| ИППО, имевшее десятки региональных отд-ний по всей России, развернуло активную издательскую и просветительную деятельность, финансировало научные проекты и экспедиции. Большой интерес вызвали раскопки на рус. участке в Иерусалиме в 1883 г., открывшие порог Судных врат, через которые Христос шел на Голгофу. Под эгидой ИППО изучались рукописи Синая (Н. Я. Марр, 1902), б-ки ИПЦ (А. И. Пападопуло-Керамевс), археологические памятники Сирии и Заиорданья (Н. П. Кондаков, 1891; Ф. И. Успенский, 1898), груз. древности Ближ. Востока (А. Цагарели, 1882). В рамках издававшейся ИППЦ серии «Православный палестинский сборник» были опубликованы десятки источников и исследований по истории Св. земли и прилегающих регионов. Особое беспокойство в России вызывал рост католич. и протестант. влияния в среде правосл. арабов. Стремясь уравновесить культурное воздействие зап. держав, ИППО стало открывать в Палестине свои школы и больницы. В 1909 г. оно содержало в юрисдикции ИПЦ 25 учебных заведений с 1576 учениками (в то время как всего в ведении ИПЦ находилось 87 школ с 4175 учениками). Из всех рус. учебных заведений выделялись жен. школа в Бейт-Джале и мужская в Назарете, ориентированные на подготовку араб. преподавателей для школ начального уровня. Однако просветительная работа ИППО среди правосл. арабов сталкивалась с растущим неприятием греч. духовенства деятельности ИПЦ, опасавшимся, что Россия стремится вытеснить греков из Св. земли и занять их место ( Лебедев. 1901. Т. 2. С. 830-840; Лисовой. 2006. С. 194-206). Подобные опасения святогробцев усиливались в связи с греко-араб. противостоянием и той поддержкой, к-рую Россия в этом конфликте оказывала арабам. Греко-арабский конфликт В XIX в. по мере усиления европ. культурного влияния на Ближ. Востоке все большее распространение получала секулярная, либеральная и националистическая идеология, к-рая проникала в арабо-правосл. среду прежде всего через школьное образование. Даже в тех случаях, когда арабы учились не в миссионерских, а в рус. правосл. школах, они знакомились с новыми идеями и ценностями, не соотносившимися с традиц. замкнутыми средневековыми устоями правосл. общины. Новые веяния привели к тяжелому внутреннему кризису правосл. сообщества Османской империи. С победой Греческого национально-освободительного восстания 1821-1829 гг. среди греков Османской империи возобладала узкоэтническая идеология панэллинизма, нацеленная на воссоединение греков в одну державу. Большинство правосл. народов Османского гос-ва, которых образованные греки воспринимали как «варваров», стали тяготиться греч. засильем в церковной иерархии. Они выступали против гегемонии фанариотов в церковных делах и требовали создания «национальных Церквей» ( Hopwood. 1969. P. 21, 159-160). |
| Исследователями из Палестинского общества была начата публикация научно-просветительских изданий («Православный Палестинский сборник», «Сообщения ИППО» и др.). В них публиковалась оперативная и полная информация о новейших открытиях эпиграфического и этнографического характера, сделанных в экспедициях или музейных хранилищах, переводы важнейших источников, обзоры работ иностранных коллег. Издания были открыты для светских ученых (востоковедов, историков искусства и др.), участие которых определило высокий уровень публикаций. В 1901–1902 гг. по инициативе П. Коковцова общество уже обсуждало со специалистами по археологии Палестины возможность расширения полевых исследований, особенно археологических раскопок; вскоре был поднят вопрос о создании специального Палестинского института, аналогичного Русскому археологическому институту в Константинополе. Первая мировая война, в которой владевшая Палестиной Турция оказалась нашим противником, привела к эвакуации института в Константинополе и к сворачиванию деятельности Палестинского общества. Последовавшие же после 1917 г. события и вовсе