| Ох, думаю, чего не выдумают! — и глажу себе дальше. А ведущая продолжает: «Раньше верили, что если кто увидит раскрытые небеса и успеет сказать свое желание, то оно непременно исполнится. Внимание, посмотрите на небо. Сейчас с минуты на минуту небеса должны раскрыться, и только после этого священники начнут водосвятие». Бросила я утюг, подошла к окну и вижу: на небе от края до края появилась сверкающая золотистая линия, будто самолет пролетел. Я скорей детей звать. «Идите, — кричу, — сюда, смотрите, что творится». Они прибежали. «Давайте, — говорю, — загадывайте желание». А тут линия эта сама собой стала раскрываться все шире и шире, словно ее Кто-то руками растягивает. И откуда-то совсем сверху стал струиться необыкновенный золотистый свет. Красота неописуемая. Тут дочка вопит во всю глотку: «Барби хочу! Три новых Барби хочу!» «Дура! — говорю. — Мало, что ли, у тебя этого хлама валяется? Ты что-нибудь нужное проси!» А сама нервничаю, на эту красоту глядя. Чего ж загадать-то? — думаю. В голову все материальное лезет. Белье постельное вроде надо. Тут такой момент — и вдруг белье. Это не считается, думаю. Работа чтоб нормальная. Опять не то. В этой жизни кроме работы и так ничего нет. Никак не могу сосредоточиться. А тут еще под ухом моя дочка про Барби выкрикивает. Чуть не отлупила я ее тут же: «Не засоряй, говорю, эфир ерундой». Тут этот проем в небе стал сужаться, становясь все уже и уже. Ой, думаю, подождите, я и загадать-то толком ничего не успела». Но на небе уже все закрылось, превратилось обратно в полосу, как вначале, потом и полоса эта исчезла, будто ее и не было. Все это быстро произошло. Примерно минут десять длилось. Сын мне потом сказал: «Надо было о здоровье просить». «И то правда, — говорю, — самое нужное вечно из головы выскочит». Ты спроси у своих там, в церкви, видел ли кто-нибудь такое и к чему это нас троих обязывает. И выясни точно, когда следующее Крещение, чтобы мне заранее желание подготовить и это дело не пропустить. «Свои там, в церкви» отвечали, как сговорясь: |
| Мы с вами коснулись этого фрагмента райской педагогики для того, чтобы представлять: первый педагог – это Господь Бог . Несмотря на Свою велию милость, любовь к Адаму, Он наказывает его и в конечном счете все-таки, воспитав, приводит к Себе в рай. Всякая педагогика – это восхождение по некой лестнице. Предполагается, что на ступеньку выше ученика всегда находится педагог. В идеале они должны взяться за руки – это такая синергия, взаимодействие педагога и ребенка. Но над ними еще находится Бог , который действует и на педагога, и на ребенка. И вот они движутся по ступенькам наверх, к Богу. Такова общая схема, из которой мы попробуем вывести несколько педагогических принципов. Первая задача всякого педагога – спуститься до уровня ребенка. Но встать не совсем рядом, а чуть-чуть повыше. В психологии это называется «зона ближайшего развития». Это пространство, где ребенок сам что-то совершить еще не может, но вместе со взрослым в состоянии сделать шаг вперед – через совместную деятельность педагога и ученика (родителя и ребенка). У меня есть крестник Сережа, он сейчас уже вырос, а когда был лет семи – уставшая мать привозила его ко мне, бросала и говорила: «Заберите своего крестника, иначе я его прибью, сил уже нет, он меня не слушается». И вот мы с ним начинали выстраивать педагогическую систему – как его перевоспитать. Он действительно был озлоблен на весь мир, на всех людей, как маленький звереныш, – его лучше было не трогать, оставить в покое. Но все равно мы должны были начать с каких-то хотя бы маленьких запретов. Каких? Например, садимся мы с ним завтракать, я