| О святых постах Православной Церкви § I. В один зимний вечер штундисты пришли к о. Моисею побеседовать о вере. Был и я там. Разговаривали о крещении младенцев и особенно долго об иконах. Сектанты слабо спорили. Они были недовольны своей штундой. Соглашались, что на беседах они говорят только для того, чтобы не показаться глупыми «пред народом». Позже других подошел солдат Игнатий. Этот был новичок в штунде и стоял за нее крепче. Осмотревшись в доме о. Моисея и заметив, что с нами почти никто не спорил, он сказал: – «тоже и в православии много лишнего. Вот Церковь людей морит постами. А разве Богу нужен наш пост?» – Мы все с любопытством смотрели на Игнатия и ждали, когда он выскажет всё. А Игнатий взял со стола Библию и прочел: «вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу и расторгни всякое ярмо; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом, когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся» ( Ис.58:6–7 ). Игнатий положил Библию на стол. Как-то по-детски он вдруг стал улыбаться. Потом сказал: «так вот какой пост Богу приятен – дела благочестия и милости! Телесный же пост ни мало не полезен... Я согласился, что Бог требует от нас прежде всего сердца смиренного и сокрушенного, – духа любящего и благочестивого. И Церковь святая во дни Великого поста усердно просит у Бога «духа смиренномудрия, терпения и любви». Это так. Но учит ли нас пророк, что телесный пост Богу противен? Мои собеседники согласились, что о телесном посте в приведенных словах пророк ничего не говорит ( Ис.58:6–7 ). Я сказал: – Надо нам, значит, строже рассмотреть Писание: точно ли телесный пост Богу не угоден? Собеседники не знали, с чего начать решение поставленного вопроса, и молчали. Я спросил: – Скажите же: угодно ли Богу объядение в пище, – ненасытимость в удовольствиях? Сектанты смело ответили: – Нет, Богу противно «объядение». Я сказал: – Да; в Евангелии написано: «смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объядением и пьянством и заботами житейскими»( Лк.21:34 ). А воздержание в пище приятно Богу? |
| Велика тайна жизни человека и, наверное, ещё более велика тайна его смерти и спасения. Как часто факт смерти приводит нас в недоумение и отчаяние. Как часто потеря близкого человека оборачивается тупой непреходящей болью. Между тем для верующего человека смерть — не конец: можно лежать во гробе и быть «живым», а можно ходить, думать, делать и быть «мертвым»… Вот о таком «живом» человеке, которого Господь сподобил меня узнать, причащать Святых Тайн и молитвенно проводить в последний путь, этот рассказ. Вячеслава я узнал в последний год его земной жизни. Так случилось, что его дочь Елена воцерковилась и стала прихожанкой нашего монастырского храма. Она рассказала о своих родителях, переживала, что они уже в возрасте и болеют: мама почти не видит, папа после инсульта. Я, конечно, сразу предложил их исповедовать и причастить на дому. Елена обрадовалась: тогда она ещё не знала, что это возможно, что это обычная практика Церкви в таком случае. Оставалось самое трудное — заручиться согласием родителей. Елена поведала, что родители всегда были верующими людьми, они носят крестики, в доме есть иконы, но, как и многие «советские» верующие, они настороженно относятся к Церкви и её служителям. Не сразу, но согласие было получено. Ехали с волнением. Надо сказать, что Вячеслав всю жизнь проработал на Волге, был капитаном небольшого судна, поэтому жили они в районе около судостроительного завода, который в годы «славных» пятилеток и построил это жилье своим работникам. Зашли в квартиру. Уютно, светло, всё как-то особенно на своём месте. Нас вышел встречать Вячеслав. Невысокого роста, но, как у нас говорят, коренастый, крепкий, с чуть прищуренными, по-детски озорными глазами, рябым от солнца и ветра лицом, широкими азиатскими скулами — в общем, типичный волгарь-астраханец. Наученный дочерью, он попытался, смущаясь, взять благословение. Тогда я увидел его руки — удивительно большие и крепкие, с твердыми шероховатыми ладонями. Лидия, супруга Вячеслава, с твердой прямой осанкой сидела в кресле. Достаточно громким, можно сказать, командирским голосом она раздала всем задания: куда пойти, что принести, где встать. Никто не спорил. |