положили предел полевым исследованиям отечественных археологов на Святой Земле. Работы церковных авторов после 1917 г. в области библейской археологии Условия работы церковных авторов послеоктябрьского периода в области библейской археологии можно охарактеризовать словами одного из них, прот. Н. Дивакова, сказавшего, что «в силу печальных событий, происшедших в нашей стране… русская библеистика, передовая в мировых масштабах в прошлом… перестала существовать. Почти все из того, что мы сейчас изучаем в наших духовных школах, является наследием прошлого, которое просто не смогли уничтожить». В свете вышеприведенного обстоятельства понятной становится основная направленность работ церковных авторов этого времени – систематизация дореволюционных наработок и тех жалких крох зарубежного археологического опыта, которые все-таки попадали в СССР. Ведь известно, что в послевоенное время отечественные светские востоковеды не имели доступа к зарубежной научной литературе даже в объемах, естественных для 30-х гг. XX в., – свидетельством чему могут быть соответствующие жалобы на страницах «Вестника древней истории». |
| 2) Противоположная точка зрения сводится к утверждению, будто Ветхий Завет возвещал Мессию, ничем не напоминающего евангельского Христа; и вообще, согласно этому воззрению, христианство и еврейская религия чужды друг другу и даже взаимоисключающи. В свою очередь этот взгляд имеет два варианта: а) иудейский и б) маркионитский. а) Консервативно-иудейская позиция обнаружилась уже в суде над Христом. Наиболее влиятельные религиозные группировки в Иудее I века н. э. имели свои прочно сложившиеся мессианские представления. Именно эти представления и послужили основанием для осуждения Иисуса. Тот факт, что некто объявил себя Мессией, еще не мог бы вызвать столь решительной враждебности (мы знаем, например, что некоторые выдающиеся раввины признали Мессией вождя антиримского восстания II b. Бар-Кохбу), но фарисеев оскорбляла самая мысль, что за Избавителя Израилева может выдавать себя Человек безвестного происхождения, весьма мало отвечающий привычному для них образу Мессии. Саддукеи, которые и вынесли формальный приговор Иисусу, были вообще противниками любых мессианских движений, поскольку опасались конфликта с Римом, но во время иудейской войны саддукеи были побеждены своими идейно-политическими соперниками; восторжествовали те направления, которые видели в Мессии могучего вождя. Вскоре после разгрома восстания Бар-Кохбы раввин Трифон, беседуя со св. Иустином о мессианских текстах, говорил: «Эти и подобные места Писания, государь мой, заставляют нас ожидать то славное и великое лицо, которое от Древнего днями получит, как сын Человеческий, вечное царство; а этот, у вас называемый Христос, был бесславен и обесчещен» ( св. Иустин. Диалог с Трифоном Иудеем, 32). Иными словами, Трифон был уверен, что мессианские пророчества не могли относиться к Иисусу. Однако было бы неверным считать, что воинствующий мессианизм являлся непререкаемым догматом для всего иудейского народа. Еще во II b. до н. э. Бен-Сира (Иисус сын Сирахов) относил к Мессии пророчество Исайи Второго (Сирах 48, 27-28); эту же мысль можно найти и в дохристианских апокалипсисах Эзры и Баруха. Кумранская община, по-видимому, пыталась как-то синтезировать два образа Мессии и иногда даже говорила о грядущем явлении двух Мессий (см. Кумранский «Устав», IX, 11.—«Палестинский сборник», 1959, с. 59). В талмудической литературе встречаются указания на тождество Мессии и Эвед-Ягве. (См. свидетельства, собранные А. Волниным: Мессия по изображению пророка Исайи, с. 332-333). |