ему подаю кашу, компот, а он говорит: «Кашу есть не буду». Компот попробовал: «Какой противный!» Хлеба откусил – не нравится. Я говорю: «Сережа, у нас обед будет в два часа, так что давай, дорогой, покушай». – «Нет, я уже наелся...» Побежал на улицу. Часов в 12 прибегает: «Так есть хочется, дай чего-нибудь». – «Знаешь, ничего нет, даже перехватить нечего, потерпи еще пару часов...» Он через час опять прибегает: «Ой, все, не могу! Дай мне хоть кусочек хлеба!» Говорю ему: «Сережа, мы же с тобой договорились, обед в два часа». Я его с любовью глажу, целую: «Сереженька, ну давай, дорогой, еще немножко потерпи, еще один час остался, и мы с тобой поедим первое, второе, третье...» |
| Нелегко ходить с такой головою, и, если бы не мой всегдашний восторг и интерес к бытию до самозабвения, вероятно, я бы непрестанно хныкал от своей боли. Бедного папу всегда беспокоило мое здоровье, и по многу раз в день он ощупывал мой лоб, нет ли у меня жару, и неизменно спрашивал: «Не болит ли головка?» Но и его ощупывание, и его вопрос были излишними: голова у меня болела, и я старался только забыть об ней, а жар тоже был почти всегда, от малярии, которой страдало все семейство, начиная от папы. Я уже не знаю, были ли у меня приливы крови к голове от моей всегдашней внутренней взволнованности или, наоборот, самое возбуждение усиливалось притоками крови. К тому же мы все, не только наше семейство, но и все знакомые, сидели в Батуме на хинине, поглощая его банками, и едва ли это могло не отражаться на общем самочувствии. Но от чего бы то ни было, а все из области природы меня интересовало, не давая уму ни минуты отдыха. Сколько раз в день, бывало, влезу я на перила балкона, и, держась за деревянный столб, исследую снова и снова хорошо уже рассмотренное лавровишневое дерево возле балкона и в тысячный раз глажу и прикладываю к лицу его словно лакированные темно-зеленые листы, жую их, думаю о том, как из его черных ягод делаются капли, нюхаю цветочные кисти и нахожу в их запахе сходство с горьким миндалем. Потом такому же обследованию подвергаются растущие у нас на балконе в ящиках большие апельсиновые и лимонные деревья с недозрелыми еще плодами и белыми, любезными мне цветами. В подобных занятиях проходит, как мне кажется, много времени. Потом я принимаюсь за исследование привлекательное, как и рискованное: внимательный осмотр зияющих черными эллиптическими отверстиями червоточин в балконных столбах. Уже давно сообразил я, что эти темные отверстия имеют тайный смысл, и потому мимо ушей пропускал разъяснение взрослых, будто их выедают какие-то червяки. Одна из нянюшек (впрочем, вспоминаю, это была Люсина няня, пожилая вдова, по имени Софья, а по фамилии Романова; она сказала нам, что муж ее, как Романов, был царем, и мой полускептический вопрос, почему же она живет в няньках, не изгладил во мне впечатления от ее слов), – так вот эта самая нянька, желая отвлечь меня от червоточины, сообщила, что там живет бука. Конечно, я ей сразу поверил, ибо и сам пришел к такому заключению, только не знал имени таинственного существа, но, конечно, лишь усилил свою внимательность к обиталищу этого буки. |
