| Архитектура Клюни II, продемонстрировавшая новые конструктивные решения, оказала существенное влияние на зодчество монастырских и коллегиальных церквей в Европе (церкви св. Бенигна (Сен-Бенинь) в Дижоне, Сен-Ворль в Шатийон-сюр-Сен, св. Гертруды в Нивеле, св. Ремигия (Сен-Реми) в Реймсе, Сен-Мартен-дю-Канигу). К монастырской церкви примыкал клуатр, вокруг которого располагались зал капитула, рефекторий (трапезная), больница и др. здания; в описаниях К. упоминаются также купальня, дом новициев, мастерские, гостиницы. Сооружение большинства этих зданий приписывается аббату Одилону: согласно Житию Одилона, составленному мон. Йотсальдом (BHL, N 6281), по указанию аббата из Прованса были доставлены рим. колонны. Вероятно, к этому времени относится нижний ярус т. н. Сырной башни, позднее включенной в систему монастырских укреплений. Зал капитула был соединен переходом с 1-нефной ц. Девы Марии, построенной на месте более ранней капеллы и освященной скорее всего в 1085 г. По данным раскопок, церковь имела 3-апсидный хор и башню над предалтарным пространством (аналог - церковь клюнийского приората Сент-Ипполит-де-Бонне). На монастырском кладбище к востоку от главного храма (Клюни II) находилась центрическая капелла-триконх (в «Consuetudines» мон. Бернарда (2-я пол. XI в.) она именуется «ecclesia de Sancto Sepulchro», впосл. Нотр-Дам-дю-Симетьер); кладбищенские капеллы Девы Марии, связанные переходами с больницей и залом капитула, существовали также в клюнийских мон-рях Ла-Шарите-сюр-Луар, Сувиньи, Шарльё и др. В связи с увеличением числа насельников и ростом благосостояния К. аббат Гуго I приступил к реализации самого грандиозного строительного проекта в истории аббатства - возведению новой монастырской ц. апостолов Петра и Павла (Клюни III); ц. Клюни II была в основном разобрана, алтарная часть превращена в капеллу Сен-Пьер-ле-Вьё. Клюни III была ярким образцом романской архитектуры. Ее сооружение стало возможным благодаря щедрым пожертвованиям европ. монархов (в частности, Альфонсо VI, кор. |
| Мученичество сщмч. Дионисия Ареопагита. Фрагмент алтарной картины. Худож. Ж. Малуэль. Нач. XV в. (Лувр, Париж) Мученичество сщмч. Дионисия Ареопагита. Фрагмент алтарной картины. Худож. Ж. Малуэль. Нач. XV в. (Лувр, Париж) В 1053 г. кор. Франции Генрих I приказал освидетельствовать мощи Д. А. в Сен-Дени, чтобы опровергнуть притязания монахов Санкт-Эммерама. Об этом упоминает Ригорд в соч. «Деяния Филиппа Августа» (ActaSS. T. 4. Col. 967). Ригорд сообщает, что, когда слух об обретении мощей Д. А. в Регенсбурге достиг Парижа, кор. Генрих I направил к герм. имп. Генриху III (1046-1056) послов с просьбой отложить церемонию открытия мощей до получения результатов освидетельствования святыни в Сен-Дени. Император согласился и послал во Францию представителей. В их присутствии в Сен-Дени было произведено вскрытие раки Д. А., в к-рой были обнаружены мощи святого в целости, кроме шейных костей, хранившихся в Вержи, и части руки, перенесенной папой Стефаном II в Рим. Однако немцы заявили, что в раке почивают мощи др. святого. По свидетельству «Саксонского анналиста» (нач. XII в.), в 1052 г. в Регенсбург прибыл Римский папа Лев IX , к-рый якобы признал обретенные там мощи подлинными (Ibid. Col. 973). Были составлены 2 подложных послания папы Льва IX к франц. кор. Генриху I, подтверждавшие подлинность мощей Д. А. в Регенсбурге (Ibid. Col. 975-977), а также подробное сказание франц. мон. Гаймона об открытии мощей в Сен-Дени (нач. XIII в.). Он опровергал притязания монахов Санкт-Эмме-рама на обладание мощами Д. А. и отрицал, что подлинность мощей была подтверждена папой Львом IX. Спор между мон-рями Сен-Дени и Санкт-Эммерам закончился лишь в кон. XIX в., почитание мощей в Регенсбурге прекратилось. В XII в. аббат Сен-Дени Сугерий провел полную реконструкцию монастырского комплекса. На месте старой каролингской базилики была выстроена новая церковь, в ее нижнем храме хранились мощи Д. А., Рустика и Елевферия, а также др. святых. Мощи Д. А. были положены в новую раку. Впосл. они неоднократно выставлялись для всеобщего почитания перед главным алтарем верхнего храма, а также временно переносились в Париж по просьбе короля или членов его семьи. |
