| В феврале 1917 года ехавшего в отпуск в Финляндию генерал-майора Маннергейма принял Императора. На следующий день была аудиенция у Государыня. " Императрица, - пишет он в воспоминаниях, - казалась измученной и поседела с тех пор, как я Ее видел в последний раз. Обычно сдержанная, по крайней мере, в кругу лиц, редко удостаивавшихся Ее внимания, на сей раз Она была оживленной и весьма заинтересованной. Тринадцатилетний Наследник Алексей забрался на диван подле Нее, откуда он внимательно слушал мой рассказ. Когда я с одобрением отозвался о полковнике Стурдзе [IV] , Ее Величество прервала меня: - Не тот ли это Стурдза, который сдался и перешел на сторону врага? - Ваше Величество, - отвечал я, - всего несколько недель назад я покинул фронт и не могу представить себе подобное. Да я готов руку положить в огонь, если полковник Стурдза способен на такое. Между тем в гостинице я получил сообщение о том, что Стурдза фактически дезертировал и что он с аэроплана разбрасывал прокламации, в которых обращался с призывом к войскам ради спасения Румынии не продолжать войну, разрушающую страну, но переходить на сторону немцев " . Похоже, что после того, как нахваливаемый генералом румынский полковник, оказался на деле изменником, Государыня прекратила аудиенцию. Отсутствие доверия к румынской армии у русских офицеров и генералов - общеизвестный факт. Странно, но Маннергейм, по словам авторов его жизнеописаний, " негодовал " , например, " по поводу того, что генерал А.Ф. Рагоза в присутствии румынского офицера связи оскорбительно отозвался о румынах как солдатах. Маннергейм возразил ему, сославшись на храбрость бригады румынского полковника Стурдзы. Когда он впоследствии узнал, что Стурдза со своей бригадой перешел к австрийцам, он не удивился, так как сам мало рассчитывал на преданность румын... " Странно, если не удивился и мало рассчитывал, то почему убеждал Императрицу в обратном?.. Из Финляндии барон вернулся в Петроград, по его словам, 26 февраля/10 марта. Таким образом, бунт в столице Империи произошел буквально на его глазах. |
| В другом плане, намечавшемся тогда с ведома немцев, – в плане создания «корпуса особого назначения», имевшего в виду двинуться на Москву и концентрировавшегося постепенно в Черниговской губ., двойственность немецкой политики сказалась тоже с полной силой. С одной стороны, военные немецкие круги сочувствовали созданию ударного корпуса, сочувствовали самому плану освобождения Мххжвы Украиной, что политически ставило бы Украину в отношение к будущей России в очень выгодное положение, а с другой стороны, они превращали в простую игру все заботы и начинания военного министра (ген. Рагозы). Ген. Рагоза ставил своей первой целью собрать возможно в большем числе кадровое офицерство, поддержать его материально и тем обеспечить самую трудную и ответственную часть в лелеемом им плане. Офицерство стекалось со всех сторон, заносилось в списки, получало жалование, военные запасы – насколько могли они уцелеть от грабежа сначала большевиков, а потом немцев – скоплялись в главных пунктах, но живой силы армии не было – немцы не соглашались на то, чтобы объявить мобилизацию одного или нескольких призывных возрастов. Переговоры об этом возобновлялись несколько раз – и не приводили ни к чему; решающим (!) аргументом была боязнь внутренней большевизации солдатского состава. В виду необходимости иметь воинские части, были переправлены из Австрии т. наз. «синежупанники» – украинско-галицийские части, достаточно вымуштрованные, но чужие краю и очень скоро, при перевороте, слившиеся с «сичевыми стрельцами» Коновальца, наступавшего на Гетмана в Дек м . Понятно поэтому, что, когда вспыхнула революция в Германии и немецкие войска стали уходить из Украины – гетманский режим оказался без всякой опоры. Вся двойственность и предательская политика немцев обнаружилась в этом эпизоде с полной силой. По-существу они пришли с одной лишь совершенно ясной и определенной целью – для эксплуатации Украины. Ориентация на великую Россию (военная партия) или на отделение Украины (дипломатическая партия) была дополнительным и во многом безответственным, несерьезным моментом. |
