| Архидиакон в его недолгое пребывание в Москве был посажен за перевод книги «учителя Августина», а двум «спевакам», знающим латинский язык, поручалось «писати государево дело: книгу камень» 31 . Таким образом, из тех известий, которые только дошли до нас о вызове и приезде в Москву разных ученых греков и киевлян и об их московской деятельности, оказывается, что наше правительство, вызывая в Москву и оставляя здесь ученых греков и киевлян, имело в виду получить в лице их главными образом и по преимуществу сведущих переводчиков с греческого и латинского языков, сведущих справщиков книг и вообще людей образованных, научными сведениями которых оно могло бы пользоваться в известных случаях. Конечно, эти ученые люди могли заниматься у нас и учительством, но только частно, без вмешательства и посредства правительства, по частному договору с теми лицами, которые бы пожелали у них чему-нибудь поучиться, так что их учительство было частное, домашнее, а не официальное и публичное, в нарочно устроенной для того правительственной школе, с определенной программой. Если на выучку к такому лицу отдавались известные ученики по приказу самого царя, то в этом случае на царский счет возводилась иногда даже особая келья, где должно было происходить обучение, строилась, как тогда говорилось, школа. Но при постройке такой школы на царский счет имелось в виду устроить не постоянную школу, которая бы служила интересам образования и просвещения вообще, а временную, с определенной практической целью, так что как скоро назначенные ученики обучились тому, чему их должен был обучить по условию учитель, они немедленно отходили от учителя, их места другие ученики не занимали, и самая школьная келья получала другое назначение, обучение в ней более не продолжалось. Об заведении же правильно устроенной, постоянной и доступной для всех желающих учиться греческой или греко-латинской школы, в которой бы все могли получать правильное систематическое научное образование, наше правительство при вызове ученых иностранцев на первых порах думало очень мало, так как оно еще не доросло тогда до ясного понимания, что открывшаяся в русском обществе потребность в разных знаниях, в расширении прежнего образования может быть удовлетворена только с помощью правильно устроенной средней или высшей школы. |
| В ответной грамоте государя к киевскому митрополиту, извещающей его о прибытии в Москву и оставлении здесь Арсения и Епифания, говорится: «Писал еси к нам, великому государю, к нашему царскому величеству, с киевским старцем Феодосией и прислал с ним для переводу греческих книг на словенский язык, киевских же старцев Арсения да Епифания» 17 . Очевидно, киевляне вызывались государем в Москву не «для риторского учения», не для основания здесь школы и учительства в ней, а для перевода на славянский язык греческих и латинских книг вообще, и точнее: «для справки Библеи греческие на словенскую речь»; вызывались они потому, что «еллинскому языку навычны и с еллинскаго языку на словенскую речь перевести умеют и латинскую речь достаточно знают». Вызванные в Москву для книжных переводов киевляне в Москве и занимались именно тем, для чего они были вызваны, т.е. книжными переводами, а не учительством в какой-либо школе. Все остававшиеся в Москве на государево имя иностранцы получали за свою службу государю определенное жалованье, назначаемое на год. Каждый год они обыкновенно обращались к государю с челобитной, чтобы он приказал выдать назначенное им жалованье или содержание. Вызванные в Москву для книжных переводов киевляне тоже обращались к царю с челобитными о жаловании, причем иногда указывали и на то, в чем состоит их служба государю, за которую они получают царское жалованье. В 1652 году киевлянин Арсений заявляет в челобитной государю, что «по государеву указу поставлен он в Китае на греческое подворье для перевода греческих книг, но так как в ту же келью поставлены теперь иные старцы и ему переводить книги стало нельзя, то он и просит государя дать ему другую келью». В 1655 году Дамаскин Птицкий заявляет царю в челобитной, что он по указу государя приехал в Москву «для переводу латинских и греческих тип и за тое работишку пожаловал ты меня, государь, поденным кормом по пяти алтын на день». Сохранились за разные годы челобитные к государю о жаловании и от Епифания Славинецкого. |