| Желать ли «нового счастья» в Новый год? Несмотря на все, срывается с уст, исходит из сердца эта вера, эта мечта, это ожидание: «С новым счастьем!» 23 декабря, 2013 Несмотря на все, срывается с уст, исходит из сердца эта вера, эта мечта, это ожидание: «С новым счастьем!» «С Новым годом, с новым счастьем!» – так по привычке, вряд ли вкладывая какой-то особый смысл в эти слова, приветствуют друг друга люди в момент, когда кончается один год и начинается другой. И все же, сколь ни поверхностна, сколь ни лишена подлинной глубины эта общечеловеческая традиция встречать Новый год, сколь ни велико наше разочарование в самой возможности нового счастья, мы испытываем в эти минуты какое-то воодушевление. Мы, пусть на мгновение, готовы поверить, что это таинственное будущее, вдруг раскрывающееся перед нами, пока бьют свои двенадцать ударов часы, принесет нам новое, а значит, неведомое, небывалое счастье. Удивительна у человека эта неумирающая вера в счастье. Ведь если собрать писания всех мудрецов, изучить все события мировой истории, если попросту вглядеться в повседневную жизнь, которой живем и мы и окружающие нас люди – мало как будто остается оснований для этой веры, для этого неумирающего ожидания счастья. Вот великий поэт в зените своей славы, на вершине своих творческих достижений пишет простые, но такие горестные слова: «На свете счастья нет»; вот Толстой под конец своей жизни пишет как нечто само собой разумеющееся: «И после глупой жизни придет глупая смерть»; вот другой поэт, наш современник, бросает: И мы по квартирам пройдем с фонарем И тоже поищем, и тоже Казалось бы, стоит вдуматься, вглядеться, вслушаться во все это, в саму жизнь – и невозможной становится эта мечта о счастье, и детски-наивными кажутся эти слова о нем в новогоднюю ночь. Но вот мечта жива, и, несмотря на все, срывается с уст, исходит из сердца эта вера, эта мечта, это ожидание: «С новым счастьем!» Как примирить это противоречие? Думается, что ответить на этот вопрос можно. Ибо счастья, о котором говорят все эти люди и весь опыт их жизни, счастья, в котором они постепенно разочаровываются, – такого счастья и вправду нет, или же оно так хрупко, так мимолетно, что само становится источником страданий и печали. Действительно, как сказал Данте: «Что может быть тяжелее, чем память об ушедшем счастье в минуту горя и То, что стоит за всем этим «на свете счастья нет», означает на деле, что нет на земле счастья постоянного, и потому в само это мимолетное счастье уже входит отрава его мимолетности. Да, это счастье пройдет, и потому еще темнее, еще беспросветнее покажется жизнь. Но только поняв это, можно поставить настоящий вопрос: а есть ли в жизни счастье непреходящее и не его ли мы почти инстинктивно, подсознательно жаждем, когда в новогоднюю ночь желаем себе и другим «нового счастья»? |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 6 голосов: 4.7 из 5) Оглавление Хилэру Беллоку Все города, пока стоят, Бог одарил звездой своей. Младенческий совиный взгляд Найдет ее в сетях ветвей. На взгорьях Сассекса яснела Твоя луна в молочном сне. Моя – над городом бледнела, Фонарь на Кэмпденском холме. Да, небеса везде свои, Повсюду место небесам. И так же (друг, слова мои Не без толку, увидишь сам), И так над скоротечной жизнью Героики витает дух, И лязг зловещих механизмов Не упразднит ее, мой друг. Она пребудет, освятив Аустерлица кровь и тлен, Пред урной Нельсона застыв, Не встанет с мраморных колен. Пусть реалисты утверждают, Что все размечено давно, Во тьме неведенья блуждая, «Возможно,– говорим мы,– но…» Еще возможнее другое – В просторах благостных равнин Под барабанный грохот боя Возникнет новый властелин. Свобода станет жизнью править И баррикады громоздить, А смерть и ненависть объявят, Что явлено – кого любить. Вдали холмов твоих, в ночи Мне грезилось: взметались ввысь Под небо улицы-лучи И там со звездными сплелись. Так я ребенком грезил, сонный. И ныне брежу этим сном Под серой башней, устремленной К звезде над Кэмпденским холмом. Г.