| Впоследствии, когда в массовом порядке освобождали больных и старых, владыку Виктора вывезли на материк в ссылку, и там мучился он ужасно: голодал, спал на улице (в дома запрещено было пускать). К тому же — болел. В мучениях и умер. Возвращаюсь к рассказу о третьей роте. Виделся я с Федей в камере редко. Он очень рано уходил на работу и поздно приходил, а я пытался сберечь себя, ложась как только это было возможно раньше: к тому же у меня болела моя язва. В десять часов после нескольких предупредительных миганий лампочка под потолком гасла. Федя добирался до постели ощупью. Был он, как немец, очень аккуратен. Над топчаном его появилась полочка, на которой стояла кружка для кипятка и все другое. Общались мы записочками, которые оставляли друг другу. При этом он все превращал в шутку. Писал он хорошие стихи. Помню начало одного такого обращенного ко мне стихотворения: Отощавши вовсе животишком, Одолжить прошу одним рублишком… Дальше шли строки, в которых обещалось мне этот рубль вернуть к определенному сроку. Однажды он принес из Сельхоза себе и мне сметаны и зеленого луку. Как это было вкусно! До сих пор люблю сметану с зеленым луком. А я в свою очередь раза два приносил в камеру грибы — красные грибы осенью 1929 года. Пользуясь тем, что у меня был постоянный пропуск и разрешение «папашки», я ходил в лес и собирал невероятное количество грибов. Брал только красные и подосиновики. И то только молодые. Однажды у меня не хватило мешка. Я снял рубашку, завязал рукава узлом и превратил рубашку в мешок. Вечером у нас было пиршество, хотя никаких приправ, кроме соли, у нас не было. Я ел столько, что у меня заболел живот (все та же проклятая, но «родная» язва). После Федя постоянно подсмеивался над моим «обжорством». Питались мы так. Был в роте дежурный сторож: контрабандист эстонец Язон. Мы ему платили, а он приносил нам утром и вечером медный жбан кипятка. Он же, Язон, ходил в вольнонаемную столовую и приносил обеды, которые давал нам с заднего крыльца заведующий из заключенных Бояр. Хлеб мы получали в общем порядке. На зиму я накупил еще в ларьке преподобного Германа копченых астраханских селедок и постное масло. Очистил селедки, нарезал, положил в стеклянную банку и залил постным маслом. Кроме того, у меня был запас сухих компотных фруктов, которые я заливал с вечера кипятком. Утром компот был готов. Выручала все та же большая эмалированная кружка. Хотя я ее и споласкивал, но покрыта она была изнутри коричневатым налетом от чая. Однажды я увидел на ней процарапанную по налету надпись: «Моется только в чае». Только тогда я догадался, что кружку нужно не только сполоснуть, но и основательно протереть. Впрочем, мне не ясно— причем тут чай, если пили мы только кипяток? Может быть, мы называли кипяток чаем? Но тогда откуда налет, который действительно бывает от чая? |
| Горе. Зато можно в придачу дать. Дровосек. Как, говоришь? Как? Горе. В придачу. Вот будешь что продавать — скажи: “Бери мое добро да горе-злосчастье в придачу”. Я к новому хозяину и перейду. Дровосек. “Бери мое добро да горе-злосчастье в придачу”… Ишь ты! И дело-то какое простое, а самому не додуматься. Шутка ли — горе с рук сбыть! Эх, лапотки бы прочь да сапоги справить козловые, топорик под лавку, самому на лавку, работничка в дом взять, а то и двух. Житье! (Озираясь.) Одна беда, никого здесь, кроме волков да медведей, не встретишь, а то бы я тебя живо сбыл… Слышится выстрел. Верно, охотничек поблизости бродит, постреливает… Так и есть. Появляется Охотник. Здорово, здорово, брат! Чай, много нынче белок настрелял? Охотник. Типун тебе на язык, дед. Я только на промысел иду, а ты мне этакие слова говоришь! Дровосек. Ну, ни пуха тебе, ни пера! Охотник (прислушивается к шороху в кустах, прицеливается, потом досадливо машет рукой) . Ушла! Тьфу ты, пес тебя заешь!.. Дровосек. А не купишь ли ты у меня, милый человек, топор? Совсем