| Этот второй период португальской истории, прошедший под исламским игом, длился в центральной Португалии до 1064 гг., когда с освобожденной северной области Порто началась реконкиста, которая привела в 1139 к созданию в новых границах государства, названного затем Португалией. Еще в XIII веке Реконкиста продолжалась в южной Португалии. Здесь память об арабском присутствии до сих пор сохранилась в названиях географических мест, таких как название провинции «Альгарве», что по-арабски означает «Запад». Исламское иго шаг за шагом было сброшено спустя VI веков с момента вторжения арабов. Но прежде этого Португалия столкнулась с другой трагедией, поскольку реконкиста 1064 года вдохновлялась и поддерживалась привнесенной извне идеологией Римского католицизма. К 1080 году эта идеология, развитая агрессивно настроенным папой Хильдебрандом и использующая влияние Франции, почти полностью вытеснила Испанский или Мозарабский литургический устав, который сохранил чин Римской и Западной православной литургии первых веков. К 1147 году, когда Лиссабон был окончательно освобожден от мавров, стало ясно, что произошло полное литургическое завоевание Португалии и всей Иберии: древняя Римско-Мозарабская духовность первых десяти веков Иберийской истории была утрачена. Прошел период исламского ига, но прошел и период духовного величия Португалии. Он сменился новой идеологией папизма, вдохновляемой из Франции, идеологией, которая развивалась все сильнее на протяжении средневековья. Португальские христиане оказались лишенными веры своих предков и оказались в этом состоянии духовного оскудения, которое было горьким наследием и недугом Западной Европы все эти долгие годы, начиная с одиннадцатого века. К тринадцатому веку Португальская душа и Португальская история попала под власть новой идеологии, и в португальский народ узнал чувство томления о Духе Святом и тоски о потерянном рае, о котором помнили еще его предки. Так с падением исламского ига, начался новый период португальской истории, который достиг своего пика в XV и XVI веках. Это был период великих исследователей, таких как Анри (Генри) мореплаватель, Бартоломео Диас, Васко да Гама, Альфонсо Альбукерке, Педро Альварес Кабрал, Фернан Магеллан. Тогда португальское влияние распространилось не только до Африки и Бразилии, но даже до Китая и Японии. Конец этого периода великих географических открытий связан с внезапным и загадочным, на первый взгляд, упадком страны, когда наступил четвертый период ее истории. Загадка этого четвертого периода, португальского упадка, может иметь объяснение только при обращении к содержанию третьего периода — периода мирового величия. Чем объяснить этот внезапный порыв португальских и не только португальских исследователей-путешественников, подхваченный тем самым португальским духом, отплыть из родины на поиски неизвестного, и затем основать Колониальные империи? |
| Франциск Ассизский отказывается от имущества. Джотто (фреска в церкви Сан-Франческо в Ассизи) Попробуйте представить себе жизнь без радио, телевидения, газет, мобильных телефонов, когда единственным способом передачи информации было свидетельство: что-то я рассказываю тебе, ты это рассказываешь другому, а тот расскажет еще кому-то. И вот в такое время молодой человек по имени Франциск, сын богатого торговца из Ассизи, делает радикальный выбор: он решает отказаться от отцовского состояния и жить только любовью Иисусовой. Это настолько поражает его друзей, что они следуют за ним. А по прошествии нескольких лет Франциск созывает собрание, получившее название «Капитул рогожек», куда сходятся пять тысяч молодых людей со всей Европы, чтобы сказать ему: «Мы поступаем так же, как ты, мы идем вслед за тобой» . За много веков до того имело место аналогичное явление, когда силами монахов в опустошенной варварами Европе сформировалось новое общество. Они не верили в то, что «мир отвратителен, что он катится к своему закату», и стремились «жить на высоте собственного желания и человеческого достоинства». Каждый из них призывал трех друзей и говорил: «Давайте жить так, как заповедал Господь, жить хорошо. Давайте строить жизнь в согласии с ее назначением». Так возникали монастыри. Так зародилось бенедиктинское движение, изменившее Европу, усеявшее ее аббатствами, монастырями, церквями, вокруг которых вырастали общины, города, развивалась торговля, а затем и все остальное. Портрет Джотто. Деталь картины «Пять основателей флорентийского искусства», конец XV — начало XVI в. В это же время рождается идея общества и экономики: вспомните об учетных книгах флорентийских торговцев, тех самых, что придумали систему двойной записи, используемую в бухгалтерии по сей день. В списках пайщиков, между которыми распределялся доход в конце года, числился некий Мессер Доминеддио (что можно перевести приблизительно как «Мой Господин — Бог». — Прим. перев. ) , он так же, как и все, получал часть прибыли: эта часть шла Церкви на содержание бедных, больных, а также на поддержание лечебниц. В те времена думать о своей судьбе и своем будущем было естественно. |
