| Добившись от Я. фон Зирка формального отречения, сторонники У. фон Мандершайда в июле 1430 г. избрали последнего светским правителем Трира (dominus Treverensis), а 10 сент. 1430 г. соборный капитул избрал его архиепископом. Документ об избрании (без упоминания о предыдущих выборах и назначенном папой архиепископе) был отправлен в Рим; Н. К. подписался под ним в качестве одного из свидетелей (см.: ActaCus. Bd. 1. S. 30. N 78). Папа Римский Мартин V не собирался идти на уступки и настаивал на том, что в Трире должны принять Рабана. Однако гневные письма папы герм. курфюрстам не имели эффекта, т. к. те опасались, что назначение курфюрста Трирского единоличным решением папы создаст опасный прецедент; сторону Ульриха занял и имп. Сигизмунд I Люксембург , сославшийся на то, что он должен быть защитником законных «свобод» герм. нации. Подробное обоснование своей позиции сторонники Ульриха дали в апелляции, под к-рой Н. К. вновь подписался как свидетель; предполагается, что он принимал участие и в работе над текстом этого документа (см.: Ibid. S. 31-35. N 80). В документе умалчивалось о наименее выгодном для Ульриха обстоятельстве, а именно о том, что он сам отказался признать предшествующие выборы и отправился искать папского суда. Именно на это, как и на общий принцип неподсудности папских решений, ссылались сторонники Рабана в подробном ответе на апелляцию (см.: Ibid. S. 36-40. N 81). В начавшемся затяжном юридическом и каноническом споре Н. К. встал на сторону Ульриха и занялся выработкой дополнительных аргументов, способных усилить позицию его сторонников. Об этом, в частности, свидетельствует подготовленная Н. К. записка, которой Ульрих пользовался в ходе рейхстага в Нюрнберге в февр. 1431 г.; в ней подробно обосновывается каноническая правота трирской партии (см.: Ibid. S. 40-43. N 85; также ср.: Ibid. S. 43-45. N 86). Восшествие в марте 1431 г. на Папский престол Евгения IV (1431-1447) только усугубило сложность ситуации: еще будучи кардиналом, он принимал прямое участие в подготовке решения о назначении Рабана, поэтому не собирался идти ни на какие уступки. |
| 208. ПИЙ II Римские Папы. Список 208. ПИЙ II. 1458—1464. Энеа Сильвио Пикколомини. Родился в 1405 г. в Корсиньяно (ныне Пьенца) около Сиены. Учился в Сиенском университете. Молодой гуманист зачитывался произведениями Цицерона, Ливия и, подражая римским поэтам, писал эротические стихи. С 1430 г. выполнял функции секретаря трех епископов и трех кардиналов, проявив при этом большие дипломатические способности, которые использовал, в частности, при дворе германского императора. В 40 лет он принял священнический сан и поступил на службу к Евгению IV, который назначил его епископом Сиены, а затем — кардиналом. В 1458 г. после бурного конклава он был избран папой. Принял имя Пий в честь латинского поэта Вергилия, который назвал «набожным» (по-латыни pius) патрона папы — мифического Энея, предка римлян. Будучи гуманистом, Пий II поддерживал развитие культурной жизни при папском дворе. Сам он постоянно интересовался классической литературой, проводя ночи, как сам об этом говорил, за чтением латинских поэтов или за написанием собственного дневника. Он оставил после себя единственную известную нам папскую автобиографию, называвшуюся «Комментарии». Ее рукопись хранится в Ватиканской библиотеке и до сих пор не дождалась полного, не урезанного церковной цензурой издания первоначального текста. Во времена Пия II расширился римский университет, называвшийся «Сапиенца». Пий II вынашивал фантастические планы обращения в христианство турецкого султана. Он предпринял также усилия, направленные на организацию большого крестового похода с целью отвоевания у турок Константинополя. 14 августа 1464 г. папа стоял у окна, тщетно ожидая появления союзнического флота, который он намеревался лично препроводить до Босфора. Когда его известили о том, что ни один корабль не прибудет, папа умер от огорчения. Из книги: Ян Веруш Ковальский. Папы и папство. М.: Издат. политической литературы. 1991 г. Ссылки по теме Церковно-Научный Центр «Православная Энциклопедия» По Благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла © Православная Энциклопедия, 2001–2024. Все права защищены © Сделано в Stack Group , 2008–2024 |
