| Свое привествие Патриарх Феодор произнес частично по-гречески (его слова переводил митрополит Иларион), а частично по-русски: в 1985-1990 годах он, в сане архимандрита, был представителем Александрийской Церкви при Патриархе всея Руси (в те годы подворье располагалось в Одессе) и хорошо овладел русским языком. Епископ Нестор (в миру Евгений Юрьевич Сиротенко) родился 4 сентября 1974 г. в Москве в семье служащих. По окончании средней школы в 1991-1995 гг. обучался на вечернем отделении факультета информатики Историко-архивного института (Российского государственного гуманитарного университета). В 1991-1995 гг. работал в Министерстве внешних экономических связей РФ. Одновременно нес послушание алтарника в храме Преображения Господня в пос. Переделкине. В 1995 году поступил в Московскую духовную семинарию. 28 марта 1998 г. пострижен в монашество, 24 апреля того же года рукоположен во иеродиакона, а 29 ноября 1999 г. - во иеромонаха. В 1999 г. поступил в Московскую духовную академию, а затем был направлен на обучение в Свято-Сергиевский богословский институт в Париже. В 2000-2004 гг. как студент этого института служил в Архиепископии русских приходов Константинопольского патриархата в Западной Европе. В 2001 г. архиепископом Евкарпийским Сергием (Коноваловым) назначен настоятелем Храма Христа Спасителя в г. Аньер (Франция). В 2004 г. окончил курс Богословского института и экстерном Московскую духовную академию. 26 марта 2004 г. определением Священного Синода направлен в распоряжение архиепископа Корсунского Иннокентия. С 10 мая 2004 г. назначен и.о. настоятеля кафедрального храма Трех святителей в Париже. 15 января 2008 г. назначен благочинным приходов Корсунской епархии во Франции. К празднику Пасхи 2008 г. возведен в сан игумена. 1 июня 2008 г. назначен настоятелем кафедрального храма Трех святителей в Париже. С февраля 2008 г. по поручению архиепископа Корсунского Иннокентия руководит рабочей группой Корсунской епархии по строительству нового кафедрального храма в Париже. С 2009 г. — председатель дисциплинарного совета и преподаватель пастырского богословия в Парижской духовной семинарии. |
| Введение Синодальный период истории Русской Православной Церкви (далее − РПЦ), ведущий свой временной отсчет от петровских, «противных православной традиции» 4 , преобразований, начатых в 1718 г. учреждением Духовной Коллегии и открытием в 1721 г. Святейшего Правительствующего Синода, ознаменовался активизацией миссионерской деятельности, «возделыванием новых нив» на территории от Урала до берегов Тихого океана. Именно это направление деятельности на протяжении двух столетий способствовало «постепенному восстановлению канонической дееспособности и определению новых путей в повседневной жизни» 5 . В течение XVIII в. православные миссионеры, проповедуя веру христианскую, просвещая и крестя язычников, укрепляя в вере новокрещенных, открывая для них школы, переводя тексты богослужебных книг на языки народов Сибири, «вводя практику православного богослужения на инородческих языках» 6 , основывая монастыри и строя храмы, прошли почти всю сибирскую землю, возобновили миссионерскую деятельность на Камчатке, снарядили первую Православную миссию в Пекин. Особое внимание было уделено воспитанию в Сибири образованного духовенства из представителей коренных народов. Среди имен тех, кто просвещал народы Сибири, Дальнего Востока, Камчатки и Китая в XVIII в., были «проповедниками веры во языцех монгольских», митрополит Сибирский и Тобольский Филофей (Лещинский) (1650−1727), епископ Иркутский Иннокентий (Кульчицкий) (1680−1731), епископ Иркутский и Нерчинский Иннокентий (Нерунович) (1690-е − 1741), епископ Иркутский и Нерчинский Софроний (Кристалевский) (1703−1771). Святителю Софронию принадлежат замечательные слова напутствия отбывающим на новые земли к некрещеным народам, ставшие основой проповеднической деятельности РПЦ на огромных просторах Сибири, Дальнего Востока, а позднее – и на