| Не предшествует ли дело Писанию и Преданию? Не предшествует ли Писанию Предание? Не угодны ли были Богу дела Ноя, Авраама, родоначальников и представителей ветхозаветной Церкви? И не существовало ли предание у прародителей, начиная от первого родоначальника Адама? Не дал ли Христос свободу человекам и словесное учение, прежде чем апостолы, своими Писаниями, засвидетельствовали дело искупления и закон свободы? Посему между преданием, делом и Писанием нет противоречия, а совершенное согласие. Ты понимаешь Писание, по сколько хранишь Предание и по сколько творишь дела угодные мудрости, в тебе живущей. Но мудрость, живущая в тебе, не есть тебе данная лично, но тебе, как члену Церкви и дана тебе отчасти, не уничтожая совершенно твою личную ложь; дана же Церкви в полноте истины и без примеси лжи. Посему не суди Церковь, но повинуйся ей, чтобы не отнялась от тебя мудрость. Всякий, ищущий доказательств церковной истины, тем самым или показывает свое сомнение и исключает себя из Церкви, или дает себе вид сомневающегося, и в то же время сохраняет надежду доказать истину и дойти до нее собственной силой разума; но силы разума не доходят до истины Божией, и человеческое бессилие делается явным в бессилии доказательств. Принимающий одно Писание и на нем одном основывающий Церковь, действительно — отвергает Церковь и надеется создать ее снова собственными силами; принимающий только Предание и дело, унижающий важность Писания действительно отвергает также Церковь и становится судьей Духа Божия, говорившего Писанием. Христианское же знание не есть дело разума, пытающего, но веры благодатной и живой. Писание есть внешнее и Предание внешнее и дело внешнее; внутреннее же в них есть один Дух Божий. От одного Предания, от Писания, от дела может человек почерпать только знание внешнее и неполное, которое может только в себе содержать истину, ибо отправляется от истины, но в то же время и необходимо ложно, потому что оно неполно. Верующий знает Истину, неверующий же не знает ее или знает ее знанием внешним и несовершенным. Церковь не доказывает себя ни как Писание, ни как Предание, ни как дело, но свидетельствуется собой как и Дух Божий, живущий в ней, свидетельствует собой в писании. |
| — Как идея соборности сочетается с иерархическим принципом устроения Церкви, как земной, так и небесной, у которой есть глава — Христос? Александр Кырлежев: — «Церковь соборна и Церковь иерархична», — писал протоиерей Александр Шмеман , акцентируя проблематику вопроса о соборности сегодня в Церкви (она не изменилась со времени написания статьи в1962 году) и полемизируя с двумя крайними тенденциями: «клерикализма» и «демократизма», борьба которых затмевает саму идеи соборности в Церкви. С «клерикальной» точки зрения соборность видится находящейся как бы внутри иерархического принципа, как ограниченная иерархией. Собор трактуется здесь прежде всего как собор самих иерархов, из которого в идеале исключены миряне. Со стороны «мира» наблюдается противоположное течение, основанное на убеждении, что иерархия должна полностью подчиниться «соборному началу» и стать исполнительницей решений тех соборов, непременными, если не ведущими участниками которых будут миряне. Если понимать соборность в богословском смысле — то есть как «кафоличность» Символа веры, — тогда иерархия неотделима от соборности. «Совершенный Собор — Всесвятая Троица — есть иерархия, а не безликое равенство взаимозаменяемых “членов”… — пишет отец Александр Шмеман. — Троица есть совершенный Собор потому, что Она есть совершенная иерархия. И Церковь — поскольку она есть возвещение истинной жизни, то есть жизни троичной и соборной, — иерархична вследствие того, что она соборна, ибо иерархия является существенным признаком соборности… Ибо иерархия есть прежде всего полное взаимное признание личностей в их уникальных личных свойствах, с их уникальным местом и назначением относительно других лиц, их объективным и уникальным призванием в соборной жизни. Принцип иерархии предполагает идею послушания, но не подчинения, ибо послушание основано на личном