| С приветственным словом к собравшимся обратился благочинный Борисовского церковного округа протоиерей Александр Вербило. Далее взял слово директор РОО «Институт демографических исследований» Игорь Белобородов (Москва). «Сегодня главный акцент мы хотим сделать на том, что даровано свыше. Эта икона — фундаментальная ценность. И каждая женщина при желании, не противясь Божьей воле, может стать матерью, причем не один раз. Нет более глубокого, проникновенного, жертвенного материнства, чем материнство Пресвятой Богородицы. Мы очень надеемся, что с появлением этой святой иконы в ваших семьях, в ваших домах добавится еще больше мира, радости, семейного тепла», — сказал он. «Наша акция проводится в защиту нерожденных младенцев, самых беззащитных членов нашего общества, в защиту традиционной семьи. Стабильность наших семей является некой незыблемой константой нашего бытия, а сегодня мы видим, что этот фундамент расшатывается активно и агрессивно. Проводимая нами кампания призвана молитвенно, духовно объединить здоровые силы общества разных стран. И для нас, белорусов, это тоже актуально, так как ежедневно в Республике Беларусь умерщвляется 101 ребенок, а из 10 браков 8 распадается. Это, к сожалению, очень печальная статистика. И эти цифры — не какие-то отдаленные показатели. Это то, что пролегает через наши сердца, через сердце каждого из нас. Поэтому очень важно подчеркнуть, что данная акция нацелена не на критику, не на обличение кого-то. Для Древней Руси было характерно — когда приходила беда, народ вдохновлялся, проходя со своими святынями через города и веси, чтобы испросить Божьей помощи. И наша акция нацелена на то, чтобы Бог вдохнул в нас нравственные силы, нужные нам для того, чтобы мы смогли выбраться из этой, на сегодняшний день, остро сигнализирующей беды», — подчеркнул священник Павел Сердюк. 19 июля участников акции встречали в Витебске. В 16 часов епархиальное духовенство и все желающие почтить Ченстоховский образ собрались перед Свято-Успенским кафедральным собором, сообщает сайт Витебской епархии . Ченстоховская икона Божией Матери была внесена в собор, перед образом совершили молебен, по окончании которого каждый смог приложиться к святыне. Секретарь Витебской епархии протоиерей Владимир Резанович обратился к верующим с приветственным словом. |
| Учреждение соборного статуса и организация клироса как в кафедральных церквах, так и в городских соборах связывается в источниках не с епископской инициативой, а с княжеской. Это видно и по сообщению в Несторовом «Чтении о Борисе и Глебе», и по Смоленской уставной грамоте 1136 г. («се уставляю епископью о немь же епископу быти живу и с клиросом своим... »), и по анонимному «Посланию к владимирскому князю» местного епископа конца XIII в., где говорится, что отцы и деды этого князя «украсили церковь божию клирошаны и книгами и богатили домы великими десятинами по всем градом и суды церковными» Здесь упреждение клироса рассматривается как такое же богоугодное дело, как передача церкви ценностей и церковных судов. Видимо, оно давало церкви большой доход. В новгородском «Рукописании» князя Всеволода учреждение «вселенного» пения также связывается с князем, а оплата за это должна происходить за счет того «оброка» — отчислений от весовых пошлин, которые получал собор в Новгороде и в Торжке. Вероятно, здесь мы видим специфику деятельности не обычного городского собора, а центра купеческой корпорации. Клирос отделяется в сообщениях от рядовых попов и дьяконов («игумени же, и Попове, и черньци, и пресветлый клирос зборныя церкве» ), что говорит о том, что он занимал более высокое положение в иерархии священнослужителей. В Уставе князя Владимира о десятинах среди церковных людей, подлежащих юрисдикции епископа, а не князя, названы анонимно «и кто в клиросе» во всех редакциях Синодально-Волынской группы, но такое упоминание отсутствует в Оленин-ской редакции (кроме Археографического извода, представляющего собой компиляцию текста Синодальной и Оленинской редакций) . Это говорит о том, что упоминание тех, «кто в клиросе», появилось при создании архетипа Синодально-Волынской группы редакций, т. е. на рубеже XII—XIII вв. или в первой половине XIII в. в Южной Руси, возможно и в Киеве . Указанная обработка устава явилась результатом эволюции права и усиления церковной организации, что отразило жизнь древнерусского города с его феодальными институтами. Вероятно, в это время соборные клиросы в городах получили значительное развитие. |
