| Разделы портала «Азбука веры» ( 15 голосов: 3.9 из 5) Глава X Но в этой дикой чаще Кто может глазу доверять иль уху? Скалистые провалы и пещеры На шелест листьев, крики птиц ночных, Треск сучьев резкий, завыванья ветра Протяжным отвечают эхом. Джоанна Бэйлли [Перевод А. Лаврина] Страх и в то же время расчет побудили Хетти положить весло, когда она поняла, что преследователи не знают, в каком направлении им двигаться. Она оставалась на месте, пока ковчег плыл к индейскому лагерю. Потом, девушка снова взялась за весло и осторожными ударами погнала пирогу к западному берегу. Однако, желая обмануть преследователей, которые, как она правильно угадала, вскоре сами приблизились к этому берегу, Хетти направилась несколько дальше к северу, решив высадиться на мысе, который выдавался далеко в озеро приблизительно в одной миле от истока. Впрочем, она хотела не только замести следы: при всей своей простоте Хетти Хаттер была одарена от природы инстинктивной осторожностью, которая так часто свойственна слабоумным. Девушка отлично понимала, что прежде всего надо не дать ирокезам возможности захватить пирогу. И давнее знакомство с озером подсказало ей, как проще всего сочетать эту важную задачу с ее собственным замыслом. Как мы уже сказали, мыс, к которому направилась Хетти, выдавался далеко в воду. Если пустить оттуда пирогу по течению в то время, когда дует южный ветерок, то, судя по всему, эта пирога должна была, плывя прямо от берега, достигнуть «замка», стоявшего с подветренной стороны. Хетти решила так и поступить. Не раз наблюдая за движением бревен, проплывавших по озеру, она знала, что на рассвете ветер обычно меняется, и не сомневалась, что если даже пирога и минует в темноте «замок», то Зверобой, который утром, несомненно, будет внимательно осматривать в подзорную трубу озеро и его лесистые берега, успеет остановить легкое суденышко, прежде чем оно достигнет северного побережья. Девушке понадобилось около часа, чтобы добраться до мыса. И расстояние было порядочное, да и в темноте она гребла не так уверенно. Ступив на песчаный берег, она уже собиралась оттолкнуть пирогу и пустить ее по течению. Но не успела она еще этого сделать, как вдруг услышала тихие голоса, казалось доносившиеся со стороны деревьев, которые высились позади нее. Испуганная неожиданной опасностью. Хетти хотела снова прыгнуть в пирогу, чтобы искать опасения в бегстве, как вдруг ей почудилось, что она узнает мелодичный голос Джудит. Наклонившись над водой, чтобы лучше слышать, Хетти поняла, что ковчег приближается с юга и непременно пройдет мимо мыса, ярдах в двадцати от того места, где она стояла. Это было все, чего она желала; пирога поплыла по озеру, оставив ее на узкой береговой полоске. |
| Закрыть Бомба замедленного действия для Республики Сербской Против Радована Караджича гаагское судилище готово выдвинуть новые невероятные по чудовищности обвинения 15.07.2013 848 Время на чтение 3 минуты Принятое на прошлой неделе гаагским судилищем решение расширить обвинение Радовану Караджичу за геноцид мусульман кроме Сребреницы еще на семь общин Боснии и Герцеговины (БиГ), президент гаагской инквизиции Теодор Мерон объяснил показаниями анонимного свидетеля, утверждающего, что в период войны боснийские сербы приняли решение треть мусульман БиГ уничтожить, треть «перекрестить в православие», а треть выселить. Мерон сослался на «доказательный материал, представленный в ходе судебного разбирательства» о том, что «на встречах с Караджичем в годы войны было принято постановление» по решению указанного «вопроса» в указанном ключе. Это заявление произвело эффект информационной бомбы в Сербии и Республике Сербской. Подобное чудовищное по лживости и свирепости обвинение озвучивается впервые, превосходя по цинизму даже обвинения в геноциде мусульман в Сребренице. Как отмечает 13 июля белградская «Политика», эта своеобразная инверсия известного плана хорватских нацистов-усташей Анте Павелича по устранению сербов с территории Независимого государства Хорватии (НГХ). Тогда усташский идеолог Миле Будак публично заявил, что «необходимо треть сербов окатоличить, треть уничтожить, а треть изгнать. Как подчеркивает издание, сербская общественность шокирована новыми обвинениями гаагского судилища: «Хотя преступление в Сребренице охарактеризовано как геноцид, мы никогда не слышали о мнимом намерении боснийских сербов убить треть мусульман, а треть «перекрестить в православие». Горан Петрониевич белградский адвокат из юридической команды Караджича сказал «Политике», что сторона защиты ошеломлена обоснованиями и мотивировкой решения Мерона: «Мы досконально просмотрели все возможные доказательства и документы допросов в судебной палате и ответственно утверждаем, что не существует ни единого доказательства и ни единого документа, которые бы подтверждали, что в Республике Сербской (РС) когда-либо существовал похожий план или решение». |
