| Несомненно, Михаил Хазин прав в том, что нам пора перестать оглядываться на Ватикан. Однако, без поддержки государства, а где-то даже и без принуждения со стороны государства, Священноначалию Русской Православной Церкви это сделать будет трудно, даже практически невозможно. А чтобы эта поддержка была законной и естественной, нам нужно расстаться, наконец, с большевистским наследством отделения Церкви от Государства. Хазин задаётся вопросом: почему Сталину не удалось поставить «красный» проект на прочную основу? Да потому, что выстроить союз Государства и Церкви в условиях, когда Церковь отделена от Государства, что рассматривалось как одно из главных «завоеваний социализма», было невозможно. В чём же неправ Михаил Хазин? Прежде всего, он неправ в том, что Православный проект исчерпан и что теперь перспективы есть только у «Красного» проекта. Аргументы Михаила Леонидовича в пользу того, что православный проект исчерпан – совершенно не убедительны. В частности, одним из аргументов он считает неудачу попытки вернуть Исаакиевский собор митрополии, а это, по его мнению, показывает, что народ не поддерживает Церковь. В истории с попыткой возвращения Исаакиевского собора участвовали многие общественные силы, у которых были свои цели, в том числе не вполне совместимые. Поэтому всё и закончилось фиаско для митрополии. В этом проекте просматривалось, в частности, стремление поссорить митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Варсонофия и губернатора Георгия Полтавченко. Эта цель была достигнута. Может, она была и главной, поэтому и возвращения Исаакиевского собора Церкви не произошло... Еще один аргумент Хазина: за пределами России православная идеология слаба. Но слаба православная идеология вовсе не потому, что Православию нечего предложить другим народам и иным культурам. Сейчас как раз в условиях нравственного умирания христианского Запада Православию есть что предложить. И речь должна идти, прежде всего, о борьбе за сохранение христианской нравственности, которая и обеспечивала само существование западных обществ. Нынешняя попытка построить западную цивилизацию на началах общечеловеческого гуманизма, который утратил уже свою связь с христианскими ценностями и смыслами, обречена на провал. Поэтому уже столь осязаемой стала просто физическая смерть Запада. Это уже не аллегория или один из вариантов развития. |
| Несмотря на единство этого, для всех христиан обязательного, принципа аполитичности (в данном смысле), разные, исторически разошедшиеся между собою христианские исповедания создали и с церковной стороны несколько вариантов отношений церкви к государству в старой его форме государства христианского. Новое государство, перестав быть конфессиональным, сделавшись светским, лаическим, в принципе упразднило смысл этих старых систем. Но, поскольку мы переживаем эпоху переходную, эти системы прошлого далеко еще не изжиты в действительности, и потому упоминание об них не есть только одна архивная справка. Римская церковь , в силу известных причин, создала теорию универсального господства церкви над всем в форме своего позитивного теократического верховенства над государством и, по возможности, даже непосредственного исполнения его функций руками служителей церкви. Но идеал ею никогда не был достигнут. Даже в средние века государства и государи страстно с ним боролись. А в новое время, после Вестфальского мира (1648), он свелся в католических государствах к сравнительно скромному положению римской церкви как господствующего вероисповедания на фоне толерантного равноправия с другими. В новейшее же время (XIX в.) в правовых конституционных государствах и этот пережиток старой теократии юридически упразднен. Остался лишь моральный престиж исповедания, связанного с историей данной нации в прошлом. Реформация (мы говорим, широко обобщая) создала систему «территориализма» (cujus regio – ejus religio), т. e. верховенства государства над церквами, подкрепленного теорией естественного права (jus naturale) об абсолютизме монархов и только смягченного завоеванным в результате тридцатилетней войны (1648) правом свободы совести. В противоположность римской «иерократии», т. е. власти клира над государством, здесь явилась «политейократия», т. е. власть государства над церковью. Стеснительные для жизни церкви стороны этого огосударствленного управления церковными делами по местам вызывают протесты в виде прямого отделения от государства (шотландская non-established church), по временам создают тяжелые для церковного сознания коллизии, как недавнее парламентское голосование о Prayer Book в Англии и почти всеобщее осуждение лютеранскими церквами Германии их режима, существовавшего до новейшей Веймарской конституции, как режима, «угашавшего дух» церковной жизнедеятельности. |