| – «Алек-санд-ров-ский централ», – подхватывает кто-то нараспев. Стучат и стучат колеса, теперь уже совсем не ритмично, еле-еле. Кажется, пешком скорее дошли бы до Владивостока. Устал седьмой вагон. Истомили, перегрузили его. И все же идет, пробирается, уходит все глубже в сибирские дали. Заглушая стук колес, из вагона выбивается на воздух вековая каторжная песня, сибирская этапная: …За какие преступ-ле-е-нья Суд на каторгу сослал? Среди суздальских есть популярные люди. Лина Холодова, пулеметчица Щорса. Слух о ней шел по всему этапу. Спорили: среди нас чапаевская Анка. Оказалось – не Анка, а Лина, та, что у Щорса. Следователи говорили ей: «Мало тебе было мужиков в своем селе, так ты на фронт пошла, чтобы в свое удовольствие пораспутничать!» Известная парашютистка Клава Шахт. Даже после двух лет Суздаля, в ежовской формочке, она сохранила изящество движений, манер. Только пальцы рук у нее деформированы. При последнем прыжке повисла на проводах. Феля Ольшевская, член партии с семнадцатого, долгие годы работала в польском революционном подполье. Ее сестра – жена Берута. Знаменитая председательница колхоза из Узбекистана Таджихон Шадиева. Многим ее лицо кажется знакомым, потому что в тридцатых годах лицо Таджихон то и дело мелькало в кадрах кинохроники и на обложках «Огонька», «Прожектора». За три года тюрьмы Таджихон все еще не привыкла к тому, что забота о народном хозяйстве страны – теперь не ее дело. С азартом и грубыми ошибками в русском языке она все рассказывает о каких-то давнишних пленумах, на которых ей удалось посрамить некоего Биктагирова по вопросу о сроках уборки хлопка. Таня Крупеник и Аня Шилова делятся с ней своими замыслами и агрономическими планами насчет освоения Колымы. Я не могу наглядеться на Лену Соловьеву. Знакомая по воле, это великая радость. Она знала моего старшего сыночка. Я знала ее девочек. Я сидела с ней рядом в тридцать шестом на Тверском бульваре во время совещания переводчиков. С ней можно вспомнить, как интересно выступали тогда Пастернак, Бабель, Анна Радлова. Я глажу белесую щетинку, покрывающую удлиненный череп Лены, и с трудом отрываюсь от разговора, чтобы слазить на верхотуру, посмотреть, как там Станковская. |
| 21 августа Просыпаюсь с мыслью:моя Алиса..что с ней случилось за эту ночь.. Пока все на том же уровне..не хуже не лучше..но после УЗИ будут новости.либо хорошие либо плохие..жду.. Снова плохие новости..у малышки кровоизлияние 3 степени..обширное..кровоток сосудика в лёгком.. подтекают ранки после инъекций. Новости хуже некуда..она находится между жизнью и смертью.. Врач разрешила приходить в любое время разрешили подержать её за маленькую ручку..погладить.. Она такая красивая у меня..моя Алиса она самый чудесный ребёнок..моя Алиса.. 22 августа Моя Алиса..бегу к ней..сегодня состояние стабильное.уменьшили подачу кислорода и показатель лдержит уровень.убрали 2 сильных препарата для работы сердца.тоже хорошо.моя девочка такая сильная..торопыжка моя..так рано решила увидеть этот непростой мир. Люблю её всем сердцем Обнадежили,что завтра смогут её кормить моим молоком Беспокоюсь о её головушке..3 стадия кровоизлияния..это очень серьезные повреждения мозга..бедный цветочек мой..как же ты дальше..за что тебе такие страдания.. 23 августа Моя Алиса.. Сегодня также стабильна моя девочка..лежит подергивает ручками и ножками..и язычок высовывает..хоть с какими то признаками жизни мой человечек..люблю Разговаривала с врачом Алисы..Он сказал что Алиса стабильно тяжёлая.. и подробно объяснил про последствия 3 стадии кровоизлияния в мозг..не могу поверить что все это со мной происходит..как же мы дальше с моей Алисой продержимся.. 24 августа Сегодня Алиса лежит как не живая..вообще не шелохнется..чувствую сердцем что что то не так..ни одного движения.. Снова прихожу и снова ни одного шевеления.. Снова прихожу глажу её тишина..и вдруг на мониторе падают все показатели..она умирает.. начинают реанимировать мою малышку..страх паника и ужас..слезы ожидание и мысли ..жду..минуты кажется вечностью.. Жива ..она жива..бедный мой человечек.. Опять новые трубки новые датчики..Алиса..моя Алиса..я рядом доченька моя. Я никуда не ухожу..люблю тебя всем сердцем Вот если бы я могла все твои страдания и мучения перенести на себя |