| Но если мы с помощью наших ученых находим в Москве с самого начала первой половины XVII века довольное количество и учителей, и школ, зато мы, несмотря на все розыски, вовсе не находим тех школяров, которые бы учились в четырех указанных московских греко-латинских школах, которые бы чем-нибудь заявили потом о себе, оставили хотя бы какой-нибудь след своего обучения в этих школах. Что потребность учиться у русских того времени существовала и что некоторые из них действительно не прочь были поучиться, на это есть указания. Некто Степан Олябьев в 1650 году заявлял, что он хотел было учиться по-латыни у Арсения Грека, но когда того сослали на Соловки, то он перестал учиться и азбуку изодрал. Ордин-Нащокин, желая дать сыну образование, окружил его пленными поляками. Матвеев пригласил к себе известного переводчика Спафария, который и учил его сына «по-гречески и по-латыни литерам малой части». В Пустозерске при сыне Матвеева был учитель «из меньшаго польскаго шляхетства, Иван Лаврентьев сын Поборский» 2 . У полковника Перекрестова был учитель его детей Иван Богдановский 3 . Архиепископ Рязанский Иларион учился по-гречески у иверского архимандрита грека Дионисия 4 . Певчий Лаврентий отдан был своим отцом учиться по-латыни у Сильвестра Медведева 5 . Полоцкий, по прибытии своем в Москву, давал частные уроки латинского языка по Альвару 6 . По заявлению известного книжного справщика инока Евфимия, появление неправославных мнений у некоторых русских второй половины XVII века объясняется между прочим и тем, что наша тогдашняя знать в видах дать детям образование стала держать у себя домашних иностранных учителей 7 . Но этого мало. В видах получить образование русские юноши ездили учиться в польские и киевские школы. Сын русского варшавского резидента Тяпкина в особой речи благодарил короля Польского за его «государское жалованье, за хлеб и соль и за науку школьную, которую употреблял, будучи в его государстве» 8 . Патриарх Иоаким появление у нас латинских воззрений на время пресуществления Святых Даров объясняет таким образом: «Юноши неции, – говорит он, – из царствующего града Москвы восхотеша отъити в Полское кралевство, ради учения латинскаго, иже отшедше и учащеса в латинских училищах», заразились там латинскими воззрениями, которые потом и перенесли на Русь 9 . |
| 35 С восьмидесятых годов XVII столетия, когда у нас в первый раз возникла правильно устроенная школа с полным курсом наук, в умственной жизни русских происходит великий раскол: одна часть русских, старообрядцы, остается при старой системе образования – начетчестве, со всеми характерными его особенностями и свойствами; другая же часть – православные – усвояют и с течением времени все более развивают у себя новую систему образования, основанную на устройстве средних и высших школ, к которым старообрядцы как и в самом начале заведения у нас школ, так и теперь относятся не только недоверчиво, но и прямо враждебно. Эти две системы образования сохранились и до настоящего времени и сейчас вырабатывают у нас два очень несходных типа ученых: ученого в обыкновенном смысле и ученого в старинном русском, а ныне в специально старообрядческом, смысле, ученого в смысле «начетчика». 38 Майков Л.Н. Очерки из истории русской литературы XVII и XVIII столетий. СПб., 1891. С. 58–100. 41 Автор приводит следующий рассказ Епифания Славинецкого: «Поведаше вышепомяненный Епифаний Славинецкий о себе глаголя: яко вмале не прельстихся латинскаго мудрования лестию, дóндеже не прочитал святых отцев писания греческих книг, но точию читая латинския. Егда же озарився благодатию Святаго Духа, начата прочитати греческия книги, тогда лесть латинскую познав, и в писаниях их новшество и блуды и растления уразумех и вся их оплевах, за еже вся лживо и противно святыя древним отцем пишут. И оттоле писах, яже писах, с греческих книг, и себе написах книгу греческим диалектом, собрав разумения святых ощев множайших, яже всегда прочитах, латинская же мудрования вся отвергох». 42 Любопытно, что современники, подробно обсуждая вопрос о том, какой язык должен иметь господствующее значение в будущей московской школе – греческий или латинский, обсуждают его часто теоретически, принципиально, без всякого указания на предшествовавшую практику будто бы существовавших ранее в Москве греко-латинских школ, на которые в споре они не делают даже и намека. |
