| (1830). Прежде нежели мы приступим к обозрению словесности прошедшего года, я прошу просвещенных читателей обратить внимание на сочинение, которое, хотя вышло ранее 29 года, но имело влияние на его текущую словесность; которое должно иметь еще большее действие на будущую жизнь нашей литературы; которое успешнее всех других произведений Русского пера должно очистить нам дорогу к просвещению Европейскому; которым мы можем гордиться перед всеми государствами, где только выходят сочинения такого рода; которого издание (выключая, может быть, учреждение Ланкастерских школ) было самым важным событием для блага России в течение многих лет, и важнее наших блистательных побед за Дунаем и Араратом, важнее взятия Эрзерума, и той славной тени, которую бросили Русские знамена на стены Цареградские. Эта книга, – читатель уже назвал Цензурный устав. Влияние его на текущую словесность прошедшего года, хотя мало приметное, было тем не менее действительно. Наши журналы заимствовали более из журналов иностранных; переводы, хотя по большей части дурные, передавали нам более следов умственной жизни наших соседей, и от того вся литература наша неприметно приближалась более к жизни обще-Европейской. Самые перебранки наших журналов, их неприличные критики, их дикий тон, их странные личности, их вежливости не городские, – все это было похоже на нестройные движения распеленатого ребенка, движения необходимые для развития силы, для будущей красоты и здоровья. Но, чтобы вернее определить особенность нашей литературы прошедшего года, открыть в ней признаки господствующего направления нашей словесности вообще и ее отношение к целостному просвещению Европы, бросим беглый взгляд на характер всей литературы нашей девятнадцатого столетия; ибо одно прошедшее дает цену и указывает место настоящему, определяя дорогу для будущего. Литературу нашу девятнадцатого столетия можно разделить на три эпохи, различные особенностью направления каждой из них, но связанные единством их развития. Характер первой эпохи определяется влиянием Карамзина; средоточием второй была Муза Жуковского; Пушкин может быть представителем третьей. |
| В.В. Виноградов Багряница Багряница. Можно глубже вникнуть в Пушкинские приемы символического усложнения церковно-библейских образов и мифов, если раскрыть многообразие смыслов, облекающих то или иное церковное выражение в языке Пушкина. Интересной иллюстрацией является образ багряницы в таких строках «Медного Всадника»: Утра луч Из-за усталых, бледных туч Блеснул над тихою столицей И не нашел уже следов Беды вчерашней; багряницей Уже прикрыто было зло. В порядок прежний все вошло. Уже по улицам свободным С своим бесчувствием холодным Ходил народ. Чиновный люд, Покинув свой ночной приют, На службу шел... Как понимать эту фразу: багряницей уже прикрыто было зло? Церковнославянское слово багряница, согласно «Словарю Академии Российской» (1806, ч. 1), имело два значения, из которых одно – «пряжа, багряною краскою окрашенная» – явно не подходит сюда (ср. Соколов П., Сл., 1, с. 35 и сл. 1847). Остается другое значение, к которому ведет и глагол прикрыть (багряницей): «Торжественная пурпурового или червленного цвета верхняя одежда владетельных особ, которая обыкновеннее называется греческим словом порфира» (79). Примером употребления этого слова могут быть такие стихи Ломоносова (из оды «На день восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны», 1748): Гряди краснейшая денницы, Гряди и светлостью лица И блеском чистой багряницы Утешь печальные сердца. У Пушкина слово багряница встречается еще дважды – оба раза в значении «пурпурная одежда». В стихотворении «Лицинию» (1815): Венчанный лаврами, в блестящей багрянице, Спесиво развалясь, Ветулий молодой В толпу народную летит по мостовой... В набросках о Клеопатре (1824): И снова гордый глас возвысила царица: Теперь забыты мой венец и багряница; Простой наемницей на ложе восхожу. (Ср. у Милонова: Царь державною десницей Мир царям всем подает, И под светлой багряницей, Меч в ножнах его уснет. Ср. употребление этого слова у Жуковского в балладе «Ахилл»(1814): Стирает багряницей Слезы бедный царь с ланит. В стихотворении «Императору Александру»: |
