| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание КАНДИЯ (кандея), церковная утварь в форме чаши или глубокого блюда, используемая в качестве трапезных чаш, колокольчиков или чаш для водоосвящения. Название, возможно, происходит от греч. κοντον - колокольчик ( Du Cange. 1688. P. 708), καννον - чаша (см.: Lampe. Lexicon. P. 700) или лат. candes - глиняная ваза ( Du Cange. 1678. P. 84). В рус. словарях встречаются различные написания и определения этого слова. В. И. Даль дает 2 написания и 2 значения: «кандея» - светский сосуд (ендова, жбан, деревянная чашка, чашечка) и «kahдiя» - церковный колокольчик, ендова ( Даль. 1955. С. 84, 152; ср.: Фасмер. 1986. С. 179). Прот. Григорий Дьяченко приводит только написание «kahдiя» и определяет ее как металлический сосуд, используемый в храмах для малого освящения воды, упоминая и обычай ударения в К. за богослужением ( Дьяченко. 1899. С. 244). Согласно русским письменным источникам и надписям на предметах, К. могли называться: «кандея», «кондея», «кандия», «кандейка», «кандийка», «ясак», «звонок», «звонка». К. как церковный колокольчик Кандия. 1570–1571 гг. (НГОМЗ) Кандия. 1570–1571 гг. (НГОМЗ) Описывается как чаша на ножке с поддоном, по к-рой ударяют металлическим ударником-молоточком, или как алтарный колокольчик ( кодон ) в виде опрокинутой чаши с молоточком сверху. Согласно описанию П. С. Казанского , на Афоне удар в такой колокольчик служил сигналом для начала поминовения монахами своих близких на проскомидии и для совершения поклона во время перенесения Св. Даров на Преждеосвященной литургии ( Казанский. 1871. С. 316). Еще в XIX в. в ризнице Соловецкого монастыря сохранялась бронзовая К. 1483 г. Во вкладной надписи, гравированной по ее венцу крупной вязью, она названа «звонок игумена Исаии» (см.: Наследие Соловецкого монастыря в музеях Архангельской области: Кат./Сост. Т. М. Кольцова. М., 2006. С. 108). Ниже надписи на чаше гравированные изображения стилизованных животных в кругах, образованных вьющимся стеблем с листьями в виде головок птиц. Эта ныне утраченная бронзовая К., вероятно, была изготовлена новгородским мастером, поскольку ее форма, напоминающая песочные часы, аналогична новгородским серебряным потирам и К. XIV-XVI вв. |
| – Что же с ним такое приключилось? – спросил Зых. – На костре его сожгли. – За что? – За то, что болтал, будто мирянин может так же постигнуть небесные таинства, как и лицо духовного звания. – Сурово его покарали! – Но справедливо! – взревел аббат. – Ведь это кощунство против Духа Святого! А вы как думаете? Может ли мирянин постигнуть небесные таинства? – Никак не может, – дружным хором ответили причетники. – Вы, шуты, тоже смирно сидите, вы ведь вовсе не ксендзы, хоть макушки у вас и бритые. – А мы уже не шуты и не скоморохи, а слуги вашей милости, – ответил один из них, заглядывая в большой жбан, от которого так и несло солодом и хмелем. – Нет, вы только посмотрите!.. Голос – как из бочки! – воскликнул аббат. – Эй ты, лохмач! Ты что в жбан-то заглядываешь? Латыни там на дне не найдешь! – А я и не ищу латыни, я пива ищу, да никак не найду. Аббат повернулся к Збышку, который в изумлении смотрел на этих придворных, и сказал: – Это все clerici scholares , хоть каждый из них предпочел бы швырнуть книгу, схватить лютню и таскаться с нею по свету. Приютил я их и кормлю, что поделаешь? Бездельники они, последние бродяги, да петь умеют и службу отправлять, так, из пятого в десятое, – вот мне от них в костеле и польза, а при случае и защита, есть между ними горячие парни! Пилигрим говорит, будто побывал в святой земле, только зря бы ты стал у него спрашивать про моря да чужие страны, он даже не знает, как зовут византийского императора и в каком городе он живет. – Знал я, – хриплым голосом возразил пилигрим, – да как стала меня на Дунае лихоманка трясти, так все из головы и вытрясла. – Больше всего удивляют меня мечи, – сказал Збышко, – у причетников я никогда их не видывал. – Им можно, – сказал аббат, – они ведь непосвященные, а что я ношу меч на боку, это тоже неудивительно. Год назад вызвал я на бой на утоптанной земле Вилька из Бжозовой из-за тех лесов, через которые вы проезжали в Богданец. Не принял Вильк вызова… – Как же он мог принять вызов от духовного лица? – прервал Зых аббата. |
