| Родителю нужно чаще говорить с ребёнком, интересоваться всем, что происходит в его жизни. И, конечно, его знакомствами и занятиями вне дома. Не осуждать его приятелей, но обсуждать поступки. «Пошли с ребятами на пустырь, разожгли костёр, напекли ворованной картошки, рассказывали грубые анекдоты что доброго ты приобрёл на этом «пикнике»? А сколько потерял? Любое своё занятие человек освящает молитвой. А ты молился перед тем, как полакомиться ворованной картошкой? Где, ты думаешь, был твой Ангел хранитель, когда ты слушал грязные истории? Он отошёл от тебя и плакал. Его отогнали грубые слова и смех», — объясняет мама сыну неприглядную сторону его прогулки. Или пытается открыть дочери глаза на её поступок: «Мальчишки закидали снегом? Столкнули с горки? Да ведь вы сами хотели внимания. Громко смеялись, кривлялись перед ними, чтобы вызвать их интерес. Вот и «заинтересовали». Ну и что ж, что нога теперь болит, это она твою совесть будит. Не прав медведь, что корову съел, не права и корова, что в лес ходила. Так-то. Не кокетничай. А синяки тебе для памяти, чтобы подумала, о чём сказать на исповеди». Церковный подросток может критически отнестись к замечанию родителей, но авторитет Церкви для него безусловен. Обращая внимание сына или дочери на греховную сторону поступка, родитель, как правило, говорит не своё мнение, но мнение Церкви. И ребёнок это чувствует и доверяет ему. Но для этого родителям нужно быть религиозно грамотными, знать Священное Писание, объяснения святых отцов. Суждение, предлагаемое ребёнку, не может быть суждением одного лишь своего суетного ума, но должно отражать взгляды Церкви. Если отец или мать не слишком сведущи в каких-то вопросах, то они могут и должны обращаться за разрешением их к духовнику или авторитетным людям Церкви. Случается, что подросток и сам видит негативные стороны жизни какой-нибудь компании, но тем не менее не покидает её. Ведь не всегда нам хочется совершать только правильные поступки. Вспоминается поговорка, сложившаяся ещё до крещения мордвы: «С боярами знаться — честно, с попами — свято, а с мордвой, хоть грех, зато лучше всех». А тут ещё юношеское любопытство да самомнение. Кажется, что можно как-то воздействовать на приятелей, отвлечь от дурных привычек. Как это ни печально, но такой подвиг мало кому по плечу. Святитель Григорий Богослов говорит: «Легче заимствовать порок, нежели передать добродетель, так как скорее заразишься болезнью, нежели сообщишь другому своё здоровье». Трудно остаться неповреждённым в безнравственном обществе. «Такова уж немощь человеческая, что добрый человек, вступив в общество злых, становится сам злым, между тем, как эти редко делаются добрыми» (святитель Иоанн Златоуст). Апостол Павел писал: «Не обманывайтесь: худые сообщества развращают добрые нравы» ( 1 Кор. 15:33 ). |
| Таким образом, отсюда вытекает, что история мира началась с падения. У Оригена особенно чувствуется, что грех есть начало и причина истории мира и человечества. Даже в том греческом слове χαταβολ, которым воспользовался Спаситель (Иоанна XVII, 24), чтобы означить творение, вместо обычного ποιω. Ориген любит подчеркнуть именно момент отпадения, низриновения. Это один из его филологических аргументов. Эта коренная порча окрасила все миропонимание великого александрийского богослова. Создав определенное число духов, Бог создает и определенное количество материи для обитания в ней этих духов . И эта материя, которая по существу своему тоже была совершенна, падает соответственно с тем падшим духом, оболочкой которого она служит, и принимает, более или менее, грубую телесную форму. Материальная природа тоже отразила на себе падшее состояние духа. И душа живых существ есть более грубая форма, когда–то совершенного духа. Дух («нус») в своем падении охлаждается от своего, когда–то горящего состояния и, в результате этого охлаждения, ψυχσθαι образуется душа ψυχ . Еще один примечательный филологический аргумент, заимствованный, кстати сказать, из Аристотеля, прямо