| тексты были сильно сокращены. Следствием этой деятельности стало составление в XIII-XV вв. сборников житий ирл. святых (Саламанкский Кодекс, Килкеннийский Кодекс и т. д.). Ряд житий вошел в англ. сборник Капгрейва «Новая легенда Англии». Житие св. Колумбы, составленное Манусом О " Доннелом. Ирландияю Сер. XVI в. (Bodl. Rawl. B. 514. Fol. 1r) Житие св. Колумбы, составленное Манусом О " Доннелом. Ирландияю Сер. XVI в. (Bodl. Rawl. B. 514. Fol. 1r) Реакцией др. кругов ирл. общества, сохранивших приверженность традиции, стало массовое создание агиографических сочинений на ирл. языке в XII-XVI вв. Среди житий, появившихся в это время, есть оригинальные тексты, свободные от влияния старой лат. агиографии (напр., ирл. Житие св. Колмана Эло), что свидетельствует о частичном разрыве традиции и маргинализации агиографического творчества. При этом особое внимание к традиции способствовало сохранению старого агиографического шаблона. Одновременно создается ряд переводных житий (напр., Житие прп. Марии Египетской), нередко в форме проповеди. Новшеством было составление сборников житий на ирл. языке (Книга из Лисмора, нач. XV в.) и проповедей о святых (Пёстрая книга, XIV в.). Развитие ирл. агиографии завершилось Житием св. Колумбы, составленным в 1532 г. Манусом О " Доннелом. При создании этой обширной компиляции были использованы все доступные автору письменные источники и фольклорные предания. Во время англ. Реформации и тюдоровской колонизации Ирландии основы традиц. письменной культуры пошатнулись. Множество рукописей было уничтожено или вывезено за пределы острова. В 1-й пол. XVII в. ирл. католич. церковные деятели в Лувене и Риме приступили к спасению древних лит. памятников. Терциарий Михал О " Клери в Ирландии собрал и переписал большое количество текстов, т. ч. житий святых на ирл. языке. В Лувене францисканец Дж. Колган, сотрудничавший с болландистами, издал ряд лат. агиографических произведений о святых Патрикии, Бригите и Колумбе и приступил к формированию сер. «Acta Sanctorum Hiberniae» (изд. |
| Вникая в религию другого аравийского народа, имевшего наибольшее цивилизаторское значение, а именно, в религию древних греков, мы находим в ней ту же идею единобожия, несмотря на воспеваемую ими многочисленную Олимпиаду. Их главный бог был Зевс, он восседал на Олимпе и держал в струне всех подвластных ему богов; он сам говорит о себе: „Я бог богов и бог людей, я их вождь, я лучший из всех, я всемогущ, и всё зависит от меня – и добро и зло“ (Гомер). Пиндар (4 в. д. Р. X.) упоминает о Зевсе, как о создателе неба и земли. Сократ (4 в. д. Р. X.) говорит о нём, как о божестве всевидящем и вездесущем. Фантазия греков действительно разыгралась весьма живо и создала целый мир добродетельной и порочной жизни на Олимпе, но, несмотря на то, идея единобожия всё-таки проглядывала из всего этого мифологического мира весьма заметно. Эта идея была, конечно, не очень высокого достоинства и очень далека от таковой же в христианстве: но мы не сравниваем достоинства соответствующих идей, а имеем в виду только проследить разные фазисы развития одной и той же идеи. Молитва грека всегда начиналась так: „Послушай, Зевс!