| Спасо-Андрониев , 2 кл., на бер. р. Яузы, в Москве, на Андрониевой площади. Основан около 1360 г. иждивением св. митр. Алексия и трудами св. Андроника, ученика пр. Сергия (см. 13 июня). Поводом к построению обители было чудесное спасение святителя от угрожающей ему гибели в волнах Черного моря. Возвращаясь из Царьграда в 1354 г., святитель испытал на море страшную бурю, грозившую потопить корабль и всех бывших на нем. Видя большую опасность, святит. Алексий, вместе с своими спутниками, обратился с горячей молитвой к Богу об избавлении от опасности и дал обет устроить монастырь в честь святого или праздника того дня, в который благополучно пристанет к берегу. Господь услышал молитву и спас всех от верной гибели. Корабль пристал к берегу 16 авг., почему святит. Алексий и решил построить монастырь в честь Нерукотворенного Спаса. Будучи в Константинополе в другой раз в 1356 г., святитель приобрел там для будущего монастыря чудотворный образ Нерукотворенного Спаса. За помощью по делу о сооружении монастыря св. Алексий обратился к пр. Сергию. Пр. Сергий избрал из братии своего монастыря инока Андроника, который и исполнил желание святителя. Вскоре пр. Андроником был устроен во имя Нерукотворенного Образа храм, который торжественно был освящен святит. Алексием в 1360 г. В годины испытаний, пережитых Москвой, обитель подвергалась разорению со стороны татар, ляхов и французов. Соборный храм во имя Нерукотворенного Спаса, построенный в нач. XV в. на месте созданного пр. Андроником, был расписан знаменитыми в то время мастерами – иконописцами, иноками того же монастыря: Андреем Рублевым († 1430) и Даниилом Черным († 1438 г.); оба они погребены в мон.; кисти Рублева принадлежат и в иконостасе многие иконы. Здесь находится оставшийся целым и невредимым с самого основания мон. Нерукотворенный Образ Спасителя, привезенный св. Алексием из Царьграда и украшенный богатою ризою. В мон. покоятся под спудом мощи пр. Андроника и в той же раке мощи св. Саввы (см. 13 июн.). Колокольня мон. представляет собою одно из величественных сооружений Москвы; в ней, 34 саж. вышины. На месте, где простился с пр. Андроником посещавший мон. пр. Сергий, устроена часовня (см. также выше). |
| Галерея ц. прор. Илии в Фессалонике. 1360 г. Галерея ц. прор. Илии в Фессалонике. 1360 г. С IX в. нек-рые визант. церкви имели внешние крытые Г.: храм Христа Акаталепта в К-поле (сер.- 2-я пол. IX в.) окружала с 3 сторон Г., сообщавшаяся тройными аркадами на колоннах с юж. и сев. ветвями планового креста; к ц. св. Феодора (Килисе-джами) в К-поле (XI в.) с сев. и юж. сторон примыкали Г., открывавшиеся высоким проемом в храм, а с зап. стороны соединявшиеся с нартексом. В палеологовскую эпоху внешние Г. трансформировались в полуоткрытые портики с чередованием проемов в виде аркад с тонкими полуколонками и нишами (храмы святых Пантелеимона, XII в., и Екатерины, кон. XIII в., в Фессалонике). Открытые Г. примыкали снаружи к сев. (1-я пол. XII в.) и юж. (до 1180) церквам мон-ря Пантократора (Зейрек-джами) в К-поле, к сев. фасаду храма Афендико мон-ря Вронтохион, к ц. Богородицы Пантанассы в Мистре (ок. 1430). В Закавказье внешние Г. известны уже с V в.: так, Болнисский Сион (478-493) имел открытую Г. с сев. стороны; к храмам в Текоре (V в.), Ереруйке (V в.), Двине (кон. V в.), Одзуне (VII в.) примыкали Г., сооружавшиеся с 1, 2 или 3 сторон зданий; собор Светицховели в Мцхете (1010-1029, зодчий Арсукидзе) имел открытые Г. по продольным фасадам здания (утрачены в XIX в.). Хоры в храмах Грузии появились с VII в.: в Цроми (626-634) они располагались над нартексом. В X-XI вв. такие Г. являлись обязательной частью кафедральных соборов: ц. Квелацминда в Гурджаани (VIII-IX вв.) имела И-образные в плане хоры; в соборе Баграта в Кутаиси хоры (построены в 1003) располагались с 3 сторон планового зап. рукава; в ц. св. Георгия в Алаверди (нач. XI в.) хоры находились во 2-м ярусе боковых нефов. Внешние Г., располагавшиеся выше боковых нефов, имели нек-рые базилики в Сирии, а также, по одной из версий, ц. Богородицы мон-ря Липса в К-поле (908). В церковных постройках Запада Г. появились в каролингской архитектуре: дворцовая капелла Карла Великого в Ахене (ок. 800), построенная в подражание ц. Сан-Витале в Равенне, имела Г. в верхнем ярусе. В оттоновский период Г. над боковыми нефами базилик использовали для размещения дополнительных алтарей, мест для певчих и т. д. (ц. св. Кириака в Гернроде, XI в.). Г. над боковыми нефами сооружали в романских храмах (ц. Сен-Реми в Реймсе, 1005-1045; ц. Сент-Этьен в Кале, 1065-1081); И-образную планировку имела Г. ц. Сен-Сернен в Тулузе (1096-1250). Важной особенностью романской архитектуры является «карликовая» Г. (dwarf) с аркадой, идущая вдоль стены снаружи здания, явившаяся прообразом аркатурных поясов. |
