| Полчаса ушло на возню пред отходом; крутили лебедки, давали то передний ход, то задний; ревел гудок. И, наконец, плавно тронулись. Прощай суша, надо махать платочками оставшимся, крепче держаться за шляпу и ждать новых, морских чувств. В ходе корабля прекрасно то, что не ощущаешь напряжения; глухо шумит машина, ветер бьет в лицо, и чудно разваливаются волны, разрезаемые носом: прозрачная, вольная стихия. Бухта, белые здания, катера, крепость, все это куда–то уходит, а синее море, спокойное, сильное, мягко качает, шлет белых барашков. Алеша стоял у борта без шляпы. Ветер трепал его волосы, на побледневшем лице были морские брызги. Казалось, если поцелуешь его, вдохнешь запах моря. Так, в яркий ветреный день, при темно–голубом море, шли они вдоль берегов древней Тавриды. Алеша всматривался в эти обрывистые берега, обнажавшие местами красный камень, и ему казалось, что где–нибудь в глубоких ущельях сохранился еще алтарь Ифигении. Потом мысли его перешли на греков, бороздивших некогда это море в своих судах, представились аргонавты, отчаянные мореплаватели, гнавшиеся за счастьем — и ему вдруг захотелось вдохнуть в себя всю былую жизнь, все приключения, опасности, наслаждения смелых людей. Справа расстилался необъятный горизонт; его мечтанья тонули в этом золотистом просторе. Понемногу, однако, дала себя знать качка. Палуба опустела, всюду внизу попадались измученные лица. Алеша с Анной Львовной держались, лишь слабость одолела их. И курьезно было видеть, как к обеду на пятьдесят человек явилось пять–шесть. За всех ел здоровенный севастопольский гимназист. Солнце уже садилось, когда показалась бухта Ялты. Как всегда, любопытные стояли на молу, толкались комиссионеры, татары. Горы залиловели, легкое облачко остановилось над Ай–Петри. Выглянула первая звезда. В шуме и толкотне Ялты был уже юг; юг в звуках оркестра из сада, в кафе, светлых костюмах. Алеша с Анной Львовной поехали в коляске в Алупку. Ночь пришла быстро, зажглись звезды; ровным шумом доносился плеск моря. Они сидели молча. Разные мысли занимали их. Анна Львовна вспомнила свою прежнюю жизнь, увлечения, грехи, которых было немало; и ей чувствовалось, что именно теперь, наконец, под тридцать лет, она полюбила страстью решающей, безысходной. Ей было и страшно, и радостно. «Что–ж, — думала она горделиво: — он мой». И в темноте глаза ее блистали ярче, сердце билось. Она знала, что если его не удержит, то ее жизнь должна пропасть. |
| В молочной дымке голубое море Скучает о кисельных берегах. Алупка, 2001 Холодный день Режут вихри задорно Серых ветров обвал. Начинаются штормы У алупкинских скал. В ярких солнечных вспышках Под отвесной тропой Белоснежный, непышный, Бирюзовый прибой. Море воды уносит, Ощетинясь, на юг. Волны катятся косо И ломаются вдруг. Север властью отравлен – Всё сменить норовит. Жёстким фарсом обставлен Ветра дерзкий визит. На сановном Ай-Петри Словно тога – снега. Сквозь хвоинки на кедре Завывает пурга. Где мятежны вершины Кипарисовых рощ, На аллеях старинных Снег игольчатый тощ. Пальмы в парке продрогли, Но не сходят с ума, Ведь совсем ненадолго В Крым вернулась зима. Алупка, 2001 Цвет гор Могучий, сине-фиолетовый Владычный цвет!.. Художниками и поэтами Открыт, воспет. Оттенки хаоса узорного – Прибрежных скал – От светло-серого до чёрного В себя вобрал. След охристый и терракотовый В себя вместил: Игру под солнцем граней гротовых – Подводных жил. Алупка, 2006 Южный ветер Южный ветер в пальмах шелестит Долгожданной вестью о тепле. Он морскими странствиями сыт И скитаньем вольным по земле. Легкокрылый! – и ему дано, Столько раз листавшему древа, Распахнуть озябшее окно И шепнуть весенние слова. …Не оставив от зимы следа И овеяв воскресеньем Крым, Южный ветер двинется туда, Где давно соскучились за ним. И среди растроганных стволов, Я застыну, бросив все дела, И улыбкой радостной без слов Провожу прозрачные крыла. Алупка, 2001 Хотя иссякла снежная капель, Ещё полян фиалковых невинность Не отцвела, не перешла в апрель, В розариев июньскую картинность, И сойка с раздвигаемым крылом – Красивейшее украшенье парка, Но огневидным персика цветком Уже полудни полыхают жарко, Где снова жить торопится весна, Самой собою ошеломлена. Алупка, 2001 Нет, не буду с собою спорить – Отправляться мне или нет В край, где ходит луна над морем, В море выплеснувшая свет. Под сферическим дном созвездий Много дивных, прекрасных мест, Только в жизни в Алупку ездить Никогда мне не надоест. …Заявлюсь без тяжёлой клади, |