| По мнению исследователей, Фульрад способствовал широкому распространению почитания мученика на территории гос-ва Каролингов ( Stoclet. 1993. P. 238, 243, 307-310, 371-374). Первоначально мощи хранились в мон-ре, основанном Фульрадом в сел. Аудальдовиллар (Фульрадовиллар, ныне Сент-Ипполит, деп. В. Рейн), о к-ром упоминается в его завещании (777): «...обитель, что зовется Аудальдовиллар, где почивает святой Ипполит» ( Tangl M. Das Testament Fulrads von Saint-Denis//NA. 1907. Bd. 32. S. 209). Впосл. святыня была перенесена в мон-рь Сен-Дени. Перенесение мощей обычно приписывается аббату Гильдуину (814-840/44) (напр., в «Церковной истории» Гуго из Флёри (ок. 1120) (MGH. SS. T. 9. P. 363)). Однако в сказании о перенесении мощей св. Вита (BHL, N 8718-8719), составленном между 837 и 847 гг., утверждается, что мощи И. были доставлены в Сен-Дени Фульрадом. Римский папа Александр III , посетивший аббатство в 1163 г., чудесным образом удостоверился в подлинности мощей, от которых впоследствии стали совершаться исцеления ( Delisle. 1877. P. 449-450, 472-474). Благодаря тому что мощи И. хранились в Сен-Дени, почитание мученика получило распространение в Париже, где с 1158 г. известно о существовании приходской церкви во имя И. В позднейшей традиции инициатива перенесения мощей И. приписывалась имп. Карлу Великому. Согласно сказанию о святых, почивающих в Сен-Дени (1-я пол. XIII в.; включено в состав «Жития и деяний блж. Дионисия»), Карл Великий лично забрал из Рима мощи святых Александра, И. и Кукуфата. После кончины императора его племянник Фульрад перенес мощи И. и Кукуфата в Сен-Дени ( Liebman Ch. J. Étude sur la Vie en prose de Saint-Denis. Gen.; N. Y., 1942. P. 204-205). В сочинении мон. Ива об истории мон-ря Сен-Дени (окончено в 1317) утверждается, что в 816 г. аббат Фульрад обнаружил мощи И. и Кукуфата в некой церкви, где их оставил имп. Карл Великий. В «Галльском Мартирологе» (1636) А. дю Соссея сообщается, что Карл получил святыни от папы Льва III (ActaSS. Aug. T. 3. P. |
| После закрытия аббатства (1790) в его зданиях находилась тюрьма, выведенная с острова лишь в 1863 г., после чего стало возможно провести реставрацию монастырского ансамбля. В 1965-1966 гг. в Мон-Сен-Мишеле состоялось празднование 1000-летия монастыря, после этого в аббатстве некоторое время существовала небольшая община бенедиктинцев. С 2001 г. в Мон-Сен-Мишеле живут члены мужского и женского Иерусалимских монашеских братств (конгрегация диоцезального права с центром в Париже). В средние века и Новое время Мон-Сен-Мишель был одним из важнейших мест паломничества во Франции. В мон-ре составлялись сборники чудес М.; в самый ранний, созданный ок. 1060 г. (BHL, N 5952), вошли гл. обр. эпизоды, связанные с покровительством архангела монахам и сюжеты о наказании грешников. В рукописях сохранились более поздние сборники чудес XIV-XV вв., в основном описания исцелений по молитве к М. (напр., сборник сер. XIV в.