| В 1419 г. М. учредил ряд должностей для восстановления порядка в Риме и создал комиссию для наблюдения за реставрацией рим. храмов, на что были выделены значительные средства. В 1425 г. папа подтвердил городские статуты 1363 г. и принял закон против роскоши. Тогда же он принял меры по упорядочению деятельности мясников, торговцев рыбой и скорняков, а также по урегулированию торговли зерном. В 1430 г. по случаю перенесения в Рим мощей св. Моники , матери блж. Августина , папа произнес речь: «Поскольку у нас есть св. Августин, что нам до остроумия Аристотеля, красноречия Платона, мудрости Варрона, удивительной серьезности Сократа, авторитета Пифагора, умения Эмпедокла? Нам эти люди не нужны, нам достаточно Августина… Если мы ищем истины, учености и страха Божия, кто будет для нас поучительнее, мудрее и, так сказать, святее, чем Августин?» (цит. по: Pastor. 1901. S. 230). Эти слова свидетельствуют не только о благочестии понтифика, но и о том, что произведения античных писателей были хорошо известны в то время и входили в образовательный стандарт; во многом это была заслуга деятелей итал. гуманизма . М., как и большинство др. пап эпохи Ренессанса, охотно пользовался услугами гуманистов; за годы работы Констанцского Собора многие из них получили европ. признание. Секретарями курии были поэт и гуманист Антонио Лоски (ок. 1368-1441) и собиратель рукописей флорентинец Поджо Браччолини, к-рый в годы куриальной службы написал диалог «О скупости» (De avaritia), посвященный племяннику папы кард. П. Колонне. Филолог и лексикограф Гаспарино Барцицца (1360-1431) с 1418 г. числился секретарем без обязательства находиться при Римской курии. Известно, что понтифик хотел возвести в достоинство кардинала итал. ученого, богослова Леонардо Дати (1360-1425), генерального магистра ордена доминиканцев, но не успел этого сделать из-за его кончины. По поручению М. папский посланник А. да Масса Мариттима привез из К-поля греч. рукописи «Биографий философов» Диогена Лаэртского и соч. «Против греческих заблуждений» Мануила Калеки; по заказу папы эти произведения были переведены монахом-камальдулом Амброджо Траверсари (1386-1439). |
| Добрые вести Православия: Конец октября 2007 г. Хорошие новости второй половины октября, пришедшие из Болгарии, Италии, Франции, а также Ивановской, Иркутской, Орловской и Оренбургской областей России, касаются археологических открытий, духовного окормления, православного кинематографа и жизни русских православных общин за рубежом. Археологи нашли погребения первых православных христиан Сибири Спасская деревянная церковь в центре Иркутского острога. С. Ремезов, «Чертежная книги Сибири», 1701 г. Иркутские археологи при раскопках возле старейшего храма в городе – Спаса Нерукотворного – обнаружили остатки приходского кладбища. Найдены 37 погребений в домовинах из лиственницы конца XVII века. Также обнаружены остатки деревянного сооружения. Скорее всего, погребенные – это второе-третье поколение первопроходцев-казаков, которые основали Иркутск. Ученые намерены продолжать раскопки, а также укрепить фундамент древней церкви . Российская Академия наук передала Иваново-Вознесенской епархии храмовый комплекс Переданы два храма и здание бывшей приходской школы в селе Красноармейское Шуйского района Ивановской области. Село первоначально называлось Архангельское. Впервые храм во имя архангела Михаила этого села упоминается в документах под 1629 годом. В конце XVIII столетия в селе строится величественный храмовый комплекс, после революции отнятый у Церкви безбожными властями. С 1983 по 2007 годы храмы и школа принадлежали загородной базе отдыха Института химии растворов Российской Академии наук. Во время торжественной церемонии епископ Иваново-Вознесенский и Кинешемский Иосиф передал в дар институту икону святителя Николая Чудотворца, а руководитель отдела управления Росимущества по РАН Э.С. Суров подчеркнул, что РАН стремится к возвращению Русской Православной Церкви всех имеющихся в ее управлении храмов . Снят фильм, посвященный преподобному Андрею Рублеву Преподобный Андрей Рублев Новый фильм режиссера Татьяны Новиковой посвящен преподобному Андрею Рублеву. 52-минутная картина создана на основе свидетельств древних летописей и последних изысканий искусствоведов. Современные исследования о жизни преподобного Андрея Рублева подтвердили указания монастырских летописей и житий. Сегодня уже не вызывает сомнений, что знаменитый иконописец родился не позднее 1360 года, а скончался в 1430 году. |
