| Так надо ли гнать со двора «бабу провинцию», топить древнюю Коломну? Прямого и простого ответа Пильняк не дает. Несимпатичен старый коломенский обыватель Яков Карпович Скудрин, затевающий взорвать плотину и в связи с этим прямо (на манер несимпатичных литературных героев восемнадцатого столетия) называющий себя мерзавцем. Но вот именно ему, по логике волнистого художественного бытия, автор отдает сокровенную свою мысль: Что, по-вашему, движет миром, – цивилизацией, наукой, пароходами? – труд? Знание? Любовь ? – нет (...). Память – память движет миром. 531 А раз так, нельзя отдавать колокольную Коломну «людям прямых идей и прямых действий». В этом Н. П. Гиляров-Платонов и Б. Пильняк, во всем столь различные между собой, оказываются действительно соседями в «большом времени» русской литературы и в её малой частице – «коломенском тексте». Кажется, что один другому подает реплику в продолжающемся до сей поры диалоге, формирующем философию Посада: Бесконечно пошл и пуст, и, наконец, гадок покажется вам город с правильно нарезанными улицами, с симметрично расположенными домами и окнами, со всею гармониею в своем внешнем устройстве, если за всем этим вы не слышите жизни, или слышите самую жизнь, исполняемую, как машина. 532 13 Фуко М. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук. СПб.: A-cad; Талисман, 1994. С. 385. Пер. Н. С. Автономовой. 14 Что побуждало и к каламбурному обыгрыванию полисемии в обыденной речи и в литературе: «Ноздрев был в некотором отношении исторический человек»; «Я историк, – отвечает Воланд на вопрос Берлиоза, – и добавляет: – Сегодня вечером на Патриарших будет интересная история!» 15 Позднее он занимает место между историей и литературой. Ср. свойственное аристократу нежелание рыться в «хронологической пыли» специальных исторических разысканий, которые были чужды живому рассказу об историческом лице и «случае», и особенный интерес к такому рассказу, например, у Онегина (и у самого Пушкина): «Но дней минувших анекдоты/От Ромула до наших дней/Хранил он в памяти своей». В XIX в. анекдотом именовался малый эпико-исторический жанр; он использовался в известных публикациях Т. Толычевой (псевдоним Е. В. Новосильцевой) «Исторические рассказы и анекдоты» в «Русском архиве». Вся ближняя (с Екатерининской, в основном, эпохи) русская история для наследующего ей по культурно-родовой линии дворянства представала «в лицах» и состояла в значительной части из «анекдотов», образующих материал для устной и письменной словесности. На том же основывались и некоторые французские сочинения на исторические темы; ср. название нашумевшей книги бывшего атташе при французском посольстве в Петербурге К. Рюльера: «Histoire ou Anecdotes sur la Revolution de Russie en 1762» (A Paris, 1797). |
| – Плотину, что ли, прорвало? – сказал он. – Где прорвало, – слышь, в шлюзах шумит, не сломало ли затворы… Неладно, гляди… Ах, батюшки… – Гляди-ка: ведь поднято. – Что ты! Кому подымать? Мужики подошли к шлюзам. Вскоре шум затих: они опустили оба затвора, и мельница смолкла. Огонь фонаря тихо прополз назад по плотине и опять исчез. И вдруг резко загремела трещотка. Один мужик, очевидно, остался караулить… Необычный шум на мельнице, разносясь по полям, опять будил спящие деревни. Казалось даже удивительным, сколько их засело в этой темноте. С разных сторон, спереди, сзади, даже откуда-то снизу, они отвечали на тревогу стуком досок и трещоток. Из дальнего села или с погоста опять несся медленный звон. Невдалеке крикнула какая-то ночная птица. – Пойдем, – сказал Андрей Иванович, когда около мельницы все стихло… – Вот из-за одного подлеца сколько тревоги народу. – Что это случилось? – спросил я. – Спросите