| Не понятно кем, и как, и почему приведено ныне в сомнение дело, столь чисто и совершенно утвержденное всем что есть священного на земле. Не великая была бы забота, если бы сомнение угрожало только личности человека бывшего орудием сего дела, но не угрожает ли оное иерархии? Не угрожает ли Церкви? Если сомнительно православие катехизиса, столь торжественно утвержденного Святейшим Синодом, то не сомнительно ли будет православие самого Святейшего Синода? Допущение сего сомнения не потрясет ли иерархии до основания? не возмутит ли мира Церкви? не произведет ли тяжкого церковного соблазна? Суд, который над деянием Святейшего Синода произнесет один священник (если правда что одному священнику поручено дать мнение о катехизисе, синодально утвержденном), 118 уверит ли всю Церковь и не обнаружит ли только разрушение иерархического порядка чрез допущение такого суда? Не нужно сказывать вашему высокопреосвященству, что над деянием Святейшего Синода, касательно учения веры, верный и достойный принятия суд, по правилам святой Соборной и Апостольской Церкви, может быть не иной как суд чрезвычайно полного собора поместного или вселенского под покровительством благочестивейшего Государя Императора. Мне кажется, особенного Высочайшего указа о катехизисе нет, ибо если бы он был, то был бы дан Святейшему Синоду по принадлежности. А если запрещение катехизиса выведено из опубликованного Высочайшего указа 17 дня прошедшего ноября, то сие выведено не по силе сего указа, а в противность Высочайшего указа, утверждающего именно катехизис, одобренный Святейшим Синодом. 119 Теперь сделалось мне известным, что в отношении господина министра народного просвещения, которое прописано в указе Святейшего Синода типографской конторе, Символ веры назван не Символом, или исповеданием веры, но молитвою. Не знаю, кому приписать должно обнаруженное здесь столь сбивчивое понятие о делах церковных? ... И с таким понятием неизвестные действователи вземлют суд себе над Святейшим Синодом! Утверждение на Тя надеющихся, утверди, Господи, Церковь ! Именем Божиим прошу вас, высокопреосвященнейший владыко, пред очами Божиими рассмотреть все вышесказанное и, обратя первосвятительское ваше внимание на возникающее дело о синодально-утвержденном катехизисе, дать сему делу направление, сообразное с истиною, с порядком и достоинством иерархии, с миром и с безсоблазнством Православной Церкви. |
| Столь необоснованные утверждения профессора звучат оскорбительно, в первую очередь для самого Вселенского престола. Неужели патриархии потребовалось 26 лет (1992–2018), чтобы понять, что низвержение Филарета было «неоправданно с канонической точки зрения и являлось злоупотреблением»? Неужели они бросили и на целых 26 лет (1992–2018) оставили без помощи Филарета, великовозрастного старца (сейчас ему 91 год), «несправедливо изверженного» (!) и понесшего «антиканонично наложенное наказание»? Утверждать такие вещи было бы неуместно и абсурдно! И самое главное: профессор забывает, что сам Патриарх Варфоломей отметил относительно низвержения Филарета: «Наша Святая Великая Церковь Христова, полностью признавая в этом вопросе исключительную компетенцию Вашей Святейшей Русской Церкви, соглашается с синодально принятыми решениями относительно вышеуказанного вопроса, нисколько не желая доставлять каких-либо затруднений Вашей братской Церкви» . В письме Вселенского Патриарха к Патриарху Московскому (1997) об анафематствовании Филарета Денисенко указано: «Получив уведомление об упомянутом решении, мы сообщили о нем иерархии нашего Вселенского Престола и просили ее впредь никакого церковного общения с упомянутыми лицами не иметь» . И, наконец, неужели, когда Вселенский Патриарх написал, что Патриарший Синод «соглашается с синодально принятыми решениями относительно вышеуказанного вопроса, нисколько не желая доставлять каких-либо затруднений братской Церкви», то он соглашался с «антиканоничным и несправедливо вынесенным решением об извержении из сана… неоправданным с канонической точки зрения и/или являющимся злоупотреблением», как задним числом характеризует его г-н Фидас? 3. Г-н Фидас ссылается только на апелляцию Филарета. И он снова прибегает к тактике умолчания, ничего не говоря о шокирующем деле Макария и его 15 «епископов». Почему? Очевидно, потому, что он не может оправдать то, что не подлежит никакому оправданию. Профессор понимает, что Макарий и его компания не имеют права подавать апелляцию, потому что его никто и никогда не извергал из епископского сана — по той простой причине, что он не был в него канонически рукоположен! Своим «архиерейством» он обязан шарлатану и аферисту Чекалину. А следовательно, о каком «восстановлении в епископском сане» говорит Патриархат? Подобное заявление совершенно неуместно с точки зрения священно-канонического порядка и церковного права. |
