| В этот, четвертый и последний, год службы в Московской академии читал XXVI ее курсу 305 (1864–1868), отделы о внешнем, с архитектурной стороны, и внутреннем устройстве храма и освященных изображениях – церковной иконографии. К концу учебного года 1867/68, по обычаю, был публичный экзамен, на котором в первый день (по главным предметам) присутствовал сам митрополит Филарет, а во второй (по второстепенным) – Преосв. Савва, тогдашний московский викарий. После экзаменов были обычные два обеда, первый – у митрополита в его лаврских покоях, второй – у ректора, в его помещении, а затем следовали два обеда в Вифанской семинарии. По окончании экзаменов и всех учебных дел потянуло нас снова за границу. В этот год, летом 1867 г., в Париже была всемирная выставка. В этот же год и именно весной устроилось назначение моего тестя, протоиерея И. В. Васильева, в председатели вновь учрежденного Учебного комитета при Св. Синоде, вместо прежнего Духовно-учебного управления. Предстоял переезд всего его семейства из Парижа на постоянное жительство в Петербург, после двадцати одного года пребывания за границей. Трудно было противостоять искушению снова повидать очаровавший меня город, да сверх того побывать на всемирной выставке, а молодой моей жене – проститься с местом ее родины и всей девической жизни, до самого замужества. Наполовину удешевленные билеты специальных поездов (train de plaisir), по случаю всемирной выставки, делали наше предприятие удобоисполнимым и с денежной стороны. Получив из Парижа прогоны, мы с радостью покатили за границу. Моя женитьба естественно потянула меня в Петербург. Не будь этого обстоятельства, я окончательно осел бы в Московской академии, тяготея к милой издавна моему сердцу Москве. Одновременно со мной потянуло из Посада и ближайшего моего друга – профессора Н. К. Соколова. Ему предложено было занять в Московском университете кафедру церковного права 306 , и его выход из академии в 1867 г. совершенно совпал с моим выходом. Еще на каникулах, в то время, когда мы гостили в Париже, нам сделалось известным, что переводят меня в Петербургскую академию на кафедру догматического богословия, помощником тогдашнему экстраординарному профессору и инспектору архимандриту Хрисанфу (Ретивцеву) , совмещавшему в своем лице преподавателя и основного, и догматического богословий. Это назначение состоялось 30 июня 1867 года. |
| Неси меня на верх Фавора, Где свет небесный осенял Того, Кто создал сушу, море, Кто все творил и созидал. Неси меня туда, где плещет Живой волною Иордан, Когда луна вдали заблещет, Когда в полях падет туман. Под кровом пальмы наклоненной, У вод шумящих стану я; И будет взор мой восхищенный Ласкать священная струя. В краю пустыни неизвестной, На берегу реки крутом, Хранима силою небесной, В глубоком сумраке ночном, Я воспою крещенье Бога, С воспламененною душой, И, заглянувши в даль былого, Найду отраду и покой! Закройся неба свод лазурный, Померкни месяц в вышине! Шуми сильнее ветер бурный В бездонной ночи глубине! Неси меня, неси туда, Где Жизнодавца гроб хранится, Там светит дивная звезда, Там жизнь духовная таится! Но, как души моей смятенной Живыя чувства передам, Когда сей, Богом освященный, Предстанет гроб моим очам? Пред сим источником спасенья Я буду радостно рыдать И благодарности моленья Живому Богу возсылать. Играй волнами, ветр могучий, Сильнее крыльями взмахни! Раздвинь нахмуренныя тучи, Отрадой новою дохни! Неси меня на холм ужасный, Где смерть свершилась над Христом, На холм венчавшийся в день страшный Страдальца дивнаго крестом. И здесь, у поприща страданий, Где был распят Спаситель мой, Внимая истинам писаний, Слию в молениях дух свой. За чем я мыслью улетаю, К чему душевно вдаль стремлюсь, Того, о чем я так мечтаю, Во век, быть может, не дождусь. И мне ль, пороками теснимой, Святыню Божию узреть, И на холмы Ерусалима Глазами грешными глядеть? Но, Ты, Зиждитель Непреложный, Надежда вечная моя! Тебе, как Богу, все возможно, Тобой достигну цели я! В Твоем благом соизволеньи Всему начало и конец; Ты знаешь сердца помышленья... Тебя молю я... о, Творец!.. Сподобь меня, Твое созданье, Великой милости Своей: От задушевнаго желанья Не отврати Твоих очей! И хоть бы, век свой доживая, Пустилась я в желанный путь; И еслиб мне, земля святая, Достичь тебя когда-нибудь! И хоть окинуть грешным взором Твои великия места, И стать над тем счастливым морем Носившим некогда Христа! |
