| От возврата в Ростов всегда бьётся сердце! – особенно вот так, ранним утром, когда свеж, чист, в тёмной зелени деревьев крутой подъём Садовой к Доломановскому и извозчик на подъёме задорно гонит не отстать от трамвая! А трамваи совсем не московские, на ходу тяжелей, не с дугами, а с роликами, и есть летние, продувные, без боковых стенок. И на них, по-ростовски, сзади, на “колбасе”, обязательно подъезжают мальчишки до городового на перекрестке. И эти особенные передвижные решётчатые мостики, арочкой и с поручнями, их бросают через потоки в южный ливень, а в сухое время берут на тротуары. От Никольского переулка Большая Садовая уже вполне распрямилась и показывает вперёд свою трёхвёрстную прямую стрелу до границы Нахичевани. Вот и окна Архангородских на втором этаже, из гостиной угловой балкон под полотняными маркизами и как бы не Зоя Львовна цветы переставляет, но не разберёшь за густыми деревьями, да к Архангородским ладно, к ним не с утра. Вот, на солнечной стороне Садовой, модный чёрный с шероховатой отделкой двухэтажный магазин, полосатые маркизы с бахромкой над каждой зеркальной витриной. Хочет извозчик поворачивать по Таганрогскому проспекту – нет, поезжайте дальше, до Соборного. (Если по Таганрогскому, то потом на Старом базаре мимо густого запаха рыбных рядов, от постоянного изобилия огромных чебаков, сазанов и сулы, выдвинутых до самой мостовой, и именно в утренние часы весь ночной непроданный улов ещё жив, серебряно шевелится, плескает поперёк прилавков). Ещё одно здание модерн на углу Таганрогского, таких и в Москве поискать: верхние этажи почти без стен, одни стёкла… “Гранд-Отель”… Купеческий сад… “Сан-Ремо”. И не мал ведь Ростов, а как уютен!… Афиши. Так, что идёт? В Машонкинском чей-то бенефис… Цирк Труцци. Французский театр миниатюры… В “Солее” – сильная драма… и сильно комическая картина Макса Линдера… Эти дни – походить, посмотреть. От городского сада повернули на Соборный, не такой гладкий булыжник. Вот реальное училище, где Юрик учится. Почтамт. В просвете переулка – Старый собор, тяжёлая некрасивая туша, а ближе, на чистенькой площади, – памятник Александру Второму, с восьмигранным обводом. Заманчивая пёстрая Московская улица, вся из одних магазинов, опять маркизы, маркизы над витринами – вдоль ростовской Московской можно одеться не хуже, чем в Москве! А теперь наискосок, мимо края базарного привоза, вот и гимназия Харитоновых… Нет, это главный вход, а меня, пожалуйста, с другой стороны, к начальнице. |
| — Всё в порядке! — весело сказал он и отправился на колхозный двор осматривать сеялки, чтобы подправить к весне всё, что требует ремонта. Зато Анна Саввишна пришла теперь в полное уныние. — Ну, теперь держись, — грустно сказала она. — За четыре дня эти негодницы проголодались — сразу корм пожрут. Я тоже не знал, что и придумать. Неужели же правда вороны научились узнавать в лицо Ивана Антоновича и отличать от Анны Саввишны? А может быть, тут дело в чём-то другом? — Анна Саввишна, а попробуйте-ка вы захватить с собой ружьё, предложил я. — Может, они и вас с ружьём испугаются. И вот на другое утро степенная, толстая Анна Саввишна вдруг превратилась в древнеримскую богиню охоты — Диану. Она не только захватила с собой ружьё, но даже перекинула через плечо охотничий рог. — Так пострашнее будет, — пояснила она. О радость! Заметив блестящие охотничьи доспехи, ни одна из крылатых воровок не осмелилась даже приблизиться к птичнику. Куры спокойно ели свой корм, а между ними, как настоящая Диана, сверкая оружием, расхаживала Анна Саввишна. Она торжествовала победу. Маленький лесовод Шёл я однажды зимой по лесу. Было особенно тихо, по-зимнему, только поскрипывало где-то старое дерево. Я шёл не торопясь, поглядывая кругом. Вдруг вижу — на снегу набросана целая куча сосновых шишек. Все вылущенные, растрёпанные: хорошо над ними кто-то потрудился. Посмотрел вверх на дерево. Да ведь это не сосна, а осина! На осине сосновые шишки не растут. Значит, кто-то натаскал их сюда. Оглядел я со всех сторон дерево. Смотрю — немного повыше моего роста в стволе расщелинка, а в расщелинку вставлена сосновая шишка, такая же трёпаная, как и те, что на снегу валяются. Отошёл я в сторону и сел на пенёк. Просидел минут пять, гляжу — к дереву птица летит, небольшая, поменьше галки. Сама вся пёстрая — белая с чёрным, а на голове чёрная с красным кантиком шапочка. Сразу узнал я дятла. Летит дятел, несёт в клюве сосновую шишку. Прилетел и уселся на осину. Да не на ветку, как все птицы, а прямо на ствол, как муха на стену. Зацепился за кору острыми когтями, а снизу ещё хвостом подпирается. Перья у него в хвосте жёсткие, крепкие. |