| Цыганкова попыталась разыскать бывшего мужа. Она поехала по месту его прописки, но квартира была продана два года назад. Номера телефона он часто меняет, работу — тоже. Заявление на розыск в полиции принять отказались, так как не установлен факт, что он получил деньги, документы об этом могут выдать только в Пенсионном фонде, а они никакие документы Наталье выдавать не стали. Тогда женщина обратилась к адвокату Миле Матвиенко. — Я прошу адвоката составить иск против ПФР, потому что они бездействуют, и подать на лишение его родительских прав. Про нашу общую дочь он говорит, что она не его и когда ей исполнится 14 лет, он сделает тест ДНК и заставит нас вернуть ему все алименты. Конечно, это не так, это его ребенок, — рассказывает Наталья. Она не уверена, что сможет вернуть деньги, однако намерена идти до конца и по крайней мере лишить бывшего мужа родительских прав. Что не так с формулировкой указа Наталья Цыганкова не единственная, кто пострадал от недобросовестных бывших мужей. Женщины по всей России жалуются на невозможность получить президентское пособие из-за того, что экс-супруги успели первыми подать заявление на выплаты. — К сожалению, многие нормативные акты, которые приняты во время режима самоизоляции, скажем так, не проработаны, так как срочно издавались и быстро реализовывались, — объясняет адвокат Мила Матвиенко. — В этом указе написано «на семью», а определение семьи дать трудно. Отец, разведенный с матерью, является семьей ребенка? Юридически — да, а выделялись деньги на семью. Если бы там было прописано «выделено на детей», может быть, он по-другому бы применялся. Адвокат Елена Сагайдачная называет это глобальной проблемой. Она объясняет, что в соответствии со статьей 61 Семейного кодекса родители равны в своих правах и обязанностях. Неважно, состоят ли они в браке, состояли ли когда-либо, живут ли вместе. Если родитель вписан в свидетельство о рождении, это является установленным государством фактом, и по умолчанию уравнивает его в правах со вторым родителем. |
| – Это семья? Конечно же, это семья! С этим согласились все дети и даже Патрик, не говорящий ни слова, в знак согласия надул и лопнул изумительно красивый пузырь... – А это – семья? – ещё ласковее спросила Франци, предъявив картинку с двумя дядями и ребёнком между ними. Никто не знал, как надо ответить, и только Ахмет, Барзан, Мирват, Айша и Миля уверенно сказали, что нет, это, конечно же, ну никак не семья. Франци заметно расстроилась, но, продолжая улыбаться, решила ещё пошутить, показав картинку с двумя тётями и ребёнком. И задала тот же глупый вопрос: – А это – семья? Все промолчали, и только Ахмет, Барзан, Мирват, Айша и Миля оценили шутку! Они дружно засмеялись и наперебой закричали, что это тоже никакая не семья и так не бывает. Франци помрачнела, выставила вперёд длинный указательный палец и, водя им перед лицом Мили, стала говорить, что так бывает и что все три картинки изображают семьи... И все эти семьи достойны равного уважения... И что в группу записался и через неделю придёт ребёнок, у которого нет ни мамы, ни папы, а есть родители. Номер один и номер два. И если кто-нибудь, а скорее всего, это будет Миля, употребит слово «мама» или «папа», то новенький ребёнок будет чувствовать себя обиженным и несчастным... И обязательно пожалуется родителям. Номеру один и номеру два... Всё это Франци почему-то высказывала одной Миле. На Ахмета, Барзана, Мирват и Айшу она при этом даже не взглянула. Наверное, она просто чувствует, что они – в отличие от Мили – тоже очень обидчивые и что они тоже могут пожаловаться родителям. И не пронумерованным, а именно своим маме и папе... Воинской карьере Мили мог бы позавидовать каждый, потому что уже через неделю прямо перед сном Миля была произведена папой в сержанты. Он так и сказал с дивана: – Младший сержант Миля! За твёрдость характера и мужество, проявленные в тылу идейного противника, тебе присваивается очередное воинское звание сержанта! В тот раз Кики и Франци, собрав «жёлтую» группу, как обычно, на ковре, читали на два голоса книгу «Кто наделал Кроту на голову?» По ходу действия пострадавший Крот приставал ко всем встречным животным с одним и тем же вопросом: |