| Я застал определенную растерянность людей, неверие в наступившие изменения, в новую страну и законодательство, новые веяния и отношение к религии, которое сейчас не считается негативным или временным явлением в обществе. Период советской власти показал, что вмешательство государства ни к чему доброму не приводит. Те руководители, которые потеряли Советский Союз, до сих пор не поняли, что являются тормозом и негативным инструментом государства. Церковь сейчас за годы перестройки и в постсоветское время уже обрела огромную внутреннюю силу. У нее хороший богословский потенциал, административные ресурсы, уже выправляются материальные ресурсы. Понемногу возвращается отнятая государством у Церкви собственность. Мы встаем на ноги и способны не только управлять внутри себя, но и помогать обществу в социальной области, духовном просвещении и других сферах, в которых нуждается наша страна. То есть Церковь на сегодня способна быть соработником общества и государства. – Можно говорить о равенстве прав? – У государства, конечно, есть свои привилегии, Церковь не стоит с оружием в руках. Если государству требуется защита Отечества, то Церковь тоже посылает своих сыновей и благословляет брать оружие в руки. Здесь проще говорить не о равенстве, а о невмешательстве государства в церковные дела и наоборот. Вот эта отделенность – очень важный элемент. Сейчас, спустя семь лет после моего прибытия сюда, когда мы очень много работали на уровне с губернской властью, с главой города, Церковь достигла определенных положительных результатов и изменений. Но сказать, что все идеально, нельзя. Это процесс рабочий: какие-то чиновники борются за свои права, они привыкли быть крючкотворцами по отношению к религии и Церкви. А мы добиваемся, чтобы здесь было не крючкотворство, а рабочие отношения церковных и государственных структур. В то же время Церковь не отделена от общества. – Чиновники с партийным менталитетом сейчас как-то влияют на этот рабочий процесс? – Влияют, и негативно. Но мы защищаем свои гражданские и религиозные права. Я всегда говорил, закон о свободе совести и о гражданских правах написан не только для верующих людей, но и для этих безбожников. И они обязаны также его соблюдать. Тот, кто не соблюдает и нарушает его, будь он госруководитель или простой мирянин, должен нести наказание, ответственность за нарушение закона. |
| « Задолго до 1917-го внутри Церкви звучали голоса о необходимости избавиться от того подчинённого положения, которое сложилось в синодальный период управления Церковью со стороны государства. Большевики выполнили чаяния Церкви, заявив, что религия является частным делом гражданина и что Церковь свободна в устроении своей жизни в соответствии с российским законодательством. При этом государство отказывалось финансировать Церковь ... В этих условиях наиболее разумные священники, помнящие о своём христианском пастырском долге, продолжили работать на приходах со своей паствой. И это позволило им иметь некий доход для того, чтобы пусть и не богато, но достойно жить. Но среди священнослужителей, как и во всех слоях общества тогда, были и политиканы. Они предпочли решать вопрос финансирования по-другому и начали: кто давить на власть протестными крестными ходами, кто активно искать выходы на представителей новой власти ... Издав Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви, государство сложило с себя ответственность за деятельность священнослужителей и священноначалия. Государство интересовали лишь лояльность этих людей и их поведение (?!) . У советского государства были основания подозревать некоторых архиереев в работе на иностранные спецслужбы, полагая, что завербованы они были ещё до начала Первой мировой войны ». Какие там голоса звучали внутри Церкви и как поплатились сами архиереи и священники, на протяжении долгого времени желавшие избавиться от «опеки» со стороны православной монархии, получив в ответ на свои «чаяния» свирепый репрессивный режим - это вопрос совершенно отдельный, к которому мы обратимся в завершающей части нашей работы. Сейчас нужно разобраться с самим большевистским декретом. Был ли он на самом деле реализацией идеи европейской «светскости» государства или же обоснованием жестоких гонений? Внимательное, беспристрастное изучение декрета, принятого СНК 20 января 1918 года и опубликованного в «Известиях» 23 января, показывает, что под маской светскости в нем таилось нечто совершенно иное. Для того, чтобы убедиться в этом, нужно от общих слов перейти к конкретному анализу. Им занимается целый ряд исследователей, в частности, дьякон Владимир Степанов (Русак), автор трехтомной монографии «Свидетельство обвинения. Церковь и государство в Советском Союзе». Так, например, он и другие авторы указывают, что в декрете, помимо прочего, «были такие положения, которые вообще не стояли в неразрывной связи с его основными началами. Это такие пункты, как запрещение церковным религиозным обществам владеть собственностью, лишение их прав юридического лица и национализация в с е г о церковного имущества. |