| Непрерывное спокойствие сельской жизни в поэзии нарушается описанием случаев отправления молодца на войну; но война в литовских песнях не представляется с тою дикою, мужественною и героическою прелестию, как, например, в казацких южнорусских песнях. Литовский молодец идёт на войну поневоле: его в войско не удаль тянет, а горькая судьба гонит, отрывая от родных полей, от сохи и домашней печи; он не мечтает о славе, не помышляет о добыче, не сознаёт добродетели гражданского долга, не рассуждает о своей судьбе и не думает от ней ускользнуть, но покоряется ей с тоской и безнадёжностью, отчаивается в возврате к родной хате и обрекает себя заранее на гибель. Когда возлюбленная спрашивает своего милого, отъезжающего на войну, когда он воротится, молодец отвечает: «Не я ворочусь, а мой конь привезёт мой мундир, обрызганный чёрною кровью. Моя девица омоет его горючими слезами, а мать высушит его тяжёлыми вздохами». – Большая часть песен, где являются военные люди нового склада, составлены в последние времена, когда литовцы служили в войсках польских, прусских и русских. К числу немногих, составляющих исключение и бесспорно относящихся к древним временам борьбы за независимость литовского племени против чужеплемённых интересов, принадлежит одна, очень замечательная по своему подобию с такою же песнию, существующею почти у всех славян. Это плач над телом убитого ратного мужа родных ему женщин, изображаемых в виде кукушек. Мёртвый воин представляется говорящим: «Конь наступает мне на руки, на ноги и на лицо. Струится кровь красная, как пион-цвет. Прилетели три кукушечки в ночной тьме; кукуют кукушечки над моим телом – одна в ногах, другая в головах, третья над самым сердцем: кукует пёстрая кукушечка! В ногах невеста, в головах сестра, у сердца родная матушка. Гудят колокола, жалобно заводит орган, плачет моя старая матушка. Не разбудят меня ни колокола, ни орган, ни старая матушка; разбудит меня чёрная земля, белая гробовая доска. Скроюсь я в земле; там не будет мне горя. Невесте отдам я вороного коня, сестре – мои хорошие платья, а любезной матушке, моей кормилице – ласковое словечко. Невеста провожает меня до ворот, сестра до половины пути, а матушка, которая меня воспитала, до самой зелёной могилы. Невеста будет плакать три недели, сестра три года, любезная моя матушка, моя кормилица, – всю жизнь!» |
| Сложный вопрос об отношении Церкви и государства должен быть разрешаем в зависимости с одной стороны от исторического положения Церкви и её природы, а с другой от того направления, которого желает держаться государство в области нравственно-духовной жизни. В науке церковного права для этого не установлено каких-либо норм общих для всех стран и народов. По отношению к выдвинутым теперь у нас на очередь вероисповедным законам разве можно без насилия над действительной жизнью игнорировать значение Православной Церкви уже в самой России? Неужели, подобно людям, лишённым проблеска творческой мысли и способным лишь к слепому подражанию, наши законодатели положат в основание новых законов чужие понятия о религии, чужие стремления в области отношений Церкви и государства и даже явно уже осужденную жизнью и наукой теорию христианского государства? Если бы это случилось, то к нашей прежней более пассивной вине – неумения ознакомить мир с православием , мы прибавим уже более активную – пренебрежения Православием для нас самих. Правда, в России выступает сейчас на сцену такая пёстрая и сложная сеть самых разнообразных взаимоотношений, подобную которой мы едва ли найдём в какой-либо стране мира. Нужно самое широкое миросозерцание и великая работа ума, чтобы уместить под одной общей крышей такую массу разнородных племён и религий, чтобы согласовать различные интересы и создать формы, облегчающие их мирное сожительство, и чтобы вместе с этим сохранить единство нравственно-духовной основы государства. Но во всяком случае законы, игнорирующие главную реальную силу страны и направляемые принципами, выросшими на другой почве, будут представлять из себя что-то доктринёрское, не соответствующее потребностям действительной жизни государства и насильственно в неё вводимое. При несоблюдении в законодательстве исторической связи с главной реальной силой страны, непрерывному развитию России будет угрожать опасность, и вместо того, чтобы заниматься необходимыми преобразованиями в строе России, мы будем выкраивать из неё новое государство по чуждому ей образцу. II |