-К. Ч. Книга первая Глава I. Вступительное слово по части пророчества Род людской, а к нему относится немалая толика моих читателей, от века привержен детским играм и вовек не оставит их, сердись не сердись те немногие, кому почему-либо удалось повзрослеть. И есть у детей-человеков излюбленная игра под названием «Завтра – небось не нынче»; шропширцы из глубинки именуют ее «Натяни-пророку-нос». Игроки внимательно и почтительно выслушивают умственную братию, в точности предуказывающую общеобязательное будущее. Потом дожидаются, пока братия перемрет, и хоронят их брата с почестями. А похоронивши, живут себе дальше как ни в чем не бывало своей непредуказанной жизнью. Вот и все, но у рода людского вкус непритязательный, нам и это забавно. Ибо люди, они капризны, как дети, чисто по-детски скрытничают и спокон веков не слушаются мудрых предуказаний. Говорят, лжепророков побивали каменьями; но куда бы вернее, да и веселее побивать пророков подлинных. Сам по себе всякий человек с виду существо, пожалуй что, и разумное: и ест, и спит, и планы строит. А взять человечество? Оно изменчивое и загадочное, привередливое и очаровательное. Словом, люди – большей частью мужчины, но Человек есть женщина. |
| Скачать epub pdf О том, как относиться к своим преткновениям 111 У многих ревностных христиан, особенно у тех, которые избрали монашеский образ жизни, время от времени возникает уныние, переходящее иногда даже в отчаяние. Связано это с тем, что им с трудом дается исполнение заповедей, им кажется, что борьба со страстями безуспешна и они никогда не смогут себя победить. Вспомним рассуждение святителя Игнатия (Брянчанинова) о том, какие условия необходимы для того, чтобы в человеке возникло истинное покаяние. Он говорит, что покаяние является правильным следствием брани, если человек борется. Но может быть и неправильное, плохое следствие брани – в том случае, если человек поддается страсти и падает. Брань возникает по нескольким причинам. Святитель Игнатий называет четыре причины, вызывающие брань: упражнение в молитве Иисусовой, чтение Евангелия и понуждение себя к исполнению заповедей, послушание старцу и, наконец, терпение скорбей. Если человек живет правильно, все исполняет, то невозможно, чтобы у него не было браней. Господь наш Иисус Христос сказал: Горе миру от соблазнов, ибо надлежит прийти соблазнам (см. Мф. 18, 7 ). Под миром здесь подразумевается все человечество, живущее в земном, временном мире. Мы же предполагаем, что у нас соблазнов не будет и, следовательно, горя мы испытывать тоже не будем. Слова горе миру от соблазнов говорят о том, что человек, борющийся с соблазнами, испытывает сильнейшие переживания и душевные мучения, то есть пребывает в состоянии, которое мы обычно называем горем, несчастьем. Но скорби неминуемы, ибо надлежит прийти соблазнам. Святые отцы много рассуждают о том, что скорби необходимы нам для того, чтобы обнаружилась наша ревность, наша любовь к Богу. У нас нет возможности самим выбирать себе скорби, которые представляются нам более уместными и полезными, и желать этого было бы слишком по-детски. Мы должны принимать такие скорби, какие посылает нам Господь Бог. И конечно же, в первую очередь это скорби, связанные с внутренней жизнью. Есть ли у человека внешние, то есть телесные, скорби или нет, но внутренние, душевные скорби у всякого желающего жить по Евангелию обязательно должны быть. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 261 голос: 3.5 из 5) Оглавление 22 Капитан Енакиев вынул из кожаного портсигара две папиросы и дал одну Ковалёву. Они закурили. — Так что же? Стало быть, мальчик-ничего? — сказал капитан Енакиев. — Хороший мальчик, — сказал Ковалёв серьёзно, с убеждением, — стоящий. — Вы думаете, стоящий? — быстро сказал Енакиев и, прищурившись, посмотрел на Ковалёва. — По-моему, стоящий. — Толк из него выйдет? — Обязательно. — Вот и мне тоже так показалось. — Я с ним давеча немножко возле панорамы позанимался. Представьте себе — всё понимает. Даже удивительно. Прирождённый наводчик. Капитан Енакиев рассмеялся: — А разведчики говорят, что он прирождённый разведчик. Поди разберись. Одним словом, какой-то он у нас вообще прирождённый. Верно? — Прирождённый артиллерист. — Просто прирождённый вояка. — Не худо. — А вы знаете, Василий Иванович, — вдруг сказал капитан Енакиев, пытливо глядя на Ковалёва глазами, ставшими по-детски доверчивыми, — я его думаю усыновить. Как вам кажется? — Стоящее дело, Дмитрий Петрович, — тотчас сказал наводчик, как будто ожидал этого вопроса. — Человек я, в конечном счёте, одинокий. Семьи у меня нет. Был сынишка, четвёртый год… Вы ведь знаете? Ковалёв строго наклонил голову. Он знал. Он был единственный человек на батарее, который знал. Капитан Енакиев помолчал, глядя прищуренными глазами перед собой, как бы рассматривая где-то вдалеке маленького мальчика в синей матросской шапочке, которому сейчас должно было бы исполниться семь лет. — Заменить-то он мне его, конечно, не заменит, что об этом толковать, — сказал он, глубоко вздохнув и не стараясь скрыть от Ковалёва этот вздох, — но… но ведь бывает же, Василий Иванович, и два сына? Верно? — Бывает и три сына, — сумрачно сказал Ковалёв и тоже вздохнул, не скрывая своего вздоха. — Ну, я очень рад, что вы мне советуете. Я, признаться, уже и рапорт командиру дивизиона подал, чтобы мальчика оформить. Пусть будет у меня хороший, смышлёный сынишка. Верно? Капитан Енакиев крепко затянулся и стал медленно выпускать изо рта дым, продолжая сквозь этот дым задумчиво смотреть вдаль. И вдруг лицо его переменилось. Он немного повернул ухо в сторону переднего края и нахмурился. Ему показалось, что где-то далеко на правом фланге, в глубине немецкой обороны, начался сильный ружейный и миномётный огонь. Капитан Енакиев вопросительно посмотрел на Ковалёва. |
| Вечер на дворе Владимир Крупин. Фото: Антон Поспелов/Православие.Ru Последние десятилетия меня постоянно не то чтобы уж очень мучают, но посещают мысли, что я, по слабости своей, как писатель сдался перед заботами дня. И не то что б исписался, а весь как-то истратился, раздергался, раздробился на части, на сотни и сотни вроде бы необходимых мероприятий, собраний-съездов-заседаний-пленумов-форумов, на совершенно немыслимое количество встреч, поездок, выступлений, на сотни предисловий, рекомендаций, тысячи писем, десятки тысяч звонков, на все то, что казалось борьбой за русскую литературу, за Россию. Разве такая жизнь помогает спокойствию души – главному условию сидения над бумагой? Немного утешала мысль, что так, по сути, жили и сотоварищи по цеху. Слабое утешение слабой души. Все почти, что я нацарапал, – торопливо, поверхностно. Когда слышу добрые слова о каком-либо рассказе, написанном лет сорок назад, кажется, что говорят так, жалея меня, сегодняшнего. Похвала давно угнетает меня. Быть на людях, быть, как говорят, общественным человеком очень в тягость. Ощущение, что поверили не мне, а чему-то во мне, что могло им послужить. Вот, обманываю ожидания. Ну чего теперь – поздно. Во всех смыслах – вечер на дворе. Унывать – грех. Живу с Господом. Но мог бы жить с Ним и без литературы. Она что – миссия? Умение писать – средство передачи сведений. А посягнуло на жизнь души. Еще и уверяю себя и читателей, что литература – способ приведения заблудших к Богу. А сам я не заблудший в этом выражении? Кого надо, Бог и без меня приведет. В самом деле, зачем литература? Есть же Евангелие. Творчество – гордыня, даже богоборчество. Как и вся цивилизация. Один Творец – Господь. Нечего сказать, веселые мысли. Это я использую