“ Затем всегда следовала просьба о даровании земных благ. Для грека Зевс был единственным, всесильным богом, ему повиновался весь Олимп. У древних римлян, во всём подражавших грекам, был свой Зевс, они его называли: Jupiter – Maximus – Optimus; у них был такой же антропоморфизм в религии, приведший, в дальнейшем, к обожествлению даже людей, к обожествлению цезарей, видевших в этом приёме способ поднятия своей власти и уважения к себе: у них тот же просительский характер молитвы, та же пёстрая команда богов, которые изображали из себя не что иное, как тоже только целый ряд эмблем проявления в жизни всё того же Юпитера. Богиня Potina научала ребёнка брать грудь, Educa следила за его едой. Statanus научала его ходить и т. д. Разве можно всё это назвать многобожием? Разве всё это не картинные изображения моментов развития жизни, вроде того, как мы вкладываем в поэтические формы идеи рока, счастья, духа злобы, стыда, угрызения совести и проч.? Всё это были у римлян не боги, а только атрибуты Единой Высшей Силы. Точно также надо относиться и к религиям современных нецивилизованных народов. Этот взгляд будет психологически верным. |
| Во многих случаях титлование играет символическую (семиотическую) роль, которая обусловлена лексическим значением слов: «христианский Бог» (всегда пишется сокращенно) – «языческий бог» (пишется полностью); «Богородица» – «мать обычных людей». Отдельного рассмотрения заслуживает и такой пример. Существительное в значении «ангел Господень» пишется всегда только с титлом и читается не так, как написано, в отличие от «злой ангел, бес» – употребляется только в полной записи и читается по общим правилам. Надо отметить, что некоторые церковнославянские слова имеют вариантное титлование: – Богоблагодатный. Иногда сокращенная запись уступает место полной: – молитва. Кроме того, титлование в книгах и на иконах резко отличается. 4. Другие диакритические знаки 1) Если первая гласная буква в словах является ударной, то над ней по правилам пишутся одновременно звательце и острое ударение. Это сочетание диакритических знаков называется 2) Комбинация тупого ударения со звательцем именуется 3) Иногда после префиксов (приставок) и предлогов ставится значок для обозначения пропуска буквы ер (ъ) – 4) Для того чтобы показать, что букву ижица – нужно читать как [и], над ней ставится знак . 5) К надстрочным знакам относится также – дужка над буквой (и с краткой): . 6)Для сносок используется Лариса Маршева , доктор филологических наук, профессор, преподаватель церковнославянского языка и стилистики русского языка 18 ноября 2009 г. Рейтинг: 5.5 Голосов: 211 Оценка: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 скрыть способы оплаты Комментарии Людмила 24 мая 2023, 23:15 Скажите, пожалуйста,где правильное ударение в слове " жЕстокая " или " жестОкая " в псалмах? Андрей 6 мая 2019, 06:19 Скажите пожалуйста, как прочитать надпись под титло обозначающую Богородицу. Две пары букв под титло. пёстрая ленточка 27 апреля 2018, 20:46 Уважаемая Лариса Ивановна! Спаси Господи! Благословения Божия на все Ваши труды! vnoд. Михаилъ 29 мая 2017, 12:32 Къ не отраженъ непростой вопросъ о слова " преосвященный " и " " . Въ служебникахъ и требникахъ съ 1900 по 1917 встрчаются оба такъ что не ясно оставлено ли на произволъ составителя, или же есть правило. Такъ же и встрчается слово " священникъ " безъ титла - тоже не понятно почему. |
| Дивная и щедрая прибайкальская тайга обнимала село Ангинское; в тайге – синым-синё от голубики, красным-красно от брусники, а ближе к осени в изобилии грибов. По селу течёт река Анга, где на рассветах и закатах играет, плещется рыба; и на утренних зорьках старшие сыновья Евсевия Ивановича, возможно, ловили матёрых ленков, серебристых хариусов, а в морды, сплетённые из тальниковых прутьев, добывали гольянов, коих матушка парила в русской печи. Раннее детство Вани Попова похоже на детство сельских ребят. Зимой катался на салазках с ледяной горки, а летом купался в речке. В тайге собирал с братьями и сёстрами грибы подосиновики, подберёзовики, маслята и грузди. Случалось, ребятишки уходили гурьбой далеко за село, и в полях брали душистую землянику, которую звали пёстрая ягода. Возле реки и возле ручьёв собирали чёрную