| Здесь в основе – этическая жизнь души, авторитарность имеет отношение лишь к внутренним требованиям человека перед самим собой и Богом. Отсюда и ясно прочитываемый назидательный тон. Миниатюры «преподают» созерцающему уроки воспитания, втолковывают ему этические нормы. Рисунок. См. изображение в оригинале Россанский кодекс (Россано, Кафедральный музей Sacra Arta) второй половины VI в. выглядит еще эмоциональнее и напряженнее. Исчезают последние отголоски античного иллюзионизма. Конкретного пространства нет, все залито пурпуром темного фона, фиксация реальной топографии происходящего здесь никого не интересует. Гораздо существеннее топография символическая, она разделяет композицию сцены на две зоны: в одной – верные, в другой – сомневающиеся или враги. Несмотря на условность размещения фигур и «плоское» разделение сцены на два горизонтальных яруса, миниатюрист ухитряется показать, что группа с Христом, стражами и Вараввой находится перед Пилатом и обвинителями Иисуса. Именно поэтому совершенно фантастическим выглядит предположение М. Манго, что миниатюра Россанского кодекса «Суд Пилата» воспроизводила двухъярусную апсидную фреску в Иерусалиме. Полукруглое завершение композиции кодекса обязано своим происхождением не копированию фрески, а стремлению дать представление о конкретном месте свершения события – реальной апсиде, в которой осуществлялся суд и стояло курульное кресло, на котором восседал Пилат. Та же фактологичность очевидна во фланкировании фигуры Пилата двумя юными стражами, шеи которых украшают гривны-маниакии – свидетельство принадлежности к императорской гвардии. Юноши держат в руках лаборумы, на которых изображены полуфигуры римских дуумвиров (консулов), такие же полуфигуры воспроизведены золотом, причем весьма достоверно, на столе перед Пилатом. Реальное здесь понято не как иллюзорное или копирующее реальность, но как реально бывшее, каждая деталь его должна быть внимательно воспроизведена, поскольку она свидетельство – «самовидец» Христа. Можно сказать, что к реалиям действительности (а их описание может быть умножено) миниатюрист относится как к священным реликвиям – с одной стороны, но с другой – как к юридическим доказательствам. |
| Общие сведения наши по греческой палеографии указывают нам в древнейшую эпоху ее на юго-восточные провинции Византийской империи как на место наибольшего развития письменности и каллиграфии. Вековое существование александрийской библиотеки, богатство египетских епархий, сила местных традиций древней египетской культуры, – все это достаточно оправдывает гипотезу александрийской каллиграфии в период IV–VII в. Не естественно ли полагать, что и первые списки иллюстрованного местного автора Космы Индикоплова появились также в Александрии и что внешнее сходство (формат, тонкость пергамена) таких рукописей, как Синайского кодекса, Космы Ватиканской библиотеки, Библии Венской и Россанского кодекса, не случайное? Не лишнее заметить близкое родство с ватиканской рукописью Космы коптских фрагментов Библии VII века в Неаполитанском музее и арабских Посланий IX века в Имп. Публичной библиотеке. В монастырях Месопотамии исполнено сирийское Евангелие 586 г. писцом Рабулою. О древнейшем кодексе Евангелия VII века в Парижской библиотеке за 63 по его орнаментам можно также полагать, что оно происходит с Востока. Специально Византии, кажется, принадлежат в эту эпоху между иллюстрованными рукописями лишь подписной экземпляр Венского Диоскорида и некоторые рукописи подобного же характера из VIII–IX стол. Ни одна специальная дата или даже простое указание не свидетельствуют нам об участии малоазийских монастырей и духовных центров в развитии византийского искусства вообще и миниатюры в