вот у него, – со злостью сказал сапожник, указывая на Ивана Ивановича. – Что же-с, – грустно ответил странник. – Конечно, озорство… Я этого не похвалю… – Да в чем дело? Где Автономов? – Вот он – по-птичьи кричит, признак нам подает… Сюда, дескать, идите, милые мои товарищи… И как он, подлец, шлюзу успел открыть, – я и не заметил. А вы тоже!.. Идете за ним да спите. Поспали бы еще… Выскочили бы мужики раньше, – были бы у праздника. Н-ну! Догоню подлеца, уж вы и не заступайтесь. Наизнанку каналью выверну, ноги через глотку продену!.. И он решительно двинулся вперед. VII Однако Андрей Иванович не привел в исполнение своих свирепых намерений, и через полчаса мы опять молча шагали по дороге… Солнце еще не всходило, но белые молочные тоны все больше просачивались сверху, сквозь облака, а внизу под нашими ногами на далекое расстояние волновался беловатый туман, покрывший обширную равнину. Из этого тумана вынырнула лошадиная морда, потом обозначилась телега с мешками, на которых спал мужик, и за ней другая, порожняя. – Дядя, а дядя… – сказал Андрей Иванович заднему мужику, – не подвезешь ли нас? |
| Он сказал с оттенком грусти, тихо выпуская табачный дым и следя глазами, как синие струйки таяли в воздухе. В лице его мелькнуло что-то новое, незамеченное мною прежде. – Испорченная жизнь, синьор! Загубленное существование, достойное лучшей участи. Грустная черта исчезла, и он докончил высокопарно, поводя в воздухе папиросой: – И однако, милостивый государь, странник не согласится променять свою свободу на роскошные палаты. В это время какая-то смелая маленькая пташка, пролетев над нашими головами, точно брошенный комок земли, уселась на нижней ветке березы и принялась чиликать, не обращая ни малейшего внимания на наше присутствие. Лицо маленького странника приподнялось и замерло в смешном умилении. Он шевелил в такт своими тонкими губами и при удачном окончании какого-нибудь колена поглядывал на нас торжествующими, смеющимися и слезящимися глазами. – Ах, Боже ты мой! – сказал он наконец, когда пташка, окончив песню, вспорхнула и улетела дальше. – Творение Божие. Воспела, сколько ей было надо, воздала хвалу и улетела восвояси. Ах ты, миляга!.. Ей-богу, право. Он радостно посмотрел на нас, потом сконфузился, смолк и запахнул ряску, а Автономов сделал опять жест рукой и прибавил в поучительном тоне: – Воззрите на птицы небесные. И мы, синьор, те же птицы. Не сеем, не жнем и в житницы не собираем… – Вы учились в семинарии? – спросил я. – Учился. А, впрочем, об этом, синьор, много говорить, а мало, как говорится, слушать. Между тем, что-то, как видится, затягивает горизонт облаками. Ну, Иван Иванович, вставай, товарищ, подымайся! Жребий странника – путь-дорога, а не отдохновение. Позвольте пожелать всякого благополучия. Он кивнул головой и быстро пошел по дороге. Шагал он размашисто и ровно, упираясь длинным посохом и откидывая его с каждым шагом назад. Ветер развевал полы его рясы, спина с котомкой выгнулась, бородка клином торчала вперед. Казалось, вся эта обожженная солнцем, высушенная и обветренная фигура создана для бедного русского простора с темными деревушками вдали и задумчиво набирающимися на небе тучами. |
