| Мы вышли во двор семинарии и нестройный шум (гвалт, крики, голоса, усиленные современной аппаратурой), который фоном проникал в здание, обрушился на нас шквалом. — Что это? — поинтересовались мы. — Политический митинг. — Предвыборный? — Да. — Все, как у нас. — Балаганы везде одинаковы. — Может, нам остаться у вас на ночь? — спросили мы у хозяев. — Нет, нет, — ответили они, — вам лучше уехать: во-первых, здесь могут быть разного рода беспорядки, а во-вторых, вас уже ждут в монастыре Острог . Уже стемнело. Мы долго петляли по узким улочкам, пока выбрались за город. Была освещена только неширокая полоска шоссе, а кругом царила темнота, и в небе одна за другой зажигались звезды. Дорога стала подниматься в горы, она была пустынна. Освещения тут не было никакого и фары выхватывали лишь небольшой кусочек дорожного полотна. Мы ехали таким образом довольно долго, и вдруг автобус остановился: одна дорога вела прямо, другая уходила влево. — В чем дело, Миле? — спросили мы у водителя. — Не знаю, куда ехать, — ответил он. Невдалеке виднелись огоньки, там, скорее всего, находилась крестьянская усадьба. Предраг быстрым шагом направился в ту сторону. Мы вышли из автобуса. Южная теплая ночь полностью вступила в свои права: звезды полыхали так, как полыхают факелы в самый разгар карнавала, воздух был недвижим и ничто не нарушало тишины. Появился Предраг, он шумно дышал. — Ну как? — Дом на замке, никого нет. — Пойдем прямо, — предложил Игорь Анатольевич, — кого-нибудь встретим и все узнаем. Они ушли, а мы снова стали созерцать ночь. Прошло минут пять, а может, и больше, наши разведчики вернулись и сказали, что все в порядке и нужно ехать именно по этой дороге. Мы проехали всего несколько километров, когда перед нами возник тоннель. Медленно, очень медленно наш автобус стал не въезжать, а скорее вползать в него: один метр, другой, третий… Стоп! Дальше нельзя! Как обычная рубашка бывает тесна для геркулеса, так и этот горный тоннель был явно тесен для нашего красивого городского автобуса. Миле осторожно открыл дверцу и, стоя одной ногой в автобусе, а другой опершись о скалу, внимательно осмотрел тоннель впереди себя, после этого — позади, обратив особое внимание на верхний свод и на зазор между ним и крышей машины. |
| — Заходите, заходите! — сказал управитель. — Счастлив принять вас, почту за честь! И мне приснилось, что управитель этот — сам отец Плюш, который снабжал хересом мистера Трутни. Было ему лет шестьдесят с небольшим. — Уже тепло, — скзал отец Плюш. — Попьем-ка чаю тут, в саду. Марфа, неси все сюда. Служанка расставила кресла, гости уселись. На газоне, под лаврами, было даже теплей, чем на дороге, и в кустах пела птица. — Слушайте! — воскликнул отец Плюш. — Это дрозд. Нет, и впрямь это дрозд! Горничные в снежно-белых передниках открыли большие, до полу, окна библиотеки, и вынесли на газон столик, поднос, серебряный чайник и пирожные. На подносе стояли мед и варенье. Отец Плюш стал расспрашивать Джона об его странствиях. — Ай-яй-яй-яй! — сказал он, услышав о Люте. — Надо бы к нему сходить. Такой даровитый человек… ах, как прискорбно! Джон описал и бледных братьев. — Как же, как же, — откликнулся отец Плюш. — Я знавал их папашу. Замечательный человек! Я ему многим обязан. Когда я был молод, я у него учился. Непременно схожу к его мальчикам! Угла я, собственно, встречал. Милейший юноша — узковат, ничего не скажешь, и немного старомоден, но я — ни за что на свете… Да, непременно схожу. Старею, знаете ли, вреден мне тамошний климат. — Да, там куда холоднее, — сказал Джон. — Вот именно. Холод бодрит, конечно, но всему есть мера. Этих северян зовут твердолобыми, а я бы назвал толстокожими… ха-ха! Когда у тебя радикулит… ах, что