Аляске. Он призывал «делами проповеди и светильником любви согревать мир человеческий, ибо только от любви любовь воспламеняется и собою всякую ревность по Бозе приводит» 7 . Просветительская деятельность РПЦ в XIX в. связана с именами таких ее крупнейших подвижников, как архимандрит Макарий (Глухарев) (1792−1847) – переводчик Священных и богослужебных книг на языки алтайских народов и создатель Алтайской миссии; митрополит Московский и Коломенский Макарий (Невский) (1835–1926) – создатель алтайской письменности; архиепископ Иркутский и Нерчинский Михаил (Бурундуков) (1770−1830) – основатель Забайкальской миссии; архиепископ Иркутский и Нерчинский Нил (Исакович) (1799−1853) – переводчик текстов Священного Писания на бурятский язык; архиепископ Иркутский и Нерчинский Парфений (Попов) (1811−1873) – создатель Иркутского Комитета Миссионерского общества и основоположник церковно-издательской деятельности в Забайкалье. |
| А на счет школы ты не беспокойся. Следи только, чтобы чего нехорошего не сеяли в ней. Конечно, не ввязывайся полицейски, не поднимай ссоры, – помни: взявшие меч от меча и погибнут, – а употребляй достойное пастыря оружие – наставление, нравоучение. По делу пришел к прихожанину, – говори; требу справлять – говори; пользуйся всяким удобным случаем, чтобы наставить и научить. Устрой по воскресным дням собеседования, и чтоб все это было тихо, без всяких лишних слов. Собирай больших и малых не забывай. Особенно учеников школы склоняй, чтобы они ходили к тебе на собеседования. Не говори искусственных поучений на этих собеседованиях, а возьми Евангелие, прочитай им его по-славянски, по-русски, растолкуй, поговори еще что-нибудь по поводу прочитанного, но поговори просто, понятно, по душе, – и Господь Бог поможет тебе. Главное дело, от таких неприятностей не опускай рук и не хладей. У хорошего пастыря много этих неприятностей должно быть в настоящее время!.. Ну, Господь благословит тебя», заключил владыка, осеняя священника крестным знамением и отпуская его домой. Вскоре после открытия в Москве Филаретовского училища, митрополит Иннокентий отправился в С.-Петербург. В день Рождества Христова (1875 г.) он торжественно совершал литургию на своем Петербургском Троицком подворье. Это благоговейное служение владыки глубоко запечатлелось в памяти одной современной святителю писательницы, Кохановской 34 , и вот как она описывает его в письме к гр. Л. Толстому, от 4 июля 1883 года, в ответ на его «Исповедь»: «Лет восемь тому назад, мне довелось быть в Петербурге и соприкасаться с вашим кругом. Я пришла в ужас. «Господи, Иисусе Христе!» говорила я в тоске: – «да где же Твоя вера?» И мне начинало казаться, что ее уже нигде нет. Подходил праздник Рождества Христова, и самый канун его, – конечно, как вы знаете, ничем не являющий, кроме обнов и нарядов, что это новая эра летосчисления мира, – и что самые небожители, их ангельскими хвалами и песнопениями, сошли на землю и возвестили людям величайшую радость: – что днесь, в этот день, родился нам, всему человечеству, Спаситель Господь. |
| В Алтайской миссии трудились многие выдающиеся благовестники и пастыри, чьи имена и масштабы деятельности выходят далеко за ее пределы. Это, в первую очередь, основатель миссии – преподобный архимандрит Макарий (Глухарев), не только известный миссионер, но и ученый-лингвист, сыгравший большую роль в создании русского перевода Библии . Ныне он прославлен в лике святых (память 18 мая и 7 сентября по ст. ст.). Это и святитель Макарий (Невский) , прошедший путь от рядового катехизатора до иерарха Первопрестольной – митрополита Московского и Коломенского (память 16 февраля). Всего из рядов Алтайской миссии вышли более десяти иерархов Русской Православной Церкви. Среди них: митрополит Мануил (Лемешевский) , архиепископ Казанский и Свияжский Владимир (Петров), архиепископ Донской Владимир (Синьковский), епископ Приамурский и Благовещенский Иннокентий (Солодчин), епископ Бийский Иннокентий (Соколов) и