| – Ученый! – грустно махнул головой Иван Иванович, подвязывая дрожащими руками котомку. – Умнейшая голова! Но между тем пропадает ничтожным образом, как и я же. На одной степени… Мы и странники-то с ним, Господи прости, самые последние… – Почему это? – Помилуйте! Как же можно. Настоящий странник – у него котомка хорошая, подрясничек или кафтан, сапоги, например… одним словом – окопировка наблюдается во всяком, позвольте сказать, сословии. А мы! Чай, уж видите сами. Иду-иду, Геннадий Сергеич, иду-с. Сию минуту! Маленький человечек вскоре догнал на дороге своего товарища. Думая, что у них были свои причины не приглашать меня с собой, я посидел еще на холме, глядя, как из-за леса тихо, задумчиво и незаметно, точно крадучись, раскидывалась по небу темная и тяжелая туча, и затем поплелся один, с сожалением вспоминая об Андрее Ивановиче. Было тихо, грустно. Колосья колыхались и сухо шуршали… Где-то очень далеко за лесами ворчал гром и по временам пролетала в воздухе крупная капля дождя. Но угрозы были напрасны. Под вечер я подходил уже к деревне К., а дождя все еще не было, только туча все так же тихо надвигалась, нависала и ползла дальше, уменьшая дневной свет, и гром погромыхивал ближе. III К моему изумлению, на завалинке одной из крайних изб деревни я увидел Андрея Ивановича. Он сидел, протянув длинные ноги чуть не до середины улицы, и при моем приближении придал своему лицу выражение величавого пренебрежения. – Что вы тут делаете, Андрей Иваныч? – Чай пил. Думаете, вас дожидался? Не воображайте. Пройдет туча – отправлюсь дальше. – И отлично. – А хваленые-то ваши… – Кто это мои хваленые?.. – Странники-то, Божьи люди… Полюбуйтесь, чего делают вон в соседней избе! Нет, вы посмотрите, ничего, не стыдитесь, пожалуйста… Я подошел к окну. Изба была полна. Мужики из этого села в это время все на промыслах, поэтому тут было одно женское население. Несколько молодок и девушек прошмыгнули еще мимо меня. Окна были открыты и освещены, и из них слышался ровный голос Автономова. Он поучал раскольниц. |
| Нас обгоняют текинские степные кони… штаб Корнилова. С тем же трехцветным флагом, привлекающим огонь красных пулеметов, генерал Корнилов спешит к атакующей цепи. Партизаны не ждут генерала и бегут вперед. Большевистские пулеметчики с чердака паровой мельницы дерзко застрочили из всех пулеметов, пытаясь удержать атаку партизан. По всему фронту слышно — «Ура!» Стрельба обрывается — красные бегут! Теперь все приходит в движение: зарядные ящики, подводы лазарета, все движется вперед. На околице станицы, против паровой мельницы, лежат, раскинув руки и устремив безжизненные глаза в небо, юноши-партизаны, донские юнкера, кадеты, гимназисты. Их убито несколько человек. Далеко по степи бежит в полном беспорядке, «армия» товарища Автономова . Не скоро ее остановят и приведут в боеспособное состояние. После боя становится известно, что отдыха не будет: завтра на рассвете мы идем на станицу Кореновскую и станцию Станичную выбивать «армию главковерха» Сорокина, насчитывающую в своих рядах около тридцати тысяч красноармейцев, несколько батарей и два бронепоезда. В составе Сорокинских войск находится и «непобедимая» «Железная дивизия». Припекает солнце. Травы поднимаются, согретый воздух течет вверх, поднимая причудливым маревом далекие хутора, клуни, стога, железнодорожные будки. Белые станичные хаты нарядились в кружева вишневых садов. Весна, весна! Какой радостью охватывает она все наше существо. Как хороша жизнь… Сегодня, 17 марта, наша батарея идет вместе с Офицерским батальоном в составе обходной колонны. Колонну ведет молодой генерал — Сергей Марков, как всегда, в высокой белой папахе и в полушубке. Он в хорошем настроении и шутит с артиллеристами. Генерал Марков стал с первого же боя под Лежанкой предметом преклонения: он неожиданно появлялся в самых опасных местах боя, и в его присутствии люди преображались, заражаясь его стремительной энергией и бесстрашием. В бою напористый и жертвенный, он требовал жертвенности и от других. Бранью или резкой, но меткой остротой он бичевал всякое малодушие и шкурничество. |