| Отдел третий. Преобладание Ассирии Первое возвышение Ассирии Находясь в треугольнике между Тигром, Нижним Забом и горами Загра, Ассирия подвергалась постоянным нападениям Митанни и других окрестных народов. Успешно боролся с ними Самсиадад III (нач. XVII в.), «обладатель страны между Тигром и Евфратом», сообщивший в посвященной сооружению храма Энлиля в Ассуре и найденной германской экспедицией надписи следующее: «я принял дань царей Тукриша (вероятно, у озера Урмия) и царей верхней страны; мое великое имя и мою надпись на камне поместил я в стране Ливана, на берегу великого моря». Однако эти успехи были непрочны. Мы знаем из богазкеойских документов, что прадед Тушратты, Шаушатар около 1430 г. даже овладел Ассуром, последствием чего были вассальные отношения Ассирии к Митанни. Даже Ниневия входила в состав владений еще Тушратты. Против этих врагов, а также для освобождения от вавилонской опеки, ассирийские цари, пока они были слабы, старались опираться на Египет. В Телльамарнском архиве сохранилось два письма ассирийского царя Ассурубалита к Аменхотепу IV. Он припоминает, что сношения с Египтом начались еще при его предке Ассурнадинахи, вероятно современнике Тутмоса III, от которого он получил 20 талантов, может быть, в ответ на упоминаемые в анналах Тутмоса под 23-м годом дары ассирийского царя – «три больших куска настоящего ляпис-лазури и три куска голубого камня из Вавилона». Он и теперь посылает фараону подарки – не только лазоревый камень, но и коней с колесницами, и усиленно просит золота, необходимого ему для постройки дворца, с обычным припевом, что его в Египте столько же, сколько песку. Мы знаем, как на самостоятельные сношения Ассурубалита с фараоном посмотрел вавилонский царь Буррабуриаш. А между тем положение Вавилона в это время было далеко не таково, чтобы повелевать, особенно Ассирией. Ассурубалит был освободителем Ассирии от ига Митанни. Он выдал свою дочь за наследника вавилонского престола, Караиндаша II. Сын последнего, Кадашман – Харбе II старался провести дорогу через Сирийскую пустыню, и с этой целью копал там колодцы и основывал колонии, может быть, желая пробиться к морю, минуя Месопотамию, но в самый разгар своей деятельности был убит касситами, вероятно недовольными его ассирийскими связями. |
| Скачать epub pdf 44. Василий II Васильевич, прозванием Темный, великий князь московский и всей Руси сын князя Василия I Дмитриевича, великого князя московского и всей Руси, от брака с Софьей Витовтовной (в иночестве Евфросиния), дочерью Витовта Кейстутиевича, великого князя литовского. Родился в Москве 10 марта 1415 г.; получил присягу дядей своих, требованную великим князем, отцом его, в 1420 г.; сопровождал мать к отцу ее, а своему деду, в Смоленск в 1423 г.; вступив по смерти отца на престол, нашел соперника в дяде, князе Юрии (Георгии) дмитровском (см. 194), в 1425 г.; увидел врага и в деде Витовте, осаждавшем Опочку (уездный город ковской губернии) в 1426 г.; умирился с дядей Юрием договором, призывавшим каждого из них оставаться при своем, в 1428 г.; приглашенный дедом, был на знаменитом съезде в г. Троках (Виленской губернии) в 1430 г.; ездил тягаться с дядей Юрием в Орду в 1431 г.; признан великим князем московским от ордынского хана Ахмета в 1432 г.; вовлеченный матерью в неприязнь с сыновьями Юрия, разбит Юрием на р. Клязьме в 20 верстах от Москвы, бежал и Тверь, в Кострому и лишен престола, вместо которого получил уделом Коломну в 1433 г.; скоро же, сев опять на