| Безопасность всех российских музеев проверят после кражи картины из Третьяковки 28 января, 2019. Новостная служба Минкультуры будет настаивать на введении «дополнительных рубежей охраны» на экспозициях 28 января. ПРАВМИР. Министр культуры Владимир Мединский поручил провести комплексную проверку систем безопасности всех российских музеев. Комплексная проверка пройдет в Третьяковской галерее, музеях «первого ряда», а также всех муниципальных и региональных музеях России, пишет Interfax . Во время проверок внимание уделят безопасности посетителей (в том числе пожарной), а также сохранности музейных фондов. Глава Минкульта также поручил проверить договоры об охране музеев между министерством и Росгвардией. В ведомстве намерены настаивать на введении «дополнительных рубежей охраны» на экспозициях. 27 января на выставке в Третьяковской галереи была похищена картины Архипа Куинджи «Ай-Петри. Крым». Преступник снял ее со стены прямо на глазах у других посетителей. После этого он беспрепятственно покинул галерею. Подозреваемый в краже задержан . «Это крайне драматическое событие. То, что произошло, – результат и одно из следствий невероятной востребованности музеев у огромного количества людей, которые ходят на наши выставки…Сегодня мы утрачиваем культуру посещения, культуру общения с искусством. Желание выйти к людям и максимально погрузить их в искусство чревато вот такими рисками, которые множатся не только в России, но и во всем мире», – прокомментировала инцидент директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова. В январе в Государственном историческом музее потеряли старинную икону «Богоматерь Смоленская-Шуйская». В 2018 году пьяный мужчина повредил в Третьяковской галерее картину Ильи Репина «Иван Грозный и сын его Иван». Металлическим столбиком ограждения он разбил стекло картины и поцарапал полотно. Ущерб от вандализма оценили в более чем в 500 тыс. рублей. В том же году посетительницы екатеринбургской галереи повредили картины Франсиско Гойя и Сальвадор Дали. |
| Могучая природа южно-крымского края производит на непривычного к ней северного человека и чарующее и вместе подавляющее впечатление. Эти вершины гор с играющими на них лучами солнца; эти непрерывно куда-то бегущие волны моря, то синие, то темно-свинцовые, то серебристые, то отливающие всеми цветами радуги; эта роскошная флора кипарисов, лавров, каштанов, магнолий и пр. и пр.; эти всюду журчащие ручьи и водопады; эти величественные каменные утесы, то обнаженные во всей своей дикой красе, то увитые плющом и виноградом, то омываемые вечно плетущей волной, – все это представляет очарованному взору бесконечный ряд таких чудных картин, от которых не хочется оторваться по целым часам. Зачем я не художник, зачем я не поэт, часто думается мне. Целые дни сидел бы я в каких-либо очаровательных уголках с своим альбомом н десятки разных набросков увёз бы с собою хотя бы только из одной Алупки. Но любуясь каменными громадами гарь, на которых останавливаются даже облака, не находя себе прохода, или беспредельною ширью волнующегося моря, или возносящимися к небу стройными вершинами пирамидальных тополей и кипарисов, не только испытываешь наслаждение от этих грандиозных картин природы, но вместе и невольно смиряешься, чувствуешь свое великое ничтожество. Смотрю я на громадный, морской пароход и думаю: какой ничтожной скорлупкой представляется он над бездной моря. Стоит лишь немножко нахмуриться этому морю и покрыться туманом, стоит лишь рассердиться ему и забушевать своими волнами, чтобы заскрипел и затрещал пароход по всем своим составам, а нередко и пошёл ко дну, оглашаемый отчаянными воплями погибающих , наскочив на какой-либо утёс, или не справившись со штормом. Смотрю я па величественные вершины Ай-Петри и думаю: какой жалкой букашкой представляется человек, когда он карабкается по крутым обрывам. Стоит лишь оторваться от каменного великана какой-либо стотысячной частичка, чтобы под ее ужасающей тяжестью погибла эта букашка, не оставив о себе даже малейшего следа. Каким ничтожеством представляется человек наряду с величием природы, какими мелочами кажутся его обыденные маленькие интересы, заботы и стремления!.. |