хороший топорик — только вот топорище новое к нему приделать… Охотник. Да на что мне топор? Дровосек. Как на что? Это топор-то? Да без топора мужик — что без рук. Не берешь? Охотник. Да отвяжись ты! Дровосек. Ну так возьми у меня хоть жбан с кваском холодненьким, сделай милость, — племянница только что из погреба принесла. С легкой руки и почин дорог. Давай копеечку и пей до дна на здоровье! Бери мое добро… В кустах что-то шуршит. Охотник. Тес… спугнешь… Замри, старый пень! (Убегает.) Дровосек. Экий полоумный! Вот был, а вот и нет. Ох, горе-злосчастье!.. Горе. Ну чего тебе от меня надо? Дровосек. Сбыть тебя надо! Вот что. Да, видно, не так-то это легко. Погоди-ка, погоди, вон еще кто-то идет, в дуду дудит. Кажись, пастух. Горе. Может, и пастух. Появляется Пастух. Пастух. Не видал ли ты, дедушка, корову? Дровосек. Какую корову? Пастух. Бурую. Дровосек. Нет, бурой не видал. А ты не купишь ли у меня топорик? Пастух. Какой топорик? Дровосек. Вот этот. |
| В.В. Виноградов Чванный, чваниться ЧВАННЫЙ , ЧВАНИТЬСЯ А. Л. Дювернуа в работе «Об историческом наслоении в славянском словообразовании» (1867) считал русское слово чванный заимствованным югославянизмом. Оно «...вошло в Россию вместе с югославянской цивилизацией)» и здесь уже получило свое современное значение «чванства». «Распространенность, крепкая, так сказать, прививка этого инославянского слова объясняется известным изречением Св. Владимира» 388 . Очевидно, по цензурным соображениям тут завуалирована ссылка на известную фразу, вложенную летописцем в уста киевского князя Владимира: «Руси есть веселие пити». Слово чванный, таким образом, ставится в связь со старославянским словом чьванъ. Старославянизм чьванъ будто бы соответствует восточнославянскому чьбанъ, откуда получилось после утраты редуцированных и ассимиляции согласных жбан (ср. украинск.-белорусск. жбан, збан, сербск. шбан, жбан – «кадка», чешск. bán, bán – «деревянная кружка», польск. dban, старин. czban, zban – «кувшин»). Этимология слова остается неясной (Преображенский, 1, с. 223). Для истории значений слова показателен производный областной глагол жбанить со значением «много пить». В древнерусском языке слова чьбань и чьванъ были синонимами и вместе с тем почти омонимами. В «Материалах» И. И. Срезневского находим: « Чьбанъ – «сосуд, кувшин вина» (пример из Галицкого четвероевангелия 1144 г.); чьванъ, чванъ – «сосуд, кувшин, чаша» (примеры из Юрьевского Евангелия 1119 г. и из Евангелия 1537 г.). Встречается также уменьшительная форма чьваньць, чваньц – «кувшинчик». Из производных слов указаны: чьваньчии чванчии и чьванчия – «виночерпий» (примеры из Синайского патерика XI в., из сборника XV ст. – Деян. Фом. Апост., из Златоструя XVI в. и сборника сочинений Ефрема Сирина XIV в.). Чьванъи чеванъи чваныи – «смешанный»: от вина чевана нерастворена въ чаши гнва его. Апокал. XIV в. (в Библ. 1499 г. чвана; το κεκερ νου κρτου). Чеванъ же от различенъ мукъ вино ярости нарицается. Апокал. XIV в.» Глагол чьвановати, чьваную – «наливать» (Да чьваноующю митрополитоу въложить отравоу въ чашю его. Патер. Син. XI в. 119)» (Срезневский, 3, с. 1554). |
| Есть все основания думать, что производный глагол чваниться со значением «церемониться, спесивиться» а затем «неосновательно кичиться, проявлять неуместную гордость, спесь» тесно связан со словом чван в значении «кувшин». Правда, слово чван в этом значении вытеснено словом жбан (ср. жбанить – «много пить») уже в XVII в. Исчезновение слова чван должно было отразиться и на судьбе слова чваниться, в котором постепенно угасает и видоизменяется первоначальное значение «угощаться из чванов» «хвастаться за чваном или со чваном». Не подлежит сомнению, что простонародные слова чван – «спесивец», чванка, чваныш – «церемонный человек», чванливый, а также литературные чванство и чванный – более позднего происхождения. У Грибоедова в «Горе от ума» (в речи Фамусова): Другой хоть прытче будь, надутый всяким чванством, Пускай себе разумником слыви, А в семью не включат, на нас не подиви, Ведь только здесь еще и дорожат дворянством. (д. 2, явл 4) У Крылова в «Демьяновой ухе»: ...