или через посредство Филона . Но как с одной стороны разнообразен мир духовный, так разнообразна и материя; отданная на служение падшим духам, она приняла грубые формы; в сочетании же с совершенным духом, она сама стала более одухотворенной. Таким же образом им допускается возможность нового восхождения и восстановления духа, ставшего душею . Это, так сказать, возможность личного апокатастизиса в рамке его учения о всеобщем восстановлении. Нельзя не заметить в этой фантастической теории о падении духов, как причине бытия душ, известной непоследовательности. Если степень огрубения плотской оболочки падшего духа измеряется глубиною его падения, то демоны должны были бы иметь более грубые тела, чем люди. Итак из заранее созданного числа духовных начал, они одно за другими ниспосылаются на землю в эти телесные оболочки. |
| И даже если считать «очеса призора» «дурным глазом», а в «дурном глазе» видеть колдовство – то ведь молитва-то читается над матерью и младенцем, который еще не крещен . И в молитвах крещения и в последующих об этой опасности уже и речи не идет. Молитва первого дня говорит о том злоключении, которое может подстерегать некрещеного человека. Но можно ли опасения дохристианского мира переносить в мир крещеный? Собственно, это и было, очевидно, мотивом внесения такого рода двусмысленной формулы в церковный обиход. Вера в сглаз была в народе почти всеобщей. Церковные разъяснения по этому поводу выслушивались, но сердцем не воспринимались. Матери приносили младенчика в храм на крестины, а затем, для полноты эффекта, несли еще и к бабкам на заговор от порчи. И вот тогда, чтобы отвадить людей от посещения бабок-заговорщиц, Церковь решила внести в свой обряд формулу, которую можно истолковать как защиту от порчи: мол, у нас вы и так получите то, что хотели бы получить от бабок, а потому и вовсе не стоит к ним ходить… Не веру Церкви в сглаз свидетельствует эта формула, а желание Церкви этой вере противостать . «Как таковое, это выражение в виду подозрения его в несоответствии с церковными воззрениями давно обратило на себя внимание в русской литературе… Занимающая нас молитва не может быть отнесена к молитвам древности первостепенной. В занимающем нас случае нашло себе выражение именно народное верование. По нашему разумению в настоящий раз со стороны Церкви можно предположить даже сознательное побуждение внести в молитву упоминание о трактуемом веровании. Это побуждение – намерение устранить таким действием из практики всякие бытовые апокрифические обряды, направленные к тому же, к чему выражением „от очес призора« направлена и наша молитва“ . Такое нередко происходило в истории Церкви: она как бы разрешала рядом с собой существовать какому-то языческому поверью, не внося его в свое вероучение, но и не объявляя ему войну. Мы знаем, что Слово Божие приспособлялась к уровню мышления ветхозаветных евреев: «Он расположил блаженного пророка употребить эти грубые выражения для научения рода человеческого… Моисей излагал все, приспособляясь к слушателям… Обрати внимание на снисхождение божественного Писания – какие слова употребляет оно ради нашей немощи… Употреблены грубые речения приспособительно к немощи человеческой… Столь простые слова употребляются ради нашей немощи» . |
| «Сыне, даждь Ми сердце твое». ( Притч.23:26 ) «Лучше сидя думать о Боге, чем о ногах стоя», – сказал святитель Филарет Московский . К священным книгам и священным предметам надо относиться благоговейно. Прежде всего должно иметь страх Божий. Он научает благоговению. Он научает всему доброму. Небрежное, неблагоговейное обращение со святыней получается от привычки. И это не должно быть. Хвалить кого-либо в лицо нельзя. Можно большой вред принести душе этого человека. Надо иметь рассуждение. В некоторых случаях допускается даже неправду сказать, ради пользы человека. Когда старцу Варсонофию поручили сделать список книг для чтения скитским монахам, то он сказал, составляя список: «Прости меня, святой отец, что я