| То есть, многие предполагают, что Патриарх Варфоломей хотел бы провести что-то типа второго Ватиканского Собора для Вселенского Православия. Да и широкая общественность ожидает чего-то подобного. Безусловно, в разъяснениях Священного Синода Русской Православной Церкви было также стремление развенчать все эти опасения, поскольку в рамках документов действительно нет никаких реальных оснований для выводов о том, будто Собор собирался модернизировать Православие. Другое дело, что все Церкви могут трактовать документы будущего Собора по-своему. Про императора Есть мнения, что проблемы с Собором связаны с тем, что сейчас ситуация иная, чем раньше, когда Вселенские Соборы собирались императорами. Процесс отделения Церкви от государства, от чаяний и надежд, связанных с тесным сотрудничеством Церкви и государства, в Православии еще идет. Католики и протестанты уже осознали свое отделение от государства. Многим Церквям только предстоит это ощутить на себе. Претензии многих Церквей и их какие-то внутренние обиды, реакции связаны с тем, что они не привыкли принимать решения самостоятельно. Они тесно связаны с государством, а церковное руководство слишком далеко от народа. И Болгарская, и Сербская, и Русская Православная Церкви имеют сильные государственнические настроения и кажется, что кто-то должен направить все противоречивое многообразное православное поле, собрать его. Многие публицисты прочили на место такого православного государя президента Путина. Но в современном мире такие конструкции уже невозможны. Надежда на власть, на государство, на государя — это абсолютная иллюзия. И чем быстрее она будет изжита, тем быстрее самостоятельные независимые Церкви будут принимать общие решения на Соборе. Церкви вполне способны без какого-то главнокомандующего, без помощи государства договориться между собой, если они поднимутся над национальными рамками. Русская Православная Церковь уже находится над ними в силу особенностей. Она уже в каком-то смысле ощущает себя такой глобальной Церковью, особенно это стало очевидно при Патриархе Кирилле. Но другие все-таки замыкаются в рамках узко-национальных интересов, как сербы, болгары, отчасти греки. |
| Важную роль Карташёв сыграл в качестве последнего обер-прокурора Святейшего Синода. В начале июля 1917 г. он заменил на этом посту мало популярного среди духовенства князя В. Н. Львова и вошел тем самым в состав Временного правительства. Как известный защитник соборного начала и изнутри понимающий проблемы церковной жизни, Карташёв был «человеком дня», когда от имени правительства 16 августа 1917 г. в Храме Христа Спасителя в Москве обратился к Поместному Собору Русской православной церкви, впервые созванному со времен Петра I, и объявил о новых отношениях между церковью и государством в России. Хотя как Временное правительство, так и церковное большинство Собора стояло за свободу церкви при наличии ее отмежевания от государства, обер-прокурору была дана возможность изложить и провести свои собственные воззрения в этой области. Члену Собора С. Н. Булгакову, будущему о. Сергию, коллеге Карташёва в Парижском институте, эти воззрения тогда представились как «чудовищный цезаропапизм» Временного правительства 2 , так как обер-прокурор не исключил правительственного контроля над решениями церковных властей и вообще представлял будущее в свете органического сотрудничества государственного строя (который он предвидел в форме правовой демократии) с церковью. Бывший марксист Булгаков тогда всецело отвергал революцию (уже в 1905 г., согласно его воспоминаниям, он выбросил свой красный бант), а Карташёв еще верил в грядущую «симфонию» государства и церкви. Вообще, как в его публицистике, так и на отдельных страницах его историко-научных трудов получает свое отражение мечта о «теократическом» обществе. Уже в речи 28 февраля 1916 г. в закрытом собрании Религиозно-философского общества он отвергал схемы отделения церкви от государства, защищаемые П. Н. Милюковым и М. Н. Туган-Барановским: «Полное, живое Православие,– говорил он,– в той же мере неистребимо теократично, в какой оно истинно церковно. Ибо теократия и Церковь – понятия неразлучные» 3 . В 1917 г. теократия представлялась ему идеалом и при Временном правительстве. Позднее, в конце своей эмигрантской жизни, Карташёв не без полемического задора против своего же ученика о. Александра Шмемана защищал все ту же теократию в форме уже «национальной». Без устремления к «воссозданию Святой Руси», православие свелось бы к «внеисторическому спиритуализму»,– писал впоследствии Антон Владимирович «. Как для о. Александра Шмемана , так и для о. Сергия Булгакова (о чем Карташёв вспоминает с некоторою скорбью 4 ) в новом обществе секулярного типа, выросшем из революции, церковь должна была быть отделена от государства при соблюдении ее полной самобытности. |
