| Многие из идущих никогда не видели Иудеи и, вероятно, представляли ее себе сказочной страной, «текущей молоком и медом». Они всей душой рвались туда, надеясь удвоить свои силы одним лишь прикосновением к священной почве. Если среди спутников Моисея было немало роптавших и озирающихся назад, то во время этого похода энтузиазм, видимо, побеждал все прочие чувства. С точки зрения здравого смысла путешествие было риском, уходом навстречу неведомому. Но какое настоящее дело совершается без такого риска? И вот Дамаск уже позади, караван шел теперь прямо на юг, продвигаясь по краю восточной пустыни. В обуревавшем путников нетерпении дорога казалась особенно долгой. Галилею отряд, скорее всего, оставил в стороне, чтобы избежать столкновения с ее жителями, которые неизвестно как могли встретить новоприбывших. Поэтому Иордан пересекли, вероятно, только у Иерихона. Когда вступили в Иерусалим, всех охватили противоречивые чувства: радость возвращения и печаль при виде унылых развалин, отмечавших место бывшего храма и царского дворца. Город мечты предстал перед ними в виде голого холма, на котором среди обломков и щебня рос колючий кустарник. Все немногочисленные обитатели округи стеклись в Иерусалим: и те, кто пришел раньше главного каравана, и те, кто чудом избежал угона в плен и влачил здесь убогое существование. Наступил праздник Кущей, во время которого по обычаю богомольцы жили в палатках. Это было как нельзя более кстати, ибо новоприбывшие не имели над головой другого крова: в Иерусалиме не осталось ни единого целого дома. После того как на месте древней столицы Иудеи был разбит палаточный город, «все как один человек» собрались на торжественное богослужение. На фундаменте прежнего жертвенника Шешбацар уже успел соорудить временный алтарь. В первый день осеннего месяца тишри при участии сонма духовенства были совершены все обряды, «как написано в законе Моисея, человека Божия». Зерубабель торопился приступить к сооружению храма согласно указу Кира. Но прежде нужно было как-то разместить переселенцев. Наскоро строились дома; средства, собранные иудейскими богачами в Вавилоне, приходилось тратить на пропитание народа, ибо поля были заброшены и только после сева можно было надеяться на первый урожай. |
| Вонючий камень – это черный блестящий камень, горящий на огне и издающий при этом запах асфальта. Он хорошо принимает полировку и из него в Иерусалиме и Вифлееме приготовляют четки и различные безделушки, который во множестве раскупаются паломниками. Впрочем, некоторые из названных минералов, как напр. селитра и древесные остатки, встречаются также на северном и южном берегах. На восточном и западном берегах Мертвого моря находится несколько пунктов, невольно останавливающих на себе внимание по своим особенностями Эти пункты: источник Джиди, Соляная гора (джебел-Усдумъ) на западном берегу и полуостров ел-Лисан на восточном. Источник Джиди, находящейся почти посредине западного берега, берет начало в известковой скале на высоте 87 сажен над поверхностью Мертвого моря. Там, где источник вырывается на свободу, скала образует небольшой уступ, наподобие узкой террасы. Шумным и многоводным потоком сбегает источник по крутому склону скалы, направляясь прямо к морю. Течение потока скрыто, особенно в начале, густою растительностью. Многочисленные деревья и кустарники стоят по обоим берегам потока у самых его вод; пространства между деревьями и кустарниками заняты сплошь высоким тростником, который делает эту растительную чащу едва проходимою. Между растениями, скрывающими своей листвою и ветвями источник Джиди, замечателен Сейал, в особенности многочисленный на Синае, доставляющий гумми-арабикум, колючий египетский Нубк, так называемый Фустак, – дерево