Вот друга я люблю! – Вскричал Демьян. – Зато уж чванных не терплю... Г. А. Ильинский связывал чванный с и.-е. корнем (ср. болг. чворъ «сук», с.-х. cvôr – «сук»); тот же корень на другой ступени – праслав. cvь (РФВ, 1915 Статья ранее не публиковалась. В архиве сохранилась рукопись (5 листков разного формата), озаглавленная «Развитие омонимии в словах, связанных с основной чван-, оставшееся незавершенным». Печатается по рукописи с внесением нескольких необходимых поправок. В связи с цитированием книги А. Дювернуа см. более широкий контекст из «Повести временных лет» (М.; Л., 1950, пер. Д. С.Лихачева): «И сказал он (Владимир): ”Руси есть веселие пить, не можем без того быть“» (с. 258). – В. Л. 388 Дювернуа А. Об историческом наслоении в славянском словообразовании. М., 1867. С. 14. Читать далее Источник: История слов : Ок.1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связ./В. В. Виноградов; Рос. акад. наук. Отд-ние лит. и яз. Науч. совет " Рус. яз. " . Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. - М., 1999. - 1138 с. ISBN 5-88744-033-3 |
| Но вот все гости прибыли, милиция снимает внешнее оцепление, в то время как церковные врата только ещё начинают закрываться. В образовавшийся «зазор» хлынуло десятка два «необилеченных»; половине из них удалось просочиться в храм. А уж пройти поближе к алтарю совсем просто. В храме довольно просторно, и нет обычной праздничной давки. Но, конечно, при первой встрече с митрополитом я не буду похваляться тем, что присутствовал на том богослужении. Первая встреча с владыкой Никодимом в митрополичьем кабинете. Энергичные движения, неподдельный интерес к новичку. Не дослушав фразу до конца, прерывает: «Всё ясно, понял». И шутливо: «У меня есть один недостаток: я быстро соображаю». Вскоре я подал прошение о допуске к вступительным экзаменам в семинарию. Митрополит проявил особый интерес к абитуриенту с высшим техническим образованием и, несмотря на свою загруженность, присутствовал на устном экзамене. Члены комиссии погоняли меня по семинарской программе, после чего владыка решил: зачислить прямо на первый курс академии. Тогда же он включил новоиспечённого первокурсника в свой штат иподиаконов, но без места – в «лист ожидания». Вакансия открылась при необычных обстоятельствах. Книгодержцем у митрополита был семинарист по фамилии Ждан. Однажды владыка должен был в Троицком соборе Александро-Невской лавры прочесть молитву, не входящую в обычное чинопоследование богослужения. Скажем, помянуть за здравие тезоименитого иерарха. Но книгодержец перепутал страницы и открыл заупокойную молитву. Владыка, читавший текст громко, на весь храм, дошёл до «усопшего раба Твоего...» Пауза... Затем он легонько хлопнул Ждана по лбу и в сердцах воскликнул: «Ты не Ждан, а жбан!» Это был серьёзный «прокол», и книгодержец был отправлен «за штат». Этот урок запомнился мне надолго и, будучи книгодержцем, я всегда «смотрел в святцы», прежде чем «бухнуть в колокола». А Ждан пошёл на повышение и стал первым иподиаконом у викарного епископа Мелитона (Соловьёва). Читать далее Источник: Церковь плененная : митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников)/архим. Августин (Никитин). - Санкт-Петербург : Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 2008. - 674, с. |