| Школьные годы оставили столь мрачные воспоминания у Льюиса, что в одном из своих писем написал кому-то из своих юных читателей, поднявших тему школы: «Я учился в трех школах (все три – пансионы), из них две были ужасные. Ни к чему я не испытывал такой ненависти, даже к фронтовым окопам в Первую мировую, так что и рассказывать не буду, не хочу тебя пугать». Про первую школу он вспоминал так: «В школе в то время насчитывалось восемь или девять интернов и столько же приходящих учеников. Спортивные игры, за исключением бесконечной лапты на жесткой спортплощадке, потихоньку вымирали и кончились вскоре после моего приезда. Я попал в эту школу в 1908, зная начатки латыни, которым меня обучила мать, и вышел из нее в 1910 с теми же латинскими упражнениями, так и не притронувшись ни к одному римскому автору. Главным орудием обучения были часто пускавшиеся в ход розги, висевшие на позеленевшей каминной доске в единственной классной комнате. Учили нас трое: владелец и директор школы (мы прозвали его Стариком), его взрослый сын (Малыш) и часто сменявшиеся младшие учителя. Один из них не продержался и недели, другого Старик расчитал при учениках, приговаривая, что если бы сан ему не запрещал, он бы и вовсе спустил его с лестницы. Потом учителей со стороны не стало, и новичков отдали на попечение младшей дочери Старика. К этому времени постоянных учеников насчитывалось лишь пятеро. Вскоре Старик закрыл школу и принялся исцелять людские души. Я оставался до последнего и покинул судно, когда оно пошло ко дну» . «...Невозможно достоверно описать наш концентрационный лагерь, не обнаружив, что там мы на тринадцать недель превращались в бледные, дрожащие, заплаканные создания. Всем охота похвастаться боевыми ранениями, но кто будет хвастать рубцами рабства?» . Вторая не оставила у него особых впечатлений: «Итак, школа Старика затонула, никем не оплаканная, летом 1910. Вновь встал вопрос о моем образовании. На этот раз отец разработал план, который привел меня в восторг. В миле от Нового Дома высились кирпичные стены и башенки Кэмпбел-колледжа, основанного специально для того, чтобы предоставить жителям Ольстера хорошее образование без поездки в Англию. Я был счастлив. Я считал, что ничто ирландское, даже школа, не может быть настолько скверным, как в Англии. Я провел в этой школе слишком мало времени, чтобы подробно говорить о ней» . |
| – Слушай, – Милу вдруг осенило; она не была уверена, но возможность говорить на какую-нибудь житейскую тему ей очень улыбалась, – я же тебя знаю. Ты в университете нашем учишься. Я тебя в библиотеке видела. Этой красненькой с белым. Ну, где лампы зеленые и лестница винтовая. Ты за столом сидела с книжкой потрепанной такой. Девушка обернулась к Миле. В ее глаза загорелась искорка интереса. – А, в Двенадцати коллегиях? В читальном зале? – Ну да! – обрадовалась Мила. – Так это ты была? Здорово. А что ты читала? – «Листок для светских людей». Моды на 1839 год, – ответила та, но как-то нехотя, словно этот вопрос возвращал ее к мыслям, от которых так старательно отвлекала ее случайная собеседница. – Вот это да! – непритворно ахнула Мила. – Даешь… А ты что, ничего постарше не нашла? – Нет, почему же? Было еще «Модное ежемесячное издание» екатерининских времен. Но это XVIII век, немного сложновато для восприятия. Мила радостно заметила, что ее труды не пропадают втуне. Девушка немного ожила, но Мила не спешила уйти. Наоборот, незнакомка ее все больше и больше занимала. – Послушай, тут уже прохладно стало, пошли? – предложила она. – Кстати, какая я смешная, даже не представилась! Мила, студентка медицинского факультета, немножко провинциалка и чуть-чуть музыкантша. – Очень приятно. Ася, – девушка протянула руку. Мила пожала ее и засмеялась. – Как церемонно! Ты случайно не актриса? Ася покачала головой, чуть отвернулась и, кажется, смахнула слезу. Мила взяла ее под руку и принялась болтать. Она рассказывала новой знакомой все, что приходило в голову: про былые школьные проделки, про анестезирующие средства, про Генуэзскую крепость и про рыбалку. Ася ничего не говорила, изредка улыбалась и иногда доставала носовой платок. А Мила говорила и думала… вернее, пыталась осознать, что происходит. Почему она заговорила с этой Асей? Что теперь делать? Зачем она в это ввязалась? Со своей собственной судьбой разобраться не может – и лезет кого-то еще спасать! Что же у нее стряслось? Может, спросить? Да нет, только этого не хватало. Она и так едва-едва на человека похожа стала. |