великокняжение, данное ему Юрием добровольно, разорил Галич (Костромской губернии), удел Юриев, снова разбит Юрием с сыновьями в области Ростовской, бежал в Новгород, на Мологу, в Кострому, в Нижний и, вторично лишенный престола, думал бежать в Орду, но внезапной смертью Юрия возвращен в Москву в 1434 г.; разбил одного из Юрьевичей, Василия Косого, на р. Которосли 6 января 1435 г.; вероломно схватив, сослал закованным другого Юрьевича, Дмитрия Шемяку (см. 75), а Косого разбил вторично на Скоротине и, пленного, велел ослепить, в 1436 г.; получил от новгородцев черный бор (крестьянская дань), уступленный ему добровольно в 1437 г.; потерял при осаде Белева рать свою, бежавшую вместе с ее предводителями, братьями Юрьевичами, от татар ахметовых, в 1439 г.; возобновил дружественный союз с Юрьевичами и всенародно, в самом храме Успенском, обличил ересь Исидора, митрополита московского, дерзнувшего провозгласить единение с папой на основании артикулов собора флорентийского в 1440 г.; увидел приступ Шемяки к Москве в 1441 г.; избрал св. Иону, архиепископа рязанского, на митрополию московскую в 1443 г.; послал в бывшие русские области Литвы воевод, опустошивших все до Смоленска, но сам разбит татарами 6 июля под Суздалем и, захваченный в плен, отвезен в г. Курммш (ныне уездный Симбирской губернии), из которого, за умеренный выкуп, отпущен в Москву 1 октября 1445 г.; |
| Швейцарский поход Суворова — альпийское чудо 215 лет назад, 10 сентября 1799 года, начинался Швейцарский поход А.В. Суворова 10 сентября, 2014 215 лет назад, 10 сентября 1799 года, начинался Швейцарский поход А.В. Суворова Дороги и сражения Швейцарского похода стали лебединой песней и высшим взлётом судьбы Суворова. Вот ведь какой парадокс: кампания 1799 года завершалась не лучшим образом для союзников и для Российской империи. Франции удалось сыграть на противоречиях между Британией, Австрией и Россией, удалось свести на нет победы Суворова в Италии, удалось избежать разгрома, не допустить перенесения боевых действий на территорию Французской республики. Из критического положения лета 1799 года революционная Франция вышла с наименьшими потерями. В этом контексте Швейцарский поход Суворова можно было бы воспринимать как «хорошую мину при плохой игре». Можно было бы, но удивительные обстоятельства похода, подвиги всех его участников от солдата до генералиссимуса, тактический гений Суворова, проявленный на краю гибели – всё это мешает нам относиться к Швейцарскому походу даже с долей пренебрежения. На излёте лета, в расцвет жаркого итальянского бархатного сезона, 28 августа армия Суворова двумя колоннами (ими командовали генералы Розенберг и Дерфельден) выступила из Ривальты и Асти в направлении Таверно. Узнав о наступлении частей Моро на Тортону и Серравалле, Суворов предпринял новый маневр: колонны повернули назад и через сутки были в Тортоне и Александрии. Моро произвёл разведку – и на него произвели впечатление сведения о нахождении русских частей в Пьемонте. Французы отступили на юг, избегая сражений. В Таверно, по приказу Суворова, союзники заготавливали мулов и вьюки. Только Мелас исполнил этот приказ Суворова неудовлетворительно. Под Тортоной Суворов получил лишь малую часть мулов для нужд горной артиллерии, а остальные 1430 обещанных мулов должны были ждать русскую армию в Таверно. Но, прибыв в Таверно, мулов Суворов не увидел… Никто иной как великий князь Константин Павлович предложил использовать под вьюки казачьих лошадей – тем более, что в горной войне спешенные казаки представлялись полезнее кавалеристов. Для горной войны казачьи лошади были «рыбой на безрыбье». Надо заметить, что казаки ревностно дорожили своими лошадьми и вряд ли рискнули бы своей главной собственностью, если бы не авторитет Суворова. |