с прекрасными длинными кистями белых цветов и в особенности оипр, плод которого известен под именем содомских яблок. По скатам скалы, прилегающим к потоку, заметны следы возделанных участков земли и садов, разводившихся здесь когда-то на нарочно устроенных для этого террасах. Сбежав со скалы, поток Джиди продолжает свой путь по небольшой равнине, которая от подошвы скалы постепенно склоняется, на протяжении четверти часа пути, к водам Мертвого моря. Равнина эта имеет форму почти правильного четырехугольника и с севера и юга ограничивается двумя узкими ущельями, глубоко прорезывающими прибрежные скалы. |
| Сети богословия Тема недели: Почитание мощей в православии Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Мнение Мнение Статья Статья Статья Новые материалы 1 января Как звучат пророческие речи Доктор богословия игумен Арсений (Соколов) в своей статье приводит разбор фонетических приемов, используемых в библейских пророчествах для воздействия на слушателя и создающих неповторимую поэтичность текста. Статья Библейские пророчества – это прежде всего речи. До того как быть записанными, они произносились устно. В декламации, чтобы произвести впечатление на слушателя, чрезвычайно большое значение придается подбору звуков. Так оно в устных жанрах всех народов, и древнееврейская декламация здесь не исключение. В созвучиях и другой игре со звуками ярко выражается единство формы и содержания древнееврейской литературы . Поздние пророки (Исайя, Иеремия, Иезекииль, двенадцать малых пророков) для воздействия на слушателя широко пользуются фонетическими приемами. Попробуем и мы «вслушаться» в то, как звучат некоторые библейские пророчества. Звуковой повтор . Созвучные бинарные выражения, или созвучные вербальные биномы, есть во всех языках. По-русски мы говорим: «правда и кривда», «не брат и не сват», «горы и долы», «пьянь и рвань», и т.п. А вот как это у древних евреев: š mîrwšyi t (Ис 5:6; 7:24 и др.). Синодальный перевод: терны и волчцы в первом случае; терновник и колючий кустарник – во втором. nînwne ke d (Ис 14:22; ср. Быт 21:23; Иов 18:19). Синодальный перевод: сын и внук. š mmâ mšammâ (Иез 6:14). Синодальный перевод: пустыня и степь. lorbâ lerpâ (Иез 5:14). Синодальный перевод: пустынею и поруганием . Вербальные биномы развиваются в более сложные системы – в целые фразы с сонорными повторами. Вот как звучит поговорка «Сеяли ветер – пожнут бурю»: rayizr ws p t â yiqr (Ос 8:7) Сонорный повтор и аллитерация используются в пророческой поэзии и в более пространных построениях. Вот примеры такой игры со звуками в целых параллельных стихах: |
| Великая отечественная война, а затем революция, не могли не отразиться на дальнейшей жизни молодого доцента. В 1918 г. он, преследуемый революционной властью, должен был выехать из г. Казани, был арестован в Перми и избит до потери сознания, и отправлен затем для революционного суда в г. Тюмени. Из Перми ему вместе с другими арестованными пришлось ехать по старинному сибирскому тракту, называемому Бироновским, перевалить Урал и в Тобольской губернии по реке Тавде ехать на пароходе, где он, при впадении этой реки в Тобол, был освобожден белыми войсками. Дальше начинается для него скитальческая жизнь, полная всевозможных лишений и трудностей, сопряженных с опасностью для жизни. Из Тобольска по Иртышу удалось ему добраться до Омска, где Высшим Церковным Управлением он был возведен в сан Игумена и назначен главным священником Южной армии. После поражения противобольшевицкого движения в Сибири, ему, вместе с армией Атамана Дутова, пришлось отступить в пределы Западного Китая. В своей речи при наречении в епископа, он, тогда Архимандрит Иона, вспоминал о тех необычайных трудностях, которыя ему вместе с