| ходя себе прохода, или беспредельной ширью волнующегося моря, или возносящимися к небу стройными вершинами пирамидальных тополей и кипарисов, не только испытываешь наслаждение от этих грандиозных картин природы, но вместе и невольно смиряешься, чувствуешь своё великое ничтожество. Смотрю я на громадный морской пароход и думаю: какой ничтожной скорлупкой представляется он над бездной моря. Стоит лишь немножко нахмуриться этому морю и покрыться туманом, стоит лишь порассердиться ему и забушевать своими волнами, чтобы заскрипел и затрещал пароход по всем своим составам, а нередко и пошёл ко дну, оглашаемый отчаянными воплями погибающих, наскочив на какой-либо утёс, или не справившись со штормом. Смотрю я на величественные вершины Ай-Петри и думаю: какой жалкой букашкой представляется человек, когда он карабкается по крутым обрывам. Стоит лишь оторваться от каменного великана какой-либо стотысячной частичке, чтобы под её ужасающей тяжестью погибла эта букашка, не оставив по себе даже малейшего следа. Каким ничтожеством представляется человек на ряду с величием природы, какими мелочами кажутся его обыденные маленькие интересы, заботы и стремления!.. Долго я никак не мог отрешиться от этой мысли. Долго она не давала мне взяться за перо, как я ни старался убедить себя в необходимости своевременного выполнения раз предпринятого дела. Стоит ли, думалось мне, даже и вспоминать о мелочах нашей обыденной жизни, когда вокруг всё так могуче и величественно?! Однако зачем же унижать и человека. Как ни величава природа, как ни кажется человек бессильным и ничтожным при сравнении с ней, однако он царит над ней силой своего ума, обуздывает и заставляет подчиняться себе её по-видимому непреоборимые стихии. Правда, нередко он гибнет в непосильной жизненной борьбе; но, и погибая, не умирает совсем, как умирает всё в природе, а остаётся живым в творениях, идеалах и стремлениях своего бессмертного духа. Ничтожен и жалок человек по своим размерам на лоне могучей природы; но он велик и неизмеримо выше её силой своего гения, богоподобными свойствами и стремлениями своего |
| Сегодня 25 лет, что я был назначен шефом Ширванского полка. Поэтому в 11 1/2 перед казармами моей роты был отслужен молебен. Зачислил Алексея в списки полка. После прохождения офицеры поднесли мне альбом и затем мы снялись группой с ротой. Офицеры завтракали и представились Аликс наверху. Поиграли в теннис — Шапринский и Шведов тоже. Обедал с Ольгой и Татьяной в Айтодоре. Видел там Феликса Сумарокова, жениха Ирины. Вернулись домой в 11 1/2 час. 10-го октября. Четверг. Сперва погулял с Ольгой, а затем продолжал один. Погода была хорошая. В 12 ч. офицеры Крымского полка поздравили Аликс с годовщиной назначения шефом полка. Они завтракали внизу. В 2 часа простились с уходящими в запас с яхты. Поиграли в теннис. Занимался бумагами до 7 3/4. После обеда поехал с дочерьми в цирк. Программа была еще разнообразнее и интереснее. Вернулись домой в 11 1/2 час. 11-го октября. Пятница. Чудным утром в 8 1/2 отправился с Ком[аровым], Дрент [ельном], Квиц[инским], Злеб[овым] и Бутак[овым] по дороге к Красному камню. Пошел с ними пешком по новой тропинке от ущелья Уч-Кош до соединения с Узень-башской тропой и по ней наверх на Яйлу. Виды были очень красивые и воздух прозрачный и теплый. Встретили наши моторы в условленном месте в 1.30. С аппетитом приложились к обильной закуске. В 3 часа уехали оттуда на Ай-Петри и были в Ливадии в 4 1/4. Зашел на теннис, где шла игра. После чая принял доклад Кассо. Вечером окончил бумаги. 12-го октября. Суббота. Такой же чудный день. Сделал хорошую прогулку по Ливадии и Орианде. Около 12 ч. принял Кочубея, приехавшего по делам, и графа Воронцова с небольшим докладом. Они и графиня завтракали. Днем поиграли в теннис. В 7 час. пошел с детьми ко всенощной и обедал внизу. Вечером читал вслух. 13-го октября. Воскресенье. Сегодня стало прохладнее. Утром погулял у моря. После обедни завтракало много народа — Воронцовы, г-жа Кочубей, ген. Косыч и др. В 2 1/4 поехал с Комаровым и Дрентельн[ом] в Айданиль, откуда дошел пешком по знакомым местам до имения “Селям”. Вернулся домой в 5 час. ровно. Принял кн. Щербатова по делам коннозаводства. Читал. Обедали и провели вечер одни. 14-го октября. Понедельник. |