| 5 Кружка для сбора на восстановление Православия на Кавказе В видах успешного действия Общества восстановления Православия на Кавказе и достижения им предположенной для него цели, с ВЫСОЧАЙШЕГО соизволения учреждены повсеместно во всех церквах Российского государства особые кружки для пожертвований на восстановление Православия на Кавказе с тем, чтобы сбор, который на этот предмет будет поступать, был передаваем вполне в ведение Наместника Кавказского 255 для употребления, согласно цели учреждения этого сбора. (Указ. 5 Марта 1860 г.) 6 Кружка для сбора на улучшение быта православных поклонников в Палестине Для устройства в Палестине странноприимных домов, больниц и других благотворительных заведений, с ВЫСОЧАЙШЕГО соизволения установлен в Империи кружечный сбор в церквах, с учреждением по церквам особой кружки для сбора добровольных пожертвований на упомянутый предмет с надписью: «на улучшение быта православных поклонников в Палестине». (Указ. 15 Марта 1858 г.) Сборные кружки с надписью «на улучшение быта православных поклонников в Палестине» выставляются, где это возможно, и в церквах, состоящих в ведомстве Главных Священников. (Опред. 20 Июня 1860 г. 1444 п. 2.) Особые кружки для сбора подаяний в пользу православных поклонников в Палестине, подобные тем, какие на основании указа 15 Марта 1858 г. учреждены в церквах епархиального ведомства, заведены и при домовых церквах казенных заведений, а именно: в домовых церквах, состоящих при казенных заведениях ведомства Министерства Финансов, Внутренних Дел, Государственных Имуществ, Иностранных Дел, Народного Просвещения, Юстиции, кроме церкви при училище Правоведения, а также ведомства Главного Управления, Министерства Путей Сообщения и Публичных зданий, учреждений Императрицы Марии, кроме церквей при женских учебных заведениях, Попечительного Совета заведений Общественного призрения в Москве, Попечительного Общества о тюрьмах и Управления Государственного Коннозаводства, (Указ. 21 Июля 1862 г.) В видах содействия к увеличению кружечного сбора в пользу Палестинских поклонников, предписано по духовному ведомству кружки на означенный предмет учредить непременно при всех церквах, с тем, чтобы высыпаемые из кружек пожертвования полностью были высылаемы в Хозяйственное при Святейшем Синоде Управление, для отсылки по назначению. (31 Октября – 30 Ноября 1884 г. 2365. Ц. В. 48.) |
| То место, откуда мастер начал тесать, пожелает ли кто назвать его входом ко гробу, или же устьем гроба, отверсто к востоку; оттого бывает, что подходящие оттуда, творят поклон на запад. 4. Камень, запирающий в начале устье гроба, говорят, издревле разделяется надвое: одна часть его обшита медью — та, что лежит близ гроба; другая же, та, что положена на одной стороне бабинца (гинеконита) обращенной к западу, получаете также подобающее чествование, доступное всем для поклонения. Обшитый медью камень архирей умащает бальзамом и оттуда желающие могут получить освященный бальзам. Однажды в году этот обшитый медью камень служить архирею вместо священной трапезы, в особенности ко время спасительных страстей. 5. Таковы особенности самого гроба. Окружают же гроб по честолюбию, а более по боголюбию последующих поколений, колонны вышиною в человеческий рост, утвержденные на основаниях, одинаковые числом слева и справа (ибо пять северных стоят против южных) и не различающиеся одни от других ни видом, ни величиною. На краях означенных колонн, стоит на западе в середине параллельно с ними колонна; на восточной же стороне, к крайним колоннам ничего не приставлено, но там открытое место у устья гроба. На означенных одиннадцати колоннах лежат как бы карнизы, образующее фигуру прямоугольника, и сими карнизами соединены между собою столбы, над которыми возвышаются исходящие от самых карнизов арки, назначенные как бы для крыши гроба (как от восточного и западного карниза, так и от северного и южного). Но строитель, будто прерывая назначение арок и вместо крыши устроив круг, отсюда сузил и удлинил крышу в подражание трубе для дыма, довершив арки скорее вытянутою вершиною конуса, нежели симметрическою крышей. 6. Вот то, что мы доселе узнали от людей, обративших эти блаженные места в тщательный предмет изучения для своей жизни. (пер. Г. С. Дестуниса и Н. Марра) Текст воспроизведен по изданию: Фотия, святейшего архиепископа константинопольского. О гробе Господа нашего Иисуса Христа и другие малые творения//Православный палестинский сборник. Т. 31. СПб. 1892 Окружное послание Фотия, Патриарха Константинопольского, к Восточным Архиерейским Престолам, а именно — к Александрийскому и прочая |