и красную смородину, или по-сибирски – кислицу. Но, похоже, большее время Ваня Попов проводил в церкви… без Бога ни до порога… молился с братьями и сёстрами, помогал священнику и диакону на богослужениях. И пусть семья Поповых жила бедно, бедность не печалила, ибо «похлёбка пуста, но душа чиста». Евсевий Иванович приучил сына не унывать, а терпеливо и спокойно переносить горести жизни. Бог терпел и нам велел… Молитвы и любовь к труду помогали, ибо, как и старшие братья, сестры, Ваня смалу помогал отцу и матери. Хотя рос среди дивных лесов и лугов, детство сельскому отроку выпало горестным – бедность и хворый отец: Евсевий Иванович лежал на смертном одре, дышал на ладан. Смолоду славился добрым здравием, но однажды промёрз до костей, простудился, слёг и уже не исцелился. Когда Ваня вырос, то вспоминал: – Отец, будучи долго болен, почти всегда лежал в постели… Семейство церковного пономаря читало утреннее, вечернее правило, а Фёкла Савишна, видимо, усердно молилась об исцелении мужа: – О Премилосердный Боже, Отче, Сыне и Святый Душе, в Нераздельней Троице покланяемый и славимый, призри благоутробно на раба Твоего Евсевия, болезнию одержимаго; отпусти ему вся согрешения его; подай ему исцеление от болезни; возврати ему здравие и силы телесные; подай ему долгоденственное и благоденственное житие, мирные Твои и премирные блага, чтобы он вместе с нами приносил благодарные мольбы Тебе, Всещедрому Богу и Создателю нашему. Пресвятая Богородице, всесильным заступлением Твоим помоги мне умолить Сына Твоего, Бога моего, об исцелении раба Божия Евсевия. Все святые и Ангелы Господни, молите Бога о больном рабе Его Евсевии. Аминь. |
| Конечно, не все истории заслуживают полного доверия, но и не все могут быть сброшены со счета. Разве недостаточно убедительные примеры — открытие латимерии, такахе, коу-прея, африканского павлина и многих других загадочных и неизвестных прежде существ? Определённые шансы на признание в будущем имеют и такие животные, как сумчатый тигр, обезьяна Луа, пятнистый лев, татцельвурмы и даже морской змей. Возможность поимок других загадочных созданий, истории которых рассказаны в этой книге, весьма и весьма проблематична. И все-таки, прежде чем сказать о них последнее слово, добросовестный исследователь обязан изучить все обстоятельства дела. Герпетологи — зоологи, изучающие пресмыкающихся животных. Некий (тоже доктор) Клобер считает, что именно эти подросшие эмбрионы, сбежав из лаборатории Ройлотта, послужили причиной гибели Джулии Стонер, а не «болотная гадюка, опаснейшая змея Индии», как полагает Конан-Дойль в рассказе «Пёстрая лента». Слова «sampa» — по-индийски значит змея, a «derma» — окончание от латинского названия ядозуба — Heloderma; allergorhaihorhai монгольское название предполагаемого живртного. Мне кажется, авторы допустили ошибку: если это удивительное существо и водится в Англии, то, должно быть, не на Беэкер-Стрит, а в поместье Сток-Морен, где жил доктор Ройлотт из «Пёстрой ленты», который, по мнению доктора Клобера, в своих преступных целях пользовался не «болотной гадюкой, опаснейшей змеёй Индии» (её и в природе не существует), а гибридами кобры и ядозуба, позаимствованными у своего коллеги и однофамильца настоящего доктора Ройлотта (смотри статью доктора Клобера «Правда о „Пёстрой ленте“» в детективном журнале «Бэйкер-Стрит», том 3, стр. 149—157, 1948 г.). Рекомендуем Самое популярное Библиотека св. отцов и церковных писателей Популярное: Сейчас в разделе 989 чел. Всего просмотров 68 млн. Всего записей 2586 Подписка на рассылку поделиться: ©2024 Художественная литература к содержанию Входим... Куки не обнаружены, не ЛК Размер шрифта: A- 15 A+ Тёмная тема: Цвета |