| К школе Жуковского и Пушкина принадлежал даровитый поэт Боратынский (или Боратынский, как он сам называл себя, 1800–1844) 252 . Его стихотворения, при самом первом появлении, обратили на себя внимание. Плетнев в 1822 г. присуждал ему два венка – Анакреона и Петрарки. Пушкин называл его «отличным поэтом за то, что он мыслит и что он оригинален». Но ни Анакреоном, ни Петраркой Баратынский не сделался, хотя и писал удачно стихотворения по подражанию им; он был поэт элегический; грусть была его вдохновением; он на все смотрел с грустной точки зрения, и элегия сделалась главною формою его поэзии. Основа этой грусти первоначально заключалась в обстоятельствах его жизни и особенно образования. Аристократ по происхождению (он был сын генерал-адъютанта при Павле I и фрейлины импер. Марии Феодоровны), изнеженный в детстве и получивший иностранное воспитание под руководством итальянца Боргезе, он мог рассчитывать на блистательную карьеру в жизни; но вместо всего ожидаемого, – ему суждено было надеть шинель рядового солдата. Из Пажеского корпуса, где он учился, он 15 летним мальчиком был исключен за одну некрасивую историю, с запрещением принимать его на службу, – разве рядовым в военную. По ходатайству Жуковского запрещение впоследствии было снято с него, и он сделан унтер-офицером; но ужасное впечатление, произведенное им, оставило следы на всю жизнь. «Я сто раз был готов лишить себя жизни», писал он к Жуковскому; но глубокая привязанность к матери, кротость и нежность ее к нему, врожденная теплота и благородство чувств, проявлявшиеся столько-же в его жизни, как и в произведениях его поэзии, возвратили бодрость душе его. В 1818 г. он отправился в Петербург и поступил на службу рядовым в Егерский полк. В Петербурге в 1819 году он познакомился с Дельвигом, Плетневым, Жуковским и Пушкиным; в это же время он познакомился с некоторыми из декабристов, особенно с Кюхельбекером, но не был посвящен в их тайны, хотя и сочувствовал свободе, к которой стремилось это общество, как свидетельствуют об этом несколько дошедших от него до нас стихов: |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 2 голоса: 5.0 из 5) О милых спутниках, которые наш свет Своим сопутствием для нас животворили, Не говори с тоской – их нет, Но с благодарностию – были! В.А. Жуковский Стоит ли искать новые путь для начала своей биографии или просто начать с рассказа о первых воспоминаниях, первых впечатлениях, которые я получила, появившись на белый свет? Если я скажу, что помню себя в пелёнках, то читатель скептически улыбнётся и не поверит. Я же сама сомневаюсь в правдивости этих воспоминаний, так ярко стоявших передо мной в течение моей жизни. Что это? Действительно ли я помню бабушкину столовую, огромный стол и себя на руках у мамы, стоящей около “контрамарки”, неизвестно откуда получившей своё название, обогревающей две комнаты. Эту печь называли также голландкой. Да, мама держит меня на руках, и я ясно помню всё убранство комнаты, всё наше семейство, сидевшее за столом и обсуждавшее какие-то деловые вопросы. Я в пелёнках. Может быть, это плод моего воображения, основанный на рассказах близких, но уж себя в моей кроватке, которая стояла в тот день в комнате моей тёти Лизы, я помню чётко и ясно. Солнце заливало комнату, я стояла в этой кроватке и качалась. Кроватка эта прочно стояла на металлической раме, но е легко можно было приподнять и повесить на два крючка, которые крепко держали её, и ребёнок сам мог раскачивать и развлекать себя таким образом. В этой же самой кроватке я вырастила 20 с лишним лет спустя свою дочь Марину. Судя по убранству дома, мне должно быть меньше года. Я проверила по сохранившимся фотографиям – да, мне было меньше года. К сожалению, сейчас уточнить невозможно. Все мои родные ушли в лучший мир. Родилась я на северо-востоке Китая в Маньчжурской провинции, в небольшом пограничном городке Маньчжурия, в доме моей бабушки Варвары Михайловны Антоновой. Отец мой Игнатий Каллиникович Волегов – офицер Белой армии, воевал против большевиков. После переворота и расформирования царской армии он пробрался в Сибирь и там сформировал отряды казаков для продолжения борьбы против большевиков, прошел Ледяной поход с Белой армией и оказался за пределами родины с отступавшей, но героически сражавшейся Белой армией. Трагическая судьба армии и отступившего, уходившего от красных мирного населения решила дальнейшие судьбы людей, измученных походом, морозом, болезнями, тифом, голодом и всякими лишениями и страданиями. |