| Почва эта давно была готова. С самого своего начала к иерархии и клиру монашество относится как-то двойственно. Антоний Великий был почтителен к иерархии 154 . И Пахомий также оказывал почтение к епископам и пресвитерам, но своим ученикам-киновитам он запретил принимать священные степени, опасаясь раздоров, зависти, недоброжелательства в братии. Тоже повторял знаменитый палестинский подвижник Савва Освященный 155 . Эти опасения, высказанные столпами монашества, свидетельствуют о некотором недоверии к нравам духовенства. Действительно, в монашеской среде рано возникает критическое или даже порицательное отношение к служителям алтаря, которые ясно обнаруживают классовый антагонизм монашества. Блаж. Иероним так упрекает современных ему монахов. «Стыдно сказать, – пишет он, – из глубины своих келий мы судим мир. Поверженные во вретище и пепле, мы произносим приговор о епископах. К чему под одеждою кающегося властолюбивый дух»? 156 В древних писаниях восточных аскетов встречаются наставления о почитании иереев, о не осуждении пресвитеров даже порочных 157 . Но это-то может быть и значит, что монашество не умело почитать носителей священного сана за самый сан и осуждало, даже не признавало епископов и пресвитеров недостойной жизни. Мы здесь не будем говорить о том, что из среды монашества недостойная иерархия и клир слышали справедливые обличения и осуждения, как, например, от Исидора Пелусиота , который не хочет называть их и священством, а лишь теми, «которые по-видимому священствуют, но своими поступками оскорбляют священство» 158 . Укажем такой характерный для отношения монашества к духовенству пример, из которого будет видно, что монашество, ставило себя порой в звание судьи над духовенством и не хотело признавать его, если нравы не соответствовали санам. В послании к монаху Демофилу Псевдо- Дионисий Ареопагит пишет: «Ты же, как показывает письмо твое, и припадающего к иерею, говоришь, безбожника и грешника, не знаю как, оттолкнул своим присутствием. Затем он нуждался (в прощении) и говорил, что пришел для исцеления от зла, а ты дерзко стыдил доброго иерея, который был того взгляда (и это высказывал), что и безбожник, если он раскается и совершит покаяние, достоин сострадания и отпущения грехов. |
| Несмотря на обвинения, выдвинутые современниками жития Леонтия Византийского , среди которых был сам преподобный Савва Освященный, в современном научном сообществе в этом вопросе наличествуют полярные точки зрения: «Некоторые учёные отстаивают точку зрения, что данного автора необходимо рассматривать как оригениста, другие видят в нём „строгого халкидонита“ с ярко выраженным дифизитским началом; третьи считают, что „оригенизм“ Леонтия Византийского не противоречит его „халкидонизму“; наконец, четвёртые предпочитают его рассматривать в русле христологии св. Кирилла Александрийского . Но какова бы ни была позиция Леонтия Византийского в догматических спорах, очень важна констатация, что его мировоззрение испытывало влияние перипатетизма, причём модифицированного, опосредованного неоплатоническими комментаторами Аристотеля. Антропология его, как и Леонтия Иерусалимского , также формировалась под значительным воздействием неоплатонизма» 584 . В качестве примера подобных полярных точек зрения на предмет оригенизма Леонтия Византийского можно привести работы двух западных богословов: Эванса и Даулинга. Эвансом была написана книга « Леонтий Византийский : оригенистская христология» 585 , в которой он пытался доказать преемственность взглядов Леонтия Византийского Евагрию Понтийскому . В свою очередь, Даулинг в своей книге «Христология Леонтия Византийского » 586 в разделе IV « Леонтий Византийский и оригенизм» 587 подробно рассматривает аргументацию Эванса на предмет её состоятельности, приходя к выводу о несправедливости его умозаключений ввиду слишком слабого фундамента, на котором тот строил свои гипотетические построения. В этом плане показательна цитата Эванса, которую приводит Даулинг в своей работе: «В одном месте, рассуждая о том, что существа класса А соединяются только с другими существами класса А, а существа класса В – только с другими существами класса В, Эванс признаётся: „... хотя в данном случае мы занимаемся откровенной спекуляцией“. То же самое можно сказать и об интерпретации Эвансом Леонтиева употребления терминов „ипостась“ и „сущность“» 588 . |