| Левитан не лечился. Он боялся идти к врачам, боялся услышать смертный приговор. Врачи, конечно, запретили бы Левитану общаться с природой, а это для него было равносильно смерти. Левитан тосковал еще больше, чем в молодые годы. Все чаще он уходил в леса, — жил он в лето перед смертью около Звенигорода, — и там его находили плачущим и растерянным. Он знал, что ничто — ни врачи, ни спокойная жизнь, ни исступленно любимая им природа не могли отдалить приближавшийся конец. Зимой 1899 года врачи послали Левитана в Ялту. В то время в Ялте жил Чехов. Старые друзья встретились постаревшими, отчужденными. Левитан ходил, тяжело опираясь на палку, задыхался, всем говорил о близкой смерти. Он боялся ее и не скрывал этого. Сердце болело почти непрерывно. Чехов тосковал по Москве, по северу. Несмотря на то, что море, по его собственным словам, было «большое», оно суживало мир. Кроме моря и зимней тихой Ялты, казалось, ничего не оставалось в жизни. Где-то очень далеко за Харьковом, за Курском и Орлом лежал снег, огни нищих деревень мигали сослепу в седую метель; она казалась милой и близкой сердцу, гораздо ближе беклиновских кипарисов и сладкого приморского воздуха. От этого воздуха часто болела голова. Милым казалось все: и леса, и речушки — всякие Пехорки и Вертушинки, и стога сена в пустынных вечерних полях, одинокие, освещенные мутной луной, как будто навсегда позабытые человеком. Больной Левитан попросил у Чехова кусок картона и за полчаса набросал на нем масляными красками вечернее поле со стогами сена. Этот этюд Чехов вставил в камин около письменного стола и часто смотрел на него во время работы. Зима в Ялте была сухая, солнечная, с моря дули тепловатые ветры. Левитан вспомнил свою первую поездку в Крым, и ему захотелось в горы. Его преследовало воспоминание об этой поездке, когда с вершины Ай-Петри он увидел у своих ног пустынное облачное небо. Над головой висело солнце, здесь оно казалось гораздо ближе к земле, и желтоватый его свет бросал точные тени. Облачное небо дымилось внизу в пропастях и медленно подползало к ногам Левитана, закрывая сосновые леса. |
| Небо двигалось снизу, и это пугало Левитана так же, как пугала никогда не слыханная горная тишина. Изредка ее нарушал только шорох осыпи. Шифер сползал с откоса и раскачивал сухую колючую траву. Левитану хотелось в горы, он просил отвезти его на Ай-Петри, но ему в этом отказали — разреженный горный воздух мог оказаться для него смертельным. Ялта не помогла. Левитан вернулся в Москву. Он почти не выходил из своего дома в Трехсвятительском переулке. Двадцать второго июля 1900 года он умер. Были поздние сумерки, когда первая звезда появляется над Москвой на страшной высоте и листва деревьев погружена в желтую пыль и в отсветы гаснущего солнца. Лето было очень поздним. В июле еще доцветала сирень. Ее тяжелые заросли заполняли весь палисадник около дома. Запах листвы, сирени и масляных красок стоял в мастерской, где умирал Левитан, запах, преследовавший всю жизнь художника, передавшего на полотне печаль русской природы, — той природы, что так же, как и человек, казалось, ждала иных, радостных дней. Эти дни пришли очень скоро после смерти Левитана, и его ученики смогли увидеть то, чего не видел учитель, — новую страну, чей пейзаж стал иным потому, что стал иным человек, наше щедрое солнце, величие наших просторов, чистоту неба и блеск незнакомых Левитану праздничных красок. Левитан не видел этого потому, что пейзаж радостен только тогда, когда свободен и весел человек. Левитану хотелось смеяться, но он не мог перенести на свои холсты даже слабую улыбку. Он был слишком честен, чтобы не видеть народных страданий. Он стал певцом громадной нищей страны, певцом ее природы. Он смотрел на эту природу глазами измученного народа, — в этом его художественная сила и в этом отчасти лежит разгадка его обаяния. 