| Проводив меня к волу, он кивнул на больную ногу. — Инфицирована! — Тон его был категоричен. Микроорганизмы, видимо, проникли через вот эту ссадину. На мой взгляд, ему требуется кубиков двадцать долгодействующего прокаинапенициллина внутримышечно. Естественно, он был совершенно прав, и я покорно сделал требуемую инъекцию в ягодичную мышцу. Волей судеб следующий мой пациент ждал меня с точно таким же заболеванием на ферме всего в миле от этой, только хозяином ее был Тед Бакл, один из любимых моих чудаков старого закала, каких уже мало оставалось. — А, мистер Хэрриот! — приветствовал он меня и повел в загон, где кивнул на охромевшего вола в углу, — Вон этому молодчику надо бы иглу в задницу вогнать. Или мистер Богг, чья скупость вошла в присловие среди соседей, для которых строжайшая бережливость была естественной нормой. Я наслышался множество анекдотов о его скаредности и бережно храню в памяти кое-какие мои собственные стычки с ним. Он был владельцем прекрасного айрширского стада, а кроме того, разводил кур и индеек. Быть стесненным в деньгах он никак не мог. Его индейки часто заболевали и он заезжал к нам за таблетками стоварсола, весьма в то время популярного. Как-то раз, едва переступив порог, он заявил: — Вот что! Я все по пятьдесят да по сто этих ваших лепешечек покупаю. Только деньгам перевод. Лучше уж взять банку целиком, а то не наездишься. — Вы верно рассудили, мистер Богг, ответил я. — Конечно, так будет много проще. Сейчас принесу. Вернулся я со вскрытой банкой и объяснил. — Непочатых у нас сейчас, к сожалению, нет. Но взято из нее всего несколько штук. — Взято… несколько штук?.. — Его явно встревожила мысль, что заплатит он за полную тысячу, а в банке-то таблеток на несколько штук меньше! — Не беспокойтесь, — заверил его я. Израсходовано штук десять-двенадцать, не больше, ручаюсь вам. Но мои заверения пропали втуне, и вышел он из приемной с угрюмым и озабоченным видом. Вечером, часов около восьми, в дверь позвонили, я пошел открывать и увидел перед собой на пороге мистера Богга. |
| Как-то Уоррен ворвался в комнату Джека. «Ты только посмотри!» — взволнованно кричал он. В руках у мальчика была жестяная крышка от бисквита, на которой он создал крошечный сад из мха, веточек и цветов. Сад произвел на Джека такое сильное впечатление, что годы спустя он назвал это «первой встречей с прекрасным». Рай представлялся ему чем-то похожим на игрушечный сад Уоррена. «Интересно, есть ли еще дом, в котором так много книг?» — думала Энн Харпер, наставница двух братьев. Она была превосходным учителем. А книги действительно лежали везде: в кабинете, в гостиной, в прихожей, в два ряда на шкафу, на стеллаже на лестничной площадке, в спальне, на чердаке. Книги, книги, книги… Альберт никогда не расставался со своими приобретениями. Джеку было позволено выбирать любые книги, и он много читал. От Конана Дойля до Марка Твена, от «Феникса и ковра желаний» Е. Несбит до «Путешествий Гуливера», от Беатрис Поттер до поэзии Лонгфелло. Мальчик был потрясен силой слов. Он живо представлял себе прочитанное. «Ты маленький болтунишка», — называла его няня Лизи Эндикот из графства Даун. Ребята очень ее любили. Клайв Льюис не был снобом. Он никогда не проявлял пренебрежения к простым людям. Менее чем в миле от их дома находилась богатая усадьба «Горный папоротник». Там жили титулованные родственники Льюисов, и мальчик нередко у них гостил. Но он всегда помнил, что хороших людей можно встретить везде. Джек был приветлив и с простыми людьми, и с университетскими интеллектуалами. Но в мирную жизнь Джека в «Маленьком лужке», с его длинными коридорами, залитой солнцем крышей и удивительным чердаком, пришло большое горе. Однажды ночью ему стало плохо. Болела голова, и противно ныл зуб. Мальчик заплакал. Жалобные всхлипывания, доносившиеся из детской, могли разбить сердце кому угодно. «Почему мама не идет ко мне? — звал он, мечась в постели. — Позовите ее сюда!» Но мама не шла. В доме раздавался какой-то шум. Хлопали двери, слышался тревожный шепот. Наконец пришел отец. Он плакал. «Джек, у нашей мамы рак, — сказал он. — Ей будут делать операцию прямо здесь, дома. Есть надежда, что это ей поможет». |
