в среднем около 2000 слов). Объем лютеровской проповеди значительно больше (до 9800 слов) и сильно варьирует. Итак, при реформационном содержании своих проповедей, Олаус обращался к консервативной форме; идейное новаторство взаимодействовало с местной традицией. |
| Эти сведения привел и Эрикус Олаи, который считал упомянутый порядок неразумным. «Доктор Эрик» был убежден: со временем король Амунд ввел более разумные законы. Олаус Петри, напротив, полагал, что у обычая имелись основания: король, сжигая дома, наносил вред тем, кто нанес вред людям; государь не взимал штрафов в свою пользу, и благодаря этому не впадал в соблазн злоупотребления судебной властью ради выгоды. Из «Комментария к Стадслагу» видно, что Олауса Петри вообще интересовали подобные юридические нормы, т.н. «leges talionis» – «законы воздаяния» (равносильного совершенному преступлению). Примеры таких юридических норм Олаус находил и в Библии (законы Моисея), и в римском праве, и в шведских законах. По-своему интересно сообщение о преемнике Амунда Углежога – Амунде Мерзком (он же Эмунд Старый). Основа сюжета заимствована из «Прозаической хроники»: король Амунд, размежевав границу между Швецией и областью Сконе, потерял эту область; затем, пытаясь отвоевать Сконе, потерпел поражение и погиб. В средневековых памятниках образ Эмунда Старого являлся негативным. Только в XVI в. шведские хронисты попытались его переосмыслить. В этой связи интересно, что Олаус в данном случае не выступил новатором, придерживался устоявшейся традиции. Как известно, время примерно с VIII по XI в. – не только период христианизации. Это эпоха взаимосвязанных изменений: материально-технического прогресса, военных усовершенствований, социальной дифференциации, создания ранних государств, начала формирования права. Это и время расцвета древнейших торгово-ремесленных поселений. Наконец, как известно, – эра викингов. Что пишет обо всем этом Олаус Петри? Социально-исторические перемены, происшедшие в шведском обществе «эпохи викингов», в хронике Олауса Петри отражены, конечно, далеко не во всей совокупности; он лишь коснулся некоторых из них, сделав отступление от основного повествования. Но и это для тогдашней шведской историографии было шагом вперед: ни автор «Прозаической хроники», ни Эрикус Олаи, ни какой-либо другой шведский хронист до Олауса Петри не касался подобных проблем. Они уделяли внимание преимущественно политической, и отчасти, церковной истории. Как правило, рассказывая о древнейшей истории Швеции, сосредотачивались на деяниях королей – в основном легендарных или полулегендарных. |
| Ведь рукописи группы «С» в целом содержат, несмотря на ошибки переписчиков, текст, отредактированный лучше, чем версия GIR. Что же касается этой последней версии, то, вероятно, более правильным, близким к исходному образцу является вариант, опубликованный Тегелем. Весьма возможно, что после риксдага 1527 г. в результате небрежности или канцелярской неразберихи беловые копии делались как с предварительного образца, так и с окончательно отредактированного чистовика. В результате жителям Онгерманланда и Вестерботтена была адресована одна редакция документа, а населению Нэрке и Рекарне – другая. Кроме того, не исключено, что переписчик, составлявший копию для Нэрке и Рекарне, по своему почину отредактировал письмо. К сожалению, отсутствуют тексты посланий жителям других областей, поэтому сделать в этом отношении более определенные выводы невозможно. § 2. Комментарий Лаврентиуса Петри Спустя несколько лет после принятия Вестеросских резолюций, в начале 1530-х гг. архиепископ Лаврентиус Петри – брат Олауса Петри, первый шведский архиепископ из числа реформаторов – написал комментарий к Вестеросскому рецессу и Вестеросским ордонансам 399 . Необходимость комментария автор обосновывал так: постановления о чем-то новом часто вызывают недовольство. В данном случае люди жалуются, что причина постановлений – зависть к духовенству. Кроме того, многие неправильно интерпретируют Рецесс 400 . Поэтому требуются разъяснения. Изложив прозвучавшие на риксдаге тезисы Густава Васы, Лаврентиус Петри отметил: участники собрания признали их справедливыми и были озабочены. Стало очевидно, что отказ Густава I от трона чреват для страны опасными последствиями, особенно ввиду угрозы, исходившей от Кристиана II 401 . Вот почему был принят Рецесс, содержащий решение проблем, сформулированных королем. Первое из постановлений Рецесса обращено против многочисленных мятежей. Все согласились содействовать их подавлению. Это обязательство, отмечал Лаврентиус Петри, не нуждается в комментарии: оно не содержит ничего нового по сравнению с положениями шведских законов. |
| Дополнения могли возникать и оттого, что Олаус развивал мысль, высказанную Эрикусом Олаи. Автор «Хроники Эрика» с восхищением описал роскошь герцогов – сыновей Магнуса Биргерссона. Эрикус Олаи указал, какой ценой досталась роскошь: на крестьян были наложены тяжелые поборы. Олаус Петри, развивая тему, подробно рассказал о налогах короля Биргера – и, в связи с этим, о крестьянских восстаниях, как ответе на них. В нескольких случаях Олаус использовал сведения, восходящие к «Хронике Эрика», чтобы привести назидательную мораль. Например, упоминая о конфликте Магнуса Биргерссона с датским королем, Олаус рассуждает, сколь ненадежны союзы. Пересказывая историю о том, как рыцарь Педер Порее взял в плен короля, Олаус делает вывод: государь должен проявлять осторожность, направляясь к кому бы то ни было. Рассказывая о монастырях, основанных Магнусом Биргерссоном, Олаус хвалит правителя, но и делает оговорку: благочестие, которое проявляли государи, было подчас сопряжено с заблуждениями. В ряде случаев Олаус опустил подробности. Например, он не разъясняет, как была расторгнута помолвка герцога Эрика и дочери норвежского короля Хакона. Не проявил он интерес и к рассказу «Хроники Эрика» о строительстве палат для праздничных торжеств в городе Лёдёсе. Итак, материал, задействованный Эрикусом Олаи и Олаусом Петри при описании событий XIII начала XIV в., в основном восходит к «Хронике Эрика». Эрикус Олаи использовал эту хронику напрямую, Олаус Петри – по большей части-опосредованно. Вместе с тем Олаус обращался и непосредственно к рифмованной хронике. Это следует из содержания «Шведской хроники», а также из лексики Олауса Петри. Но все же прямые заимствования носят второстепенный характер. Главный источник для «местера Улофа» в данном случае – хроника Эрикуса Олаи. Даже сами слова, употребленные «местером Улофом», во многих случаях эквиваленты латинских терминов, использованных «доктором Эриком». И Эрикус Олаи, и Олаус Петри вносили коррективы в материал, почерпнутый из «Хроники Эрика», делали вставки. Так, у Эрикуса Олаи мы видим критику источников, цитирование документальных памятников, дополнительные сведения. Изменения, внесенные «местером Улофом», еще более интересны. Благодаря его экскурсам видно, как менялось общество, обычаи, право, города. Наконец, присутствуют элементы историографии уже в современном смысле слова. |
|
|