| Описывая их (порой с ошибками, как и другие паломники-авторы хождений), они нередко делали разного рода подсчеты. Путешествуя по Палестине, паломники из торговой среды запасались сушеными финиками, которые, как считалось, помогали лечиться от простуды и головной боли. Русские торговые люди, бравшие с собой в дальние поездки богослужебные книги, об утрате которых во время ограбления сетовал, к примеру, Афанасий Никитин, были в определенной степени подготовлены к восприятию святынь на родине христианства. Книжные сведения они могли почерпнуть не только из Священного Писания и Нового Завета, но также из хождений своих предшественников.Гораздо уже был кругозор значительной массы рядовых торговцев-лавочников, порой никогда не покидавших родные места. В процессе литературного редактирования первоначальный авторский текст описаний путешествий дополнялся компилятивными вставками. К данной группе памятников паломнической литературы относится, прежде всего, «Хожение Трифона Коробейникова». Наряду с ним, известны и оригинальные сочинения данного жанра, среди которых и «Хожение гостя Василия», и «Хожение Василия Познякова», и «Хожение Василия Гагары». Сочинения купцов-паломников, служившие своеобразными историко-географическими путеводителями, и сегодня читаются с интересом. © Перхавко В. Б., 2016 Житенев С. Ю. История русского православного паломничества в X–XVII веках. М., 2007. В первую очередь «Хожения игумена Даниила» (начало XII в.). См., например: Лебедев Д. М. Очерки по истории географии в России XV и XVI веков. М., 1956. С. 157–164; Данциг Б. М. Русские путешественники на Ближнем Востоке. М., 1965. С. 31 и др. Хожение гостя Василья/Под ред. [и с предисл.] архимандрита Леонида. СПб., 1884 (Православный палестинский сборник. Т. II. Вып. 6). Белоброва О. А. Василий (Гость)//Словарь книжников и книжности Древней Руси (далее – СККДР). Вып. 2 (вторая половина XIV–XVI в.). Ч. 1: А–К. Л., 1988. С. 116–117; ЖитеневС. Ю. Указ. соч. С. 231–238; Seemann К. D. Die altrussische Wallfahrtsliteratur. |
| С удовлетворением наблюдая расширение византиноведческих исследований в России и ощущая (отнюдь не только в силу служебного долга) свою ответственность за обеспечение публикации работ своих коллег, Васильевский содействовал их изданию в «Журнале Министерства народного просвещения», главным редактором которого он был с 1890 г. до конца жизни, а также в «Записках историко-филологического факультета» Петербургского университета, в «Славянском сборнике», в журнале (сборнике) «Православного палестинского общества». Но и это несравненно более благоприятное сравнительно с предшествующим положение с изданием работ по византиноведению не удовлетворяло Васильевского. В 1890 г. он был избран наконец действительным членом Российской Академии наук, и в этом своем звании добился выделения из фондов Академии средств на издание специального академического византиноведческого органа – «Византийского временника», первый том которого вышел в свет в 1894 г. в Санкт-Петербурге, всего через два года после появления первого тома «Byzantinische Zeitschrift», став сразу вровень с ним по авторитетности среди специалистов не только в России, но и на Западе. С тех пор прошло 100 лет, и в течение всего этого богатого трагическими событиями в истории России периода судьбы российского (а в немалой степени также украинского, грузинского и армянского) византиноведения оказались тесно связанными с «Византийским временником». В работу сборника, непосредственно в его редакции и вне ее, активно включились ученики главного редактора: В.