- Paris. lat. 5430). В нач. XI в. в аббатстве были обретены мощи св. Аутберта (BHL, N 859; изд.: Le Roy T. Les curieuses recherches du Mont-Sainct-Michel. Caen, 1878. P. 439-442). Среди хранившихся в монастыре святынь были маленькие щит и меч (вероятно, вотивные предметы), которые, как считалось, оставил на земле архангел. Легенда о происхождении этих реликвий изложена в соч. «Сообщение о щите и мече св. Михаила» Бальдерика из Бургёя, архиеп. Дольского (1107-1130). «В одной далекой стране по ту сторону Англии, где правил царь Эльга», поселился огромный свирепый змей, к-рый сжигал и отравлял ядовитым дыханием все живое. Собравшись, люди вышли на борьбу со змеем, но обнаружили, что чудовище изрублено на куски, а рядом с его тушей лежали миниатюрные щит и меч. Вскоре М. явился местному епископу и велел отнести оружие на посвященную ему гору. Посланники епископа отправились на гору Гаргано, но сбились с пути и блуждали, пока не осознали, что им следует пойти в Мон-Сен-Мишель. Там они отдали монахам оружие и поведали о случившемся (BHL, N 5953; изд.: Chroniques latines du Mont Saint-Michel (IXe-XIIe s.)/Éd. P. Bouet, O. Desbordes. Caen, 2009. P. 343-365). Известны более поздние версии этой легенды, напр., фрагмент франц. мистерии XIV-XV вв.; в некоторых из них действие происходит не в безымянной стране, а в окрестностях Мон-Сен-Мишеля (см.: Laporte J. L " épée et le bouclier dits «de Saint Michel»//Millénaire. 1967. T. 2. P. 397-410; Le Hu ë rou. 2003). Такие легенды способствовали распространению невероятных слухов о Мон-Сен-Мишеле; напр., по свидетельству Реджинальда Пикока, еп. Чичестерского (сер. XV в.), было поверье, что там хранились «кости св. Михаила» ( Pecock R. The Repressor of Over Much Blaming of the Clergy/Ed. Ch. Babington. L., 1860. Vol. 1. P. 155). |
| – По-моему, сюда, как и в Кагосима, нужны самые лучшие люди, чтобы открыть новые рудники катехизаторства, весьма нужные нам в последнее время, по обеднелости прежних. Недалеко от Кумамото (1 ри) Суйдзендзи, загородный дворец князя с замечательным садом и ключами в нем; в 1/2 ри – Хонмеодзи – могила Катоо Киемаса, весьма чтимая – по убеждению, что молитва ему исцеляет от глазной болезни. Рекомендовали осмотреть эти места, но я не видал, торопясь продолжать путь. С тремя братьями и катехизатором совершили молитвословие, сказал им небольшое поучение о том, что они должны дорожить милостию Божиею, что первые удостоились сделаться христианами, и должны, отвечая призванию Божию, тщиться быть истинными христианами; пробыл в Кумамото 3 с половиной часа. В половине второго отправились в Янагава в сопровождении и Озаки, поехавшего под тем предлогом, что тоже хочет завязать крепче связь Церкви Кумамото с Янагава. Я ему дал на дорогу на Собор по расчету: До Хяккан 45 сен До судна 25 сен 70 сен; До Нагасаки « 1 ен 50 сен До Тоокёо » 12 ен 50 сен Ходзео " 2 ен 80 сен Всего: 17 ен 50 сен круглых числом Расписку он напишет в Тоокёо, когда придет на Собор. В трех ри от Кумамото – селение Уеки – домов 200, откуда к Озаки приходили слушать; и здесь бы хорошо проповедывать, только для этого нужно быть двоим в Кумамото, чтобы один мог оставаться русуем, иначе начавшие учиться христианству, толкнувшись раз-другой, перестанут ходить. До Ямага – 6 ри от Кумамото – дорога превосходная, вновь исправленная; гор по дороге мало; но кругом все холмы, замыкающиеся со всех сторон горами, между которыми направо виднеется и дымящийся вулкан. Места все превосходно возделаны; больше всего пшеницы и ячменя, которые в отличнейшем состоянии, и почти везде созрели для жатвы. По сторонам дороги – деревья, плод которых доставляет воск для свечи. А в небесной лазури дрожит и мало-помалу исчезает в синеве оглашающий залитую солнечным светом местность веселою песнею жаворонок. Ямага – город с 1500 домов, в числе которых есть и сизоку. |