| Все это приводилось не раз, я думаю, слышать всякому из нас своими ушами и видеть своими глазами, как пьяницу встречает жена: с каким унынием и огорчением она смотрит на него, входящего в избу с ехидною бранью! Пьяница тогда готов бывает голову разбить несчастной жене своей, хотя она и повинуется всем его приказаниям. Однако ж пьянице никак не уноровишь: то не ладно ему и другое не ладно, и прибитая жена должна наконец удалиться от него. Горе и детям его – бедняжкам! Они, как ровно от разбойника, от него прятаются, – кто на печку, кто на полати, и сидят, дрожат от страха, проливая слезы о матери, которая с плачем и бранью ушла из избы. Не лучше бывает, если и мать остается при них: в нее летят со стола и чашка со щами, и жбан с квасом, а мало того, так и нож, и все, что попало в руки пьяницы. И вот, когда междоусобная война стихает, победитель предается покою, им овладевает сон, и он валяется на полу, а иногда еще и в блевотине: ох, как тяжко тогда смотреть на него! Но мы посмотрим еще, что дальше делается с пьяницей. Вот он встает поутру с чугунною головою, руки у него дрожат, и он принужден бывает оправиться, и если есть на что, то и жди того, что он переправится и опять такой же сочинит бунт; но горе, если и не на что, особенно, если предупредительная жена успела подпрятать и запереть все, что можно было унести в кабак: пьяница хватает топор и, как разбойник, ломает все, что делает ему преграду к пьянству, и если жена осмелится еще держаться за свое добро и не давать нести в кабак, то бьет ее не на живот, а на смерть, и зубами рвет руки ее, как злая собака. Не удивительно, что пьяница бывает ненавидим женою, и детьми, и всеми людьми: одни только его друзья-приятели – такие же, как и он, пьяницы, да еще разве сам сатана. Это представлен здесь один и притом не самый важный случай, постигающий пьяниц с их несчастными семействами; но что делается в кругу самих пьяниц, в их буйном обществе, того не пересказать. Кому горе? – сказано в Писании, – кому судове? кому сокрушения вотще? кому сини очи? не пребывающим ли там, где пиры бывают? ( Прит.23:29, 30 ). |
| – Вишь он куда-то гулял, – отвечал четвертый. – Али ты свататься ездил куда? – спрашивал снова первый. – Да, – отвечал Владиславлев иронически, ездил свататься и уж совсем покончил дело... Завтра думаю выдти на свое поле с своею невестою... погуляем здесь немножко по нивам... – Что ты, малый, баешь?!.Вместе с нею выйдешь на поле?!. – Да. A вы все собирайтесь смотреть на это гулянье... – Ты, малый, смеешься, зубы чешешь... – Если не верите, так завтра увидите... – Да какая же она y тебя такая, чтобы попила на поле?.. Ведь она тоже небось попова дочь да молоденькая... Пригодно ли ей идти в поле пешком, когда она сосватана?.. И чего ей видать здесь?.. – Придет, непременно придет... Вы не знаете ведь кто моя невеста-то?.. Коса с крюком... Я завтра, приду сам косить... – Что ты нас морочишь-то? Пригодно ли тебе косить самому?.. – Что ж делать-то! A разве вы за меня сегодня пройдете по одному рядочку?.. Ну, так?.. так что ли?.. Вот если бы вы все, сколько вас есть тут на загоне, зашли на наше поле по дороге ко двору, да прошли хоть по рядочку, я бы вас водочкою попоил; сейчас же кого-нибудь и послал бы за нею... На полведра есть деньги... – Это бы ничто: теперь нашему брату хорошо махнуть по стаканчику... – Эй, вы, молодцы! водку пить хотите? сказал в эту пору староста, обращаясь ко всем мужичкам, бывшим на загоне... – кто же, Романыч, доброму не рад? – ответили все. – A коли так, то докашивайте скорее загон да марш сейчас же на поповы нивы! Петрович ставит вам полведра водки, только вы зайдите к нему ныне на нивы да сложите десятинку ржи. Вам это ничего не стоит: всего только пройти по два ряда... Ну, так, что ли, ребята?.. Если так; то сейчас же кого-нибудь отряжайте на моей лошади в кабак за вином... Посуда-то у вас здесь есть: вой хоть жбан тот годится... – Видно уж так, Романыч! – отвечал один старик. Посылай вон Ванюху в кабак-то; a то он парнишка молодой, не успевает за нами косить... уморился... a в кабак он съездит... – Ну, быть так... Ванюха! садись на мою лошадь и катай в кабак... |