| – Нет, Милочка, – в тон ей ответил он. – Я в полном порядке. А кастрюлю ты уронишь, душенька. Так что пардон. Алексей резко обернулся, и перед Милиным носом возник внушительный братцев кулак. «Ты чего?» – взглядом спросила она Мила засмеялась. Ася постаралась скрыть улыбку и отвернулась к книжному шкафу. Алексей резко обернулся, и перед Милиным носом возник внушительный братцев кулак. «Ты чего?» – взглядом спросила она. Алексей ткнул пальцем в сторону бедной Аси, листавшей подшивку журнала «Нива», и сделал вид, что стучит по сестриному лбу. Мила открыла рот, чтобы тихонько спросить, чего это с ним, как вдруг ей в голову влетела утренняя ссора и ее в шутку данное обещание. Она так и застыла, выпучив глаза, сраженная этим непреднамеренным исполнением ее угрозы. Алексей махнул на сестру рукой и пошел к двери, но на пороге столкнулся с тетей. – Алексей, не уходи, мы уже садимся за стол. Ася, Вам нравится этот старый журнал? Я очень рада, что наши вкусы совпадают. Это чуточку comme il faut, Вы не находите? Ну что ж, прошу к столу. Все сели. Тетушка велела Миле распоряжаться, и та, ловко орудуя приборами, принялась оценивать обстановку. Тетя Рая была само гостеприимство, но ее решительный взгляд, то и дело останавливавшийся на племяннице, не сулил последней ничего хорошего. Разговор она вела, но будто бы сознательно не добавляла в него достаточно клея, и он рассыпался, едва сцепив три-четыре реплики. Брат был прикровенно, но очевидно зол, и совсем не на шутку – он не без оснований заподозрил в этом застолье коварный сватовской умысел, и Мила, ни в чем не повинная, не имела никакой возможности его разубедить. А Ася… Ася, натура тонко чувствующая, да к тому же пребывающая в состоянии тревожной грусти, кажется, всем своим существом жалела, что попала в это недушевное общество. Брат был очевидно зол, и совсем не на шутку – он не без оснований заподозрил в этом застолье коварный сватовской умысел – Люда, я рада, что ты так мило согласилась на мою утреннюю просьбу, – сказала тетушка, беря кусочек рыбного пирога. |
| – Итак, Уотсон, – снова заговорил мой друг, – сегодня утром мы с вами напали на два следа. Первый оставлен велосипедом с палмеровскими шинами, и вы видите, куда он нас привел. Вторая наша находка – след от заплатанной данлопской шины. До того как отправиться по этому второму следу, давайте уясним себе, что нам известно, и отделим существенное от несущественного… Прежде всего мне хочется подчеркнуть, что мальчик бежал по собственной воле. Он вылез в окно и скрылся один или с сообщником. Это несомненно. Я утвердительно наклонил голову. – Так. Теперь займемся несчастным немцем. Мальчик успел одеться – следовательно, он готовился к побегу. Но немец, видимо, одевался второпях и потому убежал без носков. – Несомненно. – Что его заставило выскочить в окно? То, что он увидел убегавшего мальчика. Он хотел догнать и вернуть его. Он хватает свой велосипед, пускается в погоню за беглецом и погибает на болотах. – Да, как будто так. – Теперь я подхожу к наиболее спорной части моих рассуждений. Преследуя маленького мальчика, взрослый мужчина должен был бы просто побежать за ним. Ведь догнать его ничего не стоило бы. Но немец, который, по словам доктора Хакстейбла, был прекрасным велосипедистом, поступает по-другому – то есть спешит в сарай за своим велосипедом. Отсюда вывод: он увидел, что мальчик воспользовался более совершенным способом передвижения, чем собственные ноги. – Другими словами, взял чей-то велосипед? – Восстановим картину побега до конца. Немец погибает в пяти милях от школы – и погибает, заметьте, не от пули, которую мог бы пустить в него и ребенок, а от безжалостного удара по голове, нанесенного рукой сильного человека. Значит, у мальчика был спутник, и удалялись они так быстро, что хороший велосипедист настиг их лишь на пятой миле. При осмотре места, где разыгралась трагедия, мы обнаружили отпечатки коровьих копыт – и только. Я сделал более широкий круг, шагов на пятьдесят, и не увидел ни одной тропинки. Второй велосипедист не имел никакого отношения к убийству, а человеческих следов там не было. |
|
|