| Словечко это придумал Блейлер. И чтобы уяснить смысл Катастрофического хода событий – необходимо совершить сверхкраткий экскурс в историю психиатрии. Я надеюсь, что экскурс этот не будет для читателя очень обременительным. Самая древняя из медицинских дисциплин (о душевнобольных упоминает уже Библия – древнейший письменный памятник человечества) – и до сего времени самая отсталая. Во многом причины здесь объективные: в то время, как другие медицинские науки, преодолевая тысячевековую средневековую отсталость и тьму, полностью перешли в течение XIX века на биологические рельсы, а сейчас сомкнулись в стремительном движении вперёд (хотя горизонты и отделились) с молекулярной биологией, биофизикой, кибернетикой, электротехникой и т. д. – психиатрия и в XIX, и в XX веках продолжает блуждать в словесах. Их накапливается, естественно, всё больше и больше, как и больных – без особой для этих больных пользы. Сама психиатрия здесь во многом не повинна – одно дело расшифровка генетического хода, точнее определение сложной комплексной мышечной работы, а другое – психика, которую надо познавать психикой же. Отсюда – и вынужденная ограниченность методики, и приблизительная описательность определений, не затрагивающих сущности феномена, и пёстрая эклектичность лечебных мероприятий. Лучшие умы психиатрического мира, – и прошлого, и нынешнего столетий, – чувствовали, конечно, отсталость любимой ими науки. Они догадывались, что помочь несчастным, служение которым стало для лучших умов жизненным уделом, подвижнических биографий, подвигов, оценить которые по достоинству смогли только потомки 40 , гениальных догадок, лёгших в основание строящегося здания психиатрической науки. Догадки эти тем поразительнее, что были высказаны в то время, когда и сама биология не очень твёрдо ещё стояла на ногах, – а они, эти догадки, были прежде всего биологичны. Они неопровержимо доказывали зависимость неправильного поведения человека от биологических факторов. Во второй половине XIX века отдельные проблески мысли во тьме тысячелетних невежественных представлений стали системой, психиатрия начала понемногу догонять другие, далеко ушедшие вперёд медицинские дисциплины, тьма рассеивалась. |
| Последняя из этих женщин не решилась бы пройтись со мною рядом!.. Но я не видел сам себя. А глаза мои не менее прозрачно, чем у них, пропускали внутрь меня – мир. Так однажды перед вечером я стоял у главных ворот и смотрел. Мимо стремился обычный поток, покачивались зонтики, мелькали шёлковые платья, чесучовые брюки на светлых поясах, вышитые рубахи и тюбетейки. Смешивались голоса, торговали фруктами, за загородкою пили чай, метали кубики – а у загородки, привалившись к ней, стоял нескладный маленький человечек, вроде нищего, и задыхающимся голосом иногда обращался: – Товарищи… Товарищи… Пёстрая занятая толпа не слушала его. Я подошёл: – Что скажешь, браток? У этого человека был непомерный живот, больше, чем у беременной, – мешком обвисший, распирающий грязно-защитную гимнастёрку и грязно-защитные брюки. Сапоги его с подбитыми подошвами были тяжелы и пыльны. Не по погоде отягощало плечи толстое расстёгнутое пальто с засаленным воротником и затёртыми обшлагами. На голове лежала стародавняя истрёпанная кепка, достойная огородного пугала. Отёчные глаза его были мутны. Он с трудом приподнял одну кисть, сжатую в кулак, и я вытянул из неё потную измятую бумажку. Это было угловато написанное цепляющимся по бумаге пером заявление от гражданина Боброва с просьбой определить его в больницу – и на заявлении искоса две визы, синими и красными чернилами. Синие чернила были горздравские и выражали разумно-мотивированный отказ. Красные же чернила приказывали клинике мединститута принять больного в стационар. Синие чернила были вчера, а красные – сегодня. – Ну что ж, – громко растолковывал я ему, как глухому. – В приёмный покой вам надо, в первый корпус. Пойдёте, вот, значит, прямо мимо этих… памятников… Но тут я заметил, что у самой цели силы оставили его, что не только расспрашивать дальше и передвигать ноги по гладкому асфальту, но держать в руке полуторакилограммовый затасканный мешочек ему было невмочь. И я решил: – Ладно, папаша, провожу, пошли. Мешочек-то давай. Слышал он хорошо. С облегчением он передал мне мешочек, налёг на мою подставленную руку и, почти не поднимая ног, полозя сапогами по асфальту, двинулся. Я повёл его под локоть через пальто, порыжевшее от пыли. Раздувшийся живот будто перевешивал старика к переду. Он часто тяжело выдыхал. |