| Содержание перечисленных новых «дел» XII в. свидетельствует о дальнейшем размежевании судебной власти княжеской и епископской феодальной администрации. Это размежевание идет по горизонтали: одни дела остаются в ведении княжеской власти, на. другие распространяет свою власть церковь. Налицо явный контакт одновременных памятников права — Русской Правды и княжеских уставов, они дополняют друг друга. Церковь зорко следит за объемом княжеской судебной власти и заполняет пробелы, оставленные княжеской юрисдикцией в общественной жизни древнерусского населения. Однако и светская и церковная власть феодального общества оставляют без внимания многие нарушения, в частности в семейных отношениях. Побои родителями детей (в том числе взрослых) и мужем жены не входят в компетенцию публичной власти, ни в коей мере не являются преступлениями. Вторая сфера церковного суда связана с судебным ведомственным иммунитетом церкви. Уже в протографе статьи о церковных людях, который мы отнесли к XI в., находился перечень людей, принадлежавших юрисдикции епископа. В этот древний перечень входят игумен, чернец, черница, поп, дьякон, попадья, проскур-ница, т. е. члены церковного причта, их жены и, очевидно, другие члены их семей, затем монахи и люди, работающие на нужды церкви (проскурница, в дальнейшем сюда добавляются пономарь и пр.). В ранних обработках Устава Владимира находится и упоминание среди церковных людей «задушного человека» — освобожденного по духовному завещанию челядина, холопа,— что позволяет считать его довольно рано, в XI—XII вв., попавшим под церковную юрисдикцию. Таков древнейший слой перечня и, очевидно, древнейший состав самих церковных людей. В Оленинской редакции и архетипе Синодально-Волынской группы редакций Устава Владимира, который может быть отнесен к XII—haчaлy XIII в., этот перечень значительно пополнен. В первой из названных обработок добавлены: поповичи, «дьяко-новая», пономарь, вдовица, калика, прикладник, дьяк «и вси причетници церковнии» . В архетипе Синодально-Волынской группы включены «кто в клиросе», дети попа и дьякона, лечец, прощеник. Кроме того, в Оленинской и Синодальной редакциях есть еще три группы: сторонник, хромец, слепец. |
| По мнению профессора Н. А. Заозерского, указанными канонами вводилось новое церковное устройство, и митрополиты - это вовсе не новое наименование древних первых епископов-примасов, а иерархи, области которых входили в состав более обширных округов, находившихся в юрисдикции древних примасов. «Митрополит, - пишет он, - явился посредствующей инстанцией между епископом и примасом.» В 6-м правиле I Вселенского Собора, в котором настаивается на неприкосновенности преимуществ Александрийских епископов: «Да хранятся древние обычаи, принятые в Египте и в Ливии, и в Пентаполе, дабы Александрийский епископ имел власть над всеми сими... Подобно и в Антиохии, и в иных областях да сохраняются преимущества церквей,» - Н. А. Заозерский находит свидетельство того, что «законодатель оставил неприкосновенным древнее синодально-примасское устройство всюду, где оно уже образовалось и имело свое прошлое; примас оставался с прежним своим значением во всем своем округе; следовательно, синодально-митрополитское устройство вводилось как новая централизующая церковное управление организация только в качестве дополнения прежде существовавшего устройства, а отнюдь не как заменяющая его форма.» На деле, однако, как это установлено церковными историками и канонистами, права Александрийского епископа в эпоху I Никейского Собора были именно правами митрополита, несмотря на всю обширность его области; ибо между Александрийским епископом и епископами других городов Египта, Ливии, и Пентаполя не было посредствующих инстанций. Что же касается особого авторитета Александрийского престола, то его нельзя выводить из прав примаса и сводить к этим правам. Высокий авторитет кафедры св. Марка распространялся на всю Вселенскую Церковь. Поэтому то обстоятельство, что Александрийские епископы выделялись из ряда прочих митрополитов, не может быть использовано как аргумент в доказательство того, что они были главами Церкви, включавшей в себя уже в IV столетии несколько митрополий. «Примас,» «первый епископ» - это не титулы, а всего лишь архаические уже для IV века наименования первых епископов, которые в Никейскую эпоху почти повсеместно стали именоваться митрополитами. |