| То есть, гвардия-то она гвардия, но командиры – они местные. И непонятно, чьи они за эти три года. Верны ли Главе? Или у них, в случае шухера, свои амбиции? Значит, у Захарченко свои – только личка. У Ташкента есть «спецназ Министерства доходов и сборов» и всё. А воруют-то парни через Автономова миллиардами... В.Ч.: Но батальон (по книге) производит впечатление какого-то напрочь потешного образования... Р.: Как и всё, создающееся на всякий случай. Но политруком там стоит чел, могущий в любой момент позвонить в Москву... Это уравновешивает слабость батальона, а? И важно понимать – вся история эта случилась не только после смерти Мотора. Но и после того, как местные структуры в соседней ЛНР запросто скинули своего Главу – Плотницкого. То есть Захарченко все понял, а тут и Прилепин с Москвой, с предложениями. А Ташкент с Казаковым, конечно, предложение поддержали всячески. Отсюда и батальон, по которому никто из местных структур стрелять гарантированно не станет. А всё остальное – это уже литература. Таково мнение добровольца, с первых дней находившегося на настоящей войне. Конечно, сейчас доказать что-либо уже трудно и даже, скорее всего, невозможно. Но Р. постарался для нас выстроить цепь событий и их логику. От живущих или воевавших на Донбассе людей я неоднократно слышал практически слово в слово то, что сказал офицер Р.: если бы Прилепин продолжил заниматься гуманитарной помощью региону – люди были бы ему благодарны и по сей день. Это была действительно важная заслуга, это был достойный поступок. Это признают даже те, кто настроен крайне скептически по отношению к Прилепину. Но Евгений Николаич перекинулся в Захара, а тот мигом переоделся в магазинную форму, нацепил звёзды майора и принял позу писателя-воина, чутко прислушиваясь, что о нем говорят, да не просто в России и на ее окраинах, а гораздо масштабнее – в мире. Так как настоящую войну он благоразумно переждал, оставалось одно – изображать её на многочисленных съемках, наряду с командирской деятельностью. В книжке герой Захар настойчиво доказывает читателям: батальон придумал и создал именно он сам, а не «кремлевские думские дьяки». Эти заявления он перемежает запальчивыми выпадами в сторону неких критиков-комментаторов в сети – они в книжке названы «в ста случаях из ста – глубоко гражданскими людьми». |
| Действуя путем пастырских увещаний, он зорко присматривался к их жизни, ознакомился с их учением, бытом, следил за нарушениями со стороны сектантов существующих узаконений и, если замечал эти нарушения, возбуждал по этому поводу дела. О. Казакевич, по сообщению о. Автономова, «много способствовал ослаблению острого характера штундизма и его распространения в Любомирском приходе. Штундисты уразумели, что пользоваться случайными обстоятельствами, как, например, народными страстями и клеветой на духовенство, для совращения православных в штундизм им не безопасно. Они увидели, что правительственная власть и законы гражданские ограждают свободу православных, имея на то твердые основания». Вскоре, по прибытии своем в приход, о. Казакевич открыл воскресную школу. По донесению местного благочинного, школу посещали до 80 человек, которые напряженно внимали энергичным и живым беседам о. Казакевича. В промежутках беседы слушатели пели духовные песни 309 и псалмы; грамотные поочередно читали Евангелие 310 . Своими собеседованиями отвлекая православных от сектантской пропаганды, о. Казакевич вступал в прения и с самими сектантами, думая своим пастырским словом поколебать их верования, но, к сожалению, он не мог успеть в этом. По поводу этих увещаний о. Казакевич говорит: «Одни из штундистов, при указании им тех мест из Св. Писания, которыми парализуется их возмутительное вероучение и очевидно доказывается дикое понимание и ложное толкование ими божественных истин, – молчат: другие говорят, что этого не понимают; третьи отвечают, что они только того держатся, что им открыто, а что закрыто, то открыто для Бога, и Бог судить их за это не будет; а некоторые сознаются без стеснения, что они выбирают из Св. Писания только такие изречения, которые им нравятся и которые соответствуют тому, что они думают» 311 – Остановимся несколько на одном из выдающихся дел, возбужденных против сектантов епархиальным начальством по донесениям о. Казакевича. 