| Да, есть ещё малочисленная группа теократических исламских стран. Исламских, — нехристианских! Это Иран, Бруней, Саудовская Аравия и ряд других. Но это именно страны реально существующего исламского мира. Англия, страна Англиканской церкви, по опросам собственных жителей БОЛЬШЕ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ХРИСТИАНСКОЙ (!?) Как рассечь Ватикан? Государство-Церковь, к счастью, не знает никто… «Спалился», выдал себя отец лжи самим фактом совершенного им преступления «отделения», которое самонадеянно посчитал своей вещью в себе. Принятый французскими безбожниками закон о разделении Церкви и Государства есть не прикрытие «тайного» преступления, а есть его разоблачение! Нет ничего тайного, что не стало бы явным. Аминь! Вурдалаки-большевики, осатаневшие от невозбраняемой возможности лгать, 20 января (2 февраля) 1905 года (года вселенской лжи) посчитали возможным разделить школу и Церковь! Так была опомоена новая светская цивилизация. Церковь обманным образом, зависшая между Небом и Землёй, стала безвластной и бессильной. Она не в состоянии ни что-либо разрешить, ни что-либо запретить. Церковь вне государства есть существующая нигде. Да, она существует, но только вне государства. А где? Догадайтесь сами… Церковь стала «волшебной»? Стала «заколдованной»?.. И, главное, есть все ответы на все случаи жизни. Церковь существует? Да! Церковь существует? Нет! Так, что «добрее»? Бесцерковная светская религия? Или Церковь, мирно изгнанная из современной светской цивилизации? В итоге просто некому запретить феминизм, просто некому восстановить смертную казнь. Просто некому запретить аборты. Так что остаётся делать? Делай, что можешь, и пусть будет, что будет. Но обязательно делай!.. Откуда такой непассионарный вялый девиз? От нас самих. Мы все как один, ныне живущие люди, стали людьми от мира сего. От нашего Патриарха до первого из грешников рядового члена Церкви. Все до единого! Потому мы и не задумываемся, а как беседа (о восстановлении смертной казни, о категорическом запрете абортов, то есть детоубийства; о воссоединении Церкви и государства, и прочее и прочее) может проходить или даже хотя бы начаться между Патриархом и Президентом? Как? |
| Е. Грачева: То, что православные люди называют молебном, для светских людей было ритуалом. И многие в этом «ритуале», в котором принимали участие Патриарх и президент, увидели сращивание Церкви и государства. И многие задаются вопросом: в последние десятилетия — не только при Владимире Путине, но и при президенте Ельцине — не сложились ли какие-то особые близкие отношения между Церковью и государством? Я приведу пример. Многие вспоминают, как на отпевании Бориса Ельцина его поминали по имени и отчеству — по образцу того, как это делали на службах в отношении государя в дореволюционной России. Митрополит Иларион: Конечно, за последние годы, я бы сказал, за последнюю четверть века, сложились конструктивные и добрые отношения между Церковью и государством. И это проявляется не только в ритуальной части, но, прежде всего, в том, что совместно удается делать Церкви и государству. А удается очень многое. Возьмем простой пример: возрождение Церкви за последнюю четверть века, строительство новых храмов, новых монастырей. В абсолютном большинстве случаев никаких специальных дотаций от государства не было. Но государство создавало благоприятные условия для того, чтобы бизнес вкладывался в реставрацию церквей, чтобы меньше препятствий встречали представители Церкви, и таким образом при содействии государства без какой-либо прямой финансовой помощи удалось за 25 лет восстановить более 25 тысяч храмов в масштабе всей Русской Церкви. Если говорить о молебне после инаугурации президента, то эта традиция была заложена в 2000 году при первой инаугурации Президента Путина. И здесь, с одной стороны, подчеркивается отделение Церкви от государства, поскольку сама церемония инаугурации носит светский характер. Наш президент приносит присягу не на Библии, а на Конституции. Патриарх присутствует, но не выполняет на инаугурации никаких специальных функций. Как это, кстати, было при президенте Ельцине, когда там же в зале, где проходила инаугурация, Патриарх благословлял новоизбранного президента. А сейчас эти два события разведены. Проходит инаугурация, где собираются гости, а затем президент идет в Благовещенский собор, где возносится молитва Патриарха о президенте, и Патриарх дает напутствие президенту, в котором он расставляет самые важные акценты, связанные с ожидаемыми от президента действиями и решениями. |