| При этом точные даты начала и конца средневековья смещались в зависимости от разных причин, в том числе и от идеологических доктрин, и это касается не только начала, но и конца средневековья. Его отодвигали до рубежа XV и XVI столетий – эпохи великих географических открытий, до начала Реформации, и даже – в советской историографии – конец средневековья датировался серединой XVII века – началом английской революции, которой усваивался статус первой в истории буржуазной революции. Эпоху абсолютизма, по существу дела представляющего собой антитезу феодализма в первоначальном и классическом значении этого термина, в рамках формационной теории исторического процесса рассматривали как продолжение радикально отличного от него феодализма. На исходе XX века была выдвинута идея, продлевающая средневековье еще на полтора столетия – до конца XVIII или даже до первой трети XIX века. Автор концепции «долгого средневековья» – знаменитый французский медиевист Ж. Ле Гофф. При этом и начало средневековой эпохи отодвигается до III столетия от Р.Х., когда Римская империя вступила в состояние затяжного кризиса. И все же, если опираться на здравый смысл в оценке исторических явлений, нельзя отвернуться от того обстоятельства, что самой характерной чертой западноевропейского средневековья был феодализм, причем в классическом значении понятия, относящемся преимущественно к специфическому политическому и юридическому строю общества и только потом к экономическим отношениям. Параллельные явления наблюдались и в Восточной Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке, причем в разные эпохи, в том числе и в древности, но классический феодализм сложился все-таки в Западной Европе, вот только не в середине I тысячелетия от Р.Х., а многими столетиями позже всех расхожих вариантов датировки конца античности, вероятно уже только в начале II тысячелетия, при этом предпосылки к его появлению начали появляться в эпоху Карла Великого. Европа первой половины и середины I тысячелетия от Р.Х. не была феодальной. Раннесредневековые, если угодно, бенефиции радикально отличались от действительно феодальных ленов и фьефов, откуда и пошло само понятие «феодализм». В пределах Римской (Ромейской) империи, которая до VIII века включала в себя значительную часть Италии, Сицилию и сам Рим, весь строй государственной, общественной и даже экономической жизни существенно отличался от классического феодализма, в нем сохранились еще многие черты античного мира. |
| Существовавшая система образования Англии беспощадно им критиковалась и особенно в части религиозного обучения: «Эти подростки, которых в течение 4-5 лет пичкают религиозными догматами, под конец знают не больше, чем знали сначала». Внимание Ф. Энгельса привлекли факты из «Отчёта комиссии по обследованию детского труда», которые он обильно цитировал: «Один подросток " в течение пяти лет регулярно посещал воскресную школу; он не знал, кто такой Иисус Христос, хотя имя это слышал; он никогда не слышал ни о двенадцати апостолах, ни о Самсоне, Моисее, Аароне и др. " » [xiii] . «К счастью, — писал он, — самые условия жизни этого [рабочего] класса таковы, что они дают ему своего рода практическое образование, которое не только заменяет весь школьный хлам, но и обезвреживает связанные с ним вздорные религиозные представления...». Будучи категоричным и непримиримым противником религии, он сделал вытекающий из его предпочтений вывод: «Нужда учит молиться и — что гораздо важнее — мыслить и действовать» [xiv] . По логике рассуждений Ф. Энгельса, моральное воспитание, неразрывно связанное с религиозным, не приводит к желаемым результатам, поэтому мораль следует связывать не с религией, а с борьбой рабочего класса, для которого нет нужды молиться, а необходимо мыслить и действовать. Пусть для английского рабочего «остаются совершенно неясными, несмотря на все старания попов, вопросы царствия небесного, зато тем яснее для него вопросы земные, политические и социальные» [xv] . Пренебрежительная оценка Ф. Энгельсом религиозного образования и воспитания как «школьного хлама» заставляет усомниться в компетентности автора в вопросах школьного образования и педагогики. Педагогическое бесплодие и несостоятельность классиков марксизма очевидны, несмотря на приписываемое им и якобы разработанное ими учение о воспитании [xvi] . Во всяком случае, классовое воспитание, производимое на основе классовой коммунистической морали и отрицания религиозных основ, являлось шагом назад в педагогике и отступлением от природы и сущности педагогического воздействия. |