| Торчинский манифест был обращен к папе и соответственно направлен в Рим. «Инструкция» же содержит «артикулы», адресованные королю. Они помещены в самом тексте после рассуждения об упадке восточных патриархов и их неспособности руководить церковью и общей декларации о готовности к унии с Римом – т.е. после повторения того, что было зафиксировано и в Торчинском манифесте. Соответственно «Артикулы» представлены как условия, которые должны быть гарантированы польским государством для осуществления унии: «Хочем... найсвятшого папу Римского пастыром нашим признати, только просим, абы господарь его милость нас зъ епископиями нашими привилием его королевской милости упевнити, и тыи артикулы нижей описаные утвердити и умоцнити на вечные часы рачил» 714 . Таким образом, видно, что между «Инструкцией» и Торчинским манифестом существует не только смысловая, но даже текстуальная связь. «Злеценье», данное Михаилом Рагозой Кириллу Терлецкому для переговоров с канцлером Я. Замойским 715 , выдержано в том же ключе, что и «Инструкция». И следует подчеркнуть, что «Злеценье», т.е. «рекомендация», «поручение» или «инструкция», не было «письмом к Замойскому», вопреки тому, как его принято представлять в историографии. Эта деталь важна, потому что именно из нее становится понятно, что «Злеценье» дополняет и сопровождает «Инструкцию» и что по этой причине Рагоза не подписал самое «Инструкцию», составленную именно от имени епископов («от нас епископов даную " В «Злеценье» (поручении) Терлецкому предписано сообщить польскому канцлеру, что митрополит «и некоторые другие епископы» готовы признать «верховенство папы римского» при условии сохранения «вцале» и «справ», и «обрядов» православной церкви. Король должен был бы со своей стороны предоставить епископам места в сенате, все свободы, какими наделены римские епископы, оградить православное духовенство от посягательств греческих патриархов на их юрисдикцию в украинско-белорусских землях. Иными словами, подписанный Рагозой документ кратко суммирует сказанное в «Инструкции». |
| Как мы видим, ситуация сложилась драматическая и нервная, а для историка – очень неясная. Кто «тот человек», на чей арест были даны «увяжчие листы» (то есть ордер на арест) и баниционная грамота? О каких и чьих посланцах идет речь? Что за «артикулы» имеются в виду? В доступной исследователям документации ясно видны существенные лакуны. Они лишь отчасти восполняются сведениями о последующих событиях и конфликтах. Если верить Потею и Терлецкому, принципиальная договоренность о режиме унии была достигнута и православным было обещано соблюдение поставленных ими условий («артикулов»). Если это так, то «32 артикула» унии, датированные июнем 1595 г. (видимо, временем, когда их подписал, вслед за другими епископами, митрополит), фиксировали заранее согласованные с польской стороны условия. В словах о «посланцах», опираясь на сведения о миссии Каспера Нагая 746 , можно услышать отголосок контактов с иезуитами и польским духовенством. Но кто именно должен был быть арестован и изгнан, сказать решительно трудно, потому что в марте 1595 г. по просьбе Замойского Гедеон Балабан был восстановлен в святительском достоинстве 747 . Приехал ли Рагоза в Брест для отдельной встречи с епископами? Какую позицию он занял в эти дни? Судя по дальнейшему, Потею, Терлецкому и, возможно, польским представителям удалось убедить Рагозу поддержать унионный план в том виде, в каком он представлялся в мае 1595 г. Хотя ситуация вряд ли изменилась за несколько дней, согласно сообщению Маласпины, подписанному уже 27 мая, «греческие епископы написали», что появятся в Кракове в назначенное время, чтобы отправиться в Рим и «предстать у святейших ног» папы 748 . Один из документов внутренней переписки в курии, датированный 5 июня 1595 г., сообщал, что в Риме уже ждут послов православного духовенства 749 . Итак, в мае 1595 г., накануне решающих организационных шагов для заключения унии среди православных иерархов не было единства и согласия, хотя Терлецкий стремился убедить польский двор и нунция в единодушной поддержке унии украинско-белорусским духовенством. |
