| Общее желание устранить никейский символъ, возвратиться къ тому положзнию вещей, какое существовало до возникновения споровъ, и трудности, съ которыми пришлось бороться для достижения этой цели, — все это служило достаточно прочнымъ мотивомъ, чтобы сплотить вместе все недовольныя никейскимъ деломъ силы. Однако, уже и въ этомъ периоде антиникейскихъ движений можно было подметить при–знаки, указывавшие на недостатокъ положительнаго единства въ рядахъ ея деятелей. Такъ, несмотря на многочисленность символовъ, вышедшихъ изъ подъ пера противниковъ никейскаго собора, имъ ни разу не удалось выработать такой формулы, которая удовлетворила бы всехъ одиваково и могла бы служить общимъ догматическимъ знаменемъ, способнымъ составить противовесъ никейскому вероопределению. Съ каждымъ новымъ шагомъ въ и каждый следующий соборъ пополнялъ или сокращалъ постановление предыдущаго. Эта шаткость догматической позиции противниковъ никейскаго собора тотчасъ же и обнаружилась со всею ясностью, какъ только окончательная победа надъ никейцами отняла главный объединявший ихъ мотивъ. Съ поражениемъ никейцевъ внешней цели, заставлявшей ихъ противниковъ забывать ο своей внутренней розни, не стало, и искусственно созданная коалиция начала быстро разлагаться по своимъ Частямъ. Первые плоды торжества надъ никейцами оказались довольно неожиданными. Победа надъ савеллианствомъ, которое противники никейскаго собора усматривали въ учении ο единосущии, прежде всего повлекла за собой то, что въ церкви вновь раздались строго арианские голоса, послышалась проповедь первоначальнаго, на половину уже забытаго, учения Ария. Правда, прочитывая сочинения защитниковъ никейскаго собора, вслушиваясь въ ихъ заявления, можно подумать, что арианство въ течение всехъ после—никейскихъ споровъ ни разу не прекра–щало своего существования, что все противники никейцевъ были ничто иное, какъ чистые ариане, и стремились единственно къ тому, чтобы дать господство въ церкви воззрениямъ Ария. Но во всехъ этихъ заявленияхъ, высказанныхъ подъ влияниемъ полемическаго увлечения, нужно видеть столь же мало исторической правды, сколько и въ обвиненияхъ въ савеллианстве, раздававшихся по адресу самихъ никейцевъ. |
| Подводя итоги всему сказанному, мы видимъ, что защитники никейскаго собора никакъ не уступали ни по своей численности, ни по своему достоинству противникамъ собора. Правда, они имели противъ себя не одне только умственныя и моральныя силы, но и внешнее давление государственной власти, насильно отнимавшей у нихъ поле деятельности, но зато громаднымъ ихъ преимуществомъ было то, что на ихъ стороне стояла историческая необходимость. Противники никейскаго собора добивались въ сущности невозможнаго; они хотели поворотить ходъ истории назадъ, къ тому моменту, на какомъ онъ остановился предъ никейскимъ соборомъ, хотели сгладить и уничтожить осуществившийся фактъ. Но никейский соборъ состоялся. Онъ сделался новой ступенью въ догматическомъ развитии церкви, последствия которой скоро оказались на воззренияхъ даже его противниковъ, — и потому окончательная его победа въ церкви составляла лишь воиросъ времени. Антиникейская коалиция въ борьбе ея противъ никейцевъ Разделение нстории тринитарныхъ движений IV века на два периода. — Догматическая причина реакции никейскому символу. — Начальныя проявления ея. — Возвращение сославныхъ за арианство епископовъ и Ария; значение этого факта въ дальнейшемъ развитии реакции. — Борьба противъ лицъ никейскаго образа мыслей и изгнание ихъ съ Востока. — Смерть Константина Великаго и первое возвращение сосланныхъ никейцевъ. — Антиохийский соборъ 341 г.: вторичное изгнание никейцевъ и догматичския формулы собора. — Соборъ въ Сардике: его история и результаты. — Вторичное возвращение на Восток никейскихъ изгнанниковъ. — Состояние церковныхъ делъ на Востоке после сардикийскаго собора. — Политика Констанция и ея задачи. — Западные соборы въ Арелате и Медиолане. — Победа надъ никейцами. — Сирмийский манифестъ 357 года и его значение 1. История догматическихъ движений, последовавшихъ за никейскимъ соборомъ, при первомъ знакомстве съ нею не можетъ не поразить наблюдателя необыкновенною слож–ностью и пестротой наполняющихъ ее явлений. Богословская деятельность церкви въ этихъ движенияхъ видимо достигаетъ своего высшаго напряжения. |