| Графиня возвращает вам этот перстень. Вы избавили бы меня от лишнего беспокойства, если бы потрудились забрать его сразу. Кроме того, графиня просит вас втолковать вашему господину, что он ей не нужен окончательно и бесповоротно. И последнее: не вздумайте еще раз являться к ней от имени герцога, — разве что захотите рассказать, как он принял ее ответ. Вот и все. Виола Но перстень дан был ей: он мне не нужен. Мальволио Нет уж, сударь, вы дерзко бросили его графине, и она желает, чтобы его вернули вам таким же образом. (Бросает перстень.) Если перстень стоит того, чтобы нагнуться, — вот он лежит перед вами; если нет — пусть достается тому, кто его найдет. (Уходит.) Виола Я перстня ей не приносила… Странно! А вдруг Оливия пленилась мною? Не дай господь! Она в мои глаза Так неотрывно, пристально смотрела, Что спотыкаться стал ее язык И не вязались меж собою фразы… Сомнений нет: она в меня влюбилась, А этот перстень и гонец ворчливый — Уловка страсти, чтоб меня вернуть. Орсино, перстень — это все предлоги, А суть во мне. Но если я права, — Бедняжка, лучше б ей в мечту влюбиться! Притворство! Ты придумано лукавым, Чтоб женщины толпой шли в западню: Ведь так легко на воске наших душ Искусной лжи запечатлеть свой образ. Да, мы слабы, но наша ль в том вина, Что женщина такой сотворена? Как дальше быть? Ее мой герцог любит; Я, горестный урод, люблю его; Она, не зная правды, мной пленилась… Что делать мне? Ведь если я мужчина, Не может герцог полюбить меня; А если женщина, то как бесплодны Обманутой Оливии надежды!.. Орешек этот мне не по зубам: Лишь ты, о время, тут поможешь нам! (Уходит.) СЦЕНА 3 Дом Оливии. Входят сэр Тоби и сэр Эндрю . Сэр Тоби Входи, сэр Эндрю! Кто к полуночи не добрался до постели, тот все равно что встал спозаранку. Знаешь, diluculo surgere… 19 Сэр Эндрю Вот уж, право, не знаю. Знаю только, что, кто поздно ложится, тот ложится поздно. Сэр Тоби Неверное заключение. Оно мне противно, как пустой жбан. Кто лег спать после полуночи, лег в ранний час; ну и выходит — кто лег после полуночи, лег ни свет ни заря. Ведь говорят же, что наша жизнь состоит из четырех стихий. 20 |
| Однако ж пьянице никак не уноровишь: то не ладно ему и другое не ладно, и прибитая жена должна наконец удалиться от него. Горе и детям его – бедняжкам! Они, как ровно от разбойника, от него прятаются – кто на печку, кто на полати, и сидят, дрожат от страха, проливая слёзы о матери, которая с плачем и бранью ушла из избы. Не лучше бывает, если и мать остаётся при них: в неё летят со стола и чашка со щами, и жбан с квасом, а мало того, так и нож, и всё, что попало в руки пьяницы. И вот, когда междоусобная война стихает, победитель предаётся покою, им овладевает сон, и он валяется на полу, а иногда ещё и в блевотине: ох, как тяжко тогда смотреть на него! Но мы посмотрим ещё, что дальше делается с пьяницей. Вот он встаёт по утру с чугунною головою, руки у него дрожат, и он принуждён бывает оправиться, и если есть на что, то и жди того, что он переправится и опять такой же сочинит бунт; но горе, если и не на что, особенно если предупредительная жена успела подпрятать и запереть всё, что можно было унести в кабак: пьяница хватает топор и, как разбойник, ломает всё, что делает ему преграду к пьянству, и если жена осмелится ещё держаться за своё добро и не давать нести в кабак, то бьет её не на живот, а на смерть, и зубами рвёт руки её, как злая собака. Не удивительно, что пьяница бывает ненавидим женою, и детьми, и всеми людьми: одни только его друзья-приятели – такие же, как и он, пьяницы, да ещё разве сам сатана. Это представлен здесь один и при том не самый важный случай, постигающий пьяниц с их несчастными семействами; но что делается в кругу самих пьяниц, в их буйном обществе, того не пересказать. У кого вой? – сказано в Писании, – у кого ссоры? у кого раны без причины? у кого багровые глаза? У тех, которые долго сидят за вином, которые приходят отыскивать вина приправленного. ( Прит.23:29,30 ). Пьяницы, и без того склонные ко злу, когда разгорячены бывают вином, то делаются, как звери, злые, часто из-за пустяков ссорятся, дерутся, доходят до кровопролития и даже убийства. |