| Augustine’s career took him from Carthage, to Rome, and eventually Milan, where he occupied the position of Rhetoric Professor, won for him by Manichean patrons. In Milan he became increasingly disillusioned with the Manicheans, and a series of crises shook his security; beginning with increasing asthmatic troubles (fatal for an ancient orator) and his agreement with his mother’s plan to dismiss his partner of fifteen years’ standing (the mother of his son Adeodatus) so that he could make a rich marriage to advance his career. His heartless agreement to her dismissal was soon followed by heartbreak at her loss, and his rapid employment of a sexual surrogate caused him to regard his philosophical aspirations with a depressed skepticism; but his increasing contact with one of the leading rhetorical and philosophical circles in the city (the group of theologians associated with the priest Simplicianus and Bishop Ambrose) opened up new vistas for him. He was greatly impressed by Ambrose, and began to consider the possibility of a similar career as ascetic philosopher. He describes his psychosexual and spiritual struggle in a famous autobiography (the Confessions) which he wrote many years later, and here he depicts the turning point of his life as occurring dramatically in a quiet Milanese garden when he abandoned his destiny to Christ and subsequently petitioned for admission to the church. For a while he stayed with Christian friends who formed a scholarly college around him. Soon, however, he returned to Rome, where Monnica died, and then he made his way back to Africa, in 388, where he intended to live with his companions (more cheaply) at Thagaste. One day in 391, while making a visit to the seaport of Hippo Regius, he was seized by local Christians and forcibly ordained priest by Bishop Valerius, so that he could help the old bishop in the church administration. He and his companions accepted the forced initiation into church administration, and by 395 Augustine was consecrated as Valerius’ episcopal assistant and, soon afterwards, his successor. Local bishops in Africa regarded his promotion as canonically dubious, and even his baptism as somewhat irregular – for the news of his early life (both his sexual liaisons and his membership of the heretical Manichees) was common gossip in a church much troubled by the rigorist dissidents the Donatists. To defend himself Augustine composed treatises against the Manichees after his priestly ordination, and after his consecration as bishop wrote the Confessions, an exercise in how self-scrutiny can be a salvific reading of the story of God’s providence in creation and in a human life. It was a brilliant answer to his episcopal colleagues who had criticized him for slipping through the rigorous baptismal “scrutinies” of the African church. |
| As bishop, Augustine made profound moves to resolve the schism of the Donatists, which led to his enunciation of important principles that would form the basic substructure of western Catholic ideas of sacramentality and ecclesial legitimacy. His works greatly developed the Latin Church’s understanding of itself as both a heavenly and earthly body (like Christ himself – whose body it was – a complete and perfect synthesis of flesh and divine spirit). Opposed at first to applying secular pressure on dissidents, he reluctantly came to a position by 411 that allowed for the partial legitimacy of such a policy. His immediate context was the lively Donatist threat of violence against him, but his authority seemed to have been placed behind the idea of religious compulsion when necessary, and it was an authority much evoked to justify forms of ecclesiastical oppression in later centuries. The publication of his Confessions had caused some outrage in Rome, where a moralist preacher, Pelagius, was appalled by Augustine’s apparently fatalist resignation ofhis salvation to God’s grace. Pelagius called for a more robust personal commitment and moral effort, and so began a controversy that was to mark all of Augustine’s later life, and cause him to elaborate a profound and careful doctrine of Grace that would become determinative for Western Catholicism. Augustine regarded humanity as having nothing on which it could base its salvation: all was a free gift of God. Humanity left to itself could only slip into the slavery of sin and corruption. His ideas were set out as a theology of praise for God’s merciful providence, but in some, more negative, readings of his legacy, the pessimistic tone predominated in an unbalanced way, and Augustine in a real sense has to be seen as the author of a tendency in Latin theology to focus on the notions of Original Sin, and the corruption of the material world, along with an ever-present tendency of the whole race to depravity. Most Orthodox theological writers never laid such stress on this pessimism, and never adopted as elements of the faith (unlike subsequent Western Catholicism) what they regarded as peculiarities of Augustine’s local church (theologoumena). |