| Похоже, что Он знает о Себе все. Представьте себе жизнь этого мальчишки, который знает о Себе, кто Он такой. Земная жизнь Спасителя Дальше давайте посмотрим на эту жизнь в Назарете. Выйдет Иисус на проповедь только в тридцать лет. До этого еще очень далеко, еще до этого времени Ему жить в этом Назарете, еще умрет Иосиф. И Иисус, научившись от Иосифа его плотницкому ремеслу, точнее, профессии строителя, будет Сам строителем, и на это Он будет содержать свою мать. Мы с вами говорили о том, что женщины там не работали, женщины себе не зарабатывали на жизнь, а их содержали сначала мужья, а потом старшие сыновья. Так что, Он жил обычной жизнью, жизнью обычного человека. Когда Иисус вышел на проповедь, Ему было тридцать лет, когда Он начинает совершать нечто особое в Своей жизни, Ему тридцать лет. И совершает Он это особое в течение трех лет, а тридцать лет Он живет незаметной жизнью в Назарете. Давайте немножечко об этом подумаем: тридцать лет жизни нашего Спасителя, Богочеловека, Божье присутствие здесь в этом мире, в обыденной человеческой жизни. Он живет, как мы с вами, как обычные люди, совершает обычные поступки, обыденные наши житейские дела. В нас часто сидит представление о том, что есть в нашей жизни то, что связано с Церковью, с Богом, что-то сакральное, священное – это одна часть нашей жизни. Есть другая – там, где я в магазины хожу, на работу, стираю, белье глажу, мусор выбрасываю. Это совсем другое, это профанное, это то, что не имеет никакого отношения к Богу. То, что Иисус живет обычной нашей жизнью, означает, что мы, если мы разделяем жизнь на сакральную и профанную, то мы поступаем крайне неправильно, жизнь только одна. Если мы ее сами делим надвое, то тем самым мы себе создаем предпосылки шизофрении. Нет. Есть только одна жизнь, и вся обыденность этой жизни освящена назаретской жизнью Христа. Бог жил такой жизнью, Бог совершал обыденные поступки, Бог зарабатывал Себе на жизнь, Бог делал те самые дела, которые делаем мы. И это значит, нет никакой пропасти между повседневной жизнью и жизнью воскресной, жизнью церковной. |
| «Саш, а если что не так с ребенком?», — осторожно спросила я мужа вечером. «Нет уж, ты роди здорового розовощекого младенца, согласен даже на девочку. А вообще – не выдумывай, спи». Муж регулярно меня «выгуливал» и все интересовался, знаю ли я как ухаживать за новорожденным, читаю ли соответствующие книги, я кивала головой. А однажды он меня спросил: «Слушай, а если действительно что-то не так с ребенком, что будем делать?». Я первый раз увидела в его стальных глубоких глазах такую беспомощность, что захотелось быть такой великой и могучей, чтобы отвести любую тень невзгод и неприятностей от его жизни, и уж никак не быть источником этих неприятностей. Я поняла, что мне предстоит главный экзамен в жизни: рождение ребенка, здорового. Сын рождался трудно. Наконец, жалобно тихо запищал. И на меня бессознательно и беззащитно посмотрели Сашкины глаза в десятикратно уменьшенном варианте. А дальше началось долгое стояние, дни напролет, у младенческого кювеза. «Мамаша, вы что, ненормальная? — интересовалась уборщица, — ну чем ты ему сейчас поможешь, лежит себе и лежит, и ты иди, полежи». На том же настаивали и врачи. Иногда приходилось сдаваться и идти в палату, и тут же хотелось бежать обратно. И все-таки к выписке мы были как огурчики. Сын героически набирал вес – я его теряла. В результате, при выходе из роддома стройную молодую маму с богатырем-младенцем, утонувшем в голубом кружеве, закидал цветами