др. Можно сказать, что Миссия стала своеобразной кузницей кадров, где не в учебных аудиториях, а на практике миссионерского служения формировались личности и характеры. Особенности служения в Горном Алтае требовали чрезвычайной самоотдачи и напряжения всех моральных и физических сил, что, в свою очередь, способствовало более полному раскрытию талантов сотрудников. Поэтому исследования по истории Алтайской духовной миссии имеют не только региональное, но и общецерковное значение. И, хотя со дня основания Алтайской миссии еще не прошло и двух столетий, результаты ее работы уже сейчас представляют предмет глубоких историко-церковных, богословских и миссионерско-просветительских исследований как церковных, так и светских ученых. Возрождение православия в России настоятельно требует изучения и обобщения разнообразных форм духовного просвещения в дореволюционный период. Это особенно важно по той причине, что современная ситуация во многом перекликается с ситуацией начала ХХ в. Опыт Алтайской духовной миссии интересен и важен, поскольку она была самой обширной (с наиболее разветвленной сетью структур) из внутренних миссий и оставалась образцовой вплоть до самой революции. |
| В июле 1860 года иеромонах Николай выехал в г. Хакодате, взяв с собой Смоленскую икону Божией Матери, с которой он не расставался до конца своих дней. Дорога была долгой и трудной. Навигация уже закончилась, и отцу Николаю пришлось зимовать в Николаевске-на-Амуре. В Николаевске-на-Амуре он встретил прославленного святителя, апостола Америки и Сибири, архиепископа Камчатского, Курильского и Алеутского (впоследствии митрополит Московский и Коломенский) Иннокентия (Вениаминова ; † 1879). Владыка Иннокентий оставил иеромонаха Николая у себя почти на год. Это было настоящей миссионерской школой, практическим «курсом наук». Однажды владыка Иннокентий спросил у отца Николая: «А есть ли у тебя ряса-то хорошая?» – «Конечно, есть». Однако владыке академическая ряса не понравилась: «Поедешь туда, все будут смотреть, какой-де он, что у них за священники? Нужно сразу внушить им уважение. Покупай бархат». Бархат куплен. Владыка вооружился ножницами и выкроил рясу для отца Николая. «Вот так-то лучше будет. А есть ли крест?» Креста еще не было: он дожидался отца Николая в Хакодате. «Ну, возьми хоть вот этот», – сказал владыка, надевая на шею отца Николая бронзовый крест, полученный за Севастопольскую кампанию. «Оно хоть и не совсем по форме, да все-таки крест, а без него являться к японцам не годится. Да и не одни японцы и европейцы будут смотреть». В таком импровизированном костюме отец Николай 2 июля 1861 года ступил на японскую землю. «Когда я ехал туда, – вспоминал он позже, – я много мечтал о своей Японии. Она рисовалась в моем воображении как невеста, поджидавшая моего прихода с букетом в руках. Вот пронесется в ее тьме весть о Христе, и все обновится. Приехал, смотрю, – моя невеста спит самым прозаическим образом и даже и не думает обо мне» 1 . Япония в то время только что была открыта для европейцев. Все прежние порядки сёгунского времени были еще во всей силе. Японцы не только чуждались европейцев, но и открыто ненавидели их. Нередко из-за угла рубили европейцев саблями, бросали в них камнями. Жизнь была неспокойная и даже опасная. О проповеди нельзя было еще и думать. Даже учителя японского языка трудно было найти. Общавшихся с европейцами подозревали и даже преследовали. В первое время отцу Николаю пришлось ограничиться только службой в консульской церкви и исполнением треб для русских, находившихся в г. Хакодате. |