| I. В отношении к внешнему виду В отношении к внешнему виду, – если уже при истории новозаветного текста надобно отказаться от возможности иметь под руками первоначальный текст и таким образом всю историю текста приходится строить на основании позднейших исторических данных, – в древнейшей истории текста исследованию подлежит частью самое письмо, частью разделение текста. а. Письмо (Scriptio) 1426 Новозаветные книги не все написаны были их писателями собственноручно, но отчасти может быть каллиграфами, в большей же части – переписчиками, которым диктовали писатели. Последнее известно о многих посланиях ап. Павла (ср. Рим. 16, 22 ; 1Кор. 16, 21 ; 2Сол. 3, 17 ; Кол. 4:18 ), между тем как другие Павловы послания (по крайней мере послание к Галатам, по Гал. 6:11 ) первоначально написаны были Павлом собственноручно. Вероятно новозаветные писатели писали свои книги, – как это было общеупотребительно в то время, – на египетском папирусе (ππυρος) чернилами и тростью 1427 , а для писем (посланий) употребляли самый тонкий род папируса, Августов папирус. Исписанные листки затем свертывались в трубку. Пергамент хотя и был известен 1428 , но для обыкновенного употребления был слишком дорог. Позднее впрочем переписчики писали 1429 Новый Завет на приготовленной для сей цели коже животных или на пергаменте, а еще позднее (когда пергамента сделался так редок, что уже начали изглаждать прежде написанное, чтобы заменить его вновь предназначаемым для письма), с 10 в. на бумаге из хлопка 1430 , наконец с 13 века – на бумаге из тряпья. Весьма важно то обстоятельство, что Новый Завет, как и вообще греческие писания древности, был писан, как доказывают даже еще и теперь новозаветные рукописи, без ударений, придыханий и подписной юты, без знаков препинания, без разделения слов и строк (serie continua), не курсивом, а прописными буквами. (Таким образом только то принадлежит к тексту, который подлежит исследованию критики, что писано прописными буквами, без слово-разделения, без знаков препинания и ударений). |
| Но всё это хорошо до поры до времени. В какой-то момент необходимо «расцепиться» с сознанием персонажа и отстраненно оценить полученный опыт в контексте достоверно известных слов его и поступков. В противном случае биография будет написана слишком уж комплиментарно, а то и вовсе, что называется, через «розовые очки». Сопереживание исторической личности - всего лишь инструмент биографа, оно не имеет самостоятельной ценности. В книге С.Ю. Акишина этот принцип - «вовремя расцепиться», как представляется, оказался нарушенным. Отсюда происходит странное, двойственное впечатление, которое производит эта книга. С одной стороны, нельзя не признать ее полезности как для специалистов по истории Церкви и Руси, так и для любителей историко-просветительского чтения. Ценность издания - именно просветительская. Притом громадное значение фигуры Исидора, не только главы Русской церкви на протяжении нескольких лет в 1430-х годах, но и персоны, оказавшей самое отрицательное влияние на отношения между церковным Константинополем и Москвой, придает работе С.Ю. Акишина особенный интерес. Нельзя не признать, что автор собрал колоссальный объем сведений о жизни, мировидении, литературных и богословских трудах митрополита Исидора. Замечательное по своей полноте собрание фактов и текстов (в книге приводятся переводы семи произведений Исидора) еще послужит историкам хорошим подспорьем в изучении сюжетов, связанных с его жизнью и деятельностью. С этой точки зрения С.Ю. Акишина можно лишь благодарить. Как просветитель, он сделал поистине большое дело. Но далеко не столь хорошо обстоят дела с содержательной частью книги. По всей видимости, автор поддался очарованию столь сильного, изощренного и энергичного интеллектуала, каким был Исидор и, в какой-то степени занялся оправданием его деятельности, самой неблаговидной в отношении Православной церкви. Имеется в виду та лихорадочная активность, с которой Исидор продвигал дело унии между католической и православными церквями за счет унижения Православного Востока, за счет выкручивания рук и неправдивых обещаний масштабной военной помощи против турок-османов. Исидор выступает, в данной случае, как антигерой по отношению к Православию. |
