| Диалектический подход предполагает некий синтез различных традиций, направлений, выработку нового на фундаменте старого. Не слом старой традиции и попытку создать что-то новое, не узколобое и негибкое цепляние за старину, не традиционализм, а именно умение найти в традиции дух и этот дух облечь в новые формы. Творческий подход к сохранению подлинно ценного, но в то же время умение это духовное ядро облекать в самые разнообразные формы, не теряя его. Это то, что в Англии называется консерватизм. Консерватизм в Англии - это же самое главное реформаторское направление, все консерваторы в Англии - инициаторы самых смелых реформ. Нам бывает иногда непонятно: как же так? ведь консерватор - это «не пущать», это ретроград! И тут корень нашего недопонимания собственного исторического фундамента. Потому что Византия для нас, для русских, имеет гораздо большее значение, чем для тех же англичан. Византия и Россия Государственный герб Российской Империи. XIX в. Наша проблема в том, что все мы носим Византию в себе, но никак ее не чувствуем Византия не просто наша учительница, какой-то исторический пример, который можно изучать и на который можно как-то опираться, а это наша, можно сказать, мать-кормилица, потому что от Византии мы впитали те духовные соки, которыми, собственно, и живем уже вторую тысячу лет. Но сделали мы это по-детски, без рефлексии, и особенность как раз русского восприятия Византии в том, что мы все носим ее в себе, но никак ее не чувствуем. В этом, с одной стороны, наш великий плюс, потому что Византия для нас органична, но, с другой стороны, это и наша проблема - причем постоянная на протяжении всей нашей истории. И проблема главная! Потому что, не понимая, что мы вскормлены Византией, мы очень часто попадаем в ситуации внутреннего расщепления, когда наше естество входит в противоречие с некими идеями, которые мы получаем извне и которые нас привлекают. А потом мы понимаем, что что-то не то происходит, что-то не уживается наша почва с этими новонасаженными культурами. И эта духовная расщепленность России, особенно ощутимая со времен Петра, и в ХХ веке тоже, и определила в большой степени наше неутомимое метание по историческим дорогам. Об этом, кстати, говорят и западные критики России, которые считают это нашей болезнью. И наиболее проницательные наши исследователи говорят, что это совершенно ясная реакция нашего организма, воспитанного византийской мировоззренческой традицией - Православием прежде всего, - на европейскую культуру, которая, будучи родственной Византии в формальном смысле слова, восходящей к той же самой Римской империи Цезаря и Августа, тем не менее имеет все-таки другую мировоззренческую основу. Основу, сформировавшуюся в Средневековье на Западе в эпоху уже варварских королевств и деформировавшую в определенном смысле даже и христианскую традицию. |
| – Отец Сергий Мечев говорил, что от нас святых отличает постоянство. Своя брань у отца Мефодия, как валаамские отцы говорят, конечно, была, и особенно, свидетельствуют, усилилась уже незадолго до смерти, в больнице… – Но к людям уже ко всем батюшка ровно относился. Он же не просто встретит и тут же забудет человека, – нет: в сердце вмещал. – А для этого как раз сердце должно быть очищено. Иначе, батюшка Иоанн (Крестьянкин) говорил, нельзя в сердце, полное греха, впускать никого, – это только приражение страстей будет. – А вот в отце Мефодии люди чувствовали чистоту, красоту его духа, и сразу же к нему проникались родственным прямо теплом, чувствовали в нем человека необычного… Как научиться сопрягать свою жизнь с вечностью? – Не от мира сего? – Да, сказано же: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 21). И как-то хотелось быть поближе к тому, кто так живет. Паломники батюшке даже свои фотографии дарили, как вдруг ставшему самым близким и дорогим человеку. У него в записной книжке были записаны все дни рождения, именины, причем