| Синодом, то не сомнительно ли будет православие самого Св. Синода? Допущение сего сомнения не потрясет ли и иерархии до основания? Не возмутит ли мира церкви? Не произведет ли тяжкого церковного соблазна? Суд, который над деянием Св. Синода произнесен одним священником (если это правда, что одному священнику поручено дать мнение о катехизисе, синодально утвержденном), уверит ли всю церковь о сем и не обнаружит ли только разрушения иерархического порядка чрез допущение такого суда? Не нужно сказывать вашему высокопреосвященству, что над деянием Св. Синода касательно учения веры, верный и достойный суд, но правилам св. соборной апостольской церкви, не иной может быть принят, как суд чрезвычайного полного собора поместного, или вселенского. под покровительством благочестивейшего Государя Императора. Именем Божиим умоляю вас, высокопреосвященнейший владыко, пред очами Божиими рассмотреть все вышесказанное, и обратя первосвятительское ваше внимание на возникающее дело о синодально утвержденном катехизисе, дать сему делу направление, сообразное с истиною, с порядком и достоинством иерархии, с миром и бессоблазнеством православной церкви. А мне преподайте особенное наставление, как действовать с пользою вверенной мне паствы в сих особенных обстоятельствах, направленных к ослаблению доверия и взаимной благонадежности между правящими и правимыми словом истины. Позвольте мне надеяться, что письмо сие будет принято с обыкновенным вашего высокопреосвященства снисхождением, действительно исходатайствует мне от вас потребные наставления, которым, так как и первосвятительскому вашему покровительству и молитвам, еще с упованием себя предаю». 40 Спустя пять дней после этого письма, Филарет написал Серафиму другое, по случаю проповеди своей на день Благовещения. «Несбыточная молва о катехизисе, которая однако сбылась, делает сбыточною молву, которая теперь идет о проповеди моей в день Благовещения, что она будет запрещена. Не имея дерзости доверять исправности собственного дела, озаботился бы я, может быть, сим случаем, но не без Промысла, думаю, Божия так устроилось, что спокойствие совести моей в сем случае подкрепляется и утверждается двояким свидетельством вашего высокопреосвященства. |
| В канонических памятниках впервые титул митрополита встречается в правилах I Вселенского Собора (правила 4-е, 6-е, 7-е). По мнению профессора Н. А. Заозерского , указанными канонами вводилось новое церковное устройство, и митрополиты – это вовсе не новое наименование древних первых епископов-примасов, а иерархи, области которых входили в состав более обширных округов, находившихся в юрисдикции древних примасов. «Митрополит, – пишет он, – явился посредствующей инстанцией между епископом и примасом» 273 . Обратимся к тексту 6-го правила I Вселенского Собора, в котором настаивается на неприкосновенности преимуществ Александрийских епископов: «Да хранятся древние обычаи, принятые в Египте, и в Ливии, и в Пентаполе, дабы Александрийский епископ имел власть над всеми сими… Подобно и в Антиохии, и в иных областях да сохраняются преимущества Церквей». Н. А. Заозерский находит тут свидетельство того, что «законодатель оставил неприкосновенным древнее синодально-примасское устройство всюду, где оно уже образовалось и мело своё прошлое; примас оставался с прежним своим значением во всём своём округе; следовательно, синодально-митрополитское устройство вводилось, как новая централизующая церковное управление организация только в качестве дополнения прежде существовавшего устройства, а отнюдь не как заменяющая его форма» 274 . На деле, однако, как это установлено церковными историками и канонистами, права Александрийского епископа в эпоху I Вселенского Собора были именно правами митрополита, несмотря на всю обширность его области; ибо между Александрийским епископом и епископами других городов Египта, Ливии и Пентаполя не было посредствующих инстанций 275 . Что же касается особого авторитета Александрийского престола, то его нельзя выводить из прав примаса и сводить к этим правам. Высокий авторитет кафедры святого Марка распространялся на всю Вселенскую Церковь . Поэтому то обстоятельство, что Александрийские епископы выделялись из ряда прочих митрополитов, не может быть использовано как аргумент в доказательство того, что они были главами Церкви, включавшей в себя уже в IV столетии несколько митрополий. |