| Потому в начале этой речи мы и вспомнили, что сербское государство основано святыми и сербский народ просветили святые. Старик Неманя и юноша Растко не были первыми христианскими святыми в сербском народе, были они и раньше и немало, но они уникальны и исключительны. Во-первых, потому что они были верховными правителями народа. Во-вторых, потому что были единокровны и, в-третьих, потому что представляли глубокую физическую старость и раннюю цветущую молодость, словно снежная зима и цветущая весна. Телесно различные – в духе единые, силой и здравием различные – в любви и вере равные. Мирскими обстоятельствами и опытом разъединенные, но в Духе Святом соединившиеся. Старость и юность, страхом Божиим и любовью освященные, святое отцовство и святое сыновство, освященные и соединенные Святым Духом Божиим. Святое Царство Небесное вселилось в двух святых мужей, в отца и сына, которые, оставив царство земное, избрали Небесное. Никто не похищал из их рук земное царство, они добровольно оставили его. Никто им не навязывал Царство Небесное, они добровольно его избрали. За ними сразу же последовала супруга Немани и мать Растко, блаженная Анастасия. А позже – бесчисленное множество мужей и жен, вдов и дев, дворян и бедняков, царей и князей, ремесленников и земледельцев, деспотисс и пастушек. Своим избранием Царства Небесного и стяжанием его в своих душах святые Симеон и Савва дали своему народу наилучшее из того, что два человека Божия могут дать, все остальное пришло потом само собой, по истинному слову Истинного: «Прежде ищите Царства Небесного, а остальное приложится вам» (ср. Мф. 6:33 ). Прежде всего, они утвердили в сербском народе святость брака и девства, освятили семейную и общественную жизнь сербов, показали бесценный пример взаимной любви родителей и детей, трогательного и плодоносного почитания стариков молодыми, старого поколения молодым, мертвых живыми. Они начали просвещение народа святой истиной и добротой, распространяя духовность из Хиландара и других монастырей. Кто сочтет все благодатные реки, которые потекли из их благословенного источника! Трудно было открыть этот источник, но поток хлынул легко и быстро. Наконец, им было «приложено» и земное царство, которое по их завещанию должно было служить небесному и стать училищем и ристалищем для него. На Косово погибло земное царство, но не погибло царство Симеона и Саввы. Погибло царство раздоров, царство сынов, не почитавших родителей, царство враждующих братьев, царство земли, не освященное светом Небесного Царства. Погибло не Царство Отца и Сына, но противоположное ему. А Царство Отца и Сына сохранилось в сербском народе на все времена во всех послекосовских поколениях, до наших дней, ибо это Царство – Царство истины и добра, оно божественно и благословенно. Рано или поздно оно восстанавливает, поднимает из руин, воскресает в жизнь. Рано или поздно, но неизбежно, пред этим Царством падает и погибает всякое царство лжи и насилия, ибо такое царство проклято. |
| Есть ли здесь в чем-либо противоречие «Учительного Известия» самому себе? Чтобы найти в наставлении «Учительного Известия» противоречие самому себе, автору статьи Церковно-Общественного Вестника угодно было вставить измышленные им самим слова: «разумеется, прибавив вина». Слов этих, как всякий легко может видеть, в подлинном тексте нет, да и не могло быть, ибо, при вложении запасных св. даров в чашу, в которой есть ещё достаточно Божественной крови, какая надобность приливать туда простое, неосвященное вино? И после этого автор статьи с изумлением ещё спрашивает, «что же это за церковное правило?» Не большее ли изумление должен возбудить в умах здравомыслящих и благомыслящих людей самый этот вопрос почтенного автора. «При том известно, продолжает рассуждать автор статьи о правиле «Учительного Известия», – что в чашу приливается вода в теплоте, – почему не может быть прилито вино?» Потому, отвечаю я, что приливать к освященным тайнам простое, неосвященное вино нет ни надобности, ни цели, тогда как прилитие в потир воды – на проскомидии холодной, а по освящении Даров, пред причащением, непременно теплой, имеет свой особый смысл и свое значение, ибо в богослужении православной Церкви и при совершении таинств ничего не делается без мысли и без цели. На проскомидии священник, наполняя чашу вином, соединенным с водою, этим показывает, что, по прободении на кресте Христа, из Божественнаго ребра Его абие изыде кровь и вода. По освящении св. даров и пред причащением установлено Церковью вливать в чашу теплую воду, как образ св. Духа, или, в знамение того, что кровь, которая истекает из жертвы, недавно закланной, бывает теплою, дымящеюся и даже жизнью еще дышащею (см. Нов. Скриж. ч. 2, § 37 стр. 98, и §§ 73 и 74, стр. 170 и след. Спб. 1858 г.). Какой же, спрашивается, смысл и какое значение может иметь неосвященное вино, вливаемое в освященные тайны? «На литургии преждеосвященных и больным преподаются св. дары в вине тоже неосвященном, почему здесь нет смертного греха?» Потому, что, по наставлению Новой Скрижали, в преждеосвященных дарах вино и вода, вливаемые в соединение, имеют другое значение, нежели какое они имели на проскомидии полной литургии (там же § 18 стр. 215). |