отношении, а подчинение безлично по самой своей сути. Сын во всем послушен Отцу, но не подчинен Ему… Он не подчинен Ему, ибо подчинение предполагает несовершенное знание и отношение и вследствие этого необходимость принуждения. Итак, иерархия — это не отношения “власти” и “подчинения”, но совершенное послушание всех всем во Христе, послушание, являющееся признанием и знанием личных даров и харизм каждого всеми. Все, что истинно соборно, — истинно лично и потому истинно иерархично… Облечение кого-то иерархическими функциями не означает возвышения его над другими, его противопоставления как власти тем, кто обязан ему подчинением. Оно означает признание Церковью его личного призвания внутри Ecclesia , его поставления от Бога, который знает сердце человека и потому является источником всякого призвания и дара». «Голос единицы тоньше писка?» |
| О том же свидетельствуют и святые отцы, писавшие об исламе. Например, святитель Симеон Фессалоникийский называет мусульман язычниками и так объясняет это: “Арабы, введенные в заблуждение одним нечестивейшим и бесноватым варваром, единоплеменным им… а именно, Магометом, признали Бога, но и в этом явились подобными совершенно безбожным, какими они и были прежде; ибо после того, как узнали нечто об истинном Боге, не признали безначального Отца, единородного и неплотского Сына и Святого Духа” . Как полезно было бы вспоминать иногда о святоотеческом слове некоторым “православным” писателям, которые даже доходят до таких утверждений, что-де промысел Божий действовал через Мухаммеда на арабов таким образом, что якобы только в такой несовершенной форме, как ислам, можно было преподать им знание единобожия. И хотя лживость данного мнения вполне очевидна (ибо не может быть народа, для которого по природе закрыта возможность усвоения проповеди Христовой, к тому же мы имеем среди почитаемых Церковью святых – арабов V–VI bb., например преподобных Юлиана Слепца, Илии Араба, 3000 мучеников Наджранских) и из предыдущей главы видно, что учение о Боге в исламе не просто несовершенное, но диаметрально противоположное, хочется привести слова святых отцов, относящиеся непосредственно к этому тезису. Когда халиф сказал братьям-мученикам Константину и Давиду: “Как вы осмеливаетесь произносить хульные слова на великого Мухаммеда… и порицаете его по безумию вашему? Ведь он всю Персию и Аравию обратил от поклонения огню и привел к единобожию”, святой Давид Аргветский ответил: “Хотя Мухаммед и отвратил вас от служения огню, но не привел к истинному богопознанию, и поэтому не мог дать вам спасения. Он подобен кораблю, который, хотя и не потонул в середине моря, однако вблизи берега погрузился в волны морские. Какая польза в корабле, который не смог достичь берега? Что случилось с ним, то сделается и с вами”. Мнение, которое мы упоминали, встречалось и прежде, в Византии, среди секулярных, светских кругов, больше озабоченных политикой, нежели вопросами веры. Этому заблуждению посвящена специальная глава в “Опровержении Корана” Никиты Византийского, крупнейшего полемиста, друга святителя Фотия Константинопольского. Приведем краткое изложение 102-й главы, названной “Доказательство того, что пребывают в заблуждении считающие, будто мусульмане сохраняют веру в Бога Отца”. |
| Послушание, но не подчинение – Как идея соборности сочетается с иерархическим принципом устроения Церкви, как земной, так и небесной, у которой есть глава – Христос? Александр КЫРЛЕЖЕВ: – " Церковь соборна и Церковь иерархична " , – писал протоиерей Александр Шмеман, акцентируя проблематику вопроса о соборности сегодня в Церкви (она не изменилась со времени написания статьи в1962 году) и полемизируя с двумя крайними тенденциями: " клерикализма " и " демократизма " , борьба которых затмевает саму идеи соборности в Церкви. С " клерикальной " точки зрения соборность видится находящейся как бы внутри иерархического принципа, как ограниченная иерархией. Собор трактуется здесь прежде всего как собор самих иерархов, из которого в идеале исключены миряне. Со стороны " мира " наблюдается противоположное