| Постановления «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» и «О религиозных объединениях» 1929 года ставили Русскую Православную Церковь вне закона. Гонения на духовенство и верующих то затухали, то вспыхивали с новой силой, как в довоенный период, так и в период после окончания Второй мировой войны. По количеству мучеников, за веру пострадавших, Русская Церковь многократно превзошла сонм христианских мучеников, принявших страдания в первые века гонений со стороны языческой Римской империи. Политические процессы в конце ХХ века в СССР привели к крушению советского государства. В 1990 году в России были приняты «Закон о свободе совести и религиозных организациях» и «О свободе вероисповеданий», фактически упразднившие юридическую основу для истребления Церкви. Был ликвидирован Совет по делам религий, религиозным организациям вернули правовую основу для деятельности и статус юридического лица, Церковь получила право владеть недвижимостью, заниматься хозяйственной деятельностью, создавать учебные заведения для детей и взрослых, свободно распространять религиозную литературу. В 1997 году был принят ныне действующий закон «О свободе совести и религиозных объединениях», отразивший глубокие изменения в политической и социально-экономической сферах общества. Этот закон закрепляет ряд принципиальных положений в области взаимодействия государства и религиозных общин. Анализ юридических новелл данного закона позволяет увидеть, что Россия избрала такую модель взаимоотношений государства и религиозных организаций, которая отличается от распространенных в мире моделей «государственной церкви». Закон развил основные принципы церковно-государственных отношений, закрепленные в Конституции России 1993 года. В 2000 году Архиерейский Собор Русской Православной Церкви принял важный документ — «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», который, в том числе, содержит результаты богословского осмысления церковно-государственных отношений в современном и историческом контексте. Тезисно изложу ключевые положения, которые позволят лучше понять позицию Церкви по этому вопросу. |
| " Симфония " – – это было бы здорово " , – – включился в обсуждение социолог Михаил Тарусин (Институт общественного проектирования). " Но это предполагает, что государство должно быть правильным, а сегодня власть нагло, бесстыдно ворует, с такой властью трудно выстроить " симфонию " ! " – – продолжил он. Ученый был настроен радикально: он призвал упразднить конституционную норму об отделении Церкви от государства, которую, как он считает, " перетащили из старой конституции " ( " Что за глупость – отделение какое-то! " ) и, по примеру Белоруссии, утвердить в Основном законе положение об " особой роли православия " в России. Протоиерей Максим Козлов убежден, что о " симфонии " можно говорить только в том случае, если государство признает " онтологическую значимость " Церкви, а не " инструментальное " ее значение. Заключение конкордата он считает целесообразным: определяя сферы взаимодействия, договор, по крайней мере, давал бы обществу основания не ассоциировать Церковь с государством. Настоятель университетского храма считает необходимым некоторое " дистанцирование " Церкви от государства, стремление не к преференциям, а, в первую очередь, к " установлению в обществе атмосферы евангельских ценностей " . Однако возможности Церкви ограничены: выступавший говорил о " большой вилке " между официальным признанием Церкви со стороны государства и реальной возможностью широкого участия Церкви в жизни общества. Например, это касается работы священнослужителей в вузах, где решение о том, допустить или нет священника к студентам, открыть ли домовый храм, зависит целиком от воли конкретного декана или ректора. " Сегодняшние реалии имеют уповательное отношение к " симфонии " , это скорее потенция " симфонии " , – – заключил о. Максим. Советник председателя Совета Федерации РФ Александр Щипков является последовательным сторонником " согласительно-договорных " отношений Церкви и государства с 90-х гг. Избегая называть эти отношения " конкордатом " , он подчеркнул, что, наконец, подходящее время для выстаривания это системы настало, и начинать надо с регионального уровня. Участниками дискуссии также стали: декан соцфака МГУ профессор Владимир Добреньков, профессор соцфака Виктор Гараджа, главный редактор портала " Православие и мир " Анна Данилова и другие. |
|
|