| Как жить с самим собой Многим из нас по большей части почти всегда «неуютно» с самими собой; мы недовольны собой, у нас ощущение острой неудачи, банкротства; а когда вместо недовольства и неудачи мы гордимся собой и чувствуем, что преуспели, то это, может быть, еще хуже. 28 апреля, 2011 Многим из нас по большей части почти всегда «неуютно» с самими собой; мы недовольны собой, у нас ощущение острой неудачи, банкротства; а когда вместо недовольства и неудачи мы гордимся собой и чувствуем, что преуспели, то это, может быть, еще хуже. Доклад на Епархиальном Съезде 1989 г. Когда я предложил темой нашего Съезда в этом году «Как жить с самим собой», я имел в виду две вещи. Во-первых, многим из нас по большей части почти всегда «неуютно» с самими собой; мы недовольны собой, у нас ощущение острой неудачи, банкротства; а когда вместо недовольства и неудачи мы гордимся собой и чувствуем, что преуспели, то это, может быть, еще хуже. Во-вторых, есть присловье, что мы можем дать, будь то Богу, будь то людям, только то, чем мы обладаем сами. Если мы не владеем собой, если мы не хозяева самих себя, мы никак не можем отдать себя; для того чтобы дать себя, надо владеть собой. И вот я хочу продумать вместе с вами некоторые пути и способы, как мы можем понять, кто мы есть, и некоторые пути и способы, как, исходя из такого самопознания, действовать дальше. И я хотел бы начать с чего-то, что еще не было затронуто на этом Съезде: когда мы говорим о самопознании, о том, чтобы понять, прозреть, каковы мы есть, мы чаще всего говорим о том, чтобы докопаться до всего, что в нас есть плохого, неладного. По моей привычке говорить примерами, мне такой подход напоминает нечто, что я видел в один прекрасный весенний день много лет назад: воздух был чистый, небо было голубое, деревья были в цвету, птицы пели, и вот я видел, как в маленьком дворике перед приходским домом одна старушка нырнула с головой в помойный жбан, разыскивая обрывки бумажек, потому что она помирала от любопытства, что приходит в этот дом и что из него выходит. |
| Овчинный квас хлебает, с мелком вприкуску. Хорош и квасок, коли шибает в носок. Лучше воду пить в радости, чем мед в кручине. Холодна вода не мутит живота (или: ума). Что за беда (То не беда), коли пьется вода. Вино с водой хуже воды с вином. Этот квас уж семерых пас, а добирается и до того, кто делает его. Квас вор: воду в жбан свел, а сам ушел (о дурном квасе) . Не винца, так пивца; не пивца, так кваску; не кваску, так водки из-под легкия лодки. Хлеб да вода разна еда, а пиво да вино пьем заодно. Кержак (раскольник) все жрет особо, а винцо так вкупе пьет (раскольники не едят из одной посуды с нами) . Пить вино вместе, а хлеб-соль пополам. Пьют для людей, а едят для себя. Пьют да поют для людей (за дружбу, в обществе), а едят да спят на себя. Испей для дружка, а поешь для себя. Все вместе, а табак пополам. Хлеб-соль вместе, а табачок пополам. Набивай нос табачком, в голове моль не заведется. Табаку за гусу, всю тоску забуду. Чок, чок, чок, табачок, садится добрый молодец на точок, испивает божию траву. Христов корешок (гов. против раскольн.) . Понюхаем табаку носового, вспомянем Макара плясового, трех Матрен да Луку с Петром. Тряхнися, рожок, проснись, табачок, стройся, соколок, пей, душка, понюшку (соколок – ямка под большим пальцем) . Есть и читать вместе – память проглотишь. Если кто поперхнется, кто-нибудь спешит под обед. Чу! душа пузыри пускает (когда икается) . Душа с Богом беседует (то же) . Прекратить икоту – надобно три раза “Богородицу” прочитать. То же: поднять руку с ножом; подуть на маковку; положить на нее ключ, ломтик хлеба и пр. Не ешь через нож: усо ви колют (будет колотье) . Не ходи от стола кругом (т. е. в противную сторону, а назад, откуда зашел), а то заблудишься в лесу. В начале и в конце обеда, для счастья, съешь кусочек хлеба с солью. Грех дуть в ложку (для охлаждения), а обжечься не дувши еще грешнее (раскольн.) . Грех куском макать в соль (намек на Иуду предателя) . Откусить свой ус во время еды, значит быть плотоядцем, самоубийцею (раскольн.) . |