| Землю в качестве архитектора с тем, чтобы он придумал средства к восстановлению разрушенного монастыря Кармелитского, который до времени крестовых походов был обитаем монахами греческими, а с сего времени – латинскими. После урока, понесенного Бонапартом под стенами Сен-Жан-Дакра, турки завладели этим монастырем, убили всех раненых французов, рассеяли монахов, разрушили ворота и окна, и покинули св. убежище необитаемым. От монастыря ничего более не оставалось, кроме стен поврежденных, а из числа братства оставался только один монах, который проживал в Каифе, когда Жан-Баптист получил повеление от своего главного ордена отправиться на Кармил и узнать, в каком состоянии неверные оставили святой жертвенник Божий, и какие можно принять средства к восстановлению его. Время для этого св. дела было выбрано неблагоприятное. Тогда в Акре был правителем известный Абдалла-паша, питавший глубокую ненависть к христианам. Он написал к султану, что монастырь Кармильский, как место крепкое, может служить убежищем врагов его, и испрашивал позволения разрушить его; позволение легко дано было. Абдалла взорвал на воздух обитель, и посланный из Рима видел, как взлетели на воздух последние остатки здания, которое он починить прибыл издалека. С сих пор вся обработанная земля в окрестностях Кармила сделалась дикою: тигры и рыси, изгнанные соседством человека, вновь явились по удалении его; и арабы, и шакалы, – эти дети пустыни, приходили ставить палатки и рыть норы среди развалин дома Божия. И там, где прежде было гостеприимство, как на Сен-Бернарде, путешественники погибали от ножа бедуинов или от зубов диких зверей. Это было в 1821 г. Нечего было делать на Кармиле, и брат Жан-Баптист возвратился в Рим. Впрочем, он не отказался от своего проекта. В 1826 году он отправился в Царь-Град и, благодаря кредиту Франции и настояниям посланника, получил от султана Махмуда фирман, которым дозволялось ему построить монастырь; тогда он прибыл в Каифу и нашел последнего монаха уже умершим. Тогда он один одинешенек взошел на священную тору, сел на обломке византийской колонны, с бумагою и карандашом в руках, и тут как зодчий, избранный для обновления дома Господня, начертал план нового монастыря более великолепного, чем все те, какие когда-либо существовали; потом составил смету; смета восходила до 350000 франков; наконец чудный архитектор, который строил обитель мыслью, пошел в первый попавшийся дом просить куска хлеба для ужина. |
| Центр Города был загроможден жилыми домами. Как раз к этому месту выходили все три моста правобережного Города, а возле мостов жилые дома появляются прежде чем дворцы. Это скопление жилищ, лепящихся друг к другу, словно ячейки в улье, не лишено было своеобразной красоты. Кровли большого города подобны морским волнам: в них есть какое-то величие. В сплошной их массе пересекавшиеся, перепутавшиеся улицы образовывали сотни затейливых фигур. Вокруг рынков они напоминали звезду с великим множеством лучей. Улицы Сен-Дени и СенМартен со всеми их бесчисленными разветвлениями поднимались рядом, как два мощных сплетшихся дерева. И через весь этот узор змеились Штукатурная, Стекольная, Ткацкая и другие улицы. Окаменевшую зыбь моря кровель местами прорывали прекрасные здания. Одним из них была башня Шатле, высившаяся в начале моста Менял, за которым, под колесами Мельничного моста, пенились воды Сены; это была уже не римская башня времен Юлиана Отступника, а феодальная башня XIII века, сооруженная из столь крепкого камня, что за три часа работы молоток каменщика мог продолбить его не больше чем на пять пальцев в глубину К ним относилась и нарядная квадратная колокольня церкви Сен-Жак-де-ла-Бушри, углы которой скрадывались скульптурными украшениями, восхитительная уже в XV веке, хотя она тогда еще не была закончена. В частности, ей тогда недоставало тех четырех чудовищ, которые, взгромоздившись впоследствии на углы ее крыши, кажутся еще и сейчас четырьмя сфинксами, загадавшими новому Парижу загадку старого Парижа; ваятель Ро установил их в 1526 году, получив за свой труд двадцать франков. Таков был и «Дом с колоннами», выходивший фасадом на Гревскую площадь, о которой мы уже дали некоторое представление нашему читателю. Далее – церковь СенЖерве, впоследствии изуродованная порталом «хорошего вкуса», церковь Сен-Мери, древние стрельчатые своды которой еще почти не отличались от полукруглых; церковь Сен-Жан, великолепный шпиль которой