течение, основанное на убеждении, что иерархия должна полностью подчиниться " соборному началу " и стать исполнительницей решений тех соборов, непременными, если не ведущими участниками которых будут миряне. Если понимать соборность в богословском смысле – то есть как " кафоличность " Символа веры, – тогда иерархия неотделима от соборности. " Совершенный Собор – Всесвятая Троица – есть иерархия, а не безликое равенство взаимозаменяемых " членов " ... – пишет отец Александр Шмеман. – Троица есть совершенный Собор потому, что Она есть совершенная иерархия. И Церковь – поскольку она есть возвещение истинной жизни, то есть жизни троичной и соборной, – иерархична вследствие того, что она соборна, ибо иерархия является существенным признаком соборности... Ибо иерархия есть прежде всего полное взаимное признание личностей в их уникальных личных свойствах, с их уникальным местом и назначением относительно других лиц, их объективным и уникальным призванием в соборной жизни. Принцип иерархии предполагает идею послушания, но не подчинения, ибо послушание основано на личном отношении, а подчинение безлично по самой своей сути. Сын во всем послушен Отцу, но не подчинен Ему... Он не подчинен Ему, ибо подчинение предполагает несовершенное знание и отношение и вследствие этого необходимость принуждения. Итак, иерархия – это не отношения " власти " и " подчинения " , но совершенное послушание всех всем во Христе, послушание, являющееся признанием и знанием личных даров и харизм каждого всеми. Все, что истинно соборно, – истинно лично и потому истинно иерархично... Облечение кого-то иерархическими функциями не означает возвышения его над другими, его противопоставления как власти тем, кто обязан ему подчинением. Оно означает признание Церковью его личного призвания внутри Ecclesia, его поставления от Бога, который знает сердце человека и потому является источником всякого призвания и дара " . |
| Учась в институте, в 1922–1923 гг. он работал надзирателем в Ленинградском центральном распределителе дефективных несовершеннолетних детей, где учительствовала сестра Лидия. Занимаясь с детьми музыкой, Николай Дмитриевич пытался восстановить навыки игры на скрипке, но увечье кисти левой руки было слишком серьезнвм для этого. Тогда он переключился на ударные инструменты, и с 1923 года [по 1928] работал в оркестрах кинотеатров Ленинграда «Две маски» (позднее – «Правда»), «Аврора», «Межрабпомфильм», «Молния» и других. Осенью 1923 Николай Дмитриевич, вернувшись из Окуловки в Петроград, решил посоветоваться с профессорами бывшего Богословского института по вопросу избрания темы кандидатской диссертации. Некоторые из них продолжали преподавательскую деятельность на Богословских курсах во 2-м городском благочинии. Николая Дмитриевича тогда интересовали история религий, история древней церкви, библейская археология, а также апологетика как весьма актуальная наука для времени государственной политики агрессивного безбожия. Литургика как область научного исследования его внимание тогда не привлекала. Он считал, что по существу это – прикладная «церковно-практическая» дисциплина, в которой последнее слово науки уже сказано, где хорошее знание предмета предполагает только твердую (а лучше – «назубок») выучку порядка совершения богослужений и текстов молитвословий. Другими словами – скучный синтез ритуалистики и рубрицистики. И та безотчетная любовь к церковным службам, сохранившаяся в глубине сердца с раннего детства, теперь почти никак не соотносилась с сухостью ритуальных схем и чинопоследований, освоенных в семинарии и институте. Во многом все это оставалось глубоко не осмысленным и непонятным, а в богословском отношении изобиловало вынужденными и «притянутыми за уши» объяснениями, которые чаще мешали, чем помогали уяснить смысл и познать красоту древнего обряда. «В тот день, когда я пришел вечером на Богословские курсы – вспоминал 35 лет спустя Николай Дмитриевич, – здесь были уроки по церковному пению, а затем – лекция по литургике. |