другими приходилось переносить при перевале отрогов Памира, взбираться, при холодном бурном ветре, по обледенелым скалам, на высоту в 1112 тысяч футов, хватаясь руками, с ободранной кожей и ногтями, за выступы скал и колючий редкий кустарник. «Господь сохранил меня, – говорил он, – видимо, для того, чтобы послужить Ему и в высоком званий Епископа». Из Западного Китая иг. Иона приехал в Шанхай, затем Пекин, где и был принят на службу Российской Духовной Миссии и вскоре возведен в сан Архимандрита, а в 1922 г. 11 сентября возведен в Пекине в сан Епископа Тянезинского. В хиротонии Епископа Ионы принимал участие Архиепископ Иннокентий, Начальник Миссии, Епископ Мелетий Забайкальский и вновь хиротонисанный в Харбине 4 сентября того же 1922 г. Епископ Шанхайский Симон. С принятием сана епископа и назначением настоятелем Св. Иннокентиевской миссионерской церкви в г. Манчжурии, для еп. Ионы открывается новое обширное поле деятельности, где он проявил свои высокие пастырско-административные способности. Ревностный служитель Церкви, и выдающийся проповедник, еп. Иона прежде всего чтится за устройство своей паствы в религиозно-нравственном отношении. Кроме того он взял на себя преподавание Закона Божия в местной гимназии. |
| Растение тоже имеет синонимичные названия: сглаженный и – колючий. Латинское название общее: Crataegus laevigata. Кустарник. Реже – невысокое дерево, распространен в Европе. Но в России дикорастущего – нет, только в культуре. И уже к Сибири не льнет, уютней этому виду в садах южных и средних широт. Этот вид знаменит четерёхсотлетним старожилом. Представить трудно, но старец, которому больше четырёх веков, обыкновенный (даже по названию) боярышник дорос до обхвата 2,5 метра. Ветви отличаются коричневым цветом с красноватым или оливковым оттенком. На молодых веточках есть мягкие волоски, позже они исчезают. Колючки вдвое короче, чем у кроваво-красного – 2,5 см. Их немного, ведь диких видов у нас нет, а окультуренные не так колючи. Боярышник даурский Вид, свободно растущий в Приморье, Приамурье. Дальневосточный житель. Влаголюбив, потому и расселился во влажных зонах. Колючки средней величины, кора серая, цветы белые, иногда с розоватым оттенком и бордовыми тычинками. Этот вид вступает в плодоношение раньше: в шестилетнем возрасте. Вееровидный Закалённый северянин: растет в Мурманске, Архангельской области. Может жить и на юге, но только в условиях холода высокогорий Кавказа. Заросли его непроходимы: ширина растения 4 метра, высота – 6, но главное – колючки. Они длинны (7 см) и изогнуты – надежная защита. Листья многолопастные, вытянутые. Не боится затенения. Зелёномясый Предпочитает Приморский климат, растет и на Сахалине, Камчатке. По силуэту от природы пирамидальный. Колючки на серых или коричневатых ветках небольшие, полтора сантиметра. У этого вида почки – чёрные, плоды тоже. Молодые ветви сначала фиолетовые. Цветы белые, с фиолетовыми или чёрными тычинками. Выращивают зелёномясый боярышник (у него зелёная мякоть, так и назвали) для декоративных целей. Однопестичный Хорошо переносит перепады температур и влажности, нетребователен к почвам. Выживает в жёстких условиях. Тяжёлые глинистые слабощелочные почвы – его предпочтение. Без ухода быстро разрастается, трансформируется в дичку. Может жить триста лет, набрав в обхвате три метра. Высота, зафиксированная официально – 18 м, крона в диаметре – 20 м. |