частности, но позволительно догадываться, что движение их шло с юго-востока на северо-запад Византийской империи издревле, направляясь к ее столице. В разгар иконоборческого движения мы встречаем в Константинополе и Салониках вполне сформировавшуюся уже школу иконописи. В это время восток Империи, дотоле страстно отстаивавший религиозное искусство в вековой борьбе антропоморфитов против оригенистов-атеев, 15 видел наступавшее разорение своей культуры и отдалялся по художественным принципам более и более от центра Империи. Правда, выходящее с Востока же декоративно-орнаментальное направление искусства имело громадное значение для самой Византии и Запада, но и его развитие принадлежит уже не Сирии и Малой Азии, но Константинополю и западным провинциям Империи. |
| Стиль их также свидетельствует о глубокой древности: в композициях миниатюр, типах, одеждах заметны следы искусства древнехристианского: классическая фигура Пилата, обнаженная фигура впадшего в руки разбойников, показывающая воспитанное на изучении скульптуры умение изображать человеческое тело, животные и птицы, напоминающие греко-римскую орнаментику, прекрасные фигуры мудрых и разумных дев, гора с четырьмя райскими реками – ясный отголосок искусства катакомбного периода – все это признаки эпохи, недалекой от первых веков христианства. 1. Мудрые и неразумные девы. Из россанского Евангелия. В то же время тип Спасителя с бородой, византийские одежды с таблионами и диадемы в некоторых изображениях прор. Давида, изображение Евхаристии в виде раздаяния Св. Хлеба и Чаши, недостаток школы в изображениях Спасителя, молящегося в саду Гефсиманском и возлежащего на вечери, равно как в позах апостолов, принимающих Евхаристию, и связанного разбойника – дают видеть наступление новой эпохи в истории искусства. Первая половина VI в. наиболее подходящее время для изготовления этих миниатюр. В уцелевшей части кодекса находится налицо 18 изображений, относящихся к разным событиям Евангелия и 40 изображений пророков. Все они размещены на листах 1–4 и 7–8 в том порядке, как показано на таблице, составленной нами по описанию Гебгардта и Гарнака. Издатели кодекса имели основание заметить, что, во-первых, листы с изображениями переплетены неверно; хронологическая последовательность евангельских событий требовала, чтобы 7-й лист поставлен был перед 1-м, так как исцеление слепого и притча о милосердом самарянине предшествовали воскрешению Лазаря; а лист 8-й, в случае такой перестановки, занял бы свое естественное место после 4-го; во-вторых, что некоторые листы с миниатюрами утрачены. Предполагая, что миниатюры должны представлять собой нечто целое, издатели думают, что миниатюрист иллюстрировал или все Евангелие, или одни только страсти Господни; но так как здесь находятся изображения, не относящиеся к страстям, – исцеление слепого и притча о самарянине, то, по-видимому, вернее первое предположение. |
| Α ρχαιταται κα α σγχρονοι Λειτουργαι τν κυριωτρων το Χριστο Εκκλησιν. Θεσ., 2001). В частности, в нем была представлена и его собственная реконструкция чина Л. а. М., основанная на изданиях Суэйнсона и Брайтмана, т. е. на текстах Россанского кодекса и Мессинского и Ватиканского свитков, а также «еще на одной рукописи», якобы обнаруженной С. Мерсером, числившейся, по словам митр. Амвросия, в собрании Мерсера под 3 и изданной последним в 1915 г. (Ibid. Σ . 143). Мерсер действительно издал греч. текст Л. а. М., но это был не текст к.-л. подлинной греч. рукописи, а сделанная им ретроверсия с эфиоп. рукописи 3 из его собрания, причем в том же издании приводится и полное факсимиле этой эфиопской рукописи ( Mercer. 