| От возврата в Ростов всегда бьётся сердце! – особенно вот так, ранним утром, когда свеж, чист, в тёмной зелени деревьев крутой подъём Садовой к Доломановскому и извозчик на подъёме задорно гонит не отстать от трамвая! А трамваи совсем не московские, на ходу тяжелей, не с дугами, а с роликами, и есть летние, продувные, без боковых стенок. И на них, по-ростовски, сзади, на “колбасе”, обязательно подъезжают мальчишки до городового на перекрестке. И эти особенные передвижные решётчатые мостики, арочкой и с поручнями, их бросают через потоки в южный ливень, а в сухое время берут на тротуары. От Никольского переулка Большая Садовая уже вполне распрямилась и показывает вперёд свою трёхвёрстную прямую стрелу до границы Нахичевани. Вот и окна Архангородских на втором этаже, из гостиной угловой балкон под полотняными маркизами и как бы не Зоя Львовна цветы переставляет, но не разберёшь за густыми деревьями, да к Архангородским ладно, к ним не с утра. Вот, на солнечной стороне Садовой, модный чёрный с шероховатой отделкой двухэтажный магазин, полосатые маркизы с бахромкой над каждой зеркальной витриной. Хочет извозчик поворачивать по Таганрогскому проспекту – нет, поезжайте дальше, до Соборного. (Если по Таганрогскому, то потом на Старом базаре мимо густого запаха рыбных рядов, от постоянного изобилия огромных чебаков, сазанов и сулы, выдвинутых до самой мостовой, и именно в утренние часы весь ночной непроданный улов ещё жив, серебряно шевелится, плескает поперёк прилавков). Ещё одно здание модерн на углу Таганрогского, таких и в Москве поискать: верхние этажи почти без стен, одни стёкла… “Гранд-Отель”… Купеческий сад… “Сан-Ремо”. И не мал ведь Ростов, а как уютен!… Афиши. Так, что идёт? В Машонкинском чей-то бенефис… Цирк Труцци. Французский театр миниатюры… В “Солее” – сильная драма… и сильно комическая картина Макса Линдера… Эти дни – походить, посмотреть. От городского сада повернули на Соборный, не такой гладкий булыжник. Вот реальное училище, где Юрик учится. Почтамт. В просвете переулка – Старый собор, тяжёлая некрасивая туша, а ближе, на чистенькой площади, – памятник Александру Второму, с восьмигранным обводом. Заманчивая пёстрая Московская улица, вся из одних магазинов, опять маркизы, маркизы над витринами – вдоль ростовской Московской можно одеться не хуже, чем в Москве! А теперь наискосок, мимо края базарного привоза, вот и гимназия Харитоновых… Нет, это главный вход, а меня, пожалуйста, с другой стороны, к начальнице. |
| Он не очень меня боится и позволяет себя снимать. В последний раз — в пятую осень — я не услышал на сушине знакомого стука. Я долго сидел на валежине, но всё было тихо. В слабой надежде я постучал ножом о пенёк; дятлы не любят, когда другие дятлы стучат на их участке. И сейчас же послышался шорох крыльев — и пёстрая птица прилепилась к дереву над головой. Здравствуй, дятел, я рад, что ты ещё жив! Дятел сорвал шишку — и прямиком на свою кузницу. Раздался знакомый стук. Так я снял его в пятый раз. Сорочий поезд Полустанок назывался Рыбный. И не зря. На нём всегда, даже зимой, продавали рыбу: жареную, варёную, солёную, вяленую. Только, бывало, остановится поезд, а уж изо всех вагонов выскакивают пассажиры. Ещё не тронется поезд, а уж из окон летят на снег кулёчки с рыбьими головами, хвостами и потрохами. И вот повадились на это угощение сороки. Со всей округи слетались. Ровно за минуту до прихода поезда рассаживались на деревьях вдоль пути и нетерпеливо стрекотали. Так они встречали поезд каждый день. Услышав сорочье чекотанье, пассажиры брали свои чемоданы и выходили на платформу. Начальник полустанка, не глядя на часы, надевал красную фуражку. Выходил из будки и стрелочник, засунув флажок за голенище. Поезд