| Я не заметил, как он ускользнул. Пашка оглядел экспедицию. Он уже забыл о своем гневе. — Пошли скорей, — сказал он. — Пока нас не выследили. Они вышли из-под тени навеса. Корабль тускло поблескивал в полутьме. Было светлее, чем вчера, потому что по небу катились сразу три солнца, но свет от них был неверным и зловещим. Надо было подняться на скалы на той стороне ущелья, потом пройти через лес камней, спуститься к небольшому горячему озеру, из которого раз в минуту поднимался стометровый гейзер, за ним начинался колючий, без листьев, кустарник, в котором можно было немного передохнуть. От кустарника шел пологий спуск к следующему ущелью, где таилась база странников. Путешественники рассчитывали выйти к ущелью выше базы и спуститься к ней по ручью. На скалы они взлетели, включив ракетные ранцы. С их помощью можно прыгать метров на пятьдесят. Ребята умели пользоваться ранцами: в туристском походе так перебираются через реки и болота. Прыгая, они не забывали об осторожности. Если их ищут, прыгающую или летающую фигуру легче засечь. Поэтому они только помогали себе ранцами на подъемах, а когда выбрались наверх и начали спускаться к красневшему впереди озеру, то разошлись подальше друг от друга и открытые места перебегали как можно незаметнее. — Эй, — закричал Пашка, — глядите! У берега озера в рядок, будто выброшенные волнами, замерли несколько серых мячей. Три побольше, другие маленькие, с теннисный мяч. — А может, наш тоже среди них? — сказал Аркаша. — Нашел все-таки семью? Они повернули к мячам и прибавили шагу. При виде людей мячи осторожно двинулись к воде. — Простите! — крикнула Алиса. — Вы не были на нашем корабле? Мячи заверещали тонкими голосами и попрыгали в воду. — Нет, — сказал Пашка, останавливаясь, — это другие, нашему зачем убегать? Посреди озера возник пузырь, вода вспучивалась, поднималась, и вдруг ее прорвало — громадный фонтан, подсвеченный оранжевым небом, взметнулся к зеленым облакам. В то же мгновение из озера выскочило множество серых мячей. Они быстро заскользили по воде к дальнему берегу. |
| От саронской розы отличается роза иерихонская, которая уже совсем иная и к нашей книге отношения не имеет. Лилия – крин. С нею сравнивается Суламифь – невеста, а также и сам жених. Лилия – красивое и ароматное растение из семейства луковичных. Красоту лилии Господь ставит выше всех великолепных одежд Соломона: «Посмотрите на полевые лилии, как они растут? Ни трудятся, ни прядут. Но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них» ( Мф. 6:28–29 ). Полевые лилии цветут весной (апрель, май). Приятный запах далеко распространяется от цветка. Наружный вид лилии во все времена служил для художников образцом для орнаментов и художественной отделки. Под вид лилии делалось завершение колонн и столпов в храме Соломоновом, медное море тоже лилиеобразно, музыкальный инструмент царя Давида – шошан зовется лилией. Лилия, по-еврейски, «шошан». Имя Сусанна означает лилию. Белая, чистая лилия – знак непорочности. Но есть и красные, розовые лилии, с которыми в 5:13 сравниваются губы возлюбленного жениха. Терн – жесткий колючий кустарник. Терния не имеют ни красоты, ни аромата. Суламифь между девицами, что лилия между тернами. Яблонь – это не яблоня, растущая в наших землях. В Палестине в качестве лесного дерева яблоня вообще не встречается. А те редкие яблони, что там бывают, не имеют ни красоты, ни приятного запаха и не соответствуют описаниям в 2:2.5 (красота, тень от яблони, сладость плодов, освежающее действие). Обычно считают, что речь идет о лимонном, а скорее об апельсиновом дереве, которые соответствуют указанным качествам (кстати, гораздо более, чем наша яблоня). Яблонем между лесными деревьями уподобляет Суламифь своего жениха. Гранатовое яблоко – дерево из семейства миртовых. Растет изобильно в Палестине. Красиво, приятно на вкус. Плоды имеют освежающее действие. Из-за розового цвета щеки невесты сравниваются с половинками гранатового яблока (4:3). Сама она сравнивается с садом из гранатовых яблок (4:13). Из сока гранатовых яблок изготовляется прохладительно-освежающий напиток – щербет, на который, возможно, и указывается в словах: «а я поила бы тебя ароматным вином, соком гранатовых яблок моих» (8:2). На красоту цветов гранатовой яблони указывается в 6:11; 7:13. |