| И та, и другая удержались, впрочем, с значительными видоизменениями. В том виде, какой дан этим системам церковного устройства в канонах, они представляются совершенно духовными учреждениями, изолированными от сродства и совместничества с интересами национальными, государственными и даже гражданскими. Господствует здесь одна иерархия; церковная юрисдикция обращена почти исключительно на предметы духовные. Понятно, что в такой изолированности церковь не могла оставаться долгое время с тех пор, как государства и нации, в среде коих она укоренялась, начинали вступать с нею в отношения нормальные, в более или менее дружественный союз. Тогда и управление церковное проникается элементами государственными, или национальными. Так в греко-римской империи благодаря едва ли не беспримерной христианской ревности о догматических, вообще церковных вопросах и делах императоров церковное управление прониклось государственным характером: каноны получили силу законов; церковные учреждения и права – значение государственных учреждений и прав; так, что со времени императора Юстиниана и до падения Константинополя патриаршую форму церковного устройства здесь нельзя точнее характеризовать как государственно-патриаршую. В то время, как действовала здесь эта система церковного управления, в новопросвещаемых соседних с Грецией странах славянских вырастали и укреплялись национальные православные церкви, в коих с большим успехом привилась митрополитская система церковного устройства, которую в силу сродства ее с национальными элементами точнее характеризовать как синодально-национальную и затем как синодально-государственную. Относительно каждой из славянских церквей история указывает прежде всего то обстоятельство, что в первоначальном их основании, даже в миссионерской деятельности при их основании принимали самое непосредственное, живое участие славянские князья; каждая из этих церквей знает своего Владимира, Бориса, Стефана. При этом происходило почти всегда то, что миссионер – князь своего народа выступал в нем и как лучший деятель развития гражданственности и политической организации своего народа. |
| Главная тема 6-го прав., равно как и 7-го, связана с диптихом первенствующих престолов Вселенской Церкви. 6-е прав. настаивает на неприкосновенности преимуществ Александрийских епископов: «Да хранятся древние обычаи, принятые в Египте и в Ливии, и в Пентаполе, дабы Александрийский епископ имел власть над всеми сими... Подобно и в Антиохии, и в иных областях да сохраняются преимущества Церквей». Н. А. Заозерский находит здесь свидетельство того, что «законодатель оставил неприкосновенным древнее синодально-примасское устройство всюду, где оно уже образовалось и имело свое прошлое; примас оставался с прежним своим значением во всем своем округе; следовательно, синодально-митрополитское устройство вводилось как новая централизующая церковное управление организация только в качестве дополнения прежде существовавшего устройства, а отнюдь не как заменяющая его форма» (Заозерский. С. 233). На деле, однако, как это установлено церковными историками и канонистами, права Александрийского епископа в эпоху I Вселенского Собора были именно правами митрополита, несмотря на всю обширность его области, поскольку между Александрийским епископом и епископами др. городов Египта, Ливии и Пентаполя не было посредствующих инстанций (Гидулянов. с. 360). Особый авторитет Александрийского престола нельзя выводить из прав примаса и сводить к этим правам. Высокий авторитет кафедры св. Марка распространялся на всю Вселенскую Церковь. Поэтому то обстоятельство, что Александрийские епископы выделялись из ряда прочих митрополитов, не может быть использовано как аргумент в доказательство того, что они были главами Церкви, включавшей уже в IV в. неск. митрополий. «Примас» не титул, а всего лишь архаическое наименование первых епископов, к-рые в никейскую эпоху почти повсеместно стали именоваться митрополитами. Карф. 39 (48) гласит: «Епископ перваго престола да не именуется экзархом иереев, или верховным священником, или чем-либо подобным, но токмо епископом перваго престола». Для отцов Карфагенского Собора (419) в высшей степени была характерна тенденция противостоять стремлению влиятельных епископов, прежде всего Римского, «вносить дымное надмение мира в Церковь Христову» (Послание Африканского Собора к Келестину, папе Римскому//Никодим [Милаш], еп. |
|
|
.jpg)