| Тот, кто захочет выиграть самое легкое сражение, должен одержать победу над помыслами своего сердца, т.е. изгнать их прежде, чем они возбудят чувства, против которых труднее устоять. ж) Десятая заповедь останавливается, главным образом, на внешних видах вожделения: на алчности, которая есть не что иное, как идолопоклонство; на жажде к наживе, против чего она особенно предостерегает, на любви к золоту и т. п. нечистых стремлениях грешного нашего сердца. Не страшно ли и подумать, что смертный грех Иуды произошел из алчности? Даже апостол мог прельститься наживой. И не видим ли мы в каждом поколении ужасные доказательства того, что «корень всех зол есть сребролюбие» ( 1Tuм. VI, 10 )? Не грустно ли думать, что многие женщины и мужчины, пользующиеся большой славой и высоким положением, что многие юноши и девицы с большими дарованиями в несколько месяцев разорились из-за желания скорее разбогатеть, не брезгая никаким грязным способом? Нельзя ли применить это нравоучение, например, к Москве и другим нашим городам? Не следует ли нам опасаться, что алчность упадет на нас, подобно звезде «полынь» ( Omkp. VIII, 11 ), как сказано в Апокалипсисе, и отравит наши реки своей смертоносной горечью? Не грозит ли нам страшное соперничество между различными сословиями, из-за себялюбивой пышности одного и горькой зависти другого? Эта заповедь говорит современным богачам: «чем хочешь быть, свободным христианином, или рабом маммоны? Защитником мира или его разрушителем? Примером для всего мира, или его вьючным животным? Ты с каждым днем становишься богаче. Но ведь благосостояние не значит богатство, а лишь довольство. Поэтому, горе тебе, переставшему быть довольным, когда прибившие волны богатства превращаются в огненные озера опьяняющих напитков или в пену себялюбивой наживы. Если это так, то твоя слава тоже исчезнет, как краса Тира, и все состояние твое разрушится, как венецианские дворцы». «Миллионам наших братий», в эту минуту, нервно истощенным, ослепленным и опьяненным неутолимой жаждой наживы, «продающим честь и честность, чтобы разбогатеть», уклоняющимся перед Богом из-за денег, – всем им десятая заповедь говорит: ищите настоящее богатство, – старайтесь в Бога богатеть ( Лyk. XII, 21 ). |
| Фарисеи учили людей довольствоваться внешней чистотой чаши и блюда. Но этот закон, требующий внутреннего чистосердечия, мог бы научить их тому, что для Бога эти внешние обряды просто омерзительны, когда ими заменяют правосудие, смирение, любовь. Даже язычники признавали, что Богу угодно только послушание самого сердца. Их философы учили: «Нечестие и несправедливость находятся в помыслах» (Аристотель). «Человек, задумавший преступление, виноват так же, как и совершивший его» (Ювенал) «Завистливый взгляд на чужую собственность подобен хищению» (Ксенократ). в) Эта заповедь предупредительно благодетельна; она милостиво предназначена, чтобы спасти нас от ошибок. Ея цель не стращать нас, а воспитать. Подобно проблеску из вечности, она открывает нам, где и как должны мы достигнуть единственной цели нашей жизни. Она говорит нам, подобно пророку, сказавшему Иерусалиму: «смой злое с сердца твоего, Иерусалим, чтобы спастись тебе: доколе будут гнездиться в тебе злочестивыя мысли?» ( Uep. IV, 14 ). А Соломон говорит: «больше всего хранимого храни сердце твое, потому что из него источники жизни» ( Npumч. IV, 23 ). Да, вот где затруднение: легко быть внешним образом почтенным, легко придерживаться буквы закона, – но повиноваться всем сердцем, всем умом, всей силой, вполне, без всякого ограничения в пользу любимого греха, придерживаться св. закона Божия постоянно, во время своенравного отрочества, пламенного юношества, подверженной искушениям возмужалости, разочарованного возраста – кто из нас такой честный и совершенный человек? г) Эта заповедь показывает нам, что нельзя вылечить ни одной болезни, не устранив причины ея. Может ли загрязненный источник доставлять чистую воду? Дает ли испорченное дерево хорошие плоды? Ах, братие-христиане, сыны православной церкви, нужно бросить целительную соль в журчащий ключ, а то реки, вытекающия из него, будут полны смертоносным ядом. Нужно вырыть корни испорченного дерева, а не только отщипнуть его бутоны и срезать его ветки. Когда мы бросаем застарелые грехи, то совершаем великий подвиг, но этого еще не достаточно. |