| Я подошел к ним, попросил дочь сесть рядом с матерью по одну сторону кровати, сам стал на колени по другую сторону и стал петь песнопения Страстной седмицы и Пасхи, которые он певал с семилетнего возраста в храме еще в дореволюционной России. И можно было видеть, как постепенно эти звуки доходили до какой-то его глубины, до которой не доходили ни призывы, ни плач и слезы его жены и дочери. И вдруг его сознание вернулось и он открыл глаза. Я ему сказал: “Павел Васильевич, приехали Ваши жена и дочь проститься с Вами перед смертью; поверните голову налево”. Он повернул голову, они увидели друг друга, простились, поцеловали друг друга; и тогда я сказал: “А теперь Вы можете спокойно умереть”, его перекрестил, и он ушел куда-то и не вернулся. И вот меня очень поразило, что эти песнопения, потому что они так глубоко переплелись со всем его существом и физическим, и душевным, и духовным, его вернули на поверхность, куда ему надо было вернуться, чтобы его жена и дочь не остались как бы брошенными. И он с этими песнопениями, но уже не со словами, а с опытом Креста Господня и Воскресения Христова ушел в ту вечность, где победа Спасителева. Таким образом, то, с чем он родился, что было ему дано, еще когда он был во чреве матери, что в течение всей его жизни укреплялось, углублялось, делалось костяком его жизни, расцвело — и с этим он ушел в вечность. Пение матери и отца или близких — это личный дар того человека, который передает ему знание о церковной жизни, и, как мне кажется, ни в коем случае здесь не должны употребляться какие-нибудь кассеты, записи церковного пения, хотя, конечно, они могут звучать красивее… Я думаю, что одно не может заменить другого в том смысле, что то чувство, которое мать или отец, или бабушка могут вложить в несовершенное пение, куда будет влита вся их душа, не может быть заменено совершенством хорового пения. Но с другой стороны, и хоровое пение в его совершенстве может играть свою роль, настраивая как бы внутренние струны души ребенка. Вот что меня побуждает говорить о том, чт о в ребенке совершается, что от пения, совершенного по чувству, и от слушания совершенной музыкальности в ребенке эти струны могут настроиться так, что в какой-то момент они сами зазвучат таким аккордом, от которого возликует Сам Бог. |
| Кроме честности и добродетели, оратору необходимо обладать обширными знаниями. От него требуется долгое и усердное изучение разнообразных вещей, чтобы в уме своем положить твердый фонд или запастись богатым умственным капиталом, из которого, при совершении ораторского служения, он бы без затруднения мог брать необходимое ему для убеждения других. Платон в «Федре» доказывает, что истинным оратором может быть только философ; в этом диалоге он заставляет Сократа перечислять, что необходимо знать оратору: ему необходимо, во первых, изучение человека вообще, и в частности знание того, что такое человек, какая его цель, какие его истинные интересы, – знание того, что может сделать человека счастливым, знание страстей его и способа управлять ими, знания того, чем можно возбудить людей любить благо, – знание правил, какими можно приводить их к жизни мирной и к поддержанию общественного союза. Далее, ему нужно знать законы и обычаи своей страны, нравы каждого сословия, способы воспитания, предрассудки и интересы, господствующие в живущем поколении, средства образовать и исправлять умы. То же самое говорит и Цицерон. По его суждению, оратор все бы должен знать; потому что ему обо всем приходится говорить, и он никогда не может хорошо говорить о том, чего хорошо не знает. Но так как, по краткости жизни и другим непреодолимым причинам, всего изучить невозможно человеку, то Цицерон указывает знания, наиболее необходимые оратору, – во-первых, знание той части философии, которая говорит о нравах: в особенности ему хорошо должна быть известна природа страстей, так как красноречие имеет своею целью двигать или возбуждать страсти. Далее ему необходимо знание законов… По его словам, отделять риторику от философии значит уничтожать ее: это значит делать ораторов пустыми декламаторами. Цицерон не только считает