| Браиловский отмечал, что при составлении сочинений услугами К. пользовались митрополиты Сарский Тихон (Воинов) , Нижегородский Павел , Сибирский Павел , Сарский Варсонофий (Чертков) . К. был знаком и встречался с известными книжниками того времени - Евфимием Чудовским, Мардарием (Хоныковым) , Ф. Поликарповым-Орловым . Стихотворной эпитафией К. была отмечена смерть П. Т. Семенникова († 10 нояб. 1696), патриаршего дьяка, переписчика книг, инициатора несостоявшегося издания «Греко-славяно-латинского лексикона» Епифания (Славинецкого). Интерес К. к развитию образования в России прослеживается с нач. 80-х гг. XVII в. В 1685 г. К. преподавал грамматику в Заиконоспасской школе Сильвестра (Медведева). К. поддержал Сильвестра в его усилиях по созданию высшей школы (академии), утверждения к-рой Сильвестр добивался от царевны Софии в 1685 г. К. поддерживал также греч. учебное заведение братьев Лихудов . В кон. 80-х гг. XVII в. ученики Лихудов произносили написанные К. «орации». В стихотворной «орации», сопровождавшей поднесенный К. царевне Софии 13 марта 1687 г. перевод «Августина учителя Книги о видении Христа...» («Боговидная любовь»), К. утверждал необходимость изучения философии. Лихуды ввели в своем уч-ще преподавание ряда дисциплин высшей школы, а также лат. языка, что стало причиной их опалы в 1693 г. 26 дек. 1690 г. и в 1694 г. К. получал жалованье за то, что «учил орации» домовых певчих дьяков меньших станиц. Незадолго до отставки с Печатного двора К. принял участие в постановке пьесы «Ужасная измена сластолюбивого жития» - наиболее раннего из дошедших до нас памятников московской школьной драматургии. Спектакль был сыгран в школьном театре Славяно-латинской академии в 1-й пол. нояб. 1701 г. Сохранившаяся рукопись пьесы представляет собой режиссерский экземпляр, в к-ром поименованы исполнители и сделаны ремарки, комментирующие не только действия персонажей, но и их переживания. Текст пьесы и ремарки написаны К. По-видимому, преподавательская практика К. была обширной. Об этом свидетельствует значительное число произведений К., связанных с педагогикой, прославление «мудрости и наук» было сквозной темой его творчества. |
| 1. XVIII–ый век в России есть век «секуляризации». В это время возникает самостоятельная светская культура, уже не имеющая связи с церковным сознанием, — с другой стороны, в самом церковном сознании в это же время происходит глубокий перелом. Церковное сознание отрывается от мечты о священной миссии государства, уходит в более напряженное искание чисто церковной правды, освобождается от соблазнов церковно–политической идеологии. Прежнее единство культуры разбивается, творческая работа в церковном сознании и вне его идет не по единому руслу, а по двум разным направлениям. Этот двойной процесс, идущий в XVIII–oм веке с необычайной, несколько загадочной быстротой, лишь с первого взгляда может показаться загадочным; на самом же деле в нем просто выявляется то, что давно (уже с конца XVI–ro века и особенно в XVII–oм веке) происходило в недрах русской жизни. Мы говорили уже о том, что раскол, отделивший от церкви те сдои, которые стояли за «старину», имел то благодетельное действие, что он разбил церковную мечту о «священном царстве». Этим он освободил в Церкви ее творческие силы, плененные церковно–политической темой; с другой стороны, и государственная власть слишком явно развивалась в сторону «секуляризации». С горечью и болью, но трезво отдавая себе в этом отчет, церковное сознание выходит на новый путь, — впрочем, давно уже указанный Нилом Сорским и «нестяжателями». Церковное сознание уходит внутрь себя, обращается к чисто–церковным темам, ищет «чистоты» церковной мысли и жизни; одни ищут этого в церковной мысли прошлого, другие пробуют найти новые пути, но обоих случаях уже веет дух свободы. Растет и богословское просвещение, — в 1685–ом году в Москве основывается «эллино–греческое училище», которое в 1700–ом году преобразуется в «Славяно–латинскую академию», получившую в 1775–ом году название «Славяно–греко–латинской академии». Этот рост церковного сознания ведет постепенно к тому, что в его ведрах открывается простор для философской мысли, исходящей из христианских принципов, но свободной в своем творчестве, в искании истины. Этот процесс достигает своего высшего выражения в философских произведениях Г. С. Сковороды, в лице которого впервые заявляет о се6е свободная христианская философия. Это есть секуляризация внутри церковного сознания, идущая без разрыва с Церковью. |