| Так вот, когда я приезжал с утра на «копейке» с прицепом, начиналось все с поиска трезвого человека. Пустой огромный цех, посреди цеха — жбан из нержавейки. В этот жбан идут две гофрированные трубы, которые уходят куда-то в бесконечность. Конечно, можно было просто шланги соединить, и кагор из одного места переливался бы в другое. Но была другая цель — чтобы каждый мог подойти и черпать. И это вино мы даже называли «корытянское». Зрелище было, конечно, потрясающее — один помповый насос вино в этот жбан порциями наливает: ух-ух-ух, а другой с не менее колоритным звуком всасывает. Я сразу же спросил — а не бывает, что переливается? «Не переливается», — отрезали они. Так вот, надо было налить кагор мне в бочки. Единственная там трезвая женщина сказала: «Федя шланги подтащит» — и пошла этого Федю искать. Она ушла, и я слышу только эхо: «Федя, Федя, Федя!». Федя нашелся, подтаскивает, наливает, я ему говорю: «Спасибо тебе, Федор, большое!» — «Батюшка, откуда вы имя мое знаете?» — «Работа у меня такая…» Ну и решил я закончить присказкой церковной: «Храни, Федор, веру православную». А тот вообще ни жив, ни мертв: «А откуда вы, батюшка, знаете, что жену мою Верой зовут?» Приют С шестого класса я выписывал журнал «Знание — сила». Там я как-то прочитал статью о том, что в Англии появилась новая форма воспитания детей-сирот. И описывался первый в стране детский дом семейного типа практически с той же конфигурацией, что здесь у нас: дети вроде бы живут в семье, но в то же время нет механизма усыновления-удочерения. Если что-то не сложилось, они могут перейти в другую семью. Там одинокая женщина взяла на воспитание семь-восемь детей. Я прочитал, и меня почему-то эта статья очень заинтересовала. Я даже своей подруге тогда говорил: «Знаешь, Ирка, вот я вырасту, у меня обязательно будет детский дом семейного типа». И забыл начисто об этом. Действительно, мало ли чего в школе скажешь. А вспомнил, когда уже у нас был как раз такой детский дом семейного типа. А было все вот как: мы здесь поселились, я стал священником, и около нас буквально за несколько месяцев начался какой-то водоворот самых разных людей из социально неустроенных групп. |
| «Мама, Ваня не дышит». Они отпросились погулять, а через полчаса сын упал с дерева вниз головой Возможно, он сможет ходить, но времени терять нельзя 20 сентября, 2019 Возможно, он сможет ходить, но времени терять нельзя Ваня и Влад близнецы. Всегда вместе, брат за брата, самые лучшие друзья. Год назад Ваня упал с дерева и получил травму позвоночника. Госпитализация, операция, долгое лечение. Теперь братья снова вместе, вот только Ваня почти парализован и без реабилитации ему не восстановиться. Сбор средств был успешно завершён. Но ещё многие взрослые и дети нуждаются в вашей помощи. Перейти на страницу сбора на сайте фонда Картинка, которая у меня стоит перед глазами после разговора с Натальей, мамой Вани: село Илек в Оренбургской области, большой дом и огромный двор с хозяйственными постройками для скотины и птицы. Там 50 голов кур, тут свиньи, тут кролики в невообразимом количестве, здесь козы, а здесь – утки. Наталья сидит и ощипывает уток, потому что в сентябре это надо сделать – на зиму много птицы оставлять не нужно, а сейчас можно уток закоптить и всем раздать – родным, друзьям и врачам вместо благодарности. Наталья ощипывает уток, и, чтобы промыть голые тушки, ей нужен жбан с водой, большой такой жбан. Она поворачивается в сторону избы, собирается уже крикнуть и на полуслове себя ловит. В последнее мгновение вместо того, чтоб крикнуть «Ваня!», осекается и закашливается этим криком. Ваня с мамой и братом Это привычка, которую она никак не может преодолеть. Ваня и Влад близнецы, но Ваня родился на 4 минуты раньше, он старше и сильнее, поэтому всегда, если нужна была помощь, Наталья звала его. Все эти годы звала. Прошло только несколько месяцев, и Наталья так и не перестроилась: Ваню звать бесполезно, он теперь наполовину парализован, на инвалидной коляске, и работает у него только левая рука, да и как работает – едва. И неизвестно, совсем неизвестно, надолго ли все это с Ваней, неужели навсегда? От этих мыслей Наталье становится невозможно, как-то до боли страшно. Упал с дерева вниз головой и не дышит |