| Скачать epub pdf Глава 5. Очерк истории славянских библейских текстов § 1. Объем рукописной традиции Как указывалось в Главе 4, количество рукописей латинской Библии доходит до 8 тысяч, рукописей Септуагинты более 2 тысяч, а греческого Нового Завета более 5 тысяч, армянских библейских рукописей более тысячи. На фоне этих цифр можно лучше оценить объем славянской рукописной традиции Библии. В 1911 г. И. Е. Евсеев закончил составление каталога славянских рукописей Ветхого Завета. Этот каталог был изготовлен по заказу А. Ральфса и оплачен из средств Геттингенской академии, отпущенных на изучение и издание Септуагинты (Septuaginta-Unternehmen, см. Глава 4, § 7). Начатое было печатание каталога в Берлине остановилось из-за технических и затем политических трудностей, в 1913 г. каталог был возвращен И. Е. Евсееву , поскольку его издание согласилась осуществить Академия наук в Санкт-Петербурге. Однако судьба каталога в России неизвестна, в личном архиве И. Е. Евсеева сохранился лишь черновой вариант каталога (Санкт-Петербургское отделение Архива Российской Академии наук, ф. 109, оп. 17 И. Е. Евсеев насчитал 4145 славянских ветхозаветных рукописей XI-haчaлa XVIII вв., из них на Псалтырь пришлось около 3750 единиц (Евсеев 1911). Столь большое количество списков Псалтыри связано с тем, что она находилась в постоянном литургическом употреблении. В действительности цифры должны быть несколько больше, потому что не все сохранившиеся рукописи были в тот момент известны. Небольшой, далекий от претензий на полноту каталог Р. Мэтьисена (Mathiesen 1983а) не принимает во внимание Псалтыри, Паримийника, списков XVII в., однако этот каталог хорошо организован и полезен для общей ориентации в рукописной традиции ВЗ и для решения небольшого круга исследовательских задач. Количество славянских новозаветных рукописей практически неизвестно. В работах Л. П. Жуковской (1968, 1976) учтено около 500 рукописей Евангелия XI-haчaлa XV вв., конечно, это неполная цифра. Количество новозаветных рукописей XVI-XVII вв. гораздо больше, возможно, вдвое превосходит количество ветхозаветных рукописей. |
| На литературное поприще Жуковский выступил в один из довольно тяжелых периодов нашей общественной жизни. Это были приснопамятные времена императора Павла с известным режимом его правления. «Со вступлением на престол императора Павла I, – говорит один из биографов Жуковского, – каждое лицо, чем образованнее, чем знатнее оно было, тем более испытывало на себе весь неуклюжий гнет пронырливой, везде подслушивавшей, подозрительной полиции. Сношения с внешним миром были преграждены. Все желания, размышления, сведения о случавшихся происшествиях, должны были укрываться в тесном кругу семьи или верных знакомых. Взгляды на жизнь получали от того отвлеченный характер, резко противоположный с прозаической действительностью» 1 . Оторванное от жизни, русское общество принуждено было замыкаться в круге своих личных интересов, уходить вглубь себя, или устремлять взоры в заоблачную высь. Ум и сердце требовали насущной пищи, – и за отсутствием такой пищи в действительной жизни они искали выхода и удовлетворения в жизни воображаемой, в жизни туманной мечты и смутной надежды. Все таинственное, загадочное, обольстительное самой таинственностью и загадочностью, все, что хотя на время заслоняло неприглядные стороны действительной жизни и давало хотя иллюзию довольства и счастья, – все это находило самый радушный прием. Квиетизм, пиетизм, мистицизм, масонство – все это пользовалось среди общества успехом. Не лучше дело обстояло и с литературой. Она то, по традиции, продолжала копировать иностранные образцы, то несмело пробовала свои силы на самостоятельных произведениях. На смену торжественным одам и громкозвучным дифирамбам нарождалось новое течение, – сентиментализм. Любители словесности восхищались приторно-чувствительными творениями Карамзина, умилялись до слез над его «Бедной Лизой», простирая свои восторги до паломничества на «Лизин пруд» – место гибели героини рассказа. Периодическая литература, выдающимися органами которой являлись журналы «Приятное и полезное препровождение времени» и «Ипокрена или Утеха любославия» была горячей поборницей этого романтически-сентиментального направления. И в переводных и в оригинальных статьях своих она воодушевленно проповедовала его, воспевая «священную меланхолию» и прославляя «величественное уединение». |