| Часто произносил речи и Виссарион Никейский, он тоже противостоял латинянам, но его словам не хватало твёрдости, которая всегда отличала священного Марка. Латиняне, не довольствуясь устными дискуссиями, решили письменно развивать свои положения. Тогда Император повелел грекам составить ответ на написанное ими. Так как Император обратился с этим к священному Марку, Виссарион Никейский очень был раздражён таким предпочтением и с тех пор стал косо смотреть на святого Марка. Охлаждение отношений привело к окончательному разрыву после следующего события. Когда латиняне требовали возобновить обсуждение об очистительном огне, Виссарион Никейский напрямую сказал перед лицом Императора, что ему нечего возразить латинянам по этому вопросу и что нужно обсуждать только прибавление в Символе Веры . На этом заседании, к несчастью, присутствовал и протосинкелл Григорий, духовник Императора, человек «беспорядочный и непорядочный», как его замечательно характеризует Сиропул. Этот лукавый и продажный человек был настроен крайне враждебно к священному Марку. Он подошёл к Виссариону Никейскому и начал убеждать его составить ответ на написанное латинянами. Виссарион, польщённый этим, составил ответ, поднёс его Императору и показал. Духовник Григорий восхвалил в самых величественных словах риторический стиль и силу аргументации и сказал Императору, что ответ годится для того, чтобы передать его западной стороне. Но при этом Император проигнорировал интриги своего духовника, а прочитал внимательно оба ответа, похвалил ответ Виссариона Никейского, как имеющий более интересное вступление, но решил отправить в качестве ответа написанное священным Марком, так как у Марка изложение было более искусным, а аргументация – необоримой 82 . Виссарион тогда стал неисправимым завистником святого Марка, Григорий ещё больше восставал и гневался на Марка, и это было началом неблагоприятных событий, о которых мы скажем ниже. На следующем заседании восточные отцы зачитали западным написанный священным Марком ответ. |
| 1006 Согласно десятому правилу Никейского Собора, «если кто из падших произведен в клир по неведению или произведшие о том не знали, это не ослабляет силы правила церковного, ибо таковые по дознании извергаются из священного чина». По изъяснению православного канониста, «не устоять во время гонения и стать отступником – разумеется, серьезное преступление; клирики, попавшие в такое положение, лишаются священного чина. Что же до мирян, то для них устанавливается длительный период покаяния в соответствии со степенью их вины. Во всяком случае, такого рода падение рассматривается в качестве препятствия к поставлению, именно этот момент и стремились пояснить отцы Никейского Собора. Напротив, падшие из оглашенных могут после крещения становиться священнослужителями, если окажутся достойными, поскольку грехи, совершенные до крещения, не принимаются во внимание. Следует отметить также, что преступление и, соответственно, препятствие к рукоположению возникают лишь тогда, когда внешний акт, обозначающий вероотступничество, совершен был добровольно» ( Петр (Л’Юилье) , архиеп. Правила первых четырех Вселенских Соборов. M., 2005. С. 130–131). 1007 О роли Маркелла в догматических спорах IV века см.: Gericke W. Marcell von Ancyra. Der Logos-Christologie und Biblizist. Sein Verhältnis zur antiochenische Theologie und zum Neuen Testament. Halle, 1940. S. 1–27. См. также его характеристику: «...совершенно своеобразное положение в ряду современных богословских писателей-староникейцев занимает Маркелл Анкирский, по складу и характеру своих воззрений словно каким-то чудом перенесшийся из II или начала III века в половину IV столетия, совершенно не затронутый тем прогрессивным движением церковной догматики, какое она успела сделать со времен Иринея или Ипполита. Отсюда непонятный и непонятый современниками Маркелл навлек на себя целую бурю обвинений во всевозможных ересях и со стороны ариан, и со стороны позднейших защитников Никейского символа ( Василий Великий и прочие каппадокийцы), заклейменный и как «новый иудей», и как «савеллианин», покинутый (правда, на время) и своими давними друзьями (например, Афанасием), Маркелл и в позднейшей церковно-исторической литературе представляется как в высшей степени загадочный (с точки зрении правоверия) тип богословского мыслителя, хотя главная вина этого злополучного богослова заключалась не столько в еретическом существе его воззрений, сколько в их анахронизме, в характере самой концепции его богословствования, значительно приближающейся к Иринею, но в IV веке, после богословской отчетливости оригенизма, казавшейся более чем подозрительной» (ОрловА. Тринитарные воззрения Илария Пиктавийского . Историко-догматическое исследование. Сергиев Посад, 1908. С. 198–199). |