ж это я! Если вы оттуда, вы видали моего друга Трутни! — Вы и его знаете? — Знаю? Мы дружим много лет. Собственно, мы в родстве, и живем довольно близко. Он — в миле к Северу, я — в миле к Югу от большой дороги. Еще бы мне его не знать! Много счастливых часов провел я у него. Милейший старикан… Да, и он стареет. Боюсь, он не простил мне, что я еще не совсем лыс! — Я думал, у вас другие взгляды. — Ну, конечно, конечно! Но, знаете ли, становишься старше, и обретаешь все больше терпимости. Твердые убеждения так часто бывают безжизненными, бесплодными, черствыми! С годами мне все важнее язык сердца. Логика и догма разделяют, а я помню лишь то, что соединяет — общие чувства, общее стремление к свету. Трутни — добрейшая душа. |
| Кричал сквозь морской шум пляжный фотограф Бабке и Деду. Конечно, тогда они были молодыми и загорелыми – счастливая Бабка, в ярком вишневом купальнике, и радостный Дед с кубиками на животе. Эта выцветшая фотография, наполненная брызгами соленой воды, висела у них над кроватью. Спустя 60 лет в кровати, не вставая, лежала Бабка. Толстая, одутловатая, вечно недовольная. – Милочка, тебе к чаю бутерброды или оладьи? – заботливо кричал Дед с кухни. – Не надо мне ничего, – сварливо ответствовала Бабка, – я в туалет хочу. И Дед вбегал, вытирая руки на ходу, и выносил судно, слушая ее бесконечное ворчание. Памперсы она не признавала, хоть лежала уже 10 лет. Насколько приветлив был Дед, настолько вредной была Бабка. Насколько приветлив был Дед, настолько вредной была Бабка Однажды, когда я пришла к ним, вспыхнула гроза, и с неба обрушился ливень. Мы прошли на кухню и сели пережидать за чаем. Бабка спала, и в приоткрытую дверь я видела ее недовольно поджатые губы. – Через две недели мне будет 90, – задумчиво произнес Дед и захохотал, увидев, как округлились мои глаза, – а Миле тоже, через месяц! Если б не она, меня бы не было на свете уже давно... Дед был парторгом, железнодорожником, активистом. Когда в 1986-м году случилась Чернобыльская катастрофа, ему было сильно за 50. Партия сказала: надо, поехали в Чернобыль. Ликвидировать... У каждого на груди висел личный дозиметр, когда величина облучения достигала 25 бэр, человека отправляли домой. Деду досталось 24 бэр. Наверное, 24 бэр для двадцатилетнего здорового парня – несмертельная доза, а Дед тяжело заболел. Слег. Врачи разводили руками: возраст, облучение. Бабка дневала и ночевала у кровати, доставала заморские лекарства. Носила судно. Памперсов не было. Продала все свои украшения, машину. Делала настои из дождевых червей, крошила мумие – вкладывала в мужа всё, что давало хоть какой-то шанс. И Дед встал. Сам не знает, как – сначала в туалет, потом – вниз, за газетой. И вернулся к жизни. Спустя 30 лет ездит на дачу на электричке. Машины-то нет. |
| Закрыть О том, как мы проходили «релаксацию», или Сербские макароны Рассказ из Косово 06.04.2021 1242 Время на чтение 4 минуты Да, именно так они это называли: «релаксация послевоенных отношений». Я имею в виду немецкий контингент КФОР, который находился у нас в Ораховце и вовсю устанавливал цивилизованные отношения в освобожденной от злых сербов Косово и Метохии. Нам, оставшимся в родном краю злым сербам, было предложено принимать участие в организованных «освободителями» совместных встречах с «освобожденными», т.