данную мне свободу выбора. Но когда я был совсем крохотным и рассуждал по-детски, кто же мне внушил мысль о писательстве? Отец гордыни диавол. Скольких он погубил мечтами о славе, о деньгах. И разве я не мечтал о славе? Еще как. «Желаю славы я, чтоб именем моим…» и так далее, так что не один я такой. Но это отрочество, юность, потом пошло на поправку, ибо жизнь двигалась и убеждала в бесполезности известности. И прошла. И нет же во мне ощущения, что прожил зря. Плохо, грешно, торопливо, да. А могла быть другая жизнь? Могла. Но что себя тиранить? Не ушел в монастырь – уже семья была, ее любил; не перестал писать – уже привык, и значит, Бог так судил. Так что доживай и не мучайся. Выяснение отношений ухудшает их, а самокопание угнетает. |
| Пасха. Воскресение Христово. Осталось 16 дней Кавсокаливские афонские предания Кавсокаливские афонские предания Здесь, рассказывают, было вот какое событие. Кавсокаливские отшельники, расселившиеся по строгому прибрежью, на отвесных скалах, очень труднялись в доставке леса и на постройки, и для каминов; это их тяготило и заставляло скорбеть и жаловаться на тесноту жизни в этом отношении. Бог видел их нужды, слышал их жалобы и как дивно исполнил их скромные нужды! Раз, в самую глухую полночь, назад тому года четыре или пять (в феврале), иноки были встревожены необыкновенным треском, нагорным шумом и громом, от которых потряслась в своем основании сама гора. Все думали, что преставление света; боялись выглянуть на улицу и до самого дня в трепете и молитвенных слезах провели время. Когда все стихло, скитяне вышли посмотреть, что случилось у них; и какое же было их удивление и радость: скит весь был загроможден лесом и забросан обломками камней! По исследовании оказалось, что от самой отвесной скалы, на которой воздвигнута церковь Богоматери в память Ее посещения Афона , отторглась невидимою силою значительная часть и, рассыпавшись в мелкие дребезги, пронеслась до самого скита, увлекая за собою такое множество лесу, что скиту, говорят, достаточно его на десять лет. В этом событии виден особенный Божественный Промысл о скитских келлиях и отшельниках и потому еще, что осколки камней пролетали возле самых келлии, но ни одна из них не была тронута, между тем как некоторые из них были со всех сторон и сплошь забросаны камнем и лесом. Засветивши огня в церкви Богородичной, мы прочли акафист Божией Матери.... Не правда ли — отдыхать там, где отдыхала в свое время утомившаяся трудным странствием Богоматерь, составляет высшее наслаждение души, благоговейно и детски любящей Ее и вверившей судьбы вечного своего спасения Ее материнской заботливости? Да, сладок отдых на подобных местах, и вы можете себе представить, как высоко, как неизъяснимо было счастье наше на высотах Афона ! |
| Рубрики Коллекции Система пользовательского поиска Упорядочить: Relevance Relevance Кадр из х/ф по пьесе А. Островского «Гроза» (1933 год) Трагедия Катерины из «Грозы» Островского: что не так с образом «луча света в темном царстве» 20 мин., 04.07.2023 Со школьной скамьи нам говорят, что «Гроза» — это о том, как светлая и возвышенная девушка Катерина безнадежно пытается противостоять своему мрачному, низменному окружению. То есть про то, как плохое общество прямо или косвенно убивает хороших людей. Такой взгляд на «Грозу» сложился еще в XIX веке, когда известный литературный критик Николай Добролюбов назвал Катерину «лучом света в темном царстве». Но возможен ли иной взгляд на эту драму? Попробуем разобраться. Детский ад Я со школьных лет не перечитывал «Грозу» — по сравнению с произведениями Достоевского, Толстого, Лескова, Чехова она казалась мне слишком простой, одноплановой вещью. Но спустя сорок лет решил перечитать — и понял, насколько же недооценивал ее. Тогда, в школьные годы, меня раздражали все герои этой драмы, все казались карикатурными, утрированными, а главное — не имеющими никакого отношения к реальной жизни и реальным проблемам. Сейчас