1915). Т. о., митр. Амвросий, невнимательно ознакомившись с изданием Мерсера, фактически «ввел» в научный оборот несуществующий источник. В 1955 г. архим. Тит (Матфиакис) издал текст Л. а. М. не по древнейшим спискам, а, наоборот, по наиболее поздней рукописи: копии свт. Нектария Эгинского с автографа патриарха Мелетия Пигаса ( Ττος (Ματθικης) . 1955); спустя неск. лет была издана и сама рукопись патриарха Мелетия ( Μοσχονς . 1960). Наибольшим распространением в греческой среде пользуется издание И. Фундулиса ( Θουντολης. 1970), основанное на всех перечисленных выше, несмотря на то что издатель ограничился лишь кратким введением к тексту (Ibid. Σ. 5-22), а в самой реконструкции никак не комментирует свои предпочтения в пользу того или иного чтения, повторяет ошибки предшественников (включая использование несуществующей греч. т. н. «рукописи» Мерсера) и т. д. Попытку подготовить академическое издание текста Л. а. М. по всем ее сохранившимся рукописям предпринял Каминг. В качестве основы для своей реконструкции он в отличие от мн. предшественников использовал не Россанский кодекс, а более ранний Мессинский свиток; также он планировал максимально широко привлечь материал папирусов и проч. ранних свидетельств Л. а. М., но его работа осталась неоконченной, и публикация подготовленных им материалов была сделана посмертно (The Liturgy of St. |
| богослужебных книгах, включает: отпустительный тропарь 2-го гласа Το Προφτου σου Ησαου τν μνμην Κριε ( ); кондак 2-го гласа: Τς προφητεας τ χρισμα ( ) с икосом; канон (общий И. и мч. Христофору) авторства Феофана без акростиха 4-го гласа, ирмос: Αισομα σοι Κριε ( ), нач.: Θτισν με Κριε ( ); цикл стихир-подобнов; седален (разные в греч. и слав. Минеях). По рукописям сохранились песнопения И., не вошедшие в совр. богослужебные книги: 2 стихиры-подобна (РНБ. Соф. 202. Л. 41 об.- 42 об., XI в.- см.: Новгородская служебная Минея на май, XI в.: (Путятина Минея): Текст, исслед., указатели/Отв. ред.: В. М. Марков. Ижевск, 2003. С. 342), дополнительный икос ( Амфилохий. Кондакарий. С. 183). Е. Е. Макаров Иконография Прор. Исаия. Мозаика ц. Санта-Мария дель Аммиральо (Марторана) в Палермо, Сицилия. 1146–1151 гг. Прор. Исаия. Мозаика ц. Санта-Мария дель Аммиральо (Марторана) в Палермо, Сицилия. 1146–1151 гг. Одно из самых ранних изображений И.- на мозаике ц. Сан-Витале в Равенне (546-547), где он представлен старцем в белых одеждах, с густыми седыми волосами, длинными прядями, падающими на плечи, со свитком в руках, с золотым нимбом. На мозаике кафоликона мон-ря вмц. Екатерины на Синае (550-565) И. изображен в медальоне как молодой пророк с шапкой коротких черных курчавых волос и окладистой бородкой. Изображения пророков И. и Давида фланкируют сцену «Исцеление двух слепых в Иерихоне» в Синопском Евангелии (Paris. Suppl. gr. 1286. Fol. 29, VI в.); текст на свитке (Ис 35. 5), к-рый держит И., комментирует сцену из НЗ. Он показан юным, безбородым, в белом хитоне с клавом на рукаве и в желтовато-охристом гиматии. На миниатюрах из Россанского кодекса (Архиепископский музей в Россано, VI в.), построенных по сходной схеме (т. е. на них, как и на миниатюрах из Синопского Евангелия, тексты на свитках в руках у пророков являются аллюзией на представленную на том же листе новозаветную сцену), он дважды изображен юным, с коричневыми волосами и совсем короткой бородой (Fol. |