| Во время обучения в Славяно-греко-латинской академии Пётр с большим увлечением посещал лекции по физике П. И. Страхова в Московском университете. Впоследствии оказалось, что эти занятия очень пригодились Петру Спиридоновичу, поскольку именно ему пришлось преподавать в Московской духовной академии физику (и даже обустроить при Академии физический кабинет). Они живо отложились в его памяти, и он позднее о них неоднократно вспоминал. Добавим к этому ещё тот факт, что в самой Академии занятий по физике не было и, таким образом, именно эти посещения Университета вольнослушателем смогли сформировать в Петре Делицыне тот костяк знаний, который пригодился ему в дальнейшем. В 1814 г. Пётр окончил курс богословских наук в Славяно-греколатинской академии, пройдя всё обучение за 10 лет — необычайно короткий срок, показывающий его незаурядные способности и прилежание, ведь обычно срок обучения составлял от 12–13 до 20 лет . По окончании обучения, он поступил в открытую в том же году Московскую духовную академию, где проучился четыре года со своим будущим сослужителем Ф. А. Голубинским. Впоследствии их связала очень тесная дружба. Вот что отмечает об этой дружбе С. С. Глаголев в своих воспоминаниях о Феодоре Александровиче: «Часы досуга проходили у него или в обществе любимой семьи, или в обществе близких друзей. Таким особенно был для него профессор протоиерей Делицын. Вместе с ним он учился в Академии, вместе они были оставлены при ней, вместе служили в цензурном комитете, даже и священниками они числились при одном московском Вознесенском монастыре. Много у них было общих забот и интересов. " Собирались мы, — говорил Пётр Спиридонович Делицын, поссориться с Фёдором Александровичем, да так и не собрались " » . Учёба в Московской духовной академии В Московской духовной академии П. С. Делицын открыл для себя удивительную премудрость математической науки, которая впоследствии в значительной степени отразилась на его преподавательской карьере. По математике его преподавателями были: сначала В. |
| Начало XVIII столетия – время петровских реформ – ознаменовало новый этап в жизни Академии: возросло число учащихся (со 150 до 600) и их наставников, увеличилась библиотека. В 1701 году Петр I придал школе статус государственной академии. Преподавателей в Академию приглашали из Киева и Львова , т.к. они были знакомы с практикой западноевропейского образования. Основным языком обучения стала латынь, и академия получила название славяно-латинской. Обучение продолжалось до 12–15 лет; по характеру образования академия приближалась к западноевропейским университетам, выпуская не только богословов, но и специалистов для государственной службы – переводчиков, медиков. Многие учащиеся не доучивались до старших классов, а уходили с первого же года обучения в другие школы – математические, инженерные, медицинские, так как знали латинский язык. Учеников из «подлых» (самых бедных) слоев населения отсылали за границу, чтобы «учитися языкам турецкому, арабскому и персидскому» и для «наук литературных», которые изучали во Франции. Академия стала известна в Европе, а не только в России. В ней стали обучаться иностранцы (по разрешению Синода с 1721 ), которые были приравнены к русским учащимся. В 1708 и 1710 были изданы два указа, предписывавшие детям духовенства учиться в «школах греческих и латинских»: только окончив их, они могли рассчитывать на получение духовного чина. Но дети священников неохотно шли в обучение, и с 1721 Синод потребовал брать со священников расписки – «поручные записи», – что их дети доучатся в Академии и «науки окончат». Дворяне в XVIII в. не слишком жаловали Академию, т.к. в ней училось много простонародья. Историк В. Н. Татищев писал об Академии, что «в оной много подлости», то есть бедноты. В 1729 половину учащихся составляли солдатские дети. Многие ученики-простолюдины подрабатывали, чтобы прокормиться. Такова была участь М. В. Ломоносова : имея один алтын стипендии в день «нельзя было иметь пропитания больше, чем на одну денежку хлеба и на одну денежку кваса, а протчее на бумагу, обувь и другие нужды. Таким образом жил я пять лет и наук и не оставил», отмечал он. |