| Писаниемъ (cat. V, 12), и даже когда термино–логия его символа оказывается недостаточной, онъ пользуется или известнымъ намъ « εκτεσις μακροστιχος или такъ называемой датированной верой. Ho самое скрупулезное изследование, приложенное къ его катехизическимъ поучениямъ, не нашло бы въ немъ ни малейшаго следа влияния какой–либо философской школы; онъ везде и повсюду остается чисто церковнымъ писателемъ. Люди, подобные Кириллу, Мелетий антиохийский или Пелагий лаодикийский, вносили чистую струю въ антиникейский протестъ, придавали ему внутреннюю силу и высокий смыслъ, и рано или поздно, но неизбежно должны были примкнуть къ никейскому символу. Но въ общемъ составе противниковъ никейскаго собора эти консервативно настроенные епископы представляли собой только численно преобладающий элементъ.Въ одномъ съ ними направлении действовала другая группа епископовъ, стоявшая тоже отчасти на традиционной почве, но значительно уклонявшаяся отъ чистоты церковнаго учения. Въ эту вторую группу входили люди, воспитанные большею частию на Оригене, сознательно удерживавшие старый субординационизмъ и въ никейскомъ символе видевшие прямое осуждение привычныхъ имъ воззрений. Въ ходе антиникейскихъ движений члены этой группы, отличавшиеся широкимъ образованиемъ, энергией и уменьемъ изобретать средства для своихъ целей, естественно являлись главными руководителями ея, шли на верху протеста и держали въ своихъ рукахъ все нити борьбы. Определение никейскаго собора казалось имъ крайней мерой, налагающей узду на богословскую мысль тамъ, где должна быть сохранена ей полная свобода изследования, и они стремились замолчать вопросы, поднятые въ Никее, обойти ихъ общими фразами, предоставляющими точное решение ихъ усмотрению каждаго, Наконецъ, въ борьбе противъ никейскаго собора охотное участие приняли и те, — правда, немногочисленныя, — лица, которыя хотя и не осмеливались открыто проповедывать арианство, но и не отрешались отъ тайныхъ симпатий къ нему и ждали только удобнаго момента, чтобы снова пустить въ ходъ первоначальное учение Ария. — На первыхъ порахъ развития антиникейской оппозиции это разнообразие составляющихъ ее элементовъне давало себя сильно чувствовать. |
| Из письма «великого» Евсевия никомидийского к Павлину видно, что Евсевий кесарийский высказался в пользу Ария раньше Павлина. Едвали можно сомневаться и в том, что Евсевий был учеником Павлина, хотя последний несомненно был старше первого и славился как хороший учитель диалектики – у него учились такие выдающюеся диалектики, как Астерий и Аетий – и как практический деятель. Следовательно, Маркелл имел фактические основания считать Павлина в известном смысле учеником Евсевия кесарийского . И ничто не заставляет думать, что Маркелл имеет в виду какие-то посленикейские письма Павлина, а не то его письмо к Александру александрийскому , какое он написал по просьбе «великого» Евсевия никомидийского. Упоминаемое Маркеллом у Евсевия выше 123 письмо Павлина и Швартц отождествляет именно с этим письмом Павлина к Александру. – Равным образом и в Анкире Павлин мог быть и раньше никейского собора. Последнее даже более вероятно, чем первое. До собора он мог посетить Анкиру именно в целях агитации в пользу Ария. В это время он мог и не знать еще, чью сторону примет Маркелл. – Но на никейском соборе дело ариан было проиграно, и агитация в первое время после него стала и безцельною и прямо невозможною. А сам Маркелл вероятно высказался на соборе настолько ясно, что евсевиане могли понять, что он никогда не перейдет на их сторону. А когда евсевиане снова приобрели утраченное влияние, они поставили себе задачей не прямую догматическую пропаганду своего учения, а устранение виднейших защитников никейского символа при помощи разных темных интриг. В это время Павлин едвали стал бы так откровенно называть Сына Божия тварью и вести речь о «новых богах», как это он делал по словам Маркелла. Как совершенно верно замечает Гуоткин 124 , «обе партии» [и православная, представителями которой были Евстафий антиохийский и Маркелл анкирский, и арианская, в главе которой стояли Евсевий кесарийский , Патрофил скифопольский и софист Астерий] «научились осторожности в Никее. Маркелл отвергал савеллианство и Евсевий избегал араанства». Следовательно, самое описание Маркеллом его разговора с Павлином доказываетъ, что последний был в Анкире раньше никейского собора. |