е. албанцами, под наблюдением и активном участии немцев, конечно. И всё ради этой самой релаксации. Она проходила в военном лагере «Fenix», где стояли немцы. Они же придумали милое название для этой своей инициативы: «Happy hour». Насколько мы были happy, ответить затруднительно, но нам стало интересно и мы пошли на первую встречу. Точнее, не пошли – добрые немцы заехали за нами на своих джипах. Немецкие солдаты на Косовом поле Среди остальных сербов, поехавших на эту встречу, был добродушный Милисав Гркович, Миле, он был тогда директором нашей средней школы, а преподавал математику. Стремясь нас поразить, показать нам, убогим, разницу между подлинной цивилизацией и нашей недоразвитостью, немцы устроили даже не банкет – какой-то пир: неизвестные нам экзотические блюда и напитки. Если кто и видел их когда-нибудь, то только в каких-нибудь американских фильмах. В палатке, даже шатре, нас усадили за огромный круглый стол, в середине которого стояла башня из невиданных тропических фруктов, чуть не продавливая столешницу. Были и другие фрукты, но мы их привыкли видеть только в теплое время года, а чтобы средь зимы – никогда. Немецкие офицеры усиленно угощали нас – буквально требовали, чтобы мы брали всю эту экзотику: совместное-де принятие пищи способствует дружескому общению. Так это смотря какой пищи! Мы стеснялись, боясь разрушить все эти продуктовые экзотические башни неловким движением или даже прикосновением. Да и как есть-то вообще – поди разбери. Мы вежливо, но твердо отказывались, не желая показаться перед, мда, цивилизованными освободителями невоспитанными и неуклюжими простачками. Другое дело бутерброды и канапе – вот тут пожалуйста. Точнее, спасибо. Danke schön, в общем. |
| Cедмица.RU Церковно-Научный Центр «Православная Энциклопедия» По Благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации Буссов К. Московская хроника Глава IV. О Димитрии I и его царствовании К оглавлению Как только Димитрию были доставлены достоверные сведения, что с его врагами покончено вчистую, он двинулся 16 июня 1603 г. из Серпухова со всем войском и встал лагерем на лугу в одной миле пути от Москвы. Там он стоял три дня, испытывая московское население, прежде чем вступить в город, и после того, как он убедился, что оно благонамеренно, — раз они покорились ему, радовались его благополучному прибытию и поднесли ему множество ценных подарков из золота, серебра, драгоценных каменьев и жемчуга, а кроме того поднесли, помимо хлеба и соли, и всякие напитки, что по русскому обычаю является важнейшим и высочайшим знаком уважения, — то он решил довериться им, согласился забыть и никогда не вспоминать все, что было прежде содеяно против него, а также быть им не государем, а отцом, и всегда хотеть и искать лучшего для любезных своих подданных. 20 июня московские бояре принесли своему новому царю красивые, пышные и дорогие одежды из парчи, бархата и шелка, вышитые драгоценными каменьями и жемчугом, и попросили, чтобы он вступил в город, принял с Божьего благословения отцовское наследие (вернуть которое милосердный Бог помог ему столь быстрым и чудесным образом) и счастливо, мирно и благополучно царствовал. Ведь все хорошо улажено и устроено, и ему нечего больше опасаться, а также нет причин печалиться, так пусть он веселится и радуется, ибо всех тех, кто хотел его пожрать, уже нет, и они не смогут загрызть его. В этот день пришли к нему все немцы, подали ему на лугу челобитную с просьбой не гневаться на них, если они причинили какое-либо зло его величеству и его войску под Добрыничами. В то время этого требовала их присяга и честь, ибо они были людьми подневольными, служили своему тогдашнему государю господину Борису, клялись ему великой клятвой преданно стоять за него и не могли поступить против этого, не замарав своей совести. Но как они верою и правдою служили Борису, так они будут служить и ему. |