я смотрю на этих же героев иначе. Первое, что меня поразило при перечитывании, — все они, за единственным исключением, мыслят как дети, смотрят на вещи как дети, ведут себя как дети. То есть целиком находятся во власти своих эмоций, неспособны не то что строить долговременные планы, но и просто просчитывать последствия хотя бы на два хода вперед. Они по-детски наивны, по-детски эгоистичны, они не чувствуют ответственности за своих ближних, они не умеют с ними коммуницировать (то есть понимать их и быть способными внятно донести свою позицию). Единственное исключение — старик-изобретатель Кулигин. Он-то как раз взрослый, несмотря на свою наивную мечту создать вечный двигатель (и отдать гонорар на благотворительные цели). Он-то как раз всех понимает, всем сочувствует, никого не осуждает безоговорочно, но бессилен что-либо изменить к лучшему. Все же прочие герои, и главные, и второстепенные, — именно что дети, несмотря на свои недетские года. |
| Что же такое икона? Откуда берется та благодать, которая так положительно действует на нас через эти священные изображения? Откуда вообще появились иконы в храмах? Можно ли иметь иконы дома и куда их лучше поставить? Как правильно относиться к иконам? Можно ли самим писать и вышивать иконы? Первое, с чем сталкивается человек, заходя в православный храм, это наличие достаточно большого количества священных изображений – икон. Для православного христианина в этом нет ничего необычного. С детства мы помним, как, приходя в храм с родителями, бабушками и дедушками, получали от них наставление: «Возьми свечку и поставь вон на тот подсвечник перед иконой Спасителя». Вспоминается тот священный трепет, с которым ставили эту свечку, вспоминается и та, по-детски наивная, молитва за папу, маму, бабушку, дедушку и братика с сестричкой. Но больше всего помнятся те добрые глаза, которые смотрели на нас с иконы. Смотрели с такой любовью, что в душе появлялось непередаваемое радостное ощущение, от которого хотелось прыгать и скакать, не замечая ничего вокруг и вопить во весь голос: «Он меня услышал!». И, окрыленные этим радостным чувством, отходили мы от иконы и всю службу стояли, боясь пошевелиться, чтобы эти добрые глаза не начали смотреть на нас с укоризной за то, что не слушаем родителей и балуем в храме. Но робкий взгляд, брошенный на икону, вновь и вновь радовал нас. Спаситель смотрел на нас все теми же добрыми, любящими глазами. И мы вновь радовались тому, что нисколько не огорчили Его своим непослушанием. Не понимали мы тогда ни великой Тайны Боговоплощения, понятия не имели о православной догматике, мало понимали, о чем рассказывает священник в проповеди, не говоря уже о том непонятном языке, на котором говорят и поют в храме. Но одно мы знали точно: Он нас любит! И подрастая, мы узнавали, что Он любит нас настолько, что распялся за нас на кресте. Распялся за все наши грехи. Уже более понятными становились для нас слова Символа Веры: «Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с Небес». Но все те же добрые глаза смотрели на нас с иконы. И мы понимали, что не просто человек изображен на иконе, но Сам Бог. Ибо только Он может взирать с любовью на того, кто каждый день огорчает Его своими грехами. И, не смея поднять глаза, мы просили простить нас за все наши грехи. Но, отходя, все же вновь смотрели на икону и с радостью видели все те же любящие глаза. И тогда мы, искренне веря, говорили себе: «Он меня простил…» Сейчас, с высоты прожитых лет, пройдя через многие жизненные испытания, моля Господа перед Его святой иконой, мы с надеждой говорим себе: «Он любит меня, Он услышит меня и простит за грехи». Оглядываясь в прошлое, мы с удивлением ловим себя на мысли: «Неужели понадобилось прожить столько лет и перенести столько скорбей, чтобы вновь сказать себе по-детски: «Услышал! Любит! Простит!». И вновь радостное чувство переполняет нас от того, что опять взирают на нас с иконы эти добрые, любящие глаза. |
|
|