| – Ничего подобного никогда не было! Храм – это был праздник! В то время не покрывали косыночками маленьких девочек, а завязывали им большие банты (в праздники) или заплетали косички (в будни). Так было всегда. Существовало понятие: «кобеднешное платье». Все новое всегда старались надеть в храм в первый раз. Конечно, это, может быть, мелочь, пустяки. Но это было в то же время и данью Богу. Сейчас человек стал чуждым другому человеку. Люди живут на лестничных клетках, не зная друг друга, не участвуя в жизни друг друга. Мне лично повезло: у меня очень хорошие и добрые соседи. Вот лишь одна мелочь: соседу привезли жбан меду, он мне стучит в дверь и говорит: «Вера Николаевна, дайте банку, я вам меду отложу!» А потом заходит и говорит: «Мед-то съели? Я вам еще дам!» Уходя, я не запираю свою дверь, а когда прихожу, на столе часто обнаруживаю что-то вкусненькое: я пришла из церкви, а меня уже чем-то угостили! Это мелочь, конечно, но на протяжении всей моей жизни Господь посылал мне добрых, отзывчивых и милых людей. К сожалению, жизнь сейчас устроена так: я ловлю себя на том, что действую на нервы своим подружкам. Они говорят: «Пенсия маленькая, лекарства дорогие, погода плохая, люди злые… Чему ты радуешься?» А я им говорю: «Ведь погода же не всегда плохая? Солнышко иногда тоже светит… Лекарства? Но не каждый день мы покупаем лекарства! Пенсия? Ну, уж не такая она маленькая… Конечно, можно что-то не купить, а что-то купить… Ну, а люди? Люди уж такие, как они есть, и такие, какой ты сам!» И иногда на это мне крутят пальцем около виска, но я не обижаюсь. – Вы знали удивительных людей своего времени, которые сейчас остались только в воспоминаниях многих. В частности, владыку Трифона (Туркестанова). Хотелось бы услышать хотя бы несколько слов о нем… Владыка Трифон (Туркестанов) – О нем можно отдельную беседу сделать. Владыка Трифон (в миру князь Борис Петрович Туркестанов) был в свое время частым служителем в храме Трифона мученика недалеко от Рижского вокзала на Трифоновской улице. Когда этот храм закрыли, то мощи мученика Трифона перенесли в храм Адриана и Наталии, который помещался между двумя Мещанскими улицами: 1-й Мещанской, превратившейся в Проспект Мира, и 2-й Мещанской. Вскоре после смерти Владыки в 1934 году (он скончался 14-го июня) и этот храм закрыли. Затем, естественно, все сломали и построили дома. И лишь после закрытия этого храма мощи были перенесены в храм иконы Знамения Божией Матери у Рижского вокзала. Я слышала проповеди святителя Трифона, они были необыкновенными: содержательные, глубокие, интересные. В частности, мне запомнилось, как он рассказывал в один из юбилейных дней композитора Чайковского о том, что у него есть музыкальное произведение, которое, кажется, называется «Служба в деревенском храме», где композитор силами фортепиано старается передать настрой в этом маленьком храме. К сожалению, мне не удалось найти это произведение… |
| Как жить с самим собой Многие духовные писатели, духовенство и верующие считают своим долгом непрерывно охотиться за злом, за грехом, чтобы найти, что есть неправильного, и его исправить. И я не думаю, что такой подход может принести какие-то плоды или пользу. 7 октября, 2010 Многие духовные писатели, духовенство и верующие считают своим долгом непрерывно охотиться за злом, за грехом, чтобы найти, что есть неправильного, и его исправить. И я не думаю, что такой подход может принести какие-то плоды или пользу. Доклад на Епархиальном Съезде 1989 г. Я хотел бы пояснить, как я понимаю эту тему. Когда я предложил темой нашего Съезда в этом году «Как жить с самим собой», я имел в виду две вещи. Во-первых, многим из нас по большей части почти всегда «неуютно» с самими собой; мы недовольны собой, у нас ощущение острой неудачи, банкротства; а когда вместо недовольства и неудачи мы гордимся собой и чувствуем, что преуспели, то это, может быть, еще