1876 года, 3 мая, сельский староста местечка Любомирки с сотским услышал на улице шум и крик. |
| 125 По сообщению о. Автономова, около Херсона, находящегося в 62 вер. от Николаева, встречаются немцы-штундисты, которые в кирхи не ходят, а ограничиваются только религиозными собраниями в домах. 126 Он, напр., рассказывал, что начальство, узнавши об его возвращении в д. Основу, хотело захватать его, но во время обыска он так удачно спрятался в своей хате, что его найти не могли. 127 М. Ратушный, по сообщению В. А. Комарова, в молодости был бедняк. Кроме земледелия он занимался сапожным ремеслом (починкой обуви), которому обучал его Онищенко. Грамоте обучался уже взрослым. В Основе говорят о нем, как о человеке очень хитром и лицемерном. В настоящее время Ратушный пользуется хорошим достатком. По костюму он напоминает обыкновенного сельского торговца. От роду ему теперь лет 56 – 57. 128 Когда мы спрашивали Ратушного о том, не влияли ли на появление штундизма русские сектанты-молокане, он заметил, что молокане сердились на малороссов, обращавшихся за разрешением своих религ. вопросов к немцам. 129 По сообщению корреспондента «Одесс. Вест.», в колонии Рорбах около 1858 г. было посеяно зерно учения назарян. Колония эта сделалась, по словам того же корреспондента, главным рассадником этого учения. Водворившись здесь, секта назарян распространилась по другим колониям губернии и, между прочим, в соседних православных деревнях Основе, Игнатовке и Ряснополе («Од. В.», 1868, 38). Г. Значко-Яворский в 1868 году говорил, что распространение штунды (назарейской секты) началось лет 10 – 12 назад, т. е. в 1858 – 56 гг. («Од. В.», 1868, 35). 130 По сообщению Комарова, Балабан из Киевской губ. Таращанского уезда еще очень молодым прибыл в дер. Игнатовку, Одесского уезда, и нанялся к одной вдове в работники. Чрез несколько времени он на ней женился и сделался хозяином. (Г. Абрамов говорит, что Балабан отправился из Киевской губ. в Херсонскую в 1865 г. Здесь, проживая у колонистов, он женился на немке. («Дело», 1883 г., 1, стр. 214). Это не верно). В секту Балабан вступил молодым. По летам он почти ровесник Ратушному. Высокого роста, тучный, с широким мясистым лицом, он представляется неуклюжим. Знает Св. Писание, обладает большим природным умом и даром слова. В настоящее время он живет на собственном хуторе, находящемся в 8 верст. от д. Игнатовки и занимается посевом хлеба. Говорят, он ведет записки о штундизме. |
| Закрыть «Ташкенту» и его подельникам, находящимся сейчас в России, не стоит расслабляться 05.03.2019 2543 Время на чтение 4 минуты Народный губернатор Донецко й области времен восстания 2014 года рассказал «Русской Весне», за что в ДНР было арестовано ближайшее окружение бывшего главы Министерства доходов и сборов Республики. «Русская Весна» воздерживается от каких-либо собственных оценок и интерпретаций фактов, изложенных Павлом Губаревым, однако мы сочли необходимым опубликовать данный материал. Если Александр Тимофеев или кто-то из его друзей захотят высказать свою точку зрения по поводу всего происходящего, мы будем рады предоставить им эту возможность. - На прошлых выходных появилось