Э. Регель, взявший на себя главное бремя научно-организационной работы в редакции уже при жизни учителя и ставший ее главой после его смерти, К. Н. Успенский , П.В. Безобразов, Б.А. Панченко, ХМ. Лопарев, АА. Васильев, Д.Ф. Беляев и др. Сборник сыграл неоценимую роль в организации и углублении исследований по византиноведению в России в целом, содействовал оформлению собственных российских школ с их ярко выраженной (и ценимой в мировой науке) спецификой. Одновременно «Временник» стал индикатором положения византиноведения в ряду других гуманитарных наук в России, зеркалом его успехов и злоключений. |
| «Один подобного направления литератор говорил мне, что, будучи весьма большим любителем удовольствий в молодые годы, он смертельно заболел и, потеряв надежду на врачей, обратился с молитвою к Божией Матери, дав обет в случае выздоровления постричься в одной из Афонских обителей. Постричься он, конечно, не постригся и продолжал по выздоровлении срывать цветы удовольствия, но страх смерти у него остался, а также несчастное убеждение, будто он отныне призывается быть апологетом своей, насильственно усвоенной религии, – и вот отсюда ряд его статей о личном спасении и страхе Божием». В дальнейшем, обращаясь к существу вопроса и уже прямо полемизируя с Леонтьевым, архим. Антоний говорит: «Полемисты «Московских ведомостей» соглашаются с тем, что у современных поборников личного спасения побуждения эгоистические, но утверждают, что так и быть должно в христианине, и приводят несуществующее изречение Апостола: «Начало премудрости – страх Божий, а плод его – любовь». Это изречение повторял почти в каждой статье своей покойный Леонтьев, выдавая его, как и некоторые другие свои собственные афоризмы, за слово Божие. Но истинное православное христианство осуждает всякий эгоизм... Конечно, христианская любовь есть источник наслаждений не только в будущей жизни, но и здесь, на земле, однако назвать эгоистом человека, созидающего в себе эту любовь, – чистейшее недоразумение; в эгоизме целью является самое состояние наслаждения; но наслаждения чистой, духовной любви лишь в такой мере могут быть нам доступны, в какой мы отрешаемся от желания самого наслаждения, – в какой желаем блага не себе, а тем, кого любим... Об этом духовном наслаждении один старец сказал св. Феогонию, спрашивавшему его, как ему найти мир душевный. Старец ответил: «Ищи скорби и найдешь покой, а ища покоя, будешь объят скорбями» (см. «Палестинский сборник», 32)». Монашество не отказывается от действенной любви. «Отшельники покидали мир не на всю жизнь, а на время совершенствования...» «Итак, не по скудости любви уходили люди в пустыни, а во избежание вреда себе и ближним. Они были слишком далеки от современного заблуждения, будто каждый литератор и чиновник, хотя нисколько не пекущийся об очищении своего сердца, непременно явится благодетелем, а не злоде-телем для своего ближнего...» |
| Здесь, в качестве приложения, помещена копия её указанного памятника. В литературе некоторые сведения об этом памятнике были известны с 1877 г. по изданию Вениамина Иоаннидеса: Προσκυνητριον τς γας γς. Здесь напечатан был и отрывок из него о низведении св. огня в Великую Субботу. В 1886 г. проф. В.Г. Васильевский пользовался им в своих комментариях к Епифанию (Прав. Палест. Сборник, вып. II, стр. 38). Но в целом своём виде (с выпуском, впрочем, текста чтений и многих песнопений) он сделался известен только тогда, когда за издание его взялся А.