| Все это удивительно напоминало тактику усташей. Уже в наши дни достоянием гласности стало чудовищное соглашение о сотрудничестве в " борьбе против великосербского гегемонизма " , заключенное коммунистами и усташами и подписанное Моше Пияде и ближайшим подручным Павелича, Миле Будаком, теоретиком этнических чисток, заявившим во всеуслышание: " Треть сербов необходимо уничтожить, треть - изгнать, остальных - окатоличить " . Простые сербские коммунисты, как, впрочем, и хорватские, и словенские, едва ли знали об этом. Моше Пияде, Кардель-Сперанс, Милован Джилас, Цадик Данон (впоследствии главный раввин Югославии), коммунистическое семейство Рибникар и прочие соратники и соплеменники Иосифа Амброза стремились обезглавить сербский народ, истребить самых лучших его представителей. Четники генерала Михайловича вели войну на два фронта: против оккупантов и против партизан Тито. В борьбе с последними они обрели союзника в лице добровольцев Димитрия Лётича... Добровольческие части резко выделялись среди других воинских формирований, подчиненных генералу Недичу. Они были укомплектованы в основном бывшими активистами " Збора " , среди командиров было немало священников. Добровольцы носили форму югославской армии (но герб был сербский), присягали на верность королю, освещали знамена. В этих подразделениях царил подлинно православный и монархический дух, что признавало и священноначалие Сербской Православной Церкви, негласно поддерживавшее Дражу Михайловича, на чьей стороне были симпатии большинства населения Сербии. " Роже Шульман, Младен Штурза, Абрам Пияде, Алоиз Гиршл, Хаим Харабан, Эмерик Гелудих, Леопольд Грашничар, Хаим Абрахам, судья Исаак Соломон Анаф, Ирена Мандель, Иосиф Файд, Хаим Хороваш, Эрих Коэн, Исаак Форма, Моше Беновинисти, Исаак Беара... " - в длинном списке ликвидированных коммунистических главарей практически не было славян (цит. по " Кто палачи? " , " Сербское слово " , 27 мая 1991 г., Красный террор. Коммунистические преступления в Сербии). Однако люди часто смотрели на добровольцев со страхом, а кто-то - даже враждебно. |
| И Король, в награду, еще раз удвоил его жалование. — Какая честь! — восклицали хором придворные. После банкета назначен был бал. Жених с невестой должны были протанцевать на этом балу танец Розы, а Король обещал сыграть на флейте. Он играл очень плохо, но никто никогда не осмелился бы сказать ему это, так как он был король. По правде говоря, он знал только две мелодии и никогда не знал хорошенько, которую из двух он играет; но это было неважно, так как, что бы он ни делал, все восклицали: — Очаровательно! Очаровательно! Последним номером в программе увеселений был грандиозный фейерверк, который предполагалось пустите ровно в полночь. Маленькая Принцесса еще ни разу в жизни не видала фейерверка, и потому Король приказал придворному Пиротехнику приложите всё старания в день ее свадьбы. — На что это похоже — фейерверк? — спросила она утром Принца, прогуливаясь с ним по террасе. — На северное сияние, — ответил Король, который всегда отвечал на вопросы, обращенные к другим: — только гораздо естественнее. Я лично предпочитаю фейерверочные огни звездам, так как тут всегда знаешь, когда они загорятся, и они так же прелестны, как моя игра на флейте. Вам непременно надо посмотреть на это. И вот в конце дворцового сада выстроили высокий помост, и, как только придворный Пиротехник разместил всех участников фейерверка по местам, между ними пошли разговоры. — Мир, бесспорно, прекрасен! — воскликнула маленькая Шутиха. — Вы посмотрите на эти желтые тюльпаны. Будь они даже настоящими ракетами, они не могли бы казаться миле. Я очень рада, что мне довелось попутешествовать. Путешествие удивительно благодетельно влияет на развитие ума и рассеивает все предрассудки. — Королевский сад еще далеко не мир, ты, глупышка, — возразила большая Римская Свеча. — Мир — огромное место, и нужно, по крайней мере, три дня, чтобы целиком осмотреть его. — Всякое место, которое ты любишь, для тебя — мир! — задумчиво воскликнуло Огненное Колесо, которое в ранней юности было привязано к старому деревянному ящику и гордилось тем, что у него разбитое сердце. — Но любовь в наше время не в моде: поэты убили ее. Они так много писали о ней, что все перестали им верить, и меня это нимало не удивляет. Истинная любовь страдает молча. Помню, некогда я само… Но теперь это уже прошло. Романтика — дело минувшего. |