необходимым для оратора точное знание всех начал нравственности, но рекомендует ему еще чтение древних греков, изучение историков не для стиля только, но и для ознакомления с историческими событиями, – изучение поэтов, по причине близкого соотношения между поэзией и красноречием. Одним словом, оратор прежде чем выступить на кафедру, должен обогатить ум свой познаниями. Те, которые без надлежащих знаний приступают к ораторскому служению, – то же, что люди, отправляющиеся в путь без всякой провизии. От того и речи их, несмотря на их усилия, являются всегда тощими и скудными. Не время приготовляться к публичной речи за три месяца до ее произнесения: как бы ни были кропотливы эти приготовления, они всегда будут несовершенными, и способный человек тотчас же заметит их несостоятельность. Нужно наперед положить твердый фонд в душе, и тогда эти частные приготовления к каждой речи будут более легки и не потребуют особенно длинного времени. |
| Ответ на возражение 2. Посредством соединения этот Человек блажен несотворенным блаженством подобно тому, как посредством того же соединения Он является Богом. Однако было необходимо, чтобы помимо несотворенного блаженства в человеческой природе Христа наличествовало сотворенное блаженство, посредством которого Его душа была утверждена в конечной цели человеческой природы. Ответ на возражение 3. Блаженное видение и знание в одном отношении сверхъестественны для разумной души, а именно постольку, поскольку она не может достичь этого посредством собственных сил, а в другом отношении они для нее естественны, а именно постольку, поскольку она способна достичь этого как сотворенная по образу Божию, о чем уже было сказано. А вот несотворенное знание сверхъестественно для человеческой души в любом отношении. Раздел 3 Обладал ли Христос впечатленным, или всеянным, знанием? С третьим [положением дело] обстоит следующим образом. Возражение 1. Кажется, что Христос не обладал каким- либо всеянным знанием помимо блаженного. В самом деле, все остальные знания соотносятся с блаженным знанием как несовершенное с совершенным. Но несовершенное знание с наступлением совершенного знания прекращается подобно тому, как, согласно сказанному [апостолом], наступление видения «лицом к лицу» прекращает гадательное знание веры ( 1Кор. 13, 10, 12 ). И коль скоро, как было показано выше (2), Христос обладал блаженным знанием, то похоже на то, что у Него не было никакого другого впечатленного знания. Возражение 2. Далее, несовершенный модус познания располагает к более совершенному; так, мнение, будучи следствием диалектического силлогизма, располагает к научному знанию, которое следует из доказательного силлогизма. Но когда достигнуто совершенное, в последующем расположении уже нет никакой необходимости; так, при достижении цели отпадает необходимость в движении. Следовательно, коль скоро любое сотворенное познание соотносится с блаженным познанием как несовершенное с совершенным и как расположение с пределом, то похоже на то, что Христос, обладая блаженным знанием, не испытывал нужды ни в каком ином знании. |
| Этому противоречит следующее: Августин различает два вида закона, вечный и временный, который он называет человеческим 17 . Отвечаю: как уже было сказано (90, 1), закон является предписанием практического разума. Далее, нужно иметь в виду, что в практическом разуме имеет место тот же порядок действий, что и в созерцательном разуме, поскольку тот и другой идет от начал к заключениям. Из этого следует вывод, что как в созерцательном разуме из известных нам по природе недоказуемых начал выводятся заключения различных наук, знание которых не присуще нам по природе, но достигается исключительно посредством умственных усилий, точно так же из предписаний естественного закона как из общих и недоказуемых начал человеческий разум должен приходить к относящимся к конкретным вопросам более частным установлениям. Эти выведенные человеческим разумом частные установления называются человеческими законами, если [конечно, при этом] налицо другие сущностные признаки закона, о