| – Вы будете у него? – опять спросил Государь. Я, конечно, не мог не видеться с Мрозовским, если бы и не имел особого к нему поручения. – Тогда исполните мое поручение, – продолжал Государь. – Переговорите с ним. Только осторожно, чтобы его не обидеть. Дело вот в чем. До меня то и дело доходят слухи и жалобы, что он жесток в обращении с офицерами; что за малейшие оплошности он слишком строго расправляется с офицерами, прибывающими с фронта: закатывает им выговоры, сажает на гауптвахту и пр. Мне жаль офицеров: на фронте они переносят, Бог весть, какие лишения, а приедут домой – и там не сладко. Теперь все мы нервны, взвинчены: нельзя еще играть на разбитых нервах... Вы поняли меня? Вот это осторожно и передайте ему. Вместе с этим передайте ему и мой привет. Поручение было не из приятных. В какую бы деликатную форму я ни облек его, суть от этого не менялась. Дело пахло высочайшим выговором. Приехав в Москву, я по телефону запросил генерала, когда я могу застать его, чтобы переговорить с ним по высочайшему повелению. Он сразу заволновался, почуяв, что предстоит неприятный разговор. В 1 ч. дня я сидел у Мрозовского за завтраком. А перед завтраком я в самой осторожной форме передал ему поручение Государя. – Что же это? Значит, Государь делает мне выговор? – сказал генерал, выслушав меня. Как я ни старался доказать, что это не выговор, а просьба, убедить генерала мне, кажется, не удалось. Да и нужно ли это было? В субботу, 16 апреля, я посетил вел. кн. Елизавету Федоровну и долго беседовал с нею. Она не скрывала своего беспокойства из-за распутинской истории и очень одобряла, что я переговорил с Государем. На Святой же неделе прибыла в Ставку Императрица с дочерьми. Конечно, ей в мельчайших подробностях был известен мой разговор с Государем, 17 марта, но при встрече со мной она и виду не подала, что ей что-либо известно, и отношения ко мне не изменила. В конце апреля я выехал на Западный фронт, в район IV армии (Молодечно). 1 мая я освящал знамена для 65 пех. дивизии, входившей в состав 26 корпуса (ген. Александра Алексеевича Гернгросса), состоявшего из 64, 65 и 84 пех. дивизий. На торжестве присутствовали: командующий армией ген. Рагоза, ген. Гернгросс, начальники дивизий и все офицеры корпуса. После церковного торжества и раздачи командующим армией солдатам георгиевских крестов, в огромной палатке, красиво декорированной зеленью, состоялся, поражавший обилием и изяществом яств, завтрак, на который были приглашены все присутствовавшие на торжестве. Завтракало несколько сот человек. Я прислушивался к разговорам. В разных местах от времени до времени произносилось имя Распутина. Вдруг слышу громкий и резкий голос ген. Гернгросса: |
| Причиной моего ареста, конечно, послужил мой ответ п-ру Г. (Гольдовскому) при его последнем визите ко мне...» На эту, как и на другую, записки ответа не последовало. Следователь ГПУ одного за другим вызывал в свой кабинет крупнейших медиков города, желая получить «научно-обоснованные» показания о конфликте Войно-Ясенецкого с «материалистом» Михайловским. Но учёные упорно говорили о психической несостоятельности Михайловского, а об епископе Луке давали отзывы очень уважительные и даже почтительные. Не было никакого конфликта и быть не могло. Некий помощник прозектора на кафедре проф. Михайловского, безграмотный деревенский парень, который, однако, был партийным активистом, привлеченный к делу догадливым новым следователем, дал нужные показания, в которых, в частности, говорилось: «Опыты профессора И. П. Михайловского резко бьют по религиозным устоям, жена профессора религиозная, выданная заведомо ложная справка о «душевном расстройстве» профессора Михайловского профессором-медиком Ясенецким (Лукой) может быть истолкована во 1-х с целью скрытия уголовного преступления, убийства Михайловского, выставив на первый план самоубийство на основе душевного расстройства, имевшегося уже в течение двух лет, – убийство с целью устранения Михайловского, исходя из охраны религиозных устоев... и т. д.». Профессора Слоним и Рагоза подали следователю Плешанову официально заверенную справку о том, что В. Ф. Войно-Ясенецкий страдает склерозом аорты, кардиосклерозом и значительным расширением сердца. Лучшие терапевты Ташкента писали, что «Войно-Ясенецкий по роду своего заболевания нуждается в строгом покое и длительном систематическом лечении». О том же писал доктор медицины В.А. Соколов , лечивший Владыку от декомпенсации сердца. Заявлениям врачей не уделили никакого внимания. Дочь подследственного Елена Валентиновна просила разрешения повидать отца, чтобы передать ему необходимые сердечные лекарства. Последовала резолюция: «Оставить без последствий». Епископ Лука просил следователя разрешить ему получать научные книги. |