фейковое сообщение об аресте « Ташкента » в Ростове-на-Дону. Однако в Facebook одним из его знакомых было опубликовано фото с комментарием: « М ы тут в московской кофейне чаи гоняем с " Ташкентом " . Никто не арестован » . Потом на сайте «Политнавигатор» появился комментарий. Он сводился к тому, что, мол, все обвинения против «Ташкента» и его команды оказались фейками. Так ли это, если в ДНР арестованы ближайшие сотрудники и друзья «Ташкента» - Загоруйко, Автономов, Халин, Михайлов, а начальница цеха номер 1 предприятия «Теплицы Донбасса» вообще сбежала на Украину ? Ты можешь рассказать об этих персонажах? - Все указанные персонажи - члены ОПГ Тимофеева-«Ташкента». Загоруйко уже сидит, и, скорее всего, будет сидеть долго. Против него выдвинуто много обвинений. Наиболее реальное из его преступлений, как мне кажется, - махинации с госзакупками, за которые Загоруйко отвечал в правительстве. Обвинения против Автономова, насколько я информирован, тоже весьма обширны. Из уже доказанного - это контрабанда спирта. Халину и Михайлову вменяются хищения в особо крупных размерах. Скорее всего, все обвинения будут доказаны, фигуранты будут сидеть, и сроки будут внушительными. Говорить о том, что все эти люди виновны, а Тимофеев - белый и пушистый - это, как минимум, наивно. - Деятельность «Ташкента» называли «строительством социализма» в ДНР. Я знаю, что твои друзья стали жертвами этого «строительства». Расскажи, пожалуйста, нашим читателям, какой «социализм» в ДНР строил «Ташкент»? |
| Российский теоретик фрейдизма Е.С.Автономова озабочена отсутствием научной модели воздействия гипноза как внешнего воздействия на подсознание человека. «Впрочем, с точки зрения современной философии в ее постмодернистских вариантах, – пишет она, – этот вопрос не имеет особого смысла, ибо понятия внутреннего и внешнего более не воспринимаются как полярные: они теснейшим образом переплетены. В любом случае гипноз и внушение (как «внешнее» условие или как «внутренняя» предпосылка психоанализа) – это, согласно Л. Шертоку, биологически врожденная матрица развивающихся в дальнейшем межличностных отношений» В самом деле, что это за таинственный феномен – гипноз? Психоаналитики стремятся всяческие развеять в своих пациентах подозрения о его применении и в то же время между собой признают, что он – главная основа всякой психотерапии. Вот как более ста лет назад описывал свои опыты с гипнозом французский психиатр Берийон. Характерно, что будучи последовательным позитивистом, человеческое сознание он называет не иначе как «мыслящей машиной». «Если же, однако, во время сомнамбулического сна вы приказываете пациенту сохранить в памяти и после пробуждения все совершенные им действия, – пишет он, – то после пробуждения мыслящая машина вступит в свои права, хотя во время гипноза она не могла не выполнять все те действия, мысль о которых ей внушалась. Она будет раскаиваться в том, что она совершила, умолять о прощении, стремиться к искуплению причиненного ею вреда, просить вас помочь ей своей силой и авторитетом. Если ей покажется, что вы колеблетесь, мыслящая машина разразится слезами, гневом и угрозами. Мыслящая машина вновь станет мыслящим, сознательным человеком, который возмущается тем, что оскорбили его как личность» Действительно, гипноз приводит к странному мистическому нарушению контроля сознания над прочими энергиями, которыми владеет личность. Причем, это состояние вызывается искусственно по воле гипнотизера и с пассивного согласия гипнотизируемого. Гипноз – явление исключительно межличностного взаимодействия, хотя он сопровождается столь поразительными эффектами потери гипнотизируемым самоконтроля над своими действиями. |
|
|