| Самыми замечательными памятниками церковной письменности 14 века были Жития Святых. Много книг было переведено с греческого или пришло к нам в сербском переложении. Южные славяне, до покорения их турками в конце 14 века, были в постоянных культурных сношениях с Россией. К 14 веку относятся также отдельные поучения и слова. Возрождение церковного искусства после татарского погрома связано с именами Феофана Грека и его ученика Андрея Рублева. Уже в начале 14 века в Россию прибыли греческие мастера и расписывали новгородские церкви. Они восстановили прежнее искусство фрески. В середине века русские мастера расписали храм на Волотовом поле, около Новгорода. Расцветом церковного искусства являются годы от приезда в Новгород Феофана (1370) до начала 15 века. Это время создания замечательных фресок церквей Феодора Стратилата, Спаса Преображения и Спаса на Ковалеве в Новгороде. Андрей Рублев признан теперь во всем мире, как один из самых замечательных иконописцев. Он родился около 1360 года, по-видимому, в Радонеже, работал в 90 годах по приглашению преп. Никона в Сергиевской Лавре и в Звенигороде, принял вместе с Феофаном Греком и Прохором участие в росписи Благовещенского Собора в Московском Кремле (1405), трудился над украшением Успенского Собора во Владимире (1408), а в 20-х годах 15 века расписывал Троицкий собор Сергиевой Лавры, который был разрушен в 1408 году во время нашествия хана Едигея и только что вновь отстроен. Самым замечательным произведением Андрея Рублева является образ св. Троицы, написанный для иконостаса Лавры преп. Сергия. Умер Андрей Рублев около 1430 года. Строительное искусство обновилось в 14 веке главным образом в Псковской области, но и в Москве были сооружены каменные храмы: Успенский собор (1326–27), церковь Спаса на Бору (1330), Архангельский собор (1333). Оба собора были впоследствии целиком перестроены. В 14 веке было установлено в память Куликовской битвы (1380) особое поминовение всех павших на поле брани воинов. Оно было приурочено к ближайшей к дню памяти вел. муч. Димитрия субботе (Дмитриевская суббота). 3. Пятнадцатый век. |
| His early years were marked by several major conflicts between the Christians and both the pagan and Jewish factions of the city. At the same time, he was using the monastic movement to advance the Christian evangelization of a country where the old religions still held considerable sway. After 428 Cyril was increasingly drawn into conflict with the new archbishop of Constantinople, Nesto- rius, who conceived of two centers of operation simultaneously present in the life of Christ: one human and one divine, with one sometimes predominating over the other. Cyril denounced this as heretical, insisting that Jesus was wholly and completely divine, thus only one single person, and that person God. For Cyril, everything that Jesus did, whether it was a human act such as sleeping, or a powerful act such as raising the dead, was equally a work of the single divine Lord, now embodied within history. The divine power present in the humanity was also an archetype of how God had intended to “divinize” the human condition in the act of incarnation. Thus Christ is the pattern of the world’s salvation. The process of deification is best exemplified in the reception of the Eucharist, the “life-giving blessing” of the divine flesh that immortalizes the believer. It was a dynamic Christology which eventually came to represent the classical statement of the Christian East, but not without major resistance on the way, especially from theologians in Rome and Syria. The Council of Ephesus, where Cyril was judge and jury simultaneously, caused great bitterness in its aftermath, and the emperor’s negotiators had to work for several years to restore church communion, especially between Alexandria and Antioch. Eventually, in 433, a compromise was agreed on (the Formula of Reunion) where important points of the Antiochene position (Christ had two authentic natures – both human and divine) could be reconciled with Cyril’s insistence that Christ was a single reality, one divine person, but the precise ramifications of that agreement still needed much clarifying debate, and in default of this it was inevitable that the whole argument would soon break out again. |