| Воля человека направлена к исканию красоты. Здесь все подвержено изменению и разрушению. Красота должна быть вечно новой в своих глубинах, иначе она перестает восприниматься человеком как красота и становится серой обыденностью. Таинственная, неисчерпаемая красота – это Бог в своих явлениях человеческой душе, как в безвидных световых эманациях. Благодать Божия – это Его красота, Его лик, Его слава. Поэтому искание божественной красоты дает неизреченную радость душе человека. Бог Един. Все множественное ограничено. Поэтому Иисусова молитва это путь от множественности к единому, от потока представлений – к единству мысли. Святые отцы сказали: владеющие пятью чувствами владеют миром. А закрывший вход пяти чувствам, как закрывший дверь своей кельи, прозревает надмирное. Идти от большего к меньшему уже падение. Поэтому для безмолвника менять свою жизнь на служение миру через слова или дела милосердия – переход от высшего к низшему, от лучшего к худшему, от единого к множественности ( из которой он хочет снова, как из осколков, собрать единое). Господь создал этот мир, как картину, где отпечатлелось в тенях и подобиях, красота и величие Творца. Святые сравнивали этот мир с раскрытой книгой, одна страница которой небо, а другая – земля. Письмена этой книги немолчно проповедуют славу Божию, но человек разучился читать и понимать их. Сатана ничего не может создать, он только искажает и извращает созданное Богом. Он извратил саму человеческую душу, лишив ее естественного боговидения. Он привязал человека к этому миру до забвения о вечности. Видимое стало покровом на глазах человека, заслонившим от него невидимое, к которому принадлежит сам человеческий дух. Человек страстно привязан к миру, и эта страстность к мертвой материи погасила в сердце его огонь духа и оземлила, как бы овеществила саму душу. Святые учились возводить ум свой от мира к Богу – к Тому, Кто сотворил мир и Кто бесконечно больше своего создания. Во множестве и разнообразии земного бытия они старались созерцать единое и неделимое, начало всего сущего. Этот путь похож на ступени, опираясь на которые ум восходит к Тому, Кто начало и конец, основание и вершина и единый центр мироздания. Этот путь плодотворен, а иногда необходим, но здесь страстный ум человека задерживается на картинах мироздания, на картинах творений. Он продвигается вперед как бы через колючий кустарник, оставляя, как раны и царапины, следы видимого и множественного. Вторая опасность, когда умопостигаемое превращается в абстракцию, и сердце перестает созерцать то, что постигает ум в своих суждениях и идеях. Лучшие из философов путем катофатики 180 доходили до последнего доступного им понятия, что «в начале было единое», но это Единое как Личность они не могли ни созерцать, ни ощущать. |
| Тот поднял руку, набрал в лёгкие воздуха, но, видимо, так и не найдя подобающих слов, только потряс перстом. Алексей Иванович поднялся и отошёл от греха подальше, а мне пришлось за него заступаться: вот, мол, для того и на Афон поехал, чтобы оставить пагубное пристрастие. Это несколько утешило батюшку, и в это время отошедший Алексей Иванович воскликнул: — Смотрите-ка, — и все повернулись к нему. Алексей Иванович стоял у противоположной стороны дороги, откуда поднимался покрытый редким кустарником склон горы, и указывал на едва приметный указатель: посеревшая от солнца и ветра деревянная палочка и на ней изржавевшая, с тёмными пятнами табличка, точно в тон серо-буро-зелёному склону горы. Мы подошли и внимательно