вычеркиваю твою книгу. Не хочу, чтобы нашедшие себе приют в русских монастырях стремились безрассудно на Афон». Книга эта хорошая («Письма Святогорца»). Если монах пребывает в мирском доме, то на него смотрят, как на мирянина. Нельзя монаху долго пребывать в миру. Как рыба без воды, так и монах вне монастыря. Скорби иноков последнего времени утончены. При поверхностном взгляде на них нельзя признать их скорбями. Но это – злохитрость врага нашего, диавола. Искушения явные, грубые и жестокие возбуждают в христианине пламенную ревность и мужество к перенесению их. Враг заменил грубые искушения слабыми, но утонченными и действующими очень сильно. Они не вызывают из сердца ревности, не возбуждают его к подвигу, но держат его в каком-то нерешенном положении, а ум – в недоумении. Они томят, постепенно истощая душевные силы человека, ввергают его в уныние, в бездействие и губят, соделывая жилищем страстей по причине расслабления, бездействия, уныния. Это выражается тем, что иноки последних времен ожидают чего-то лучшего, говоря: «Вот тогда и будем поститься и молиться, когда будут подходящие условия для этого». Но Господь обещал искренно покаявшемуся простить его грехи, а о том, что мы доживем до завтрашнего дня, нам не обещано. Поэтому мы должны при всяких условиях, благоприятных и неблагоприятных, стараться жить по заповедям Божиим, исполнять обеты монашеские и всегда помнить слова: «Се ныне время благоприятно, се ныне день спасения». |
| Соб. пр. 7), потому что на второй брак смотрела, как на снисхождение к человеческой немощи, и двоеженец подвергался церковной епитимии ( Василия Великого пр. 4). Не дозволялось клирикам принимать участие не только в пиршествах на браке двоеженцев, но и одноженцев, как скоро на этих браках и пиршествах начинались позорищные представления: «Не подобает священникам или причетникам, – постановили отцы Лаодикийского Собора, – зрети позорищные представления на браках и пиршествах, но прежде вхождения позорщных лиц вставати им и отходити» (Лаод. Соб. пр. 54; сн. VI Всел. Соб. пр. 24). Позорищные лица, приглашавшаяся на браки, своими представлениями и плясками, сопровождавшимися иногда нескромного содержания песнями, развеселяли и потешали пирующих. Понятно, что такие представления, как грубые и соблазнительные, были предосудительны не только для клириков, но и для каждого верующего (VII Всел. Соб. пр. 22; сн. VI Всел. Соб. пр. 51.). Песни, преимущественно женщин с игрой на цимбалах, со свободными и размашистыми телодвижениями, игры и нескромные разговоры считались неприличными всем христианам (Лаод. Соб. пр. 53 и толк. Зонары и Вальсамона на это правило). Запрещалось пресвитерам (и прочим клирикам) пиршествовать наедине с женщинами (VII Всел. Соб. пр. 22), – запрещалось это, конечно, с целью устранить соблазн и подозрение, возможное при таких обстоятельствах. Как строго Церковь относилась к поведению клириков, чтобы оно никаким образом не служило соблазном для других, можно судить по тому, что она запрещала не только пьянство, объедение и другие грубые удовольствия, по самому свойству своему унизительные для каждого (ап. пр. 42 и 43), но и в отношении к вещам безразличным в религиозном и нравственном отношении требовала осмотрительности и осторожности. Так, кроме звероядины, мертвечины, мяса с кровью и мяса от идоложертвенных животных, умеренное употребление вина и мяса Церковь считала безразличным в нравственном или религиозном отношениях, когда оно вызвано требованием самой природы и не сопровождалось никакими вредными последствиями, однако же, 51 и 53 правила апост. |