не только тех, с кем он сам лично общался, но и их сродников: родителей, супругов, детей, – знал, у кого какие проблемы, болезни, и всегда обзванивал, справлялся, да еще и какую-то весточку обязательно к праздникам и личным, и церковным посылал, так подчас и воцерковляя жизнь тех, кто, соприкоснувшись с верой на Валааме, еще только открывал для себя мир Церкви, ее богослужебный ритм: когда есть Великие дни Страстной Седмицы – этой кристально отрезвляющей от всего преходящего скорби, а когда радость Пасхи – уже полнота освобождения от смерти и необратимости греха. И человек сам уже, получая эти звоночки с Валаама, учился сопрягать свою личную жизнь с вечной, открытой нам Господом и непрестанно актуальной в церковном бытии здесь, на земле. Помню, когда я праздновала 70-летие, батюшка передал мне Казанскую икону Божией Матери. Сам он тогда на Валааме находился, но в Питер с оказией послал подарок, и в день праздника позвонил, поздравил. «Ну как, получила?» – спросит, и у самого душа как-то по-детски взыграет весельем от отклика, будто это он сам сейчас какого-то невероятно важного для него подарка сподобился. Его-то блаженство было б о льшим, иногда он цитировал эти дошедшие до нас в Деяниях апостолов слова Господа: «блаженнее давать, нежели принимать» (Деян. 20, 35). Так и комментировал: тот, кто получает, счастлив, но тот, кто дает, счастливее. Вообще считал, что не принять подарок будет проявлением гордости: ты прими, а если он тебе не нужен, отдай тому, кто в нем нуждается. |
| – Умираю я, батюшка, – заплакала она. – Скоро умру! – Вот и давай готовиться к смерти, Нина, – посоветовал старец. С тех пор прошло, наверно, лет тридцать, а Нина всё готовится к смерти. Говорят, она теперь монахиня в тайном постриге и подвижница во Христе. И тайну продлившейся жизни Нины объясняют разве что слова святых отцов: «Смерть никогда не похитит мужа, стремящегося к совершенству». …С годами старец стал болеть всё чаще. Вот и сейчас по очереди проносится слух: у батюшки опять поднялась температура, и врач запретил продолжать приём. Очередь волнуется, и волнение усугубляется тем, что снова появляется Лидочка и просит пропустить её к старцу «на секундочку». – Только через мой труп! – преграждает ей дорогу Катя. – Мы из Сибири к старцу приехали и не можем попасть. А ты? – возмущаются сибиряки. Но Лидочка не унимается и стучит в окно кельи: – Батюшка, родненький, меня не пускают к вам! – Чего тебе, Лидочка? – выходит на крыльцо отец Адриан. – Батюшка, я взяла сейчас билет на автобус, а благословения на дорогу у вас не взяла. – Сдай билет на автобус. Поедешь поездом. – Нельзя мне поездом, – горячится Лидочка. – Поезд приходит в одиннадцать утра, я на работу опоздаю! Начальница меня живьём съест и… – Поедешь поездом, – пресекает эту дискуссию батюшка и тут же отходит к местным женщинам, благословляя их на сбор ягод. О сборщицах ягод я расскажу чуть позже, но сначала о Лидочке. Она, действительно, поехала поездом, по-детски доверяя опыту святых отцов, утверждавших: как авва благословил, так и надо поступать. И как хорошо, что есть это доверие, потому что наутро пришло страшное известие: в автобус, на котором собиралась ехать Лидия, врезался пьяный водитель «КамАЗа», и было много крови и жертв. – Приму лишь тех, кто уезжает завтра, – объявляет с крыльца отец Адриан, приглашая в келью почему-то и меня. «Иди за Ним!» Старец Псково-Печерского монастыря Адриан (Кирсанов) Заходим в келью впятером под шёпот келейника: «Заболел батюшка. Мы из Пскова уже “скорую” вызвали, чтобы госпитализировать его. Не задерживайте батюшку, а?!» Но и без слов келейника видно – батюшке плохо, и благословляющая рука обжигает огнём. Все стараются говорить кратко, и лишь один инок разливается соловьём: |