приходил — и на снег летели кулёчки с рыбьими головами и потрохами. Начинался сорочий пир! Подобрав всё до косточки, сороки улетали в лес по своим сорочьим делам. Сороки к поезду никогда не опаздывали. Но вот однажды опоздал поезд. Волновался начальник в красной фуражке. Волновались ожидающие на полустанке пассажиры. Все были очень недовольны. Но больше всех волновались, больше всех были недовольны сороки. Они вертелись на сучках, перелетали с дерева на дерево, по очереди взлетали на вершину самой высокой сосны и, вытянув шейки, смотрели в ту сторону, откуда должен был показаться поезд. Какой гвалт, какой переполох подняли сороки, когда наконец увидели далёкий дымок! Ох и досталось же машинисту от начальника станции, от разволновавшихся пассажиров! А больше всего — от сорок: оглушили криком! До сих пор встречают сороки поезд на Рыбном полустанке. До сих пор, заслышав сорочью трескотню, пассажиры берут свои чемоданы, а начальник надевает красную фуражку. Все твёрдо знают: ровно через минуту к полустанку подойдёт поезд. Поезд теперь не опаздывает. Пассажиры вовремя уезжают, а сороки вовремя обедают. |
| В орбите внимания писателя не только купечество, но и все социальные слои и сословия России второй половины XIX столетия. Пьесы Островского населяют мелкие торговцы и крупные капиталисты, мелкотравчатые и высокопоставленные чиновники, дворяне и простолюдины, мещане и разночинцы, труженики-интеллигенты, учителя и студенты, актёры и странники, свахи и приживалки, военные, ростовщики, люди без определённых занятий – « вольнопрактикующие» и «праздношатающиеся». Вся эта многоликая, пёстрая, объёмная, художественно и исторически достоверная картина русской жизни – целый мир, созданный творческим гением замечательного русского драматурга. Его деятельность – это колоссальный труд, поистине подвижническое служение русской литературе, национальному театру, народу, России. Драматург создал 47 оригинальных пьес. Подсчитано, что в драмах Островского действуют 728 героев. Причём, это не схематичные, условные персонажи, а живые, яркие, полнокровные личности. Каждый образ психологически точно и социально выверен, раскрыт через его персональную речевую характеристику. В сюжетах и драматургических конфликтах нашли верное отражение самые важные события и явления русской духовной и общественной жизни, особенности национального характера, индивидуальное своеобразие человеческих натур. Это настоящий литературный подвиг писателя. Островский всецело посвятил себя драматургии и театру, жил и дышал ими, ни на что другое времени и сил не оставалось. Однако даже такой самоотверженный труд не приносил прочного материального достатка. Как, впрочем, и у многих русских писателей-классиков: например, Ф.М. Достоевского (1821–1881), Н.С. Лескова (1831–1895), при жизни испытывавших нужду, а после смерти увековеченных в памятниках. В письме от 25 августа 1879 года Островский, отвечая на предложение, поступившее от редактора журнала «Русская старина» М.И. Семевского, об издании литературных и театральных мемуаров, признавался: «Я очень хорошо чувствую и всегда памятую, что на мне лежит долг сказать всю правду, какую я знаю, о многих лицах, принадлежащих уже истории: о литераторах, артистах, художниках... Иных я знал хорошо, с другими был близок, а с некоторыми был в самой короткой дружбе. |