| В первом списке лекций о нем говорится кратко, именно лишь следующее: «б) – катехизис новейший, заменивший прежний, который есть сокращение всего нашего вероучения. Сей катехизис имеет всю важность, ибо издан по повелению Св. Синода, с авторитетом Императорским и назначен для употребление во всех званиях и сословиях». И только. 2 Очевидно, это небольшое замечание отнюдь не есть «статья», о которой говорит преосв. Филарет в своем письме. Судя по этой редакции отзыва о катехизисе Филарета, нужно предположить, что эти лекции относятся к киевскому периоду профессорства Иннокентия: столь краткий отзыв о книге святителя московского мог быть сделан лишь в то время, когда все указывавшиеся разными лицами недостатки в нем были исправлены и катехизис существовал уже в окончательной, нынешней его редакции, когда вся смута из-за него утихла, и все недоразумения между двумя иерархами прекратились. Совсем другое находим мы во втором экземпляре того же «общего богословия», принадлежащему П. И. Савваитову . Здесь статья «об источниках вероисповедания, которые российская церковь имеет сама в себе», имеет более пространный вид. катехизисах, в частности о катехизисе Филарета, находим здесь следующее суждение: «Первое место здесь (т. е. между источниками вероучения собственно русской церкви) занимают катехизисы; катехизисов мы имеем много, но обращающихся во всеобщем употреблении четыре: два старых – большой и малый, и два новых – большой и малый. Содержание их известно, ибо по ним учат в училищах. Какую важность катехизис должен иметь в церкви? Важность большую, ибо он-то и есть сокращение мнений церкви на известное время. В нем обыкновенно излагается все главное учение религии, как догматическое и нравственное, так и учение о церкви. Почему хороший катехизис должен служить основанием систем богословских и основанием частного преподавания закона Божия. Такой катехизис мы имеем недавно изданный. Скажем нечто о его составе и духе. Состав в сем катехизисе такой же, как и у Петра Могилы , т. |
| Даров. Если Димитрий сам не принимал непосредственного участия в этой борьбе, где с одной стороны стояли патриарх Иоаким, братья Лихуды, инок Евфимий, Игнатий Корсаков, Афанасий Холмогорский, а с другой Сильвестр Медведев, Иннокентий Монастырский, митрополит Гедеон, Варлаам Ясинский, то он, по крайней мере, разделял мнения южнорусских духовных. Иоаким, обвиняя малорусскую церковь в неправославных мнениях, нашёл нечто неправославное (о непорочном зачатии Богородицы) и в отпечатанной книге Четь-Миней. По этим вопросам отправились в Москву в июле 1689 года посланцы малорусской церкви, в том числе и Димитрий, а с ними поехал и Мазепа. Они прибыли в Москву 10-го августа, как раз в то время, когда последовал разрыв партии царевны Софьи и Милославских с партией Петра и Нарышкиных и возникло дело Шакловитого с гражданской и Медведева с церковной стороны. Мазепа и Димитрий побывали в Москве, а затем пошли и к Троице, где Димитрий прикладывался «к ручке» царя Петра Алексеевича. Падение Голицына и казнь Шакловитого затушевали церковную распрю, погиб несчастный Сильвестр Медведев, а малоруссы благополучно уехали восвояси, богословские споры замолкли, и Димитрий даже получил благословение и грамоту Иоакима на продолжение писать Четь-Миней, хотя, по-видимому, и не убедился в правильности московских воззрений на время пресуществления и на непорочность зачатия св. Девы. В 1692 году, 14 февраля Димитрий оставил Батуринское игуменство для спокойнейшего писания «житий святых» и поселился в особой собственно для этой цели построенной келье, а затем переехал в Киев для печатания второй части Ч.-Миней-в лаврской типографии. В июле 1693 года в Кирилловском монастыре, где настоятелем был Иннокентий Монастырский, а ктитором отец Димитрия-Савва, Димитрий произнёс Слово на день св. Троицы. Здесь кстати заметим, что ежели Четь-Минеи представляют прекрасный образчик церковно-славянского языка, лишь изредка прерываемый незначительными малоруссизмами, то проповеди святителя представляют обратное явление: печатающийся ныне текст очищен и исправлен в половине XVIII века знаменитым протоиереем Петром Алексеевым. |