| Юридическая практика и общественно-политическая деятельность М. с нач. XV в. неуклонно расширялись; к сер. 10-х гг. XVI в. он был уже хорошо известен в Лондоне как талантливый специалист в области торгового и международного права. М. поддерживал и придворные связи. Королевская власть интересовала его, с одной стороны, как ученого-гуманиста, поскольку в этот период он работал над соч. «История Ричарда III» (History of King Richard III, 1512-1519; осталось незавершенным, опубл. посмертно; рус. пер.: Мор. Утопия... 1998. С. 233-301), которое он писал одновременно на лат. и англ. языках, а с др. стороны - как общественного деятеля, поскольку он полагал, что залогом исправления злоупотреблений и общественного благосостояния является сильная власть окруженного мудрыми советниками монарха. М. с энтузиазмом воспринял коронацию Генриха VIII и посвятил этому событию «Поздравительную песнь» (рус. пер.: Там же. С. 159-163), в которой он осуждал беззакония предыдущего правления и оптимистично восклицал: «...день этот - рабства конец, этот день - начало свободы!» (Там же. С. 159). Близость к королевскому двору способствовала карьере М.: в 1510 г. он получил должность помощника шерифа Лондона, т. е. юридического советника и судьи по гражданским делам. Работа отнимала у М. много времени, так как ему приходилось регулярно принимать просителей и рассматривать многочисленные жалобы, однако обеспечивала довольно высокий доход. Опыт постоянного взаимодействия с городскими жителями позволил М. приобрести реальное представление о состоянии современного ему англ. общества на самых разных уровнях. Юридический опыт М. оказался востребован кор. Генрихом VIII и канцлером Англии кард. Т. Уолси (ок. 1473-1530). По королевскому распоряжению в 1515 г. М. был отправлен во Фландрию в составе посольства, к-рое вело торговые переговоры. «Утопия» (1515-1516) Во время непродолжительного перерыва в переговорах М. посетил Антверпен, где познакомился с Питером Гиллисом (Петром Эгидием; 1486-1533), городским чиновником, другом Эразма Роттердамского. |
| —223— для дела начать с вопроса о подлинности текста Testament’a, который автор затрагивает лишь мимоходом в тексте и под строкой. Тогда некоторые из его рассуждений во введении получили бы иной более научный характер; теперь же они производят впечатление тенденциозной полемики с Тамани (стр. 51–58. 64–70), и весь вопрос о времени появления памятника и его месте в ряду других нуждается в новом пересмотре. Нуждаются в проверке и суждения автора об отношении литургии верных к литургии оглашенных. Последняя в изложении автора, благодаря целому ряду его предположений, вышла настолько сложна и искусственна, что он сам под конец задаётся вопросом: „При взгляде на состав литургии оглашенных невольно возникает вопрос: совершалась ли она в том самом виде, в котором мы её представили?“ Автор неверно представляет связь disciplinae arcani с катехуменатом, положение молящихся в храме и пристроек последнего. Перевод Testament’a, данный в приложении во многих случаях не точен, а в иных и прямо не верен (стр. XI. XII. XV. XVI. XVII. XXX. XXXV и др.). Сделанный в начале года в качестве черновой работы он приложен потом к сочинению; автору по более обстоятельном ознакомлении с памятником следовало его сызнова пересмотреть и исправить. Но уже этот самый перевод говорит о серьёзном отношении Григорьева к своей задаче. Он старательно знакомился с Tesmamenm’oм и памятниками одновременными и однородными с ним по характеру; prolegomena и dissertationes Рамани он близко изучил и, чем можно было, воспользовался в своём сочинении. Он не рабски, впрочем, следовал Рамани, а всегда критически относился к его положениям и выводам, проверяя по первоисточникам. Речь автора обдуманная и литературно изложенная. По какому-то недоразумению только он везде называет харизматиков хризматиками. Сочинение в общем очень хорошее и степени кандидата заслуживает вполне“. 14) Заслуженного ординарного профессора Василия Соколова о сочинении студента Давидовича Светислава: „Дело Гуса и его отношение к Православной Церкви“: |