которых шла речь выше (90, 2, 3, 4). Поэтому Туллий в своей «Риторике» говорит, что «правосудие берет свое начало в природе, из которой кое-что входит в обычай в силу своей полезности, а впоследствии то, что из природы и по обычаю, утверждается посредством страха и почитания закона». Ответ на возражение 1. Человеческий разум причастен предписаниям божественного Разума не во всей полноте, но в соответствии со своим модусом и несовершенно. Поэтому как в созерцательном разуме благодаря его естественной причастности божественной Премудрости находится знание некоторых общих начал, но [отнюдь] не точное знание каждой находящейся в божественной Премудрости отдельной истины, точно так же в практическом разуме благодаря его естественной причастности вечному закону находится знание некоторых общих начал, но [отнюдь] не знание относящихся к индивидуальным случаям частных установлений, каковое знание находится в вечном законе. Следовательно, человеческому разуму необходимо идти далее и утверждать их посредством закона. Ответ на возражение 2. Сам по себе человеческий разум не является правилом вещей, но впечатленные в него по природе начала являются общими правилами и мерами всех подлежащих человеческому управлению вещей, и в этом смысле естественный разум, не будучи мерой природных вещей, тем не менее является правилом и мерой. |
| Ответ на возражение 3 . Бог подвигает человека к действию не только через посредство чего-либо желанного для чувств или путем обусловливания телесных изменений, но также и напрямую приводя в движение волю, поскольку любое движение, как естественное, так и воли, проистекает от Бога как от Первого Двигателя. И как нет ничего, что бы противоречило природе в том, что естественное движение проистекает от Бога как от Первого Двигателя, поскольку природа является инструментом движущего ее Бога, точно так же нет ничего, что бы противоречило сущности произвольного действия в том, что оно проистекает от Бога, поскольку воля также движется Богом. Притом как естественные, так и произвольные движения имеют между собою то общее, что они сущностно происходят от находящегося в самом действователе начала. Раздел 2. Есть ли что-либо произвольное (в действиях) неразумных животных? Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом. Возражение 1 . Кажется, что у неразумных животных нельзя обнаружить что-либо произвольное. В самом деле, [слово] «произвольность» происходит от [слова] «воля». Но коль скоро воля находится в разуме 138 , то у неразумных животных ее нет. Следовательно, у них нет и ничего произвольного. Возражение 2 . Далее, в связи с тем, что человеческие действия произвольны, о человеке говорят как о хозяине своих действий. Но неразумные животные не являются хозяевами своих действий, поскольку как сказал Дамаскин, «они управляют ся природой, а не управляют ею» 139 . Следовательно, в действиях неразумных животных нет никакой произвольности, Возражение 3 . Далее, Дамаскин говорит, что «произвольные действия сопровождаются похвалой или порицанием» 140 . Но действия неразумных умов не сопровождаются ни похвалой, ни порицанием. Следовательно, такие действия не произвольны. Этому противоречит сказанное Философом о том, что «к произвольному причастны и дети, и неразумные животные» 141 . Тоже самое говорят Дамаскин 142 и Григорий Нисский 143 . Отвечаю: как было показано выше (1), для произвольного действия сущностно необходимо, чтобы в пределах действователя находились как его начало, так и некоторое знание о цели. Но знание о цели бывает двояким, совершенным и несовершенным. Совершенное знание о цели состоит не только в схватывании вещи, которая является целью, но также в знании ее под аспектом цели и ее связи со средствами к достижению цели. И такое знание может принадлежать только разумной природе. Но что касается несовершенного знания о цели, то оно состоит в простом схватывании цели без знания ее под аспектом цели и взаимосвязи действия и цели. Такое знание о цели присуще неразумным животным благодаря их чувствам и природным оценочным способностям. |
|
|