| Было ли между миниатюрами Россанского кодекса и распятие – с уверенностью сказать трудно. Что в начале их было больше и в теперешней рукописи сохранилась только небольшая часть, об этом не может быть спора, нет также никаких основательных причин отрицать существование между ними и распятия. Правда первохристианское искусство не изображало этого сюжета, как вообще избегало представлений Христа в положении унизительном, но в VI веке, к которому относят рукопись, это правило успело уже утратить часть своей обязательной силы, и действительно мы уже встречаем это изображение в Раввуловом евангелии и притом с очень широко-развитой обстановкой; о нем же упоминается и в описании Газской церкви у софиста Хориция (VI в.). В прошедшем году Крауз опубликовал изображение распятия, с фигурою повесившегося Иуды, на резной дощечке из слоновой кости, которая им относится к V веку. (Снимок помещен в его „монографии» Über Begriff... der Christ. Archäol. s. 26). Картины с изображением мученичества имели уже место в церквах V века, как видно из указаний Пруденция на изображения страданий Ипполита и Кассиана. Автор этой небольшой брошюрки посвятил двадцать лет своей жизни в Македонии на ознакомление с народным бытом и нравами этого края и руководился как собственными наблюдениями, так и рассказами старожилов. Труд почтенного собирателя мог бы выйти очень полезным для этнографии и культурной истории этой страны, если бы не был написан с предвзятой мыслью доказать, что в Македонии до сих пор сохранились в целости следы древнеэллинской жизни, и несмотря на все перевороты, первоначальная эллинская культура не только не замерла здесь, но пустила глубокие корни и дает себя чувствовать чуть не на каждом шагу в народной жизни. Подобные задачи, относительно вопросов еще мало тронутых, стесняют объективность наблюдателя и невыгодным образом отзываются на выборе и оценке наблюдаемого материала. Исследователи этого рода выбирают то, что отвечает их целям, освещают факт с любимой стороны, знакомят не с тем, что есть в наличности, а что им кажется замечательным и любопытным. |
| В заключение этого краткого и отрывочного обозрения Синайской библиотеки рукописей, специально-церковной по своему составу, не можем не остановиться на ее общем научном значении. В настоящее время, благодаря составлению каталога и приведению в известность значительной массы рукописей, если не вполне по своему содержанию, то, по крайней мере, в общих чертах, стало ясным, что изумительные открытия, подобные Тишендорфовскому, вряд ли могут иметь место. И, однако же, кроме указанных номеров, Синайская библиотека заключает в себе еще много важного для палеографии; таковы напр. листки древнейшей греческой Псалтыри (V–VI стол.), расположенные теперь на двух досках, отрывки других рукописей, не позже VII стол., папирусы и иные листки, ныне бережно хранимые. Наконец, кроме этих редких драгоценностей греческой палеографии, Синайская библиотека имеет в наших глазах особую важность для исследователя значительным числом своих рукописей из той промежуточной и наиболее темной в истории греческой палеографии эпохи VII, VIII стол. и первой половины IX века, которая и обращает ныне на себя преимущественное внимание 45 . Полный мрак, который и доселе окутывает Восток и его древности и скрывает громадную, по своей численности Синайскую библиотеку от взоров науки, рассеется, конечно, не разом, и усилиями не одного, проникшего в пустыню, палеографа. Там, где потребны были бы для полного освещения труды ученых миссий со всеми нужными средствами и полномочиями, частная инициатива должна ограничиваться указанием и намёком. Греческие рукописи с миниатюрами в библиотеке Синайского монастыря Подобно тому, как в Синайской библиотеке трудно надеяться на палеографическую находку в роде кодекса Тишендорфа, так и по своим лицевым, или украшенным миниатюрами, рукописям, она не представляет ничего равнозначительного ни Россанскому кодексу Евангелий, ни Ватиканскому списку Космы Индоплова, ни даже Евангелию монаха Рабулы Лаврентианской библиотеки. Тем менее можно сравнить Синайскую библиотеку греческих рукописей, хотя