| На литературное поприще Жуковский выступил в один из довольно тяжелых периодов нашей общественной жизни. Это были приснопамятные времена императора Павла с известным режимом его правления. „Со вступлением на престол императора Павла I,— говорит один из биографов Жуковского,— каждое лицо, чем образованнее, чем знатнее оно было, тем более испытывало на себе весь неуклюжий гнет пронырливой, везде подслушивавшей, подозрительной полиции. Сношения с внешним миром были преграждены. Все желания, размышления, сведения о случавшихся происшествиях, должны были укрываться в тесном кругу семьи или верных знакомых. Взгляды на жизнь получали от того отвлеченный характер, резко противоположный с прозаическою действительностью “. Оторванное от жизни, русское общество принуждено было замыкаться в круг своих личных интересов, уходить вглубь себя, или устремлять взоры в заоблачную высь. Ум и сердце требовали насущной пищи, — за отсутствием такой пищи в действительной жизни они искали выхода и удовлетворения в жизни воображаемой, в жизни туманной мечты и смутной надежды. Все таинственное, загадочное, обольстительное самою таинственностью и загадочностью, все, что хотя на время заслоняло неприглядный стороны действительной жизни и давало хотя иллюзию довольства и счастья,— все это находило самый радушный прием. Квиетизм, пиетизм, мистицизм, масонство — все это пользовалось среди общества успехом. Не лучше дело обстояло и с литературой. Она то, по традиции, продолжала копировать иностранные образцы, то несмело пробовала свои силы на самостоятельных произведениях. На смену торжественным одам и громозвучным дифирамбам нарождалось новое течение, — сентиментализм. Любители словесности восхищались приторно-чувствительными творениями Карамзина, умилялись до слез над его „Бедной Лизой“, простирая свои восторги до паломничества на „Лизин пруд“ — место гибели героини рассказа. Периодическая литература, выдающимися органами которой являлись журналы „Приятное и полезное препровождение времени“ и „Иппокрена, или Утехи любословия“ была горячей поборницей этого романтически-сентиментального направления. И в переводных и в оригинальных статьях своих она воодушевленно проповедовала его, воспевая „священную меланхолию“ и прославляя „величественное уединение“. |
| Содержание Предисловие Православие – самодержавие – народность Записка об отношении русского народа к царской власти Индифферинтизм Из письма к N Письмо к А. И. Кошелеву Письмо к А. И. Кошелеву Письмо к А. И. Кошелеву Школа как преддверие церкви Записка о направлении и методах первоначального образования народа в России О нужде преподавания церковнославянского языка в уездных училищах Россия и Запад О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России О необходимости и возможности новых начал для философии Отрывки Реформы: за и против Каких перемен желал бы я в теперешнее время в России? Письмо к М. В. Киреевской Письмо к М. П. Погодину Письмо к В. А. Жуковскому Письмо к А. И. Кошелеву В кругу славянофилов В ответ а. С. Хомякову Московским друзьям Комментарии В книге великого русского мыслителя Ивана Киреевского раскрывается его вера в особое предназначение русского народа. Киреевский считал, что русским суждено заложить новые основы духовного просвещения, опирающегося на Православие. Именно в Православии, сохранившем в чистоте святоотеческое предание, возможно проявление высших потенций человека – любви, добротолюбия, соборности, свободной стихии духа, устремленности к творчеству. Высокие потенции духовного развития русского народа Киреевский противопоставлял духовному упадку Запада. Он справедливо считал, что преобладание на Западе материальных интересов жизни над духовными неизбежно ведет к потере веры, социальной разобщенности, индивидуализму, противостоянию человека человеку. Чтобы спасти мир от духовной катастрофы, Россия должна встать в центре мировой цивилизации и на основе Православия принести свет истины западным народам. Однако это сможет произойти только тогда, когда сам русский народ проявит свои духовные силы, очистится от наносного псевдопросвещения и построит в своей стране жизнь по учению Нового Завета. Предисловие Великий русский мыслитель Иван Васильевич Киреевский один из ярчайших выразителей идей Святой Руси. Киреевский в числе первых обоснованно и твердо объявил об особом пути России и о спасительной роли Православия как единственного истинно христианского вероучения. «Все, что препятствует правильному и полному развитию Православия, – писал И. В. Киреевский, – все то препятствует развитию и благоденствию народа русского, все, что дает ложное и не чисто православное направление народному духу и образованности, все то искажает душу России и убивает ее здоровье нравственное, гражданское и политическое. Поэтому, чем более будут проникаться духом Православия государственность России и ее правительство, тем здоровее будет развитие народное, тем благополучнее народ и тем крепче его правительство и, вместе, тем оно будет благоустроеннее, ибо благоустройство правительственное возможно только в духе народных убеждений». |