| Композиция рельефа «Передача ключей ап. Петру» (1430, Музей Виктории и Альберта, Лондон), служившего пределлой первоначального алтаря капеллы Бранкаччи ( Einem. 1967), освященной во имя ап. Петра, созвучна программе декора капеллы, в к-рой подчеркнута идея величия Флоренции («Florentine empire» - один из мифов, определявших гос. политику и питавших общественное сознание в XV в.). В рельефе видят политическую аллегорию, связываемую с личностью папы Мартина V, олицетворявшего в глазах современников «libertas Ecclesiae», звавшего к крестовым походам против гуситов и пытавшегося восстановить могущество папской власти. Работа Д. перекликается с фреской Мазаччо в капелле. Богоматерь на троне. Центральная скульптура алтаря базилики Сан-Антонио в Падуе. 1447-1450 гг. Богоматерь на троне. Центральная скульптура алтаря базилики Сан-Антонио в Падуе. 1447-1450 гг. Для кафедры на фасаде собора в Прато Д. (совместно с Микелоцци Микелоццо) выполнил 7 композиций (1428-1438), в к-рых живописная трактовка пространства, отличавшая рельефы для купели сиенского баптистерия, созданные Гиберти и Якопо делла Кверча в 1417-1434 гг., сменилась архитектурно-пластической. Несмотря на то что 30-е гг. XV в. во Флоренции ознаменованы интересом к фламанд. традиции ( Panofsky. 1971), работы Д., посетившего Рим (1431-1433), отражают влияние античного искусства. Небольшая бронзовая статуя Давида (1-я пол. 30-х гг. XV в., Национальный музей, Флоренция), украшавшая фонтан во дворе Палаццо Медичи, имеет замкнутый силуэт, отмечена равновесием восходящих и нисходящих ритмов. Обобщенная пластика раскрывает по мере обхода скульптуры анатомическую структуру и движение тела. Эта скульптура, вероятно созданная под влиянием античной статуи Гермеса (Палаццо Веккьо) ( Либман. 1962. С. 104), воплощает античный идеал обнаженного тела, свидетельствует о независимости жанра скульптуры от архитектуры и воспринимается как символ гражданских свобод и доблести. Синтез античности и христианства, переход от мифа к историческому времени характерны для образного строя рельефов с изображением Богоматери (тип Madonna dell " umiltà - Мадонна Ласкающая (т. н. Мадонна Пацци, 1422), напоминающих профили менад на классических камеях, а также в «Благовещении» алтаря Кавальканти (1-я пол. 30-х гг. XV в., ц. Санта-Кроче, Флоренция) и для рельефов парапета кафедры для певчих (1433-1438, Музей кафедрального собора, Флоренция). Скульптура Д., известная как Амур-Аттис (1-я пол. 30-х гг. XV в., по заказу Аньоло Дони; Национальный музей, Флоренция), может расцениваться как аллегория Времени, соотносящаяся с текстом Гераклита, приведенным у св. Ипполита в «Refumamio» - сочинении, доступном на Западе со времени Флорентийского Собора (1439) ( Janson. 1957. P. 143). |
| И хотя Феофан Затворник отделяет его и от рационального познания, и от свободной воли, с другой стороны, он настаивает на том, что все начала человека своим естественным вместилищем должны иметь сердце. «В сердце отражаются своей деятельностью все силы существа человеческого на всех их ступенях. Следовательно, в нем должны быть чувства духовные, душевные и животно-чувственные, которые, впрочем, и по образу своего происхождения, и по своим свойствам, так разнятся, что и самую способность чувствовать надобно полагать в трех видах: 1) сердце как приятелище и вместилище духовных чувств; 2) сердце как вместилище душевных чувств; 3) сердце как вместилище низших, чувственно-животных чувств» 1428 . Отсюда возникает нравственный вопрос: какую духовную ценность должны придавать мы различным чувствам и как развивать их? Ведь уже