| Догорела лучина: того гляди погаснет, хозяин мой впотьмах останется – так не может от каши оторваться, так его и тянет на еду; покосился еще на лучину, ухватил ломоть хлеба на дорогу, выскочил из-за стола да бегом к светцу; вставил новую лучину и опять на свое место. Захотелось ему пить, взял жбан квасу, как приставил к губам, так все бычком и осушил разом, а сам кричит: «Пить хочу!» Опять ухватил ложку, да в горшок – только постукивает: пусто. Он за краюху, да давай ее уписывать – только сопит... Покончил, глядит в обе ладони – нет ничего, а есть хочется до смерти, а пить – так вот и палит, жжет. Как кинется он вон из избы, да к соседям под окно: «Дайте, Христа ради, хлебца!» Те смотрят: кто это? – Андрей? Он и есть... «Дайте хлебца!» Тут девка идет с ведрами от колодца, несет воду: он как кинется на нее: «Дай испить!» «Пей, – говорит она, – на здоровье» – и остановилась. Пьет мой Андрей, как бык пыхтит, а легче не становится; опорожнил ведро, девка насилу удержала коромысло на плече, потому что другое взяло было перевес. «Да ты бы, Андрей, – говорит она ему, – ходил на водопой, что ли; а то на тебя так не напасешься: не батрачка я на тебя работать, воду ведрами носить». Кинулся он опять под окно, просить хлеба; ему подали да и смотрят в окно, что будет из этого, что сосед Андрей под окнами побирается – хлеба просит. Он не успел съесть ломоть, держит его одной рукой, а другую уже протягивает: «Подайте еще!» «А, чтоб тебя разорвало! " – сказала соседка и затворила окно. Андрей к другой избе, к третьей – и везде то же: что ест, то больше хочет, и пьет, пьет – хоть в него бадьями лей. Стали гнать его то один, то другой; говорят, Андрей взбесился, всю ночь напролет ходил по селу, никому спать не дал, все просил хлеба; к колодцу подошел – так вот черпак за черпаком, ровно ложкой хлебает, пил без устали до рассвета, и побежал опять просить хлеба. Тогда только Андрей наш спохватился матери; тогда-то он принялся за нею причитывать и чествовать ее родимою, и кормилицей, и всеми ласками, какие со страху мог прибрать, да нет ее: никто ее не видал, никто не знал и не слышал, куда она девалась. |
| Работа спорилась, когда Евдокия заглянула на чердак, где трудилась дружная бригада, и скомандовала: – А ну всем мыть руки и за стол! Как говорил мой покойный, война войной, а обед по расписанию. Все послушно спустились вниз. На столе стояла кастрюля наваристого борща, жареная курица, соленые бочковые грибы, жбан парного молока. – Куда столько? – Мишке стало неловко за такое обилие приготовленной еды. – Назад же забраться не сможем. – Сможете, сможете, – хлопотала вокруг них Евдокия, рада поухаживать за своими помощниками. Да и вообще ей было приятно, что в доме появился мужской дух. Радовались и дети, уплетая за обе щеки то, что перед ними поставила мать. – Видали? – улыбалась она. – В компании и пустые щи деликатесом покажутся. Мишка не затягивал с обедом. Световой день был короткий, а недоделанной работы оставалось много. Они уже готовы были встать из-за стола и поблагодарить хозяйку, когда в большую комнату, где они все сидели, вошла девушка. Увидев незнакомцев, она густо покраснела: – Ой, теть Дунь, а я думала… А я не знала… Евдокия подошла к ней и ласково обняла за плечи: – Это голубушка, соседушка наша. Оксана. Девушка покраснела еще больше и что-то зашептала Евдокии на самое ухо. – Да так бы сразу и сказала. Чего стесняться? Тут все свои. Пошли. Они вышли во двор, но через минуту Евдокия возвратилась. – Уж не знаю, как вас, ребятки, просить, – она смущенно посмотрела на Мишку. – Да не надо просить, – понял ее взгляд Мишка. – Чем помочь? Мы завсегда рады. – В подвал слазить, – вытирая руки о края фартука, попросила Евдокия. – Там фляга ихняя стоит с маслом. А у меня руки слабы тягать. Да и резали меня в больнице давеча… – Вы, тетка Дуся, нас называете своими, а смотрите как на чужаков, – хмыкнул Мишка. – Все сделаем! Оставив Варфоломея и детвору допивать молоко из глиняных кружек, он вслед за Евдокией вышел во двор, в глубине которого был погреб. – Ни света, ни ступенек – ничего еще не успела сделать, – причитала Евдокия, едва поспевая за Мишкой. – А как же вы туда спускаетесь? По веревке, что ль?– рассмеялся Мишка. |
|
|