наиболее численную после ватиканской, с роскошной по составу Национальной Библиотекой Парижа. Многое, наиболее любопытное для гуманистов XVI–XVII стол., было отсюда вывезено и поступило в библиотеки Флоренции и Венеции 46 , и в том числе, конечно, не мало именно лицевых манускриптов, до которых всегда были охочи любители древности. И все же, не смотря на возможность многих случаев вывоза и хищений, сам состав Синайской библиотеки один объясняет достаточно, по нашему мнению, ее бедность иллюстрированными рукописями; там, где запасались преимущественно богослужебными, поучительными и настольными книгами, мало места предоставлялось роскоши или даже искусству. |
| Другой перевод этого сюжета представляет Христа в момент раздаяния Апостолам на одной картине хлеба, на другой – чаши и в византийской иконографии известен под именем раздаяния (μετδοσις). Издатели по-видимому не догадывались, что эта миниатюра составляет любопытнейшее открытие в области иконографии. До сих пор мы знаем об этом изображении по позднейшим византийским миниатюрам, и шитьё на известном далматике XI века считалось одним из самых древних образчиков этого сюжета. Несколько лет тому назад немецкий ученый Добберт издал специальную монографию об изображении тайной вечери в византийском искусстве. Историю этого сюжета он начинает с миниатюр IX века и древнейшим из всех считает изображение тайной вечери в Некрезской церкви на Кавказе, а затем переходит к мозаикам Киево-Софийского и Михайловского Собора и стенописи в Нередицкой церкви. Но время происхождения Некрезской фрески не определено, а что оно не раньше Россанскаго кодекса, так это видно уже из того, что там Христос представлен стоящим за престолом, около него Ангел с рипидой и в дияконском стихаре, а в миниатюре россанской этой позднейшей литургической окраски не имеется. Но затем, как в древнейших, так и в позднейших изображениях эта сцена представляется в двойном виде. Шесть, – или в меньшем числе – апостолов подходят ко Христу принять хлеб, а другие получают приобщение из чаши. В более ранних изображениях нет ни потира, ни дискоса, но Христос представлен с куском хлеба, от которого отламывает часть, чтобы передать подходящему апостолу, вместо же потира Он держит в руке или глубокую чашу в роде теперешней мисы, или кувшин с ручкой, и из него приобщает апостолов. В таком виде преподавалось причастие в древнейшие времена церкви, и византийские изображения тайной вечери воспроизводят перед нами древнейшую пору церковной практики. Как на любопытную подробность, имевшую место в официальном и церковном быту Византии, можно указать на то, что один из апостолов, подходящих к евхаристии, представлен с протянутыми руками плотно обернутыми верхним плащом. |
| Е. Е. Макаров Иконография Древнейшие изображения М. могли быть включены в состав композиций, представляющих Иисуса Христа с 12 апостолами, такого типа, как, напр., в катакомбах Марка и Марцеллина, Виа-Латина, Домитиллы и др. (все IV в.); на саркофагах Стилихона из базилики Сант-Амброджо и Боргезе (оба ок. 400; Лувр, Париж); на мозаиках капеллы Сант-Акуилино в Милане (ок. 400) и базилики Санта-Пуденциана (10-е гг. V в.); на ставротеке из Музея базилики Санта-Джулия в Брешии (ок. 400); на ампулах Монцы (VI в., Сокровищница собора в Монце). Однако из-за отсутствия надписи с именем и не сформировавшейся к тому времени иконографии и типологии образа М., выделить его из круга др. апостолов не представляется возможным. Самые ранние изображения М., единоличные или групповые, в к-рых евангелист идентифицируется по надписи, сюжету и др. (напр., по символу - крылатый лев или по местонахождению в рукописи - перед началом евангельского текста), относятся к IV-VI вв. Это его изображения на фрагменте саркофага (ок. 325-350, Ватиканский музей); на мозаиках в ц. Панагии Канакарии в Литранкоми на Кипре (30-е гг. VI в.) и в базиликах вмц. Екатерины в мон-ре на Синае (ок. 565-566) и Сан-Витале в Равенне (546-547); на миниатюрах Таблиц канонов в Россанском кодексе (Евангелия от Марка и от Матфея (Rossano. Museo Diocesano. 