| Какой грех в одном, например, нечистом взгляде, желании и помысле? Но, ведь, они вовсе не так безвинны. От этих горьких корней берут свой сок и свое питание виноградные лозы Содома и грозды Гоморры. Нечестивый взгляд Давида на Вирсавию (2 царь. XI, 3), когда он прогуливался по дворцовой кровле, – грешные помыслы Ахара (Нав. «VII, 21) утаить ценные вещи (одежду, серебро и золото), – грешные желания Ахава (3 Дар. XXI) завладеть виноградником Навуфея – разве они не были причиной многих зол? Во-первых, вожделение повело к прелюбодеянию; во-вторых – к краже, в-третьих – к убийству. Единственный способ освободиться от греха, это последовать увещанию святого апостола Иакова: «очистите руки, грешники, исправьте сердца, двоедушные» ( Uak. IV, 8 ). Мы не должны допускать и мысли, что Бог в этой заповеди назначил нам неисполнимую задачу. Нам не особенно трудно устоять против дурных начал, всею силою воли заглушить первые зачатки их наклонностей. Когда же они облекутся в дело, то их не так легко победить. е) Раньше, чем совершить проступок, мы должны пройти через четыре периода, борьба в которых постепенно увеличивается, так как с каждым периодом требуется более устойчивости. В начале является туманная мысль о грехе; если не поспешим изгнать ее из нашего ума, то мы задумываемся и развлекаемся ею. Затем входим в собеседование с нечистою мыслию и начинаем испытывать приятное ощущение; хотя закон запрещает это, и совесть напоминает нам о законе, но появляющаяся страсть подкупает разум и заставляет его подать голос о согласии на грех. Далее, чувственность начинает угнетать волю, без свободы которой и совесть бессильна, а затем уже грех будет совершен. Еще можно назвать счастливым человека, умеющего остановиться на первом грехе; второй совершается уже гораздо легче перваго; поэтому, если Бог, по особой милости, не устранит повод к искушению, то одно падение легко превратится во множество падений. Когда человек приучается к нарушениям, то ему становится в тысячу раз труднее разбить те железные оковы, в которые привычка заковывает грешное тело и грешную душу. |
| Феодорит передает о чудесах им совершенных; мы остановимся на двух следующих. Знатного рода молодая женщина, сильно любившая своего мужа, неутешно плакала о его неверности. Одна из многочисленных блудниц, которыми те места славились столько же, сколько разными чародействами, привлекла его в свои сети и опутала ими неисходно. Святой научил ее молиться и дал ей освященного елея, которым она помазала чело мужа; Бог за молитвы старца очистил и обратил сердце этого человека. Туча саранчи напала на страну, пожирая жатвы. Один добродетельный, но весьма бедный селянин, обладавший маленькими участком земли, плодами которой кормил многочисленную свою семью, оплачивал подати и еще отделял частицу в помощь нищим; видя неотвратимую ничем гибель, обратился к святому, с полною верой, что молитва его поможет. Бог исполнили по вере его. Афраат дал ему сосудец освященной воды и приказал, ежедневно, с призыванием Божьего имени и молитвою, кропить этой водой рубежи своего поля. Тучи саранчи пожирали все кругом, но ни одно насекомое, как бы не дерзало переступать черты, освященной молитвою веры. Афраат жил еще в начала V века, вероятно весьма уже престарелый, потому что его знали стариком еще в 370 годах; он похоронен в Антиохийском предместье, в церкви св. мучеников. Греки совершают его память 29 января. 8 . Святой Юльян, названный греками Савва, был не менее славен своею подвижническою жизнью. Простой поселянин, бедный и без малейшего образования наукой, за высокие залоги сердца всепреданного Господу, он получил от Св. Духа высшее просвещение для руководства других к спасению. Из продолжительной, переполненной событиями, многоплодной его жизни, повествование о которой занимает целую книгу, мы, согласно с нашею целью, приведем здесь лишь некоторые черты. Говорить о его посте, бдениях, трезвлении, молитве, смиренномудрии, было бы только повторять сказанное о других отцах пустынных. Он прежде всего занял покинутую мазанку на границе Осроенской пустыни в Месопотамии; потом, подвигаясь в глубь пустыни этой, открыл там обширную пещеру, в которую вселился, как в роскошные палаты, хотя она была чрезвычайно мрачна, сыра и неудобна для жизни. |
|
|