| Сказанного достаточно, чтобы видеть, насколько ценный вклад внесен А. В. Горским в область славяно-русской историко-филологической науки и духовной литературы. Да послужит моя краткая речь благодарною данью незабвенной памяти прот. А. В. Горского. 17 октября 1900 г. 2 Разумеется торжество открытия югославянского университета в Загребе (Agram) у хорватов в 1871 г. 3 И я счастлив, что прот. А. В. Горский успел лично благословить начало моей преподавательской деятельности. 5 Перечень печатных трудов А. В. Горского в „Истории моск. дух. академии до её преобразования (1814–1870). С. Смирнова . М. 1879, стр. 124–127. Кроме массы напечатанных сочинений, остались обширные труды его в рукописях. Таковы в особенности лекции его по церковной истории общей и русской и по догматическому богословию. После его смерти изданы академические лекции по истории евангельской и церкви апостольской. Дневник и несколько церковных поучений. 6 Другие латинские же источники: известия о Кирилле философ Анастасия библиотекаря, записка неизвестного автора об обращении баварцев и хорутан к христианству и папские буллы. 7 Бог . Вестн. 1895, июнь и окт. (отд. оттиски: „Слова ректора моск. дух. академии прот. А. В. Горского, Серг. Посад, 1895“, стр. 83–97). Извлечения из этих двух поучений были ранее нами напечатаны в „Славянском Обозрении“, 1892, окт., в статье: „Прот. А. В. Горский“. 8 В майск. кн. Бог . Вестн. 1895 г. напечатано слово А. В. произнесенное в 1872 г. в академическом храме в неделю о расслабленном, при совершении литургии на греческом языке (отд. оттиск, стр. 73–82). Предмет слова – начало и образование первой церкви из эллинов. О греко-болгарском церковном споре здесь не упоминается. 11 О степени участия того и другого в труде описания см. в „Истории моск. дух. академии“ С. Смирнова . М. 1879, стр. 491–495. – В 1863 г. прот. А. В. Горский, уже ректор академии, был уволен от .занятий по описанию рукописей. К. И. Невоструев один нродолжал этот труд; но в 1872 г. он скончался, издавши в 1869 г. один том, содержащий 1-ю часть 3-го отдела рукописей, именно: Книги богослужебные. В продолжение последних тридцати лет труд этот вперед нимало не подвинулся. |
| Чему же и как тогда учили? В фаре учили читать и писать по латыни 37 . В инфиме преподавались первые грамматические правила славяно- русского и латинского языков. В грамматике обращалось преимущественное внимание на изучение грамматических правил латинского языка до синтаксиса и оканчивалось изучение славянской грамматики 38 . Кроме того, здесь же учили географии, истории и начинали преподавание учения катихизического и арифметики. С этого класса ученику вменялось в непременную обязанность говорить по латыни, особенно в школе. В синтаксиме читали синтаксис латинский и оканчивали преподавание краткого катихизиса. истории, географии и арифметики. Особенное внимание в этом классе обращалось на изучение т. н. красноречивого синтаксиса (syntaxis figurata, ornate), по которому ученики синтаксимы должны были говорить и составлять задачи на латинском языке нетолько грамматически правильно, но и красноречиво. – Много предметов преподавалось в четырех низших классах московской академии, но главным из них считался, как и в киевской, латинский язык. То был язык науки во всех тогдашних европейских училищах. Без этого языка нельзя было приобрести название образованного человека. С 30-х годов XVІІІ столетия в киевской академии принята латинская грамматика Эммануэля Альвара «De institutione grammatica libri III» 39 и киевские наставники, конечно, не замедлили ввести ее и в московскую академию, в которой она, впрочем, и прежде обращалась, как видно из описи книг Симеона Полоцкого и Сильвестра Медведева, поступивших в 1689 г. в распоряжение академии. Между другими книгами в этой описи значится: «23 книги Алваров» 40 . Это руководство в педагогическом отношении считается теперь крайне неудовлетворительным: оно растянуто, а по местам, написанное стихами, крайне трудно для понимания и изучения. Киевские наставники и у себя в Киеве, и в московской академии старались упростить его, выдавая по грамматике рукописныя лекции и правила 41 . Соответственно важности латинскаго языка, и отчета в заданном уроке требовали гораздо строже, чем по другим предметам. |
|
|