| Каждый вечер закрываю глаза и представляю, как анестезиолог Завальский из Краснодара едет на почту, чтобы отправить очередную посылку заказчику. Он пишет картины и продает их с аукциона в инстаграме. Не для того, чтобы поправить свое финансовое положение. А чтобы помочь больному ребенку, который уже давно не в его реанимации. Часто вспоминаю доктора Дженга и все еще сожалею о том, что не довелось поснимать его на фоне старинных суздальских куполов. Картинка была бы совсем другой. Но мы встречались уже после рабочего дня, и на улице было темно. А у нас было чуть больше часа на разговор в холле поликлиники на дермантиновом диванчике. Надеюсь, вас немного окунула в детство история с фабрикой ивановских игрушек и вызвала немало добрых мыслей. У меня самой есть продолжение этой истории. Решила, что у каждой моей подруги должна быть своя Фенька. Пишу сейчас о своих девчонках в соцсетях и дарю им куклу. Не факт, что кто-нибудь из них станет героем моего журналистского материала, но сказать доброе слово и выразить свою любовь по-детски, через куклу, видится мне душевным. Девчонки, которым за сорок, а кому-то и за пятьдесят, в восторге. У каждой девочки должна быть своя кукла. Даже в 80, как рассказывает директор фабрики игрушки Дмитрий Котов. Так ивановская кукла порадовала на 9 мая ветерана Великой Отечественной войны. Делайте подарки без повода, это так приятно. Даритель, говорят, может взлететь от радости. Нам всем сейчас немножко нужен полет, всем пора добавить в праздничный глинтвейн немного легкости. Она не помешает. Радуйтесь и радуйте. Спасибо, что читаете «Правмир». Спасибо «Правмиру» за возможность рассказывать о разных людях. Время показало, что нет ничего важнее человечности, сострадания и любви. Берегите себя. Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. |
| А на эту Масленицу еще одна беда, как тяжкий воз с камнями, на Илью опрокинулась. Приходила к ним иногда тихая, застенчивая девочка Улита. Такая ласковая была — то сладкой земляники Илюше из лесу в лопушке принесет, то орехов, а то просто так придет и скажет ему чисто по-детски: — Я тебя, Илюша, жалеть пришла. — Ну жалей, жалей, — усмехнется Илья. А Улита сядет рядом с ним на лавку, голову рукой по-бабьи подопрет, губы подожмет и молчит горестно. Илюшу жалеет. Потом встанет и скажет серьезно-серьезно, с верой: — Дай тебе Бог здоровья и силушки, Илюша! — и степенно, до самой земли ему в пояс поклонится. А косица-то ее толстая всегда, как на грех, со спины через голову перекидывается и хлоп об пол! Всю серьезность портила. Всегда после улиты Илюшина душа будто от теплого солнышка оттаивала, и не заметил, как стал ждать, когда еще Улита жалеть придет. Когда же она из девочки девушкой статной нежданно стала, чуть не выл от тоски, бедный. Ну вот, а на эту Масленицу пришли отец с матерью с шумного уличного веселья румяные, все в снегу и с порога Илюше, словно обухом по лбу: — Слыхал? Улита наша под венец нынче идет! — Какая Улита? — не понял Илья. — Да какая ж еще? Аль забыл, кто тебе землянику в лопушке приносил? — А… жених кто? — глухо спросил Илья. — Да с того берега какой-то. Говорят, рыжий да конопатый, будто клопами засиженный. Одно слово — непутевый. Да они там все такие. — Кто ж меня теперь жалеть-то будет? — чуть слышно прошептал Илья. — Как кто? — ахнула мать. — А мы с отцом не в счет? А Господь? Он всех любит. — Как же, “любит”!! — взревел вдруг Илья так страшно, что батюшка с матушкой, будто громом пораженные, на пол повалились. — Если Он меня так любит, за что же наказывает?! Двадцать лет я колода колодой! За какие грехи?! Если же Он без вины надо мной потешается, то и я Его из души вон вырву. И тут, безумец, бесом ослепленный, рванул с себя крест нательный и что есть мочи в дверь швырнул. Испуганной ласточкой метнулся медный крестик с порванной бечевкой и у самой двери вдруг замер в воздухе. Илья от этого чуда будто немой сделался, рот разевает, а слова в горле стоят. Оглянулся беспомощно на родителей своих, а они, сердечные, тихо, не шевелясь, на досках лежат, будто спящие. |