| Художник раскрывает в творчестве своеобразие собственного видения мира, предлагает его всем, стремится заразить этим видением всех, вовлекаемых в сферу его творчества и увлекаемых в индивидуальный внутренний мир художника, вовсе не всегда соответствующий миру реальному — а художнику до того и дела нет. Он творит свой мир и хочет сделать каждого включённым в этот мир, где он сам полновластный хозяин всего. Но что он сотворит? Искусство таит многие опасности. Оговоримся сразу: сказанное имеет отношение исключительно к искусству секулярному: в искусстве религиозном цель иная: дать ощущение, насколько возможно, красоты и истины Горнего мира, как он раскрывается духовному видению художника, вдохновляемого Святым Духом. И поэтому, соприкасаясь с произведением искусства мы всегда — сознательно или нет — ищем ответа на вопрос: что за человек этот писатель, живописец, композитор — и как он учит меня смотреть на мир? (Об этом мудро писал Толстой в предисловии к сочинениям Мопассана, и мы уже ранее говорили о том.) Важно ведь: кто раскрывает перед нами свою душу — и чем «заражает» нас, предлагая, а то и навязывая собственное мировидение? Как он сам смотрит на мир и как учит, заставляет меня смотреть? 1. Особенности мировоззрения А.М. Горького Когда Горький рассказывает о своём детстве, отрочестве, юности, мы вовсе не обязаны думать, что он излагает хронику действительных событий. Автобиографическая трилогия Горького — «Детство» (1913), «В людях» (1916), «Мои университеты» (1923) — относится к художественной, а не к документальной литературе, и автор имел право на вымысел. Значит ли сказанное, что мы должны подразумевать неправду? Нет. Но только нужно искать в этих повестях, как и вообще в искусстве, не внешнюю правду событий, а правду видения мира этим конкретным человеком. Видит же он этот мир не слишком привлекательным. «Началась и потекла со страшной быстротой густая, пёстрая, невыразимо странная жизнь. Она вспоминается мне, как суровая сказка, хорошо рассказанная добрым, но мучительно правдивым гением. Теперь, оживляя прошлое, я сам порою с трудом верю, что всё было именно так, как было, и многое хочется оспорить, отвергнуть, — слишком обильна жестокостью тёмная жизнь «неумного племени». |
| Во многих случаях титлование играет символическую (семиотическую) роль, которая обусловлена лексическим значением слов: «христианский Бог» (всегда пишется сокращенно) – «языческий бог» (пишется полностью); «Богородица» – «мать обычных людей». Отдельного рассмотрения заслуживает и такой пример. Существительное в значении «ангел Господень» пишется всегда только с титлом и читается не так, как написано, в отличие от «злой ангел, бес» – употребляется только в полной записи и читается по общим правилам. Надо отметить, что некоторые церковнославянские слова имеют вариантное титлование: – Богоблагодатный. Иногда сокращенная запись уступает место полной: – молитва. Кроме того, титлование в книгах и на иконах резко отличается. 4. Другие диакритические знаки 1) Если первая гласная буква в словах является ударной, то над ней по правилам пишутся одновременно звательце и острое ударение. Это сочетание диакритических знаков называется 2) Комбинация тупого ударения со звательцем именуется 3) Иногда после префиксов (приставок) и предлогов ставится значок для обозначения пропуска буквы ер (ъ) – 4) Для того чтобы показать, что букву ижица – нужно читать как [и], над ней ставится знак . 5) К надстрочным знакам относится также – дужка над буквой (и с краткой): . 6)Для сносок используется Лариса Маршева , доктор филологических наук, профессор, преподаватель церковнославянского языка и стилистики русского языка 18 ноября 2009 г. скрыть способы оплаты Комментарии Людмила 24 мая 2023, 23:15 Скажите, пожалуйста,где правильное ударение в слове " жЕстокая " или " жестОкая " в псалмах? Андрей 6 мая 2019, 06:19 Скажите пожалуйста, как прочитать надпись под титло обозначающую Богородицу. Две пары букв под титло. пёстрая ленточка 27 апреля 2018, 20:46 Уважаемая Лариса Ивановна! Спаси Господи! Благословения Божия на все Ваши труды! vnoд. Михаилъ 29 мая 2017, 12:32 Къ не отраженъ непростой вопросъ о слова " преосвященный " и " " . Въ служебникахъ и требникахъ съ 1900 по 1917 встрчаются оба такъ что не ясно оставлено ли на произволъ составителя, или же есть правило. Такъ же и встрчается слово " священникъ " безъ титла - тоже не понятно почему. |