| Конец этому расцвету кладет вторжение орд венгров и коваров на Средний Дунай в конце IX – начале X века. Возможно, это была спланированная, тщательно продуманная акция, рассчитанная на общее ослабление славян. Это косвенно доказывается присутствием этнических хазар-ковар в мадьярских ордах, вторгшихся на Средний Дунай, причем раскопки их поселений в современной Воеводине показали, что ковары исповедовали иудаизм. Не может быть случайной в этой связи и остановка мадьяр близ Киева на пути в Среднее Подунавье. В Киеве была значительная, очень влиятельная еврейско-хазарская прослойка населения, а венгры до этого продолжительное время входили в политическую систему Хазарского каганата, вся политика которого была направлена на ослабление и порабощение славян и приручение орд кочевников. Возможно, эта знаменитая остановка в Киеве была связана с согласованием завоевания Среднего Подунавья, так как какими-либо другими причинами, кроме политических, ее невозможно объяснить. Лишившись Среднего Дуная, славяне постепенно сдают свои позиции в Европе. Сербские и болгарские земли вскоре захватывает Византия. С немалым трудом освободившись от ее опеки, Сербия и Болгария просуществуют как независимые государства лишь с конца XII по XIV век, после чего постепенно попадут под турецкую власть. Западные славяне постепенно будут духовно и физически порабощены германским миром, и к XV–XVI векам останутся только два независимых славянских государства –Польша и Московская Русь. Из-за ожесточенной борьбы друг с другом за веру и древнерусские земли эти две могучие державы не будут в состоянии помочь остальным славянам в должной мере, хотя их союз был бы бесценен. Так, в 1410 году совместными усилиями в битве при Грюнвальде был остановлен немецкий напор на восток – знаменитый Drang nah Osten. Тогда был ноголову разгромлен Тевтонский орден, С самого начала своего поселения на Среднем Дунае венгры находились под сильным славянским влиянием со всех сторон, так как Австрии еще не существовало и на этом месте жили славяне-словенцы. Позднее сильнейшее славянское влияние шло с востока от русинов и с юга – от сербов. Но нашествие татаро-монголов в XIII веке разоряет как Киевскую Русь, так и весь славянский восток Венгрии, а уже к середине следующего, XIV века слабеет и Сербия. Рим делает все, чтобы разбить союз Сербии и Венгрии, созданный для борьбы с турками и достигший в этом определенных успехов, после чего Сербия окончательно попадает под турецкую власть, а Венгрия, разгромленная турками, распадается на три части, при этом гибнет более миллиона человек. |
| Итальянский экономист и социолог Джованни Арриги, к которому Гребер, по его собственному признанию, относится с огромным уважением, переосмыслил понятие мир-системы в политических категориях. Ключевым термином в его концепции стала «гегемония», или способность доминирующей группы вести общество в направлении, отвечающем не только ее собственным интересам, но и интересам подчиненных групп. В социальном плане гегемоном выступает определенный класс капиталистов, на международной арене на позиции лидера выступает некая политическая общность: в XV–XVI веках эту роль выполняли города (Венеция, Генуя), начиная с XVII века — государства (Нидерланды, Великобритания, США). Лидер не только доминирует в области экономики и финансов, но и предлагает определенную модель экономического, социального и политического устройства, а также обладает необходимыми силами и ресурсами для ее распространения. Во временном измерении лидерство той или иной державы представляет собой цикл, который проходит через стадии становления, кризиса и крушения. Этому процессу сопутствует другой, который Арриги обозначает как системный цикл накопления и который состоит из двух стадий: материальной экспансии, когда возникают новые производства, прокладываются новые торговые маршруты и задействуются новые районы коммерческой эксплуатации, и экспансии финансовой, когда все усиливающаяся капиталистическая конкуренция приводит к тому, что инвестиции в материальное производство становятся все менее рентабельными и в качестве основного объекта вложения средств выступает финансовая сфера. На стадии кризиса гегемонии возрастает конкуренция между компаниями и государствами, обостряются социальные противоречия. Крушение гегемонии всегда сопровождалось масштабными конфликтами, охватывавшими подавляющее большинство европейских государств. Например, на завершающем этапе голландской гегемонии произошли революции в британских колониях в Северной Америке и во Франции, а в Европе более двадцати лет (1792–1815) велись кровопролитные войны, связанные сначала с Первой Французской республикой, а затем с империей Наполеона. Конец британской гегемонии ознаменовался масштабными революционными движениями (Россия в 1905 и 1917 годах, Мексика в 1910–1917 годах) и двумя мировыми войнами. Остается только гадать, какие явления будут сопровождать неизбежный закат американской гегемонии, кризис которой уже начался. |