| И о. Федор Титов, и другие церковные историки напоминают нам, что митрополит Макарий (Булгаков) был известен как выдающийся церковный администратор, крупнейший церковный ученый, видный проповедник, оставивший после себя большое количество изданных трудов по догматическому богословию, церковной истории и проповедничеству. Регалий и ипостасей владыки хватило бы на несколько персон: ректор Санкт-Петербургской духовной академии, почетный член Московской духовной академии, действительный член Общества истории и Российских духовностей при Московском университете, философ, полиглот, доктор богословия, доктор исторических наук, действительный почетный член всех русских крупнейших ученых обществ — исторических, археологических и литературных, а также четырех Императорских университетов — Петербургского, Московского, Харьковского и Казанского, удостоенный Императором орденов Св. равноап. князя Владимира и Св. благ. князя Александра Невского. Небезынтересен и такой факт: вместе с Михаилом Булгаковым принимал монашеский постриг 15 февраля 1841 г. его соученик по академии Георгий Говоров, будущий святитель Феофан Затворник. А ректором в КДА тогда был архимандрит Иннокентий (Борисов), через полторы сотни лет канонизированный в лике святых. Произведение архимандрита «Последние дни земной жизни Иисуса Христа» поразило Михаила еще в семинарии, а в академии по предложению ректора он за 2 года написал «Историю Киевской духовной академии», отмеченную митрополитом Филаретом Московским (Дроздовым). Уже будучи архиепископом Херсонским, владыка Иннокентий в рецензии, представленной в Академию наук по ее поручению, о «Православно-догматическом богословии» Макария, тогда епископа Винницкого, по поводу присуждения тому полной Демидовской премии, писал: «Рассматриваемое нами сочинение составляет собой редкое и самое отрадное явление в нашей богословской литературе, подобного коему она не видала и, по всей вероятности, не скоро увидит опять». В академической записке рецензента говорилось: «Труд этот удовлетворяет всем современным требованиям науки по стройной системе и выводу всех частей и истин из одного начала, по глубокой и обширной учености автора, по господствующему историческому направлению, столь сродному богословию, как науке положительной, по отличной ясности и вразумительности в способе раскрытия истин, даже по слогу чисто русскому, на протяжении всего изложения носящему печать изящества и вкуса». |
| Из настоящих обстоятельств уже видно ясно, что кафедра Камчатской Епархии должна быть на Амуре, где жителей и теперь уже более 5000, кроме туземцев, а туземцев, говорят, будет от 30 до 70 т. Ваше Превосходительство, сами изволите видеть, что управление Якутскою областью с Амура крайне затруднительно, даже неестественно – за 7000 верст. Для сокращения расходов казны можно, как я сказал в моих предположениях, закрыть Томскую Епархию – разделив оную на три части: западную причислить к Тобольску, восточную к Иркутску, а большую часть севера к Якутску, к чему, можно сказать, уже сделано и начато: т. е. озеро Жоссей иди Иессей, находящееся в Томской Епархии, причислено к Камчатской Епархии. В Якутске штаты Консистории и Собора положить самые умеренные. Помещение для архиерея готово – монастырь; дом для Консистории тоже есть и очень удобный. Более докучать не смею. С совершенным почтением и глубочайшею благодарностью честь имею быть Вашего Превосходительства покорнейшим слугою Иннокентий, Архиепископ Камчатский. Ноября 30 дня. 1855 г. Якутск. Письмо 169 Ваше Высокопревосходительство, Милостивый Государь! 2 В последствие письма моего к Вашему Высокопревосходительству от 12 октября сего года, касательно амурских обстоятельств, честь имею уведомить, что, сверх чаяния многих, Г. Генерал-губернатор Восточной Сибири ныне возвратился с Амура не через Байкал, а через Аян; и потому я имел случай видеться с ним в Якутске и переговорить о делах амурских и камчатских в отношении к нашей части. И вследствие того некоторые предположения мои, сообщенные Вашему Высокопревосходительству в означенном письме моем от 12 октября, должны измениться, а именно: 1) г. Генерал-губернатор полагает,– переводом штатов от