муж. Машина победоносно что-то прогудела грустной стайке беременных, которым «все еще предстоит», и мы умчались домой. Максим бежит, а я не могу догнать С тех пор прошло четырнадцать лет. Сейчас у меня нет мужа, а мой сын – инвалид детства. Мне много лет снится один и тот же сон: Максим бежит, а я никак не могу его догнать. Его розовые детские пяточки мелькают быстро и совсем близко, кажется, что я вот-вот его ухвачу, но он с хохотом увертывается и убегает еще быстрее. Я бы многое отдала за то, чтобы этот сон стал реальностью. Я бы многое отдала за то, чтобы мой сын ходил. Он стал совсем высоким, а мы даже не знаем какого он роста, потому что видим его шагающим на коленках. А вечером я глажу натертые мозоли на этих детских коленях и улыбаюсь, потому что на меня смотрят сыновьи глаза, которые улавливают любую смену моего настроения. |
| Но вот это – хотя бы фрагментом – не могу вам не предложить, потому что сама над ним чуть не заплакала: Лежу на стогу у небес на виду. Любуюсь-гляжу на большую звезду, Которою трону рукой, если встану. Под утро к загону на ощупь бреду. В загоне мычит потревоженно стадо. Костер у избушки остыл и потух. Косится ворчливо Арсеня-пастух: «Ну как не ругаться, скажи ты на милость, Пойди, соследи-ка ты этих пеструх – Телушка-шалава взяла – отелилась! Но будет, по видам, коровка добра…» Туманом стекая по стенкам ведра, Густое молозиво чиркает тонко. Я грею теленка, обняв, у костра И звездочку глажу на лбу у теленка. Курчавым сияньем исходит она – Не в недрах Вселенной, а здесь рождена – Мне звездочка эта дороже небесной. Она и потом, в суете городской, Приснится с улыбкой, а может, с тоской, До боли напомнив родимую местность. Рейтинг: 10 Голосов: 194 Оценка: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 1 Об этом поэт сообщает в своей поэме «Бессмертник». 2 Двое из шести детей Гребневых умерли до войны, во младенчестве. 3 Подробнее о детстве и юности поэта – в статье Виталия Богомолова «Вон парнишка бежит босиком», литературный исторический сетевой журнал «Камертон», 2016. Там же и интересные мысли о творчестве писателя. 4 Гребея – женщина, которая, идя следом за косарями, сгребает скошенную траву; таких ушедших уже из нашей повседневности слов у Гребнева много. 5 Впоследствии поэт поменял эту строчку на менее радикальную: «Здесь с волками, что ль, водиться…» 6 Имеется в виду, видимо, Владимир Крупин, известный писатель, лауреат Патриаршей премии, также уроженец Вятской земли. 7 Этот образ в 1380 году был поднесен святому князю Димитрию Донскому казаками города Гребня – когда князь возвращался с Куликова поля. скрыть способы оплаты Смотри также Комментарии Игорь 14 августа 2023, 19:07 Спасибо Вам большое за открытие поэта Анатолия Гребнёва, отдельное спасибо за название. Очень пронзительно и созвучно собственному настрою. Татьяна 14 августа 2023, 18:18 Спасибо за знакомство с такой тёплой и доброй поэзией! |
| Закрыть Совы в доме Записки писателя 13.10.2007 345 Время на чтение 15 минут Моему другу Андрею Хвалину У нашей калитки стоит дуб. Под его сенью любой гость успокаивается и разговаривает тихим голосом. Если утром я забываю поприветствовать дуб, он ласково касается листьями моего лица: " Не суетись " . Глажу шероховатый родной ствол: " Здравствуй, дружочек " . За двадцать лет деревенской жизни много народу побывало у нас под дубом. Конечно, чаще всех - сосед Александр Иваныч и вездесущие Зоя с Геной. Без них в деревне шагу ступить нельзя: они и пахали, и дрова заготавливали; да любая работа у них в руках горела... Здесь, под дубом, Мишка, крестник моей жены Марины, переборол гордыню - попросил у меня прощения. Однажды