1937 Рекомендуем 1 Комментарий Самое популярное Библиотека св. отцов и церковных писателей Популярное: Сейчас в разделе 1585 чел. Всего просмотров 69 млн. Всего записей 2584 Подписка на рассылку поделиться: ©2024 Художественная литература к содержанию Входим... Куки не обнаружены, не ЛК |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 8 голосов: 4.5 из 5) Ай-Тодор — дар Божий мыс Ай-Тодор в произведениях художников Красота в своей последней сущности – неопределима, красота – великая тайна. В тайну красоты должно быть посвященным, и вне посвящения она не может быть познана. В красоте нужно жить, чтобы узнать её. Николай Бердяев, «Смысл творчества» В Крыму есть несколько географических точек с названием Ай-Тодор – Святой Феодор. В переводе с греческого Феодор (Теодор) – Божий дар. Ай-Тодор – это гора близ села Малый Маяк, через северный склон которой в глубоком пропиле проложена дорога Алушта-Ялта, пещерный монастырь Ай-Тодор у села Малое Садовое (Челтер-Коба) Бахчисарайского района, населённый пункт в окрестностях Балаклавы, переименованный в 1940-х годах в село Гористое… В одних случаях эти места связаны с именем Феодора Стратилата, в других – Феодора Тирона, – святых воинов древней Церкви. И. Шишкин. Мыс Ай-Тодор. Крым Самая знаменитая местность Крыма с таким названием – Ай-Тодор – является мысом, замыкающим Ялтинскую бухту с запада. Мыс Ай-Тодор с прилепившимся к нему миниатюрным замком с лирическим названием «Ласточкино гнездо» знаком многим, так как является одной из главных визитных карточек Крыма. Если взглянуть на Ялтинский залив с востока, со стороны Массандры, то сразу обратишь внимание на живописный береговой выступ-мыс, охватывающий южнобережную бухту с противоположной стороны. Визуально мысом заканчивается юго-западный склон горы Могаби, пирамидальная вершина которой словно примыкает к зубцам горы Ай-Петри, хотя на самом деле отстоит от них на значительном расстоянии. Как бы заключённый среди постоянно находящихся в движении стихий воздуха, света и воды, узнаваемый и запоминающийся контур Ай-Тодора красив с любой точки обзора. Участок суши с резким перепадом высот к югу от зубцов Ай-Петри своей художественно вытянутой линией завершает каскадное понижение статичного горного массива к переменчивому морскому простору, что вызывает неподдельное восхищение красотой места. |
| С 1475 года вся Таврида, чрез завоевание, досталась татарам; вместе с генуэзцами, утратили свои владения и греческие князья в Дори и Манкупе. Под властью татар, упадок и народности, и христианства греков крымских совершился быстро. Об уменьшении христиан, кроме известной жестокости мусульман при завоеваниях, свидетельствует уменьшение епископских кафедр; с конца XV ст. церковь во всех пределах крымских имела одного предстоятеля – митрополита готфийского и кафского: жил он в Кафе, где пребывал и паша турецкий (Кафа принадлежала непосредственно султану). О том, что многие греки, вследствие завоевания, обмусульманились, свидетельствует пример князей Манкупских, указания на то прямые и выводы из жизни позднейших татар. Сакович, бывший 1850 года в Крыму, говорит: «можно думать, что большая часть татар горных и особенно южного берега Крыма суть омусульманившиеся греки». Старожил некоторый сообщил ему, что «татары нередко являются в православные церкви и подают священникам книжки для поминовения предков, которые прежде были православными. Большая часть урочищ южного берега, как напр. Ай-Базиль, Ай-Петри, Ай-Данел, Ай-Тодор и др., произошли от прибавления к именам греческих святых прилагательного ай (сокр. от γιος – святой). Предание говорит, что на всех этих урочищах были православные храмы, воздвигнутые греками, укрывавшимися на вершины гор от утеснения татар. В языке татар горной части Крыма слышится множество греческих слов, и он несколько отличен от того, которым говорят степные татары – (Сакович «Истор. обзор деятельности гр. Румянцева с 1775 по 1780 год» в Рус. Беседе 1858. кн. 2). В Моск. Вед. 1866 года извещали, что, по случаю весенней засухи в Крыму и в предупреждение саранчи тамошние татары, по давнему обычаю, отправляли депутатов за море, в древнюю Каппадокию, к источнику при древнем монастыре св. Трифона, и принесенною оттуда водою окропляли поля. – Этот факт слишком ясно говорит о том, что в жизни нынешних татар еще не изгладились следы древнего их христианства. |
|
|