| К этому нужно прибавить еще сохранение глухих гласных (ъ и ь) и носовых звуков или юсов, хотя они едва ли имели какое-либо действительное значение для преп. Иова. Устаревшие слова преп. Иов или заменял иногда более новыми и удобопонятными, например речь (rzecz) – вещь, малженъ – супруг; или же, не заменяя их новыми, объяснял их значение в особых списках «неразумных», или «неудобь вразумительных словес» 148 . Напротив, в подражательных и оригинальных произведениях преп Иова почти не встречается устарелых и непонятных слов и мало глухих гласных и юсов; но за то здесь есть другие особенности, заключающиеся в смешении грамматических форм, например деепричастия с изявительным наклонением и второго лица с третьим, и в употреблении новодельных церковнославянских слов, например – лихосуетный, насладимый, неподобнодетельный, хитростружимый и т. п. И нельзя сказать, чтобы эти особенности содействовали возвышению достоинства произведения преп. Иова. Напротив, они до того иногда затемняют речь, что она представляется весьма трудной и неудобопонятной для нашего времени. Язык рукописи преп. Иова был последней пробой удержать церковнославянский язык, разлагавшийся под напором латыни и полонизма, в прежнем его значении и сделать его орудием современного духовного просвещения и проповедничества в православной церкви. Забвение церковнославянского языка считалось тогда одной из главных причин увлечения православных людей ересями. В 1592 году Киевский митрополит Михаил Рагоза, убеждая русский народ содействовать сооружению братской Львовской школы, в своем воззваниии к нему писал следующее: «И учение святых писаний зело оскуде, паче же словенскаго российскаго языка, и вси человеци приложишася простому, несовершенному лядскому писанию, и сего ради в различныя ереси впадоша, не ведуще в богословии силы совершеннаго грамматическаго, словенскаго языка» 149 . Преп. Иов пытался поддержать или восстановить этот язык, но его попытка оказалась не совсем удачной, и, можетъ быть, эта неудача была одной из побудительных причин к прекращению преп. |
| Закрыть " Настала пора, когда я вновь зову вас за собою " (окончание) 26.02.2007 495 Время на чтение 26 минут Граф Ф. А. Келлер с детьми: Павлом (1883-1980) - справа; Александром (1887-1944) и Елизаветой (1885-1965) - сидят Отношение Ф. А. Келлера к происходящему в 1918 году на Украине не было однозначным. С одной стороны, создание независимого украинского государства и немецкая оккупация были для него неприемлемыми, с другой - некоторые обстоятельства давали надежду на изменение ситуации к лучшему. Это прежде всего касалось деятельности монархических организаций в Киеве и надежд на появление вооруженной силы, открыто провозгласившей бы борьбу за восстановление монархии. Предполагая, видимо, что кадры армии Украинской державы могут быть впоследствии использованы для создания армии монархической, Федор Артурович открыто не осуждал П. П. Скоропадского. В гетманских войсках было немало сослуживцев Ф. А. Келлера, с которыми он воевал на фронте Великой войны (генерал от инфантерии А. Ф. Рагоза, полковник А. В. Сливинский, генерал-майор В. В. Чеславский и др.), что делало вполне реальным использование кадров армии Украинский державы для строительства новой вооруженной силы. Очевидно, что нахождение больше года вне каких-либо дел, связанных с армией и политикой, тяготило Федора Артуровича. Разыгрывающиеся в стране события не позволяли ему оставаться безучастным. Летом 1918 года он совершил поездку на Юг России, побывал в Екатеринодаре, только освобожденным к тому времени от большевиков Добровольческой армией, и Крыму, где жила вдовствующая Императрица Мария Федоровна. Главной целью поездки была встреча с руководством Добровольческой армии - Верховным руководителем генералом М. В. Алексеевым и Командующим - генералом А. И. Деникиным. Федор Артурович, наблюдавший за событиями со стороны, не видел на тот момент ни одной приемлемой для себя силы, определенно и без немецкого участия выдвинувшей бы лозунг восстановления монархии. Не стала ею и Добровольческая армия, официально придерживавшаяся непредрешения будущего политического устройства России. |