| Гл.1. Господь Иисус сделал для людей все, чтобы уверить их в истине Своего Божественного происхождения и посланничества. Самое сильное доказательство Своего Божества представил Он в Своем воскресении из мертвых: потому что ей [смерти] невозможно было удержать Его [ Деян. 2:24 ], как Жизнь и Источник живота для всех. Пострадав до смерти и воскресши, Он и явил Себя живым пред апостолами и после воскресения со многими верными, а не призрачными и ложными, доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием [ст.3], которое Он проповедывал людям при жизни Своей до крестной смерти и в которое желал всех привлечь. Между этими знамениями самое убедительное для чувственной природы нашей было то, что Он вкушал пред глазами апостолов хлеб, соты, рыбу и другие снеди. Хотя, конечно, не для того, чтобы подкрепить пищею Свои силы: духовная, прославленная природа Его Божественного тела обладала теперь жизнью и мощью не стихийною и дебелою, а Божественною, так что вся твердая и грубая вещественность исчезла теперь пред неприступною силою и славою Божества Его. Это нужно было именно для чувственной природы апостолов, которые, еще не получивши Духа Святого, взирали на все чувственными глазами. Как много есть и теперь людей, которые не поверят прежде духовной какой-нибудь истине, если опытно не убедятся в ней, если не увидят своими глазами! Как, спрашивают они, ужели Иисус Христос воскрес из мертвых? По чему нам знать это, убедиться в этом? Мы этого не видали. Так вот, смотрите же, люди, доверяющие больше своему грубому чувству, чем святому и истинному Слову Божию: Иисус Христос по воскресении Своем целых сорок дней являлся и чувственной природе апостолов, дозволяя им видеть Свое прославленное тело и вкушая пред ними, – хотя, конечно, больше и ощутительнее являлся их душе, которая при явлениях Его наполнялась неизъяснимым миром, вкушала чудную, животворную радость от присутствия при них Бога мира и блаженства, – их сердцу, которое горело живым пламенем святой любви: не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге... [ Лк. 24:32 ]. Размыслите, рабы чувственной природы: что составляет высшую степень доказательности – чувства ли наши, дебелые, грубые, земляные, тленные, или слово Божие и ощущения души, духовной, бессмертной, богоподобной? Я думаю, вы согласитесь, что слово Божие и ощущения души. Верьте же этому и не ищите чувственных доказательств Божественности Основателя нашей веры и всех преподанных Им для нашего спасения истин. Эти временные, грубые чувства даны нам не для того, чтобы они подрывали наше доверие святым, духовным истинам. Они – вещи стихийные, и потому предоставим им иметь дело только со стихийными предметами; предметов мира духовного они не имеют права подводить под свои законы; для них есть другие, свои законы – в душе: духовное с духовным и надобно срассуждать, по апостолу [ 1Кор. 2:13 ]. |
| Не мало любопытных приходило в устроенную им церковь и, слыша христианское богослужение на родном языке, не могли не отдать ему преимущества пред своим языческим. В первом зырянском храме, по началу, конечно не могло быть особенного благолепия в украшениях, но грубые язычники, невидавшие ничего лучщего, кроме своих безобразных идолов, всегда были поражаемы неземным выражением ликов св. угодников на иконах, они казались им живыми, кроткими, радостными и как бы призывали их к себе. При взгляде на них зыряне чувствовали восторг и умиление, чего не случалось с ними в их кумирницах, и потому говорили друг другу: пойдем енэс видзедны, т. е. видеть, смотреть Бога. Но такова сила вековой привычки, что многие не хотели принимать св.крещения и оставались в язычестве только потому, что оно было древнее, принятое ими от отцев, а более грубые готовы были даже убить Стефана, не смотря и на грамоты Московские, последние с намерением делали Стефану и новообращенным христианам разного рода оскорбления и обиды с целью вызвать их на ссоры и драки. Но учитель христианской любви и кротости и сам благодушно переносил все, и учеников своих учил тому же. Это спокойное перенесение неприятностей сильно поражало зырян, они собрались наконец в большом числе и в общем совете решили, что Стефан – чудный учитель, за обиды и оскорбления платит любовью и прощением, как не слушаться его? Не мог бы он раззорить кумирниц наших и истребить стольких богов, если бы не был служителем великого Духа Ен, Бога, сотворившего