| Я получил тогда письмо блаженнейшего отца Афанасия, епископа Александрийского, которое и теперь имею в своих руках и которое готов показать всякому желающему. В нем он ясно обьявлял (φανερς διηγρευσεν) что, если кто пожелает отстать от арианской ереси и исповедует никейскую Веру, того принимать, не входя о нем ни в какие дальнейшие рассуждения, и уведомлял меня, что это правило (τοτου το δγματος) приняли все епископы Македонии и Ахаии. Я счел необходимым повиноваться такому мужу, положившись на достоверность законодателей, а с тем вместе желая заслужить награду миротворца, и принимал исповедавших никейскую Веру в общение. Но не по одному, или другому какому-нибудь, случаю надобно судить обо мне» 77 , и т. д. – Итак ни в Александрии, ни в Кесарии, не знали еще сначала о том, что между принимавшими никейскую Веру были духоборцы. Напротив несомненно, что это знал тогда св. Мелетий; а, следовательно, можно думать, что и рассматриваемое нами прибавление к символу в первый раз могло быть принято вследствие определения Антиохийского собора 383-го года, на котором многие арианские епископы под его председательством решили перейти в правосливие. Приводя послание этого собора с подписями епископов из Савинова сборника соборных деяний, Сократ Схоластик в другом месте своей Церковной Истории пишет: «Когда же некоторые спрашивали македониан: почему вы отделяетесь от акакиан», то есть, от аномеев, «если доселе имели с ними общение, как с вашими единомышленниками; то они через Софрония, епископа помпейопольского, отвечали: «западные страдают единосущием, а на востоке исказил веру Аэций, введши аномейство... По нашему мнению, к святой истине надобно идти средним между ними путем»... По сказанию Савина в сборнике соборных деяний, так отвечали македониане на вопрос чрез Софрония» 78 . Мы позволяем себе думать, что так как Македоний, Елевзий, Софроний и все, называвшиеся именем македониан, имели постоянное сношение с той частью епископов, из которых многие под влиянием св. Мелетия приняли православие 79 ; то и этот вопрос дан был им св. |
| из сущности Отца». Никейские отцы в учении о Триедином Боге, очевидно, следовали приёмам до-никейской школы богословов, у которых догмат о Троице раскрывался в не систематическом, а в генетическом порядке. Излагая учение о Троице, до-никейские богословы выходили не из понятия о существе Божием, как это делается теперь, а из понятия о Боге Отце; в до-никейской догматике, можно сказать, вполне отсутствовал тот трактат, который рассуждает о существе Божием и его свойствах. С точки зрения до-никейских богословов, существо Божие и есть Сам Бог Отец; Отец вполне и всецело владеет этим существом, а затем отсюда, из этого существа Отца, рождается Сын, который также всецело обладает Божием существом, так что не все три Лица вместе имеют одно существо, но каждая из ипостасей есть весь Бог, и существо принадлежит каждой всецело. Вследствие этого, когда никейские отцы говорили, что Сын рождён от Отца, то этим самым они и хотели сказать, что Он рождён из существа Отца, т. е. из существа Божия, которое и есть Отец. Вводя в символ нарочитое пояснение выражения «от Отца», т. е. из сущности Отца, – пояснение, которое разумелось само собой, они имели в виду исключительно полемические цели – желание предотвратить возможность произвольного перетолкования слов «от Отца». Их добавление: κ οσας τ. πατρς прямо направлялось против арианства и осуждало его учение о тварности Сына, о происхождении —624— Его из несущего. Строго говоря, одного этого добавления и было достаточно для того, чтобы раз навсегда опровергнуть арианскую ересь. Но будучи весьма пригодным в видах борьбы с арианством, термин: κ οσιας оказывался недостаточным для выражения положительного учения церкви о Сыне Божием. Взятый в отдельности, вне связи с другими атрибутами Сына Божия, он утверждал только то, что Сыну свойственно существо Отца, но ещё ни слова не говорил о том, в какой мере это существо присуще Сыну. Рождаясь из существа Отца, Сын мог владеть не всецело, а только частью существа Отца и вследствие этого оказался бы не равен Отцу; так, напр., и учил Тертуллиан , называвший Сына portio aliquanda Dei – некоторая доля Отца. |