| В самом сердце дремучих равнин, Еще раз доказав сатане: «Воин в поле бывает один!» По России заброшенных мест: Может, десять, а может, до ста… Где молитвой летит благовест Криком помощи в уши Христа. Он не думал, что что-то сумел. Просто бился до смерти, как мог. И к себе никого не хотел. Так ему посоветовал Бог. И, надеясь Отчизне помочь, Умолял, свих ближних любя: «Уходите, я каждую ночь Вызываю огонь на себя!» Проводить его лоси пришли, Кабаниха и шесть кабанят. Как узнали, дорогу нашли?.. Им Господь подсказал – говорят. РУБИКОН Пройден терпенья рубикон. И Сам Господь сказал: – Так надо! Святые к нам сошли с икон. И бесы вызваны из ада. И закипел смертельный бой. Не за тела, моря и суши, Потерь не счесть, само собой, Но на кону – сердца и души! Кто чем согласен дорожить: Писать или поставить точку, Рождаться, умирать и жить, Нам выпадает в одиночку! На сто «зачем» один ответ Сегодня людям остается, По-детски просто: «Да» и «Нет»! А остальное не зачтется. Так не случалось из покон. И будет всем своя награда… Святые вышли из икон, И бесы выползли из ада! НЕ ИЩИ МОЮ МОГИЛУ Не ищи мою могилу понапрасну. Главное – лежу в земле родной. Это значит, если и погасну, Свет мой будет виден над страной. Как звезды далекое сиянье, Даже мертвой нам летит века, Так в твоей душе мое дыханье Оживит бессмертная строка. Ты пойдешь, прижав к груди книжонку, В лес, в апрель, чтоб ландыш отыскать. Я с небес пошлю тебе иконку, С нею легче жить и засыпать. И во снах ты будешь мной гордиться, Что из всяких разных важных дел, Я в страстях сгуляться или спиться, Слава Богу, так и не сумел. Потому, как знал – ты есть на свете: Крест-Любовь, что носим на груди. Вот и пел, напомнить всей планете, Что их ждет с Россией впереди! ЧЕЛОВЕК Я – ЧЕЛОВЕК! «ЧЕЛО» – это лицо, А «ВЕК» – навечно данное созданью! Вот и коробит сатанистов-подлецов Наше – быть Божьим Образом призванье! И, как бараны, дружно, за козлом, Трусливо следуем насмешливой указке… А значит, что случится – поделом, |
| Варя. Нельзя же тебе одной ехать, душечка. В семнадцать лет! Аня. Приезжаем в Париж, там холодно, снег. По-французски говорю я ужасно. Мама живет на пятом этаже, прихожу к ней, у нее какие-то французы, дамы, старый патер с книжкой, и накурено, неуютно. Мне вдруг стало жаль мамы, так жаль, я обняла ее голову, сжала руками и не могу выпустить. Мама потом все ласкалась, плакала… Варя (сквозь слезы) . Не говори, не говори… Аня. Дачу свою около Ментоны она уже продала, у нее ничего не осталось, ничего. У меня тоже не осталось ни копейки, едва доехали. И мама не понимает! Сядем на вокзале обедать, и она требует самое дорогое и на чай лакеям дает по рублю. Шарлотта тоже. Яша тоже требует себе порцию, просто ужасно. Ведь у мамы лакей Яша, мы привезли его сюда… Варя. Видела подлеца. Аня. Ну что, как? Заплатили проценты? Варя. Где там. Аня. Боже мой, боже мой… Варя. В августе будут продавать имение… Аня. Боже мой… Лопахин (заглядывает в дверь и мычит) . Ме-ее… (Уходит.) Варя (сквозь слезы) . Вот так бы и дала ему… (Грозит кулаком.) Аня (обнимает Варю, тихо) . Варя, он сделал предложение? (Варя отрицательно качает головой.) Ведь он же тебя любит… Отчего вы не объяснитесь, чего вы ждете? Варя. Я так думаю, ничего у нас не выйдет. У него дела много, ему не до меня… и внимания не обращает. Бог с ним совсем, тяжело мне его видеть… Все говорят о нашей свадьбе, все поздравляют, а на самом деле ничего нет, всё как сон… (Другим тоном.) У тебя брошка вроде как пчелка. Аня (печально) . Это мама купила . (Идет в свою комнату, говорит весело, по-детски.) А в Париже я на воздушном шаре летала! Варя. Душечка моя приехала! Красавица приехала! Дуняша уже вернулась с кофейником и варит кофе. (Стоит около двери.) Хожу я, душечка, цельный день по хозяйству и все мечтаю. Выдать бы тебя за богатого человека, и я бы тогда была покойной, пошла бы себе в пустынь, потом в Киев… в Москву, и так бы все ходила по святым местам… Ходила бы и ходила. Благолепие!.. Аня. Птицы поют в саду. Который теперь час? |