небо и землю. После этого совещания народ еще болне начал собираться к проповеднпку и просить у него крещения; блаженный Стефан с радостью принимал всех, приходящих к нему, и учил их христианской вере. Зная же, какое опасное влияние могут иметь идолы на недавних язычников, Стефан старался и сам истреблять их, сожигая вместе с ними богатые приношения, состояния из мехов, – и другим советовал делать то же и по его внушениям уверовавшие зыряне ревностно принялись истреблять предметы прежнего своего поклонения, рубили священные деревья, сокрушали идолов, а богатые меха лисиц, куниц и соболей, какие зыряне приносили в дар своим божествам, представляли Стефану. |
| Оставшийся в монастыре брат, не зная о его решении, пришел к одному старцу (скитоначальнику Оптинскому после скончавшегося Батюшки Варсонофия, к Батюшке Феодосию), просил молитв для своего брата и вообще вспоминал о нем. Старец на это не сказал ничего утешительного, дал ему прочесть листок такого содержания: " К апостолу Иоанну Богослову пришли два богатых юноши. Услышав его проповедь, они все оставили и пошли за ним. Через некоторое время они встретили бывших своих слуг, вспомнили свою прежнюю жизнь, свое богатство и подумали о нем с сожалением. Тогда апостол сказал юношам: сходите на берег и наберите там камней. Они набрали и принесли. И когда стали показывать апостолу, то увидали с удивлением, что все камни превратились в золото и драгоценные камни.Апостол сказал:- Видите, Господь уплатил вам за все, что вы ради Него оставили. Но неужели вы захотите ради кратковременного услаждения и радости лишиться вечных благ, уготованных на небе? " Старец дал листок этот прочитать и больше ничего не сказал.А в это время ушедший брат решал оставаться в миру. Когда до брата в монастырь дошла весть о его решении, он опять пошел к старцу и стал говорить ему о своем брате и о том, на что он решился. Но старец, к удивлению его, никак не мог понять, о ком он говорит. Долго он объяснял старцу, что это его родной брат, называл его по имени, подробно говорил о нем, но старец повторял только одно: что не знает, о ком идет речь.Между тем старец еще недавно знал его очень хорошо. Эти два брата были сам Батюшка Никон и его младший брат Иванушка, такой увлекающийся и способный. Он писал хорошо акафисты, я видела один из них напечатанным по разрешению Св. Синода - св. Парфению…, хорошо писал стихи на духовные темы и увлекательно рассказывал. Часть 4. Часть третья. Воспоминания монахини Амвросии об иеромонахе Никоне Часть 4. 2-го июня: Троицын день Батюшка заговорил:- Скорби иноков последнего времени утончены, т. е. при поверхностном взгляде на них нельзя признать их скорбями. Но это лишь злохитрость врага нашего… Искушения явные, грубые и жестокие возбуждают в человеках пламенную ревность и мужество к перенесению их… Враг заменил грубые искушения слабыми, но утонченными и действующими очень сильно. |
| Искушение тут как тут. Даже иногда в еще более тяжелой форме, чем это было до исповеди. Некоторые христиане поэтому даже боятся часто исповедоваться и причащаться – боятся «усиления искушений». Но в том-то и дело, что Господь, принимая наше покаяние, дает нам возможность доказать серьезность нашей исповеди и на деле это покаяние осуществить. Господь предлагает своеобразную «работу над ошибками», чтобы человек на этот раз не поддался греху, а поступил правильно: по-евангельски. И самое главное – человек уже вооружен на борьбу с грехом благодатью Божией, полученной в Таинстве исповеди. В меру нашей искренности, серьезности, глубины, проявленной на исповеди, Господь дает нам и Свою благодатную силу для борьбы с грехом. Нельзя упустить этот божественный шанс! Не надо бояться новых искушений, надо быть к ним готовым, чтобы мужественно встретить их и… не согрешить. Только тогда будет поставлена точка в нашей покаянной эпопее и будет одержана победа над каким-то отдельным грехом. Очень важен этот момент – необходимо сосредоточиться на борьбе, прежде всего, с каким-то