вошел в поговорку, и еще десятки памятников, которые не погнушались укрыть свои чудеса в хаосе темных, узких и длинных улиц Прибавьте к этому каменные резные распятия, которыми еще больше, чем виселицами, изобиловали перекрестки; кладбище Невинных, художественная ограда которого видна была издали за кровлями; вертящийся позорный столб над кровлями Центрального рынка с его верхушкой, выступавшей между двух дымовых труб Виноградарской улицы; лестницу, поднимавшуюся к распятию Круа-дю-Трауар, на перекрестке того же названия, где вечно кишел народ; кольцо лачуг Хлебного рынка; остатки древней ограды Филиппа-Августа, затерявшиеся среди массы домов; башни, словно изглоданные плющом, развалившиеся ворота, осыпающиеся, бесформенные куски стен; набережную с множеством лавчонок и залитыми кровью живодернями; Сену, покрытую судами от Сенной гавани и до самой Епископской тюрьмы, – вообразите себе все это, и вы будете иметь смутное понятие о том, что представляла собою в 1482 году имеющая форму трапеции центральная часть Города. |
| Старики принялись совещаться. – Прежде всего, – сказал Фошлеван, – вы не переступите порога этой комнаты, ни вы, ни девочка. Стоит вам выйти в сад, мы пропали. – Это верно. – Господин Мадлен, вы попали сюда в очень хорошее время, то есть я хочу сказать, в очень плохое. Одна из этих преподобных здорово больна. Значит, на нас не будут обращать особенного внимания. Сдается, она уже при смерти. Ее соборуют. Вся обитель на ногах. Они заняты. Та, что отходит, – святая. Сказать правду, все мы тут святые. Между ними и мною только и разницы, что они говорят: «наша келья», а я говорю: «мой закуток». Сначала будут служить отходную, а потом заупокойную. Сегодня мы можем не беспокоиться, но за завтра я не ручаюсь. – Однако, – заметил Жан Вальжан, – эта хижина стоит в углублении стены, она скрыта чем-то вроде развалин, окружена деревьями, из монастыря ее не видно. – А я прибавлю еще, что монахини никогда к ней и не подходят. – Так в чем же дело? – воскликнул Жан Вальжан. Вопросительный знак, которым заканчивалась его фраза, означал: «Мне кажется, что здесь можно жить незамеченным». Именно на это Фошлеван и возразил: – А девочки? – Какие девочки? – удивился Жан Вальжан. Только что Фошлеван собрался ответить, как раздался удар колокола. – Монахиня скончалась, – сказал он. – Слышите похоронный звон? Он сделал знак Жану Вальжану, чтобы тот прислушался. Колокол прозвучал вторично. – Это похоронный звон, господин Мадлен. Колокол будет звонить ежеминутно целых двадцать четыре часа, до самого выноса тела из церкви. А девочки, видите ли, играют; если во время перемены у них закатится сюда мячик, так они, несмотря на запрещение, все равно прибегут сюда и будут совать свой нос повсюду. Эти херувимчики – настоящие дьяволята! – Кто? – спросил Жан Вальжан. – Девочки. Вас мигом обнаружат, не сомневайтесь. А потом станут кричать: «Глядите-ка, мужчина!» Но сегодня опасаться нечего. Никакой перемены у них не будет. Весь день уйдет на молитвы. Вы слышите колокол? Я вам уже говорил – по удару в минуту. |
| Уложив Козетту спать, Жан Вальжан и Фошлеван, как мы уже упоминали, поужинали куском сыра и стаканом вина перед ярко пылающим очагом; затем они быстро улеглись на двух охапках соломы, так как единственная постель в сторожке занята была Козеттой. Улегшись, Жан Вальжан сказал: «Я должен остаться здесь навсегда». Эти слова всю ночь вертелись в голове Фошлевана. Говоря по правде, ни тот, ни другой не сомкнули глаз до самого утра. Жан Вальжан, чувствуя, что Жавер узнал его и идет по горячим следам, понимал, что если он и Козетта вернутся в Париж, то погибнут. Но налетевший на него новый шторм забросил их в этот монастырь, и Жан Вальжан теперь помышлял лишь об одном: остаться здесь. Сейчас для несчастного в его положении этот монастырь был одновременно и самым опасным, и самым безопасным