не будет больше делаться различий между сознанием, волей и чувствами, но только между чувствами низшими и высшими, среди которых чувства «духовные» займут наиболее важное место. Духовные чувства О пребывании Духа в нашем сердце можно узнать посредством «духовных чувств». Они свидетельствуют о том, что в божественном мире мы находимся «как в своей стихии» 1429 , что существует сродство между Богом и человеком 1430 , естественное «сочувствие с миром Божественным» 1431 . Для грешников же, напротив, «Божественное есть земля неведомая, и при вопросах они не могут сказать, хорошо ли там или худо» 1432 . В этом описании мы легко узнаем то, что Отцы передавали понятием anaisthesia (бесчувственность, нечувствие) – ожесточение сердца 1433 . Исцеление от этого можно обрести лишь в противоположном – в apatheia (бесстрастии) 1434 . Но бесстрастие вовсе не является синонимом каменного сердца, как полагали стоики. Напротив, бесстрастное для всего «плотского» (в нравственном смысле слова), сердце становится чрезвычайно чутким и чувствительным к проявлениям Духа и Его наставлениям. Феофан Затворник четко выделяет радикальное противопоставление, существующее между бесстрастием и бесчувственностью, нечувствием. |
| В то же время такой же договор был заключен Витовтом и с великим князем пронским. Пронск в то время представлял собой второй центр рязанской земли, где сложилось самостоятельное и независимое великое княжение, на что указывал уже А.Е. Пресняков . Оба княжества периодически конфликтовали между собой, причем пронский князь в первой трети XV века явно не уступал своему рязанскому сопернику. О сильной позиции тогдашнего пронского князя Ивана Владимировича свидетельствует, например, то, что Василий I решил женить своего сына и наследника Ивана на его дочери. Территория Пронского княжества входила в состав Рязанской епархии. Как видим, уже с первых лет пребывания владыки Ионы на епископской кафедре ему пришлось окунуться в обстановку, где разные политические силы решали собственные задачи. В первую очередь владыке приходилось считаться с позицией рязанского князя, в столице которого находилась его кафедра, и точкой зрения пронского князя, чьи земли составляли существенную часть территории епархии. Также епископ должен был лавировать между лагерями Юрия Звенигородского и Василия II, поскольку область Мещеры, как и любая другая, всегда могла стать ареной борьбы между претендентами на великокняжеский престол. При этом сам епископ Рязанский, как уже говорилось, являлся сторонником Василия II. Естественно, определенную роль в жизни рязанской земли с 1427 года и вплоть до смерти, последовавшей в 1430 году, играл Витовт. В письме к магистру Ливонского ордена он уведомлял, что великие князья рязанские, пронские и одоевские встали под его защиту . При этом непосредственное влияние литовского князя на политическую жизнь рязанских земель было, вероятно, не столь велико. Однако опосредованное воздействие проявилось достаточно сильно. Так, тесные отношения Витовта с ордынским ханом Улу-Мухаммедом, время правления которого как раз пришлось на рубеж 20–30-х годов XV века, должны были отразиться на политике хана в отношении Рязани. Географическое положение рязанских земель, расположенных на юго-востоке Великороссии, всегда было связано с угрозой, исходившей от Золотой Орды. Процесс ее распада вступил в середине XV столетия в последнюю фазу. Однако традиционная политика Орды, состоявшая в том, чтобы уравновешивать силы русских князей, продолжалась и в период распада. И Тохтамыш, и Едигей поддерживали рязанскую самостоятельность в противовес усилению Москвы. С другой стороны, принцип «разделяй и властвуй» действовал без исключений, ослабляя тех, кто, на первый взгляд, оказывался в выигрышном положении. Так, Едигей играл на противоречиях Рязани и Пронска, не давая усилиться ни одному из княжеств. |
|
|