| Западная Русь была ведь под польской католической державой. Она уже давно встретилась с католичеством и с трудом в постоянной борьбе отстаивала свою веру и народность. Католичество кладет вскоре свою печать и на народное образование. Особенно это католическое влияние на западно-русское просвещение усиливается с начала 16-века. С Запада надвигался на католичество Западной Руси враг в лице реформации и католическая иерархия начинает устраивать для отражения этого врага школы. Вызваны были, так сказать, янычары католичества — отцы иезуиты. Папский нунций убеждал польского короля устроить в своем государстве иезуитские коллегии, quasi praesidia religionis, как крепости веры. И вот в течение 16-го века Западная Русь покрывается целой сетью иезуитских коллегий во главе с Виленской академией. Во всех этих школах обучались и православные, иезуитская педагогика была поставлена так, что большинство воспитанников совращались в католичество. На их глазах католичество торжествовало победу повсюду: и в богослужении, и в догматике, и в полемике, и на примерных диспутах, где вооруженные блестящей диалектикой иезуиты победоносно опровергали все некатолическое . Но даже и тогда, когда воспитанник иезуитской школы оставался верен православию, он выходил из школы пропитанный католическим духом, особенно в области богословия. И как могло быть иное, если при изучении богословия его руководил doctor angelicus Фома Аквинский со своей Summa totius theologiae! В 1592 году киевский митрополит Михаил Рагоза писал в своем окружном послании: " учение святых писаний зело оскуде, паче же Словенскаго Российскаго языка, и все человецы приложишася простому несовершенному Лядскому писанию, и сего ради в различные ереси впадоша, не ведуще в Богословии силы совершеннаго грамматическаго Словенскаго языка " . Митрополит указывает на недостаток национального православного образования и на вред для православия от обучения " Лядскому писанию " . Недостаток православного образования пытались возместить устройством православных школ западно-русского братства. |
| 975 Правда, К. Левицкий указывает на письмо Рагозы к Троцкому воеводе Николаю Радзивиллу от 20 августа 1595 г. ( Голубев С.Т. Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники. Т. I. Киев, 1883. Приложение, XIII. С. 44–45), которое, по мысли Левицкого, вполне доказывает лицемерие Рагозы (Lewicki 1933. Р. 141). Однако в письме лишь подтверждается готовность пойти на унию без указания на ее условия. 976 Сведения П. Аркудия, будто Острожский предлагал Рагозе 25 деревень в случае отказа от поддержки унии, ничем не подтверждены и воспроизводят, видимо, слухи (DUB. Р. 384). О. Халецкий считает, что введенные им в оборот новые документы о ходе Брестского собора показывают большую роль и последовательность Рагозы в защите унии во время споров с делегациями православных (Halecki О. Unia Brzeska w swietle wspolczesnych swiadectw greckich//Sacrum Poloniae Millenium. Т. 1. Rzym, 1954. P. 92–94). Однако хотя ответы униатов вложены автором рассказа о соборе в уста Рагозы, вероятнее всего, что они отражают мнение тех, кто за ним в это время стоял. Эти данные не доказывают, что Рагоза играл сколько-нибудь самостоятельную роль в дни Брестского собора. Его трехлетнее пребывание на посту митрополита не отмечено сколько-нибудь заметным рвением в укреплении и распространении уний. 977 Петров Н.И. Львовский епископ Гедеон Балабан и его деятельность на пользу православия и русской народности в Галиции и юго-западном крае России//Памятники русской старины в западных губерниях. Вып. VIII. Холмская Русь. СПб., 1885. С. 261–307, особенно С. 279–281 («Перемены во внутренних убеждениях Гедеона Балабана на этом соборе [Брестском соборе октября 1596 года. – М.Д.] не последовало, а последовала лишь перемена в образе его внешних действий, обусловливавшаяся обстоятельствами и духом времени». С. 279–280). 981 »...a nie chcac daley w takim nierzadzie byc, zmowiwszi szie mi czteri... ucziniliszmy spis miedzi szoba, chcac szie poddac pod posluszenstwo oycza swiethego papieza rzymskiego». 982 «obwarowawszi rzeczy nasze stroni wiary у ceremoniey i insze wolnosci nasze duchowne u iego krolewskiey mosci». |
|
|