хуже. Во-вторых, есть присловье, что мы можем дать, будь то Богу, будь то людям, только то, чем мы обладаем сами. Если мы не владеем собой, если мы не хозяева самих себя, мы никак не можем отдать себя; для того чтобы дать себя, надо владеть собой. И вот я хочу продумать вместе с вами некоторые пути и способы, как мы можем понять, кто мы есть, и некоторые пути и способы, как, исходя из такого самопознания, действовать дальше. И я хотел бы начать с чего-то, что еще не было затронуто на этом Съезде: когда мы говорим о самопознании, о том, чтобы понять, прозреть, каковы мы есть, мы чаще всего говорим о том, чтобы докопаться до всего, что в нас есть плохого, неладного. По моей привычке говорить примерами, мне такой подход напоминает нечто, что я видел в один прекрасный весенний день много лет назад: воздух был чистый, небо было голубое, деревья были в цвету, птицы пели, и вот я видел, как в маленьком дворике перед приходским домом одна старушка нырнула с головой в помойный жбан, разыскивая обрывки бумажек, потому что она помирала от любопытства, что приходит в этот дом и что из него выходит. И для меня это действительно картина того, как множество людей старается докопаться до знания самих себя: это попытка с головой нырнуть в зловонный скарб, который накопился за долгую жизнь, тогда как кругом весна, кругом красота, кругом свет. И мне кажется, что это в огромной мере поощряется многими духовными писателями, духовенством и общим подходом верующих, которые считают своим долгом непрерывно охотиться за злом, за грехом, чтобы найти, что есть неправильного, и его исправить. И я не думаю, что такой подход может принести какие-то плоды или пользу. Я вам дам другой пример. |
| Иконописец. Художник: А.А. Турлыгин Иконописец Михей Сергеев по прозвищу Тонконог пил горькую. Он сидел, запершись в своей келейке, где уже несколько дней нетронутыми пылились кисти и сохли в скляницах разведенные санкирь и белила, и, опустошая жбаны с горькой полынной настойкой, причитал: «Матерь Божия… Да что ж сие творится на земле… И как теперь писать Твой образ… Срам-то какой… В ковер обернули, аки девку-полонянку, говорят, список с какого-то ларца латынского… Да с какой же поры латиняне нам первообразы присылают?!» Он закрывал лицо руками и плакал, как обиженный ребенок, а потом вновь принимался за жбан с полынной. Михей слыл одним из лучших изографов царской Оружейной палаты. Истовый в вере и искусный в мастерстве, он с детства навык иконописному делу. Как и все, начинал с фонов и горок, затем был допущен к фигурам святых и, наконец, с трепетом написал первый самостоятельный образ – как полагалось исстари, это был Нерукотворный Спас. Икона удалась на славу: очи Христа глядели грозно и милостиво и, казалось, заглядывали в самую душу. С тех пор Михей Тонконог, прозванный так за худощавую, несолидную по тем временам фигуру, стал писать лики святых и Спасителя. Писал и на стене, успевая по сырой штукатурке изобразить фреской иконную композицию, работал и на доске. Мог ли он, с восторженной радостью созерцавший разворачивающийся перед ним творческий путь, с любовью лобызавший написанные им же святые образы и изумлявшийся, как из-под его грешной руки могло выйти это откровение Горнего мира, мог ли он подумать, до какой душевной скорби и падения доведет его этот путь?.. Михей слыл одним из лучших изографов царской Оружейной палаты Все началось, когда в Успенском соборе расстригали и анафематствовали протопопа Аввакума. Казалось, так ли давно он вместе с будущим Патриархом и с молодым Государем Алексеем Михайловичем радел об очищении древнего благочестия, о справе книжной – и вот, «анафема», громогласно возглашаемая соборным диаконом, словно древнему еретику… А народ-то рыдает, а кто-то и неподобное на Царя и Патриарха прямо в храме выкликает! Стрельцы – шасть в толпу, да как понять, кто крикнул! Что на Руси деется?.. |
|
|