| Эвфоническая революция, так же как и мензуральная революция Ars nova, хотя и не затрагивает основополагающие принципы контрапункта, однако изменяет лежащее в основе этих принципов соотношение кругообразного и прямолинейного движений. Вообще же, вся история контрапунктической композиции может быть подразделена на отдельные периоды, каждый из которых будет представлен своим видом контрапункта. Тогда мы получим такую последовательность: готический контрапункт Ars antiqua, мензуральный контрапункт Ars nova, эвфонический контрапункт XV в. и контрапункт строгого стиля XVI в., — в которой при каждом переходе от одного вида контрапункта к другому нарастает сила прямолинейного движения, а сила кругообразного движения, напротив, угасает, в результате чего, хотя спираль и остается спиралью, но с каждым витком движение становится все более приближающимся к прямолинейности и все более удаляющимся от изначальной абсолютной кругообразности. Это постепенное, но неукоснительное распрямление спирали может быть интерпретировано сразу в трех плоскостях. Во–первых, оно может быть интерпретировано как постепенное понижение уровня молитвы второго образа, при котором сама молитва второго образа может рассматриваться как некий переходный этап от третьего образа молитвы к первому. Во–вторых, оно может интерпретироваться как схема процесса нарастания достоверности свободы, обретаемой за счет утраты достоверности спасения. И, наконец, в–третьих, распрямление спиралеобразного движения может быть интерпретировано как процесс ослабления связи между композиторской структурой и ее каноническим, сакральным первоисточником. Но как бы ни понижался молитвенный уровень, как бы ни утрачивалась достоверность спасения, как бы ни истончалась связь между композиторской структурой и ее каноническим первоисточником, пока душа сохраняет спиралеобразное движение, молитва будет оставаться онтологической молитвой, а это значит, что и достоверность спасения, и связь с каноническим первоисточником будут являться не фактами переживания, но фактами онтологической причастности. |
| Вот два главных церковно-исторических труда, появившихся ещё под конец XVI в. В этих трудах выразилась новая обработка церковно-исторических фактов. Уже в самом начале разработка церковной истории получила не научный, а вероисповедальный характер, так как факты этой истории близко касаются вероисповедальных вопросов. Каждый учёный, в исследовании церковно-исторических фактов, являлся с своей тенденциозной точкой зрения. Поэтому и доселе эта наука не может стать на твёрдую, вполне объективную точку зрения. Поэтому-то тем странам, которые мало сделали своего в церковной истории, нельзя остановиться на трудах западных учёных; ибо все они имеют свои интересы, тенденции, носят характер известного направления или верования. Сначала на западе эта разработка пошла в двух направлениях, католическом и протестантском. Но это слишком обще. С развитием религиозной жизни, там стали появляться различные религиозные направления, как в протестанстве, так и в католичестве. Католицизм, не смотря на своё стремление к единству, далеко не одинаков в западных странах. Ещё в XVII в. в нём стало высказываться 2 направления: итальянское (ультрамонтанское) и галликанское (умеренное). Первое направление отличается крайними взглядами; оно развивает идеи папского абсолютизма, непогрешимости, строгого церковного единства. Второе же направление старается ограничить, сдержать папский абсолютизм, отстоять против него права местных, национальных церквей; в столкновениях папства с государственной властью, оно принимает сторону последней. В XVII в. главными представителями этих двух направлений в богословии являются Беллармин и Боссюэ. Конечно эти направления нельзя приурочить к известному месту. Только по преимуществу одно направление развивается в Риме, итальянскими учёными, а другое во Франции. Вот эти 2 главные направления сперва сказались в чистой, теоретической богословской области, а затем уже в церковно-исторических трудах. Бароний был первым представителем ультрамонтанства в этой последней области. Но в XVII в. являются более замечательные труды по умеренному направлению. Во 2-ой половине XVII в. еп. Венсенский Годо написал на французском языке историю первых семи веков христианства. В 70–80-ых год. Появляется огромное издание французского учёного Александра Наталиса, описавшего в огромных 24 томах историю первых 16-ти веков христианства. Написана она неплавно, сухо, очень схоластически, растянуто. Но в ней много материала, и она довольно безпристрастна. Наталис далеко не питает такой преданности к папству, как Бароний; он отстаивает западных государей, боровшихся с папами в XI-XII вв., а также западные соборы XV в., старавшиеся ограничить папский абсолютизм. Поэтому в Италии неодобрительно посмотрели на этот труд; он был запрещён папской цензурой, внесён в Index librorum prohibitorum. |
|
|