осмотрели табличку: когда-то, в давние-стародавние времена на ней определённо было написано «Ватопед». Более того, под словом угадывалась стрелка. И стрелка указывала на склон горы. Мне не хотелось лезть в гору. Я представил себе каменистое бездорожье, свои похрустывающие при каждом неверном шаге разболтанные коленки и предложил не уходить с наезженной дороги. Алексей Иванович как человек, обретший знак, естественно, настаивал на том, что знак нам послан не просто так. Отец Борис посмотрел на Серёгу. Тот пожал плечами: — Дорога, судя по всему, как раз огибает эту гору, — он показал карту, на которой линии и кружки напоминали более карту гидрометцентра, то есть совершенно непонятную, — а тропа, наверное, пересекает гору напрямки, и мы должны будем выйти на эту же большую дорогу, только с той стороны горы. — А где ты видишь тропу? — спросил я. — Ну, если присмотреться… то — вот. Действительно, «если присмотреться». Горный склон представлял нагромождение разновеликих и разномастных камней. Не разваливалась эта каменная куча, видимо, только потому, что держал её то там, то сям пробившийся сквозь камни кустарник. Весьма, между прочим, жидкий и колючий. И глазу виделась картинка, которую обычно показывают офтальмологи; когда из множества разноцветных кусочков надо выделить главное и правильно назвать фигуру. Тут же надо было угадать, какие камни лежат неестественно и выстраиваются в некую единую цепочку. Серёга эту цепочку видел. Вообще-то после того, как они в темень прошли «урочище», я Серёге доверял. |
| — Куда? — На Мамаев курган. Оттуда весь Сталинград как на ладони. И Волга. И за Волгу далеко-далеко видно. Там хорошо. Честное слово. Мы едем на Мамаев курган. Он плоский и некрасивый. Молоденькие деревца, насаженные рядами. Люся говорит, что здесь предполагалось разбить парк культуры и отдыха. Возможно, когда-нибудь здесь и будет красиво, но пока что малопривлекательно. Какие-то водонапорные башни, сухая трава, редкий, колючий кустарник. Но вид отсюда действительно замечательный. Большой город прижался к самой реке. Каменное нагромождение новых домов, возвышающееся над деревянными постройками, облепившими его со всех сторон. Покосившиеся, подслеповатые, они лепятся вдоль оврагов, ползут к реке, вылезают наверх, втискиваются между железобетонными корпусами заводов. Заводы большие, дымные, грохочущие кранами, паровозными гудками. «Красный Октябрь», «Баррикады» и совсем далеко на горизонте корпуса Тракторного. Там свои поселки — белые, симметричные корпуса, маленькие, поблескивающие этернитовыми крышами коттеджи. И за всем этим Волга — спокойная, гладкая, такая широкая и мирная, и кудрявая зелень на том берегу, и выглядывающие из нее домики, и фиолетовые совсем уже дали, и каким-то дураком брошенная ракета, рассыпающаяся красивым зелено-красным дождем. Мы сидим на краю оврага, извилистого и голого, и смотрим, как ползет поезд внизу. Он страшно длинный, на платформах у него что-то покрытое брезентом, — должно быть, танки. Короткотрубый, точно надувшийся паровоз тяжело и недовольно пыхтит. Он не жалеет дыма, тянет медленно, с упорством привыкшего к тяжести битюга. — О чем вы думаете? — спрашивает Люся. — О пулемете. Здесь хорошее место для пулемета. — Юра… Как вы можете? — А другой вон там вот поставить. Он прекрасно будет простреливать ту сторону оврага. — Неужели вам не надоело все это? — Что «это»? — Война, пулеметы… — Смертельно надоело. — Зачем же вы об этом говорите? Если есть возможность об этом не говорить, зачем же… — Просто привычка. Я теперь и на луну смотрю с точки зрения ее выгодности и полезности. Одна зубная врачиха говорила мне, что, когда ей говорят о ком-нибудь, она прежде всего вспоминает его зубы, дупла и пломбы. |
|
|