| Закрыть itemscope itemtype="" > " Су " перпроект нового века 22.08.2007 320 Время на чтение 3 минуты Международный авиационно-космический салон МАКС-2007, по признаниям экспертов, стал уникальной демонстрационной площадкой достижений российского авиапрома. Именно в Жуковском можно в полной мере ознакомиться с новинками фирм, которые за рубежом по праву считаются законодателями мод в авиастроении. Одна из них - Авиационная холдинговая компания " Сухой " , которая как лидер российского авиапрома становится генеральным партнером МАКСа и крупнейшим участником выставки. Холдинг " Сухой " , отметивший в прошлом году десятилетие, считается ведущим поставщиком боевых самолетов как для Вооруженных Сил России, так и для иностранных государств, в числе которых Алжир, Венесуэла, Индия, КНР, Малайзия и другие страны. С 2001 по 2006 год экспортные поставки истребителей " Су " по сравнению с 1996-2000 годами выросли с 88 до 272 самолетов. Компания реализует программы военного назначения по трем направлениям. Главенствующая роль отведена созданию перспективного авиационного комплекса фронтовой авиации (ПАК ФА). Финансирование этих работ включено в Государственную программу вооружений 2007-2015 гг. По мнению экспертов, летные испытания ПАК ФА начнутся в 2009 году, и в дальнейшем на мировом рынке авиационного вооружения он станет конкурентом F-35 Lighting II, создаваемому американской фирмой Lockheed Martin. Не меньшее значение для российских ВВС имеет модернизация семейства истребителей Су-27. Программа выполняется по заказу Минобороны России и направлена на совершенствование бортового радиоэлектронного оборудования, расширение номенклатуры средств поражения и улучшение аэродинамических характеристик самолета. В итоге все это приведет к повышению эффективности истребителя. Для АХК " Сухой " работы по модернизации Су-27 имеют большие перспективы. Количество этих истребителей, выпущенных с 1996 по 2006 год, учитывая и их лицензионное производство, составило 380 машин. Надо отметить, что компания помимо реализации перспективных планов уже выполнила ряд программ по разработке и модернизации самолетов для отечественных ВВС. В настоящее время она приступила к выполнению работ и поставкам новой авиатехники для Вооруженных Сил России. Это модернизированные самолеты: фронтовой бомбардировщик Су-24М3 и штурмовик Су-25СМ. В преддверии МАКС-2007 первый многоцелевой ударный самолет Су-34 передан Липецкому центру боевого применения и переучивания летного состава. |
| Монах в миру В 1840-х годах знаменитый уже писатель Николай Васильевич Гоголь решился на прямое, искреннее исповедание православной веры перед увлеченными мирской суетой высшими образованными сословиями. Сам Христос, показавший людям пример такой проповеди, далеко не везде принимался с восторгом. Так и Его последователи, причем, самые святые, казались приверженцам плотского, кровно-родового мудрования «выродками», «уродами» – «юродивыми». Об этом предупреждал своих последователей Христос. О том же пишет апостол Павел: «Слово бо крестное погибающим убо юродство есть, а спасаемым нам сила Божия есть ; мы же проповедуем Христа распята, иудеем убо соблазн, эллином же безумие» (1 Кор. 1, 18 - 23). Россия николаевского времени, при всем очевидном стремлении укрепить свое христианское самосознание, была далека от духовной свободы и проницательности собственных Средних веков, когда значительная и даже большая часть народа почитала все проявления христианского подвига. Приступив к открытой духовной проповеди, Гоголь пожал в конце 1840-х годов непонимание, брань, насмешки и слухи о своем «сумасшествии». Сам он в 1847 году засвидетельствовал: «Почти в глаза автору стали говорить, что он сошел с ума, и прописывали ему рецепты от умственного расстройства» («Авторская исповедь»). 7 апреля 1847 г. А. О. Смирнова писала к В. А. Жуковскому о Гоголе: «В Москве его сочли совсем за сумасшедшего и объявили это во всеуслышание, разумеется, его друзья». С. П. Шевырев еще 29 октября 1846 г. предупреждал писателя: «Говорят иные, что ты с ума сошел. Меня встречали даже добрые знакомые твои такими вопросами . Боятся, что ты хочешь изменить искусству, что ты забываешь его, что ты приносишь его в жертву какому-то мистическому направлению». И. С. Тургенев, посетивший вместе с М. С. Щепкиным Гоголя в октябре 1851 г., вспоминал, что они «ехали к нему, как к необыкновенному, гениальному человеку, у которого что-то тронулось в голове ... вся Москва была о нем такого мнения». Позднее, в 1912 г., оптинский старец Варсонофий заключил: «Гоголя называли помешанным. За что? – За тот духовный перелом, который в нем произошел, и после которого Гоголь твердо и неуклонно пошел по пути богоугождения, богослужения». |
|
|