| Я почувствовала, что у него внутри что-то происходит. Потом он сел около меня, сильно прижался ко мне и говорит: «Мамочка, я не могу без папочки. Пойдем откопаем могилку, и я лягу с ним». Ну что ты скажешь, когда вот так тебе говорят? Как ты ребеночку в этом возрасте объяснишь, что это невозможно, что папочки больше с нами не будет, но что он всё равно живой… — Это и взрослому человеку трудно объяснить. — Трудно объяснить, что ты веришь в это и что именно эта вера тебя держит. Я ему тогда обыкновенно, по-детски объяснила: «Вовочка, папочка живой, он нас ждёт, он в раю у Господа, у твоего любимого Боженьки». Вова очень любил Господа маленьким мальчиком, любил петь «Был у Христа –младенца сад…». Я говорю: «Придёт время, и мы увидимся с ним, а пока нам нужно подрасти ещё, тоже, как папа, для Церкви потрудиться, добрые дела делать, и тогда мы с ним встретимся, а он пока там домик строит. Мы в этом домике будем жить. Нас ждёт прекрасный сад, там же будут все девочки — смотри, какие они все хорошие». Я рассказывала ему в таких образах, какие ребенок может себе представить. Говорила, как нам будет хорошо. Говорила: «Нам сейчас нужно потерпеть. Мы с тобой потерпим, зато потом у нас будет радость, которая будет всегда с нами». Он потом часто просил: «Мамочка, расскажи о каком-нибудь святом, о мученике», — именно о мученике. Или: «Расскажи про Матерь Божию». Даже когда Федюша ещё был жив, а я Анечку носила, бывало, мы ложимся спать, и Володя говорит: «Расскажи мне про Матерь Божию». Я начинаю ему рассказывать от Иоакима и Анны и доходим до страданий Господа. После этого он просит: «Мамочка, спой песню “Был у Христа-младенца сад”». Я ему пою эту песню. «Мамочка, спой песню про преподобного Серафима». Спела песню про преподобного Серафима. «Мамочка, спой про Ксению Блаженную». Спела про Ксению Блаженную. «Мамочка, спой ещё раз про преподобного Серафима…» И я говорю: «Всё, я последнюю песенку пою, после этого я уже больше не буду, я уже не могу». Это было каждый день. И за то время он настолько всё это выучил, что когда Федюши не стало, он благодаря этому отходил от своих внутренних переживаний. А когда папа был жив, Володя вообще не мог заснуть, если его нет. Федюша придет поздно, но Вовочка всё равно выйдет из комнатки, прижмётся, поцелует-поцелует его, и уже тогда ложится. |
| Н. В. Карташова: - Батюшка, но мы еще обозначили в теме разочарования бывают. Вы, наверное, как духовник знаете, есть ревностные – ходят, ходят в церковь, а потом разочаровываются. В чем? Почему? Что их разочаровывает? прот. Андрей Резван: - За уже четверть века священнического служения, к сожалению, приходилось быть свидетелем таких вот печальных, я бы сказал, в духовной жизни человека событий. Потому что это, действительно, событие страшное, печальное, когда человек разочаровывается в Церкви, в Боге, когда он отходит. Вы знаете, в прошедшее воскресенье Святая Церковь предлагала нам притчу о сеятеле. Когда сеется слово, и одно падает при дороге, и птицы поклевали. Другое семя падает на каменистую почву, и из-за того, что не имеет корня, быстро погибает. В тернии, в заросли. Я говорю это, потому что часто враг похищает через несбывшиеся надежды, ложные надежды, благодать. Есть в церковной, духовной жизни такое понятие как промысел Божий. И для кого-то, не для всех, конечно, и уход из Церкви – это возможность вообще переосмыслить свою жизнь. Понять, что ты потерял, чего лишился. Н. В. Карташова: - Господь попускает. прот. Андрей Резван: - Да. Чтобы человек внутренне из детских обид каких-то.. Н. В. Карташова: - Как некоторые говорят: «Вот, в церкви такие дорогие требы, записки, их не читают. Больше не буду ходить в церковь». Это по-детски. Или потребительски? прот. Андрей Резван: - Я бы даже сказал, что это и не по-детски и не по потребительски. Это просто человек, который