| Смешно бы было брать на себя разгадку всякой особенности в каком бы то ни было народе, и я не берусь объяснить эту черту в Англичанах; но, может быть, объяснение её состоит в том, что слово в Англии ценится несколько подороже, чем в других местах; что о пустяках говорить не для чего, а о чём-нибудь подельнее – говорит с незнакомым действительно неловко в земле, в которой разница мнений очень сильна и часто принимает характер партий. Я не берусь доказывать, чтобы Англия ни в чём не имела лишней чопорности: это остаток очень недавней старины. Тому лет сорок, общество во всей Европе было чопорно, а Англия меняется медленнее других земель; но на этом останавливаться не для чего, и мне кажутся решительно слепцами те, которые не замечают во многом гораздо более простоты у Англичан, чем где-либо. Простота нравов Пойдите по Лондонским паркам, даже по Сент-Джемскому, взгляните на игры детей и на их свободу, на группы взрослых, которые останавливаются подле незнакомых детей и следят за их играми с детским участием. Вас поразит эта простота жизни. Пойдите в Гайд-парк. Вот несётся цвет общества на лёгких статных лошадях, всё блещет красотою и изяществом. Что ж? Между этими великолепными явлениями аристократического совершенства являются целые кучки людей на каких-то пегих и соловых клячонках, которые точно так же важно разгуливают по главным дорогам, как и чистокровные лорды на своих чистокровных скакунах. Это горожане, богатые, иногда миллионные горожане. Что им за дело до того, что их лошади плохи и что сами они плохие ездоки! Они гуляют для себя, а не для вас; для своего удовольствия, а не для показа. Это простота, которой себе не позволят ни Француз, ни Немец, ни их архичопорные подражатели в иных землях. – Поезжайте в Ричмонд, в этот чудный парк, которого красота совершенно Английская, великолепная растительность и бесконечная, богатая, пёстрая даль, полу-согретая, полу-сокрытая каким-то светлым, голубым туманом, поражают глаза, привыкшие даже к берегам Рейна и к прекрасной природе Юга. |
| Он был в клобуке и, поверх чёрной рясы, в ярко-красной мантии с разноцветными струями и скрижалями. Красивая и оригинальная в глазах американцев одежда, а также драгоценная панагия и крест на груди его, невольно привлекали к себе взоры зрителей, которые единогласно признали его наружность весьма живописной и внушительной. Ассистентами архиепископа были пресвитер Фиамболис Экономос и архидиакон Гомер Ператис. Из христианских епископов здесь заседали ещё: римско-католические архиепископы – Фиган Чикагский, Райан Филадельфийский и Рейвуд – с Новой Зеландии, епископы Коттер и Ганди, епископ Джэннер, англиканской так называемой свободной церкви, епископ Арнетт и негр-епископ Пэйн, – оба из Африки, представители тамошних методистов. Красивую группу на правой стороне составляли представители Японии. Тут был верховный жрец государственной религии Японии – шинтоизма, – Реучи Шибата и такие же представители тендайской и других сект буддизма – Зицузен Ашитсу, Сануки и Шака-Зун, которых американские газеты важно титулуют высокопреподобнейшими епископами и архиепископами. Их свиту составляли бонзы и учёные: Горин-Токи, Такайоши-Матсуйяма, Кинза-Риндже-Гираи, Банрин-Ятсубучи и перевод- —487— чики: Нозучи и Номура. Их широкие причудливой формы тюники блестели почти всеми цветами радуги с преобладающим сочетанием цветов розового и бледно-зелёного. Пёстрая японская группа на тёмном фоне европейских костюмов казалась как бы роскошным букетом. Не менее яркий букет представляла и группа индийских представителей буддизма, брамаизма-сомаджи, парсизма и др. религий. Здесь были брамины, учёные и монахи: Сидду-Рам, Хакарар, Дармапала, Мозумдар, Хакраварти, Нагаркар, Суами-Вивекенда и др. Хотя некоторые из них и были одеты по-европейски, но большая часть красовалась в длинных и широких балахонах жёлтого или ярко-зелёного цвета с жёлтыми или белыми тюрбанами на головах. Особенно выделялся здесь своей необыкновенной красотой молодой индус – брамин Суами-Вивекенда, одетый в тюнику и тюрбан ярко-оранжевого цвета. |
|
|