отдельным грехом. Как правило, мы начинаем искоренять в себе самые очевидные, грубые грехи – такие, как блуд, пьянство, наркотики, табакокурение… Только исторгнув из своей души эти грубые грехи, человек начнет видеть в себе остальные, более тонкие (но не менее опасные) грехи: тщеславие, осуждение, зависть, раздражительность… Оптинский старец преподобный Никон (Беляев) так говорил по этому поводу: «Надо знать, какая страсть беспокоит более всего, с ней и нужно бороться особенно. Для этого надо ежедневно проверять свою совесть…». Не только на исповеди надо каяться в грехах, но хорошо, если христианин вечером, перед сном, например, вспомнит прожитый день и покается перед Господом в своих греховных мыслях, чувствах, намерениях или устремлениях… «От тайных моих очисти меня» ( Пс. 18, 13 ), – молился псалмопевец Давид. Итак, необходимо сосредоточиться на конкретном грехе, который действительно мешает жить, тормозит всю нашу духовную жизнь, и ополчиться на этот грех. |
| Вот известие о проповеди Иоанна Крестителя. Из него само собою вытекает ясное и определенное представление о ее характере. Иоанн прямо нападает на плотское понимание теократического царства иудеями, и хочет разрушить их грубые и горделивые представления о себе. Не думайте надеяться на то, что вы дети Авраама (прежде всего говорил он им). Современная жизнь и нравственность во всей наготе открывала свои язвы и болезни пред его богопросвещенным умом, и он проповедует общее покаяние, приглашает всех к новой жизни, полагая крещение видимым ее знамением, и от принимающих это знамение он требует, чтобы они приносили плоды достойные покаяния. «Мы ждем царства Божия (говорит он, отвечая на жгучее желание народа): оно вот скоро настанет. Но готовы ли мы для него? Секира при корне дерева лежит, и вас, как бесплодные деревья, срубят и бросят в огонь. Я проповедую вам покаяние и приглашаю вас креститься, не делая над вами, в случае непринятия моего приглашения, никакого властительского распоряжения. Но идет за мною Сильнейший меня, и Он не водою будет крестить вас, а Духом Святым и огнем. Я вижу и представляю Его: у Него лопата в руке, и Он очищает гумно свое, собирает пшеницу, а солому сожжет огнем неугасимым». Обличение сильное и проповедь новая. Доселе иудеи думали, что вот явится Мессия и облагодетельствует их за то, что они дети великих отцов; они надеялись, что в новом царстве они все будут блаженствовать, без всякой с их стороны личной заслуги, по одному благоволению к ним Божию. Эту надежду разбивает Иоанн: в новом ожидаемом царстве он указывает грозные судьбы, отвержение всех неправедных; он говорит своим современникам, что они, при своей нравственной косности, не годятся туда, их не примут там, и они подвергнутся жестокому и окончательному осуждению, если не начнут новой жизни. Надежда народа поколеблена; в его сознании потрясены улегшиеся было и спокойно почивавшие представления. Что же делать нам (спрашивают Иоанна), чтобы войти в царство Божие? Всем он проповедует братскую любовь, милосердие к неимущим, чистоту и добродетель, благочестие, но благочестие внутреннее, а не соблюдение одних церковных обрядов. Он хочет внутреннего исправления и очищения сердца; он ищет перемен, но его стремление при этом простирается не на внешнее положение человека и общества, а на нравственное состояние и настроение каждого человека в частности и целого общества. Взгляд, возвышающий нашего проповедника над всею окружающею его средою! Фарисеи преследовали внешнюю праведность; саддукеи ослабляли требования нравственного закона до уровня простой чувственности; ессеи, при всем добром своем направлении, отталкивали от себя фанатическим сепаратизмом и ставили себя во враждебное отношение к обществу и обыденной жизни, удаляясь от своих собратий и не желая принимать участия в общественных трудах и скорбях. Св. Иоанн прямо ведет в жизнь своих слушателей, не отрывает их от своих мест, и здесь только требует от них нового нравственного направления. |
|
|