| Взгляды Поповича на стратегическое планирование переворотов разделяет бывший председатель попечительского совета Freedom House, член Совета по международным отношениям и Атлантического совета Питер Акерман . Он является сторонником « безупречной ненасильственной тактики, которая может изменить психологию населения и поведение режима ». По мнению Акермана, консолидированная деятельность сотен небольших организаций способна создать видимость единства мнений оппозиции. Так, с точки зрения организаторов переворота, целесообразно одновременно поддерживать при атаке на власть, например, радикал-националистов и либералов, несмотря на то что они имеют принципиально разные идеологии. Нечто подобное можно наблюдать сейчас в Белоруссии; ударную силу протеста там составляет пёстрая масса недовольных Александром Лукашенко , а к ним уже по другим основаниям добавляется такая «экзотика», как ЛГБТ. Фото: nonviolent-conflict.org Международный центр ненасильственного конфликта , созданный Акерманом (штаб-квартира в Вашингтоне), занимается тем же, чем и CANVAS. В партнёрстве с Университетом Рутгерса (штат Нью-Джерси) центр Акермана с 2012 г. проводит онлайн-курсы по подготовке активистов – будущих ниспровергателей режимов там, где будет указано. Американский институт мира. Фото: wikimedia.org Ещё есть Американский институт мира, охватывающий своей деятельностью 52 государства . В недавнем докладе этого института об интересах России в конфликтных зонах говорится, что « действия России обычно напрямую или опосредованно направлены против интересов Запада », хотя всё обстоит наоборот: это действия Запада во многих точках, особенно в бывших советских республиках, направлены против России. Серьёзную работу в области социального инжиниринга и манипуляций проводит Тавистокский институт в Лондоне. Институт был создан в 1946 году на средства Фонда Рокфеллера и занимается психоаналитическими исследованиями группового поведения. С 1950-х годов Тавистокский институт разрабатывает теорию социотехнических систем; с 1980-х гг. эта теория применяется на практике. |
| Полагаю, что раздел, о котором мечтала Америка, произойдёт. Возникнет очень нехорошее, недружественное государство салафитов, от которых даже Фронт ан-Нусра» в Сирии открещиваются, как от экстремистов. Это государство, безусловно, будет источником постоянной нестабильности и инструментом реализации американских планов. Потому что с одной стороны оно будет граничить с Сирией, а с другой - с Ираном. Наконец, с третьей стороны, оно будет сообщаться и с нашим Кавказом через Закавказье. Это будет такой ваххабитский гадючник, который станет подпитывать соответствующими идеями, людьми, сопредельные регионы. Соответственно, втягивая данные территории в тлеющий огонь гражданской войны внутри самого исламского мира. Что касается шиитского юга. Конечно, статус этой территории находится под вопросом. Политически даже можно провести смелые параллели с Юго-востоком Украины . На юге Ирака сосредоточено шиитское население, составляющее большинство в Ираке. При Саддаме Хусейне оно очень сильно преследовалось и прессовалось. Многие люди, которые там живут там, чувствуют большую комплементарность - и религиозную, и культурную - к Ирану. В годы ирано-иракской войны некоторые чтобы не идти на фронт, не воевать против Ирана даже отрубали себе руки. Поскольку простое дезертирство могло стоить жизни членам их семьи, они выбирали радикальный метод решения проблемы - калечили себя. Люди такого склада, безусловно, хотели бы чтобы их земли вошли в состав Исламской Республики Иран. Они понимают, что для шиитского юга благом, и в плане защиты святынь, и в плане защиты населения будет если эта территория войдёт в состав такого мощного государства как Иран. Это стало было бы решением проблем и материальных, и социальных, и проблемы военной угрозы, в том числе со стороны зарождающегося салафитского государства на севере. Но настроения в шиитской части Ирака неоднозначные. Идеология исламской революции, идеология исламского шиитского государства, далеко не всем в Наджафе близка. Есть концепция полного отделения ислама от политики. Есть концепция, и некоего соглашательства по отношению к западным державам. Картина очень пёстрая. Есть множество религиозных лидеров, у каждого своя позиция. На мой взгляд, здесь очень важна будет позиция Али Систани, наиболее авторитетного лидера шиитов Ирака. А он, кстати, перс по происхождению. Но его позиции до конца не ясны. И как Систани себя поведёт сейчас, какое решение примет, к чему будет призывать иракских шиитов - ключевой момент. |
|
|