Камчатского Петропавловского Собора на Амуре, впредь до решения о Камчатке дела, помедлить. Следовательно, с тем вместе надобно будет приостановиться и перенесением Духовного Правления из Камчатки на Амур, хотя это по настоящим обстоятельствам более и скорее всего нужно бы сделать. Если не найдется других средств к построению на Амуре церквей, как я о том представляю ныне Св. Синоду, то не можно ли будет дозволить употребить на этот предмет ассигнованные на построение собора в Камчатке и хранящиеся ныне в Камчатском Казначействе на Амуре деньги, 10 тысяч рублей, которых по мнению г. Генерал-губернатора, при его содействии, конечно, едва ли не будет достаточно на построение всех трех предполагаемых на Амуре церквей, разумеется, без образов и утвари. (Последнее, а также и одежды уже есть). Что же касается до построения предполагаемого в Камчатке собора, то, так как к построению оного может быть приступлено не иначе, как по окончании войны и когда затем будет устроено на Амуре все необходимое, а тогда при тех средствах и удобствах, какие будут в руках амурского начальства, можно полагать, что остальных 10 тысяч рублей будет достаточно для построения собора в Камчатке даже и в предполагаемом виде. |
| На выпускном академическом акте в 1823 году Иван Борисов прочитал часть своего студенческого труда «О нравственном характере Господа нашего Иисуса Христа». Это его выступление приветствовал митрополит Евгений (Болховитинов) 171 . Оно действительно знаменовало основное направление богословско-пастырской деятельности будущего святителя, нашедшее широкий отклик у современников, но сочувственно оцененное далеко не всеми... И именно из-за него Иннокентий, как выразились авторы одной статьи, «претерпел непонимание» 172 . И. В. Киреевский считал Иннокентия и Филарета Московского главными представителями двух различных направлений русской церковной проповеди , из коих одно преимущественно воздействовало прямо на сердце, находя в нем опору для религиозной мысли, а второе, напротив, обращалось прежде всего к разуму 173 . Но это различие распространялось не только на проповедь , но и на само понимание задач богословия. Г. В. Флоровский, однозначно ориентированный на Филарета, считает первое сочинение Иннокентия «характерным», но для него оно – симптом «влияния Просвещения», в котором «христианство изображается точно некая школа естественной морали и блаженства». Христология, по Флоровскому, остается у Иннокентия «очень бледной и двусмысленной» 174 . Трудно согласиться с такой оценкой. Ведь именно яркость и подлинная диалектичность христологии снискали свт. Иннокентию заслуженную славу. Флоровский же относит его к «немецкому» направлению в русской богословской науке, говорит о его «спекулятивной безответственности» и безоговорочно утверждает, что «в действительные глубины духовной жизни Иннокентий никогда не спускается»! 175 Но при этом о. Георгий вынужден сознаться, что «читать Иннокентия и сейчас еще интересно»... В словах Флоровского проглядывают одновременно тенденциозность и противоречивость. И о том, кто же принадлежал к русскому направлению в русском богословии, он умалчивает. Может быть, святитель Филарет (Дроздов) , не знавший немецкого языка?.. И. В. Киреевский явно был иного мнения. «Чита я пр[еосвященного] Иннокентия, – писал он, – вы чувствуете, что ему не безызвестны ваши мысленные волнения; что вся гордость разумного развития, все хитросплетения современной науки не могут представить ему никакого нового возражения, еще незнакомого его многотрудившейся мысли, еще непобежденного верою в глубине внутреннего сознания. Этим, кажется, объясняется всеобщее действие его проповеди , равно согревающей сердце человека безграмотного и многоученого: это теплое слово веры твердой, не бессознательной, но уже испытавшей упорную борьбу с разумом, веры мыслящей и непобедимо прошедшей сквозь все нападения светской мудрости, сквозь все затруднения оторвавшейся от неба науки» 176 . |
|
|