042. Fol. 8v, 121r, VI в.), в Евангелии Раввулы (Laurent. Plut. I 56. Fol. 10r, 586 г.) и в Четвероевангелии из Британской б-ки (Lond. Brit. Lib. Add. Ms. 5111. Fol. 10v, VI в.); на окладе Евангелия (кон. V в., сокровищница Дуомо, Милан); на пелене «Богоматерь с Младенцем на троне» (VI в., Музей изобразительных искусств, Кливленд); на рельефе «Проповедь ап. Марка» (2-я пол. VI в., Лувр, Париж); на копт. иконе «Св. Марк» (VI-VII вв., Национальная б-ка, Париж). Иконография М. в ранних памятниках весьма разнообразна; в ее основе всегда лежат античные прототипы. На мозаиках Синая и Кипра, на миниатюрах в рукописях из Британской б-ки и Россанского кодекса (Fol. 8v), на кливлендской пелене, на окладе из сокровищницы миланского собора использован оплечный образ М. |
| И по омывении святых мощей, и Креста в воду влагания, священную воду сию разъемлют вернии, и пиют от нея. Таже Трисвятое. И по Отче наш иерей: Яко Твое есть царство и сила и слава. Посем тропари сия: Помилуй нас, Господи... Господи, помилуй нас... Милосердия двери... Таже ектения: Помилуй нас, Боже... Еще молимся о благоверном... Еще молимся о патриархе нашем... Еще молимся о рабех Божиих, хотящих пити воду сию, и требующих от нея помощи, изцеления, о здравии и спасении. Возглас: Яко милостив... Диакон: Премудрость. Иерей: Пресвятая Госпоже... Таже: Честнейшую ... И отпуст по обычаю. Таже Господи, помилуй, трижды. Молитвы на перенесение св. мощей Кроме приведенных выше чинов, регулярно помешавшихся в византийских Евхологиях, в нескольких рукописях – Paris. Coislin. 213, 1027 г., 63 Vat. gr. 1970, XII в., 64 Hieros. Sab. 362 (607), XIV в. 65 , Athen. Bibl. Nat. 2473, XV в., Athen. Bibl. Nat 663, XV–XVI вв., 66 сохранились две молитвы на положение (κατθεσιν) св. мощей. В одной из перечисленных рукописей – Athen. Bibl. Nat. 2473 – эти молитвы включены в обычный византийский чин освящения храма, в остальных же выписываются отдельно. В. Руджери предположил, 67 что эти молитвы являются неконстантинопольской альтернативой обычным константинопольским молитвам на положение мощей в составе чина освящения храма. 68 Хотя этот вариант нельзя исключать, нам кажется, что это предположение вовсе не очевидно – в четырех из пяти упомянутых рукописей эти молитвы не связаны прямо с чином освящения храма, но, напротив, образуют отдельное небольшое последование «положения мощей». Тезис Руджери об альтернативном (по отношению к константинопольским молитвам) характере этих молитв также сомнителен – все же рукопись Paris. Coislin. 213 принадлежала клирику константинопольской Св. Софии. Весьма важными для решения вопроса о первоначальном содержании последования «положения мощей» неожиданно оказываются армянские источники 69 – сходное последование встречается в рукописях армянского Маштоца (Требника) под названием чина на перенесение мощей 70 ; что особенно примечательно, греческие молитвы «на положение мощей» и армянские «на перенесение мощей» имеют ряд текстуальных параллелей. Поэтому мы предполагаем, что эти молитвы, возможно, были изначально предназначены не для чина освящения храма, а для торжества перенесения мощей. Поскольку перенесение мощей – это не рядовое событие, то молитвы эти переписывались достаточно редко и не получили всеобщего распространения. 71 Мы приводим перевод молитв по тексту Россанского кодекса (Fol. 212–213v). |
|
|