| In 325 he was requested by Alexander Bishop of Alexandria to help resolve a bitter dispute (the Arian controversy) about the status of the Second Person of the Trinity. Constantine’s response was to organize the first general church council at his palace in Nicea in 325. The resulting conciliar creed anathematized Arius, famously proclaiming the Son to be “consubstantial” (homoousion) with the Father, a mainstay of the Orthodox and many other Christian traditions. So overwhelming was the participant bishops’ banquet at the emperor’s palace that Eusebius (an eyewitness) strikingly likened it to the eschatological gathering of saints in Christ’s kingdom, and compared Constantine to Christ. Constantine died on May 22, 337, having received baptism at the hands of bishop Eusebius of Nicomedia while on a military expedition. Despite committing acts hardly compatible with Christian precepts (having his wife Fausta and son Crispus executed, 325), Constantine’s impact on imperial Christianity was profound. By 337, Christianity had become the official state religion; public pagan sacrifices had become outlawed; Christian clergy had joined the state elite; Palestine had been reclaimed for Christianity; Constantinople, the new Christian capital named after Constantine, had replaced the old pagan Byzantium. The Orthodox Church commemorates him on May 21, together with his mother Helena. SEE ALSO: Council of Nicea I (325); St. Athanasius of Alexandria (ca. 293–373) REFERENCES AND SUGGESTED READINGS Edwards, M. J. (ed.) (2003) Constantine and Christendom: The Oration to the Saints. Liverpool: Liverpool University Press. Cyril was a native of Egypt, and when his uncle Theophilus became the archbishop of Alexandria in 385, he brought the young man to Alexandria for advanced studies. In 403, when he was 25 years old, Cyril was ordained lector, and in the same year attended Theophilus at the notorious Synod of the Oak, which deposed John Chrysostom. At his uncle’s death in 412, after a tumultuous election, Cyril was consecrated archbishop. |
| Here he invited Gregory Nazianzen, though the latter found the style of monasticism not to his taste, preferring a more scholarly seclusion on his own estates. Gregory and Basil collaborated in producing the Philocalia (a first edition of selected passages on the subject of exegesis from Origen) as well as writings about the monastic life. This early work of writing manuals for the ascetics gathered around them (especially Basil’s treatise Asceticon, though some see it as a work of Eustathius) had a historic impact in the form of the “Monastic Rules” which gave Basil the title of “Father of Eastern Monks”). The Moralia came first in 358, which was a largely traditional collection of ascetical maxims (each one attached to their suitable biblical proof text) and this work was followed by the Asceticon (ca. 363) (which is what most modern scholars refer to as the “Rule” of Basil, though it too is more in the form of generic maxim than detailed prescription). Ordained a reader in 360 and then priest for the church at Cappadocian Caesarea in 362, Basil was actively involved in the resistance of the radical Arian party (the Heterousians or Anhomoians) led by Aetius and Eunomius. At first attached to the Homoiousian party which was dominant in Cappadocia, Basil increasingly aligned himself with the defense of the Nicene Creed (and the Homoousian party) as it had been orchestrated and aligned by the eminent figures of Athanasius in Egypt, and by Meletios of Antioch and Eusebius of Samosata in the provinces of the Orient. His attachment to Meletios was the reason Basil never quite gained Athanasius’ complete trust. He fell out with his bishop, Eusebius, who seems to have been jealous of his younger assistant’s capabilities, and to avoid rancor he retired to his estates until, in 364, the threat of an installation at Caesarea of an Arian bishop of the entourage of Emperor Valens brought him back to the service of the Caesarean church, and to the aid of his anxious bishop. Gregory Nazianzen mediated that return, and the threat from Valens was deflected. |
|
|