местом, самым опасным, ибо ни один мужчина не имел права ступить за его порог; если его там обнаруживали, то считали застигнутым на месте преступления, – таким образом, для Жана Вальжана этот монастырь мог оказаться дорогой к тюрьме; самым безопасным, ибо если человеку удавалось проникнуть сюда и остаться, то кому же взбредет в голову искать его здесь? Поселиться там, где поселиться невозможно, – вот спасение. Ломал себе над этим голову и Фошлеван. Начал он с признания в том, что ровно ничего не понимает. Каким образом г-н Мадлен оказался здесь, когда кругом стены? Через монастырские ограды так просто не пролезть. Как же так он оказался здесь да еще с ребенком? По отвесным стенам не карабкаются с ребенком на руках. Что это был за ребенок? Откуда они оба появились? С той поры как Фошлеван находился в монастыре, он никогда ничего не слыхал о Монрейле-Приморском и ни о чем происшедшем там не знал. Дядюшка Мадлен держал себя так, что подступиться к нему с вопросами нельзя было; к тому же Фошлеван и сам говорил себе: «Святых не расспрашивают». В его глазах г-н Мадлен продолжал оставаться значительной особой. Единственно, что мог заключить садовник из нескольких слов, вырвавшихся у Жана Вальжана, это что г-н Мадлен по причине тяжелых времен, видимо, разорился и его преследуют кредиторы, или же замешан в каком-нибудь политическом деле и скрывается; но это отнюдь не отвратило от него Фошлевана, который, как многие из наших северных крестьян, был старой бонапартистской закваски. |
| Я надеюсь, что читатели этой книги найдут в ней слова, которые помогут им найти то, что нашли мы: что мы можем быть исцелены теми, кто находится подчас на дне общества. Входя в подлинные и полные любви отношения с ними, мы все вместе можем стать отважными миротворцами». Оглавление: Жить мирно посреди насилия. Джон Суинтон Хрупкость «Ковчега» и Божья дружба. Жан Ванье Обретение Бога в странных местах. Почему «Ковчегу» нужна Церковь. Стэнли Хауэрвас Видение Иисуса Христа. Жить мирно в раненом мире. Жан Ванье Политика кротости. Стэнли Хауэрвас «Ковчег» как движение за мир Джон Суинтон Группа Вконтакте Facebook группа Жить мирно посреди насилия: пророческое свидетельство слабости Что может дать человечеству полувековой опыт общин " Ковчег " , в которых наряду с обычными людьми живут люди с ограниченными умственными способностями? Об этом размышляют основатель общин Жан Ванье и известный во всем мире философ и богослов Стенли Хауэрвас. ЖИТЬ МИРНО ПОСРЕДИ НАСИЛИЯ: пророческое свидетельство слабости Предисловие к изданию на русском языке. Жан Ванье Я очень тронут и счастлив тем, что эта книга выходит на русском языке и может быть прочитана в России и Украине. В ней не затрагивается вопрос о ненасилии как пути преодоления насилия в политическом устроении общества. Для Махатмы Ганди ненасилие, понимаемое как видение во враге человеческой личности, которой можно помочь жить по-человечески, – это путь к изменению всех структур угнетения. Так же считали Мартин Лютер Кинг и Абдул Гаффар-хан, друг Ганди, боровшийся против владычества Британской империи там, где теперь находится Афганистан. И значит, эта книга может кого-то разочаровать, поскольку в ней нет простых рецептов борьбы со злом политического угнетения и позиция ее авторов противоположна насилию как способу достижения политических целей и реализации стремления к власти. По мере того, как я становлюсь старше, я все яснее вижу ту истину, которая отстаивается в этой написанной почти десять лет назад книге. Мир может наступить в этом мире только тогда, когда каждый из нас – именно, каждая личность – воспримет всерьез весть о мире, которую провозгласил и явил жизнью Иисус: «Любите друг друга, как Я возлюбил вас» (Ин. 15:12). Как мы можем прийти к тому, чтобы любить друг друга? Как мы можем приблизиться к тому, чтобы поверить, что нас самих любят? |
|
|