| Ребенок может ни разу в жизни не видеть человека, который назван в свидетельстве о рождении отцом, а он при этом имеет право забрать сына или дочь из детского сада или получить всю медицинскую историю в поликлинике. Эта проблема особенно остро проявилась именно в ситуации с выплатами в связи с пандемией, но пользоваться законностью неэтичных поступков родители могут и в другое время. — В моей практике был случай, девочка-подросток жила с папой, мама была не против, и так как у девочки была онкология, ей полагались определенные выплаты. Несмотря на то что девочка жила с отцом, мама получала эти выплаты долгое время, — продолжает Сагайдачная. — Для оформления некоторых пособий нужно свидетельство о рождении, дубликат которого можно получить за незначительную госпошлину в ЗАГСе. Предъявив его, можно попытаться перевести на себя выплаты каких-то детских пособий. Тогда маме или папе придется бежать с заявлением в службу, которая выдает эти пособия, и просить внести изменения, а те деньги, которые второй родитель уже получил, государство возвращать не будет. К Елене Сагайдачной также обратилась доверительница, бывший муж которой оформил на себя президентские выплаты на ребенка, но еще до начала судебных разбирательств мужчина сам вернул деньги. Миле Матвиенко с Натальей Цыганковой, похоже, все же придется идти в суд. — Сейчас мы ломаем голову, как это обжаловать. У Пенсионного фонда тоже не было обязанности выяснять, кто воспитывает детей, у них нет такой возможности. Кто первый обратился, тот и получил. Я своей доверительнице советую говорить так: она надеется на то, что он позаботится о дочке и потратит эти деньги на нее. Будем доказывать, что отец семьей не является, поскольку не проживает с ними вместе и воспитанием ребенка занимается мать. Но сама формулировка указа не позволяет по большому счету получить деньги тому из родителей, кто действительно занимается воспитанием ребенка, — говорит Мила Матвиенко. Говорить с бывшими мужьями и идти в суд Больше всего в истории Натальи Цыганковой адвоката Матвиенко удивило безразличие сотрудников Пенсионного фонда к этой ситуации, из-за чего бывший муж ее доверительницы смог получить выплату во второй раз. |
| Евреи передают, что этот Амафия был сыном вдовы Сарептской, которого пророк Илия воскресил из мертвых, после чего мать сказала пророку: «се уразумех, яко человек Божий еси ты, и глагол Божий во устех твоих истинен» (или есть истина) ( 3Цар. 17, 23 ). Отсюда и этот отрок получил свое имя, потому что «Amathi» на нашем языке значит «истина»: так как Илия сказал истину, то тот, кого он воскресил, назван сыном истины. Затем, Геф, на второй миле от Сафорима (или Сапфирима), называющегося теперь Диовесарией, по пути в Тивериаду, есть небольшое селение, где указывают и место погребения его. Впрочем, некоторые утверждают, что он родился и погребен близ Диосполиса, то есть Лидды, не понимая того, что слово Офир прибавлено для отличия этого Гефа от других городов, носящих это название, которые и теперь указываются близ Елевферополя или Диосполиса. Также в книге Товии, хотя она не находится в каноне, но употребляется церковными мужами, приводится нечто подобное, именно в словах Товии к своему сыну: «чадо, се