поверхностно воспринимает церковную жизнь. Наверное, из-за этого рождаются такие разговоры, потому что те, кто участвует в жизни Церкви, те, кто помогает священнику, те, кто помогают в каких-то очень важных церковных мероприятиях, а их великое множество, потому что Церковь несет огромную социальную нагрузку в обществе, то есть мы знаем, что и бездомных кормят, сейчас вот нашим воинам мы собираем…. Н. В. Карташова: - И богадельни для стариков, для одиноких. прот. Андрей Резван: - Очень большая нагрузка: и детские дома, и прочее окормление. Вот когда человек этого не знает, то он не видит смысла вообще самой Церкви. Ее служения. И поэтому, не хочется лишний раз об этом говорить, но это тоже наше реальность, особенно я как сельский священник, когда немногочисленный приход, а коммунальные услуги и прочее, и прочее. Эти расходы никуда не денешь. И, к сожалению, мы в этом мире живем. Но когда человек опосредованно или очень редко ходит в храм, у него это, конечно, ассоциативно все связано, прежде всего, со своим внутренним мироощущением. Поскольку он сам еще более плотян, более обмирщенный, то есть ни имеет такого духовного зрения. Потому что не зря в притче о сеятеле Господь дважды сказал: «Имеющий уши слышать, да слышит». Потому что мы иногда слышим и не разумеем о чем речь. И через призму своих взглядов, своих ценностей, как правило, далеких от Бога, далеких от духовности, человек делает какие-то суждения. |
| Рабе Божией Антонине вторит ее подружка Вера: -Все так. Не с кем сравнить нашего батюшку. Какой же он хороший был! Подсказывал, как нам людей уважать, никого не обижать. Хозяину моему всегда говорил: «Ванюша, не пей ты эту водку, не пей – береги здоровье». Горевал, когда люди пили. Что ему из гостинцев принесут, он отдавал ребяткам. Внуки мои, погодки, как увидят его, бывало, говорят: «Бабуля, а вон боженька идет!» Протянут ему ручки под благословение, а отец Николай всегда им туда положит конфетки из кармана. «Как по-детски чисто , как умилительно умеют проявлять свою любовь простые люди», - подумала Тася и почувствовала, в который раз почувствовала при встрече с островитянами, что в ней нет это святой простоты, слишком много головных рассуждений, отвлеченности, вообще слишком много слов. А потом догадалась: «Может быть батюшка мне и послал эти встречи сегодня, чтобы я задумалась о том – какая я. Пора меняться». И вдруг Тася поймала себя на мысли – ведь точно так же она говорила себе при первой поездке на остров, десять лет назад. Но пока особых перемен не произошло. Приуныла. Внезапно в сердце своем услышала голос старца, вспомнила, как он пел, провожая ее до калитки при последней встрече: Не унывай, не унывай, душе моя, Уповай, уповай, на Господа. Уповай, уповай, на Господа. Видишь Господи, печаль мою. Ты кого пошлешь, на помощь мне? Ты кого пошлешь, на помощь мне? Или Ангела хранителя? Или Иоанна Крестителя? Или Иоанна Крестителя? Или Матерь Твою, Владычицу? Или Сам сойдешь, Владыко мой? Или Сам сойдешь, Владыко мой? Я овца Твоя, заблудшая. Твоего стада, отбившая. Спаситель мой, услышь меня. Научи меня молить Тебя. Научи меня молить Тебя. Научи меня, Тебя молить. И Креста в сердце всегда носить. И Креста в сердце всегда носить. Эпилог Двадцать лет прошло со дня преставления старца протоиерея Николая Гурьянова. Многое изменилось в истории России и в жизни острова за это время. При последней встрече со старцем Тася задавалась вопросом: « Что будет с Талабском?» Она думала: «Остров жив, пока живет старец. Колхоз распустили, работы на острове нет. В осеннюю слякоть и весеннюю распутицу нет никакой связи с материком. " Не стоит село без праведника " , - именно праведником стоит Талабск: 91-летним отцом Николаем. Продают рыбу паломникам, благо числа им нет, бабушки одинокие на ночлег пускают, мужики на своих катерах возят народ. Вот и живет остров одним человеком — праведником! А что будет, когда он уйдет?» |
|
|