| О. Д. ). В то же время другие соборы, гораздо менее претенциозные по своим целям, были признаны вселенскими, ибо выраженная и сформулированная ими истина носила подлинно вселенский… характер» [ 124 ]. Таким образом, вселенскость собора определяется не формальным представительством, а характером обсуждаемых на соборе вопросов и принимаемых на нем решений. Никео-Цареградский Символ веры был составлен отцами I и II Вселенских Соборов. В основании его лежат более древние крещальные символы, которые, в свою очередь, восходят к изначальному апостольскому правилу веры. Отцы I Вселенского Собора в Никее составили орос, в состав которого входили первые семь членов Символа веры. Никейский Символ пользовался общецерковным авторитетом как точное выражение Православной веры. Его авторитет подтверждали последующие Вселенские Соборы, до IV включительно. На II Вселенском Соборе в Константинополе к Символу были добавлены еще пять членов, а первые семь членов, принятые в Никее, были переработаны. В соборных документах Никео-Цареградский Символ веры впервые встречается в актах IV Вселенского Собора, который признал его непогрешимой формулой веры [ 125 ]. Во второй половине V века Никео-Цареградский Символ распространился повсеместно и вытеснил как Никейский, так и более древние крещальные символы из богослужебной практики Церкви [ 126 ]. ГЛАВА I 1-Й ЧЛЕН СИМВОЛА ВЕРЫ 1. ИСПОВЕДАНИЕ ВЕРЫ Символ веры начинается со слова «верую». Таким образом, произнесение Символа веры является исповеданием нашей веры. «…вера — всегда личностна. Каждый должен веровать сам, нельзя веровать за другого. Многие люди могут веровать в одно и то же из-за общности их… опыта, но общность их веры и единство их веры должны опираться на личное исповедание. Вот почему в Православной Церкви Символ веры всегда произносится от первого лица единственного числа» [ 127 ] — даже во время Божественной литургии, когда его произносят одновременно сотни и даже тысячи людей. «Первое слово этого священного текста — «Верую» — связано с каждым последующим членом Символа и дает этому изъявлению общей веры христианского парода ценность персонального участия и ответственности каждого члена Церкви…» [ |
| Группу евсевианъ нельзя было назвать ни арианской, въ смысле Ария, ни православной въ духе Афанасия; первоначальное арианство она отвергала более энергично, чемъ единосущие; первое она открыто осуждала, второе же считала подозрительнымъ и избегала его. Въ учении ο Сыне Божиемъ ея характерной чертой было отсутствие определенвости; своего терминологическаго отличия, которое выделяло бы ее отъ другихъ догматическихъ партий, какъ, напр., выделялъ никейцевъ терминь «единосущный», она не имела; она излагала свою веру въ широкихъ безцветныхъ терминахъ, большою частию заимствованныхъ изъ традиционнаго до–никейскаго богословскаго языка и допускавшихъ различное толкование. Для начальной эпохи после — никейскихъ движений характернымъ для этой партии документомъ можетъ служить известное намъ исповедание, предоставленное Ариемъ, въ которомъ ο Сыне Божиемъ сказано было только то, что Онъ есть прежде вековъ рожденное отъ Отца Богъ–Слово. Эта широта и догматическая безцветность евсевианской группы давала имъ право надеяться на поддержку консервативно настроенныхъ епископовъ; ведь она, въ сущности, стояла на той же почве до–никейскаго богословия, охранить которую отъ никейскаго нововведения хотели эти консерваторы. И эти расчеты оправдывались. На соборахъ, состоявшихся на Востоке противъ никейцевъ и никейскаю вероопределения, мы везде на первомъ плане видимъ евсевианъ, но за ними повсюду скрывается масса епископовъ, которые никогда не были повинны ни въ какихъ связяхъ съ арианствомъ, которые примкнули къ евсевианамъ съ единственной и почтенной въ существе дела целию отстоять неприкосновенноеть преданной веры. — Такимъ образомъ, съ прибытиемъ на Востокъ сосланныхъ за арианство епископовъ, начавшаяся здесь еще ранее того оппозиция никейскому символу получила свою внешнюю организацию. Если ранее протестъ противъ единосущия высказывался лишь въ частныхъ беседахъ и посланияхъ отдельныхъ епископовъ и не выходилъ изъ области теоретическихъ словопрений, то теперь все недовольные никейскимъ символомъ элементы объединились подъ руководствомъ евсевианъ и ооставили крупную силу, которая могла уже вступить въ более деятельную борьбу съ никейцами. |
|
|