жизнь скрутила его в бараний рог. Несколько раз попадал в больницу, потом никак не мог подходящую для слабого здоровья работу найти. Чтобы не испортить подачками, я с детства придумывал Мишке с его неразлучным другом Панькой, моим крестником, заделье: двор убрать, воды наносить; когда подросли - дрова расколоть, щели мхом законопатить... На этот раз надо было помочь весомее. Заказал Мишке столик для компьютера. Деньги я вперед не даю - учен много раз - но уж очень он нуждался. Сначала у Мишки материала не было, потом выздоровел - на работу устроился... пятое, десятое. Я про долг не напоминал, а он старался не попадаться мне на глаза. За целый год раза три издалека виделись, и то Мишка сворачивал в сторону. Очень это было печально. В конце июля, накануне главного для нас с Маришей события - крестного хода из Борисоглеба в Кондаково, на родину преподобного Иринарха, - звонок в калитку. Вышел и глазам своим не поверил - Мишка склонил голову под дубом: " Дядя Сережа, я долг принес. Спасибо... Простите " . Не иначе, как сам батюшка Иринарх его привел. От радости я про все свои болезни забыл: " Ты понимаешь, что ты сейчас сделал? Ты не деньги отдал, а богатство приобрел. Этим поступком мужским ты себя из грязи вытащил " . От всей души обнял его, расцеловал: " Вовремя ты пришел - завтра крестный ход начинается. Знаю, знаю, ты у нас теперь человек занятой, но хотя бы в воскресенье, в последний день, приезжай на мотоцикле со своей Анжелкой в Кондаково. Километр от храма до святого колодчика как на крыльях пролетите - тоже станете крестоходцами! " |
| Его сородичи после тяжёлой охоты блаженно лежали в тени, сонно отмахиваясь от мух. Просыпаясь, подсмеивались, наверное, над чудаком, упорно царапающим скалу. А художник скоблил и скоблил. Взбудораженный, переполненный виденным, узнанным, понятым. Первый историк и живописец древних жителей этих гор. Счастливый уже одним тем, что никто ему не мешает. Я вглядываюсь в рисунки на скалах: они напоминают что-то очень знакомое. Ну да, конечно, вот так же рисуют теперь ребята углем и мелом на стенах, заборах, панелях! По правилу: «Точка, точка, запятая, минус — рожица кривая». А сегодня по этим простым рисункам мы узнаём жизнь наших дальних предков. Каким оружием они сражались, на каких музыкальных инструментах играли. Как охотились, как танцевали. Каких зверей приручали, а каких упорно преследовали. Есть на скалах рисунки непонятных зверей и чудовищ, Наверное. тогда художники боялись чего-то страшного и непонятного. А есть рисунки и смешные. Баран с собачьим хвостом, верблюд с козлиными рогами, козёл с верблюжьим горбом. Древние охотники, прекрасно знавшие звериную стать, наверное, со смеху покатывались, глядя на этих уродцев. Так же, как теперь смеются ребята над стишками-перевёртышами: «Курочки закрякали, утки закудахтали». Я перехожу от камня к камню, от скалы к скале — как от витрины к витрине музея. Время многое уже стёрло. Многое потускнело и потемнело под огненным солнцем пустыни. Жёсткие ветры затёрли грани. Но я с уважением глажу шероховатые камни. Я с завистью думаю о художнике, рисунки которого пережили века… Спим мы в крохотной палаточке, втиснутой между упавшими глыбами. Ветер надувает её, как воздушный шарик. Камни давят под рёбра. Тихо плещет ручей, скребутся о палатку кусты, пустынный козодой уныло трещит. Со звоном катятся плитки щебёнки: кто-то и ночью ходит по скалам. Утром мы покидаем каменное ущелье. Со всех сторон смотрят на нас дикие козлы-теки: мёртвые, изваянные на камне: и живые, застывшие, как каменные изваяния. Рекомендуем Самое популярное Библиотека св. отцов и церковных писателей |
|
|