состарехся, и при исхождении от жития есмь; возми сыны твоя и пойди в Мидию, чадо; уверихся бо, елика глагола Иона пророк о Ниневии, яко разорится» ( Тов. 14, 3–4 ). И действительно, как в еврейской, так в греческой истории и особенно у Геродота мы читаем, что Ниневия была разрушена в царствование Иосии у евреев и при Астиаге, царе мидийском. Отсюда мы видим, что сначала ниневитяне, покаявшись вследствие проповеди Ионы, получили помилование, во впоследствии, оказав упорство в прежних преступлениях, навлекли на себя божественное наказание. Евреи также передают, что Осия, Амос, Исаия и Иона пророчествовали в одно и тоже время. Это сказано нами применительно к истории. Но нам не безызвестно, досточтимый папа Хроматий 2 , что чрезвычайно трудно все то, что говорится о пророке, изъяснить в отношении к Спасителю, то есть, что он бежал, спал, был выброшен в море, был поглощен китом, быв выброшен на берег, проповедовал покаяние, огорченный спасением многочисленного города, утешался тенью тыквы, был обличен Богом за то, что он более заботился о растении, которое было зеленым и вдруг засохло, нежели о таком множестве людей, и прочее, что мы постараемся объяснить в самой книге, тем не менее, чтобы в кратком предисловии выразить весь смысл пророчества, мы скажем, что никто не может быть лучшим истолкователем своего образа, как сам Тот, кто вдохновил Своих пророков и преднапечатлел в Своих рабах черты будущей истины. |
| Мать Вирджинии, Росселла, гордится своей дочерью. — Вирджиния с трудом окончила школу. Ей много раз отказывали, когда она искала работу. Но танцы, которая она так любит, помогли ей найти себя. Я очень рада за мою дочь, — говорит Росселла. В Техасе студент 32 часа в одиночку работал в гостинице во время шторма, заменяя всех сотрудников В городе Бомонт 21-летний студент колледжа Сатчел Смит на 32 часа оказался единственным сотрудником гостиницы Homewood Suites, которая принимала пострадавших от тропического шторма Имельда. Сатчел работал в гостинице один вечер в неделю. Но его недавняя смена оказалась слишком длинной. Он пришел на службу в 15 часов, и должен был покинуть свой пост в 23:00. Но погода ухудшалась. Тропический шторм Имельда привел к наводнению. Трасса, которая вела к отелю, оказалась затоплена. Коллеги не смогли приехать на работу, чтобы сменить Сатчела. Он оказался единственным сотрудником. Сатчел не спал всю ночь, успокаивая гостей. Когда наступило утро, ему пришлось в одиночку готовить завтрак, хотя он не повар. А вечером он предложил постояльцам скромный ужин — пасту с курицей и чесночный хлеб. Пока за окнами бушевал шторм, люди были рады любой пище. Портье подумал и о тех, кто находился за пределами гостиницы. Он пригласил к себе тех, кто жил в домах по соседству — у них не было еды, а также разносил воду и обеды дальнобойщикам, которые застряли на шоссе. На протяжении суток Сатчел трудился, не покладая рук. Ему было тяжело, но он не подавал виду — только улыбался. Многие гости восхищались его самообладанием. Анжела Чендлер даже поделилась его фотографией в Facebook. Так о сотруднике гостиницы узнала вся страна. Сатчел. Фото: Angela K Chandler/Facebook «Трасса закрыта из-за наводнения. Мы словно заперты в гостинице. Другой отель в миле от нас полностью скрыло водой. На фото — Сатчел, и он провел здесь всю ночь. Его коллеги не могли добраться сюда, поэтому он остался с нами. Больше суток юноша отвечал на звонки, успокаивал нас, угощал каждого кофе или чаем, готовил горячий завтрак. Он справился с этой ситуацией с добротой и изяществом, — публикует пост Анжелы Inspire More. — Я видела, как он мыл посуду и подавал яйца, вытирал столы и, мокрый с головы до ног, нес воду водителям грузовиков». |
|
|