А. Дмитриевский . В январе 1888 г., занимаясь рукописями в библиотеке Крестного монастыря в Иерусалиме, он нашёл этот памятник в копии Симео и, как специалист по литургике, сразу понял его высокое значение. Так как, несмотря на все старания, подлинника ему разыскать не удалось, то он удовольствовался копией, которую, переписав и снабдив предисловием и краткими примечаниями, тогда же отправил в редакцию Православного Собеседника. Предисловие, содержащее в себе общие сведения о памятнике и о времени его происхождения, было напечатано в томе же 1888 году в июльской книге Собеседника; но дальнейшее печатание было на некоторое время задержано, ввиду того, что редакция потребовала от издателя перевода. Между тем г. Пападопуло-Керамевс, занимавшийся тогда по поручению бывшего Иерусалимского патриарха Никодима систематическим разбором и описанием палестинских рукописей и знавший уже о поисках Дмитриевского, нашёл вскоре и самый подлинник. Подлинник этот издан теперь под его редакцией Прав. Палестинским Обществом в полном своём виде и вышел в свет почти одновременно с книгой г. Дмитриевского. Таким образом, мы имеем теперь под руками и копию, и подлинник – обстоятельство весьма отрадное и весьма благоприятное для наиболее плодотворного изучения этого любопытного памятника. Нужно заметить только, что плодотворности этого изучения будет способствовать главным образом подлинник, а не копия. Хотя копия издана с переводом и со многими учёными примечаниями, но от этого текст её не улучшился и остался весьма неисправным. |
| Вопрос религиозный (об обладании ключами от палестинских святынь) и о покровительстве над православными славянами в Турции и Австрии занимал русское правительство только в начале конфликта. Когда столкнулись политические интересы европейских государств, он ушел на периферию внимания, хотя фразы о защите братьев неизменно, но формально повторялись в манифестах. Так, в Высочайшем манифесте от 11 апреля 1854 г. о войне с Англией и Францией сказано, что Россия «сражается за веру христианскую, защиту единоверных своих братий, терзаемых неистовыми врагами». А общественность все сильнее проникалась сочувствием к страдальцам и все более воспламенялась. 28 июня 1853 г. П. А. Вяземский написал «Песнь русского ратника»: С гор Балканских наши братья Простирают к нам объятья С упованьем и мольбой. Скорби их нам не чужия: Им сочувствует Россия, И за них готова в бой. С. Т. Аксаков в феврале 1854 г., следя за движением наших войск на Балканах, недоумевал: почему русские войска не переходят границу, как можно освободить терзаемых братьев, ведя оборонительную войну? 2095 Очевидно, настроения в обществе и при дворе в отношении славян шли в расходящихся направлениях. Еще в ноябре 1853 г. фрейлина А. Ф. Тютчева, дочь поэта, задала вопрос великому князю Александру Николаевичу, тогда наследнику, почему мы не призываем к борьбе христиан, терзаемых мусульманами? И получила ответ, что это «ни к чему не приведет». 2096 То есть привело бы к неподчинению законной власти, нарушению status quo, к потере международного престижа России, которая создала бы революционную ситуацию в австрийских и турецких землях, чего русский император допустить не мог. Она же в своем дневнике от 27 октября 1854 г. передала разговор между великим князем Александром Николаевичем и его супругой о положении славянских народов, во время которого цесаревна откровенно заявила о «невозможности для России чем-нибудь помочь славянам в настоящую минуту». 2097 Поэтому призыв Константина Аксакова, обращенный в Петербург, о необходимости особого манифеста, где бы Россия объявила о независимости всех славян в Турции, не мог быть исполнен, более того – мог вызвать недовольство руководивших внешней политикой. В этом направлении следовать за Аксаковым власть не собиралась, хотя автору писем к Оболенскому нельзя отказать в логической продуманности рассуждений: если Россия провозгласила своей целью спасение православных, если она сражается «за правду, за веру, за братьев», то цель должна быть «неослабно преследуема», по его словам, и меч нельзя положить, пока она не достигнута. |
|
|
