| Если же Он νυπστατος, тогда правильно Он считается едино-сущным с Давидом, ибо по всему ипостась с ипостасью считается единосущной. Так и исчезает ваш софизм, чтобы не говорит о двух ипостасях тем, кто хочет говорить о двух природах: Бога Слова и человека из нас» 812 . Подобным же образом Леонтий направляет свою терминологию и на позиции монофиситов, которые считали, что православные признают три природы во Христе. Феодосиане говорили: «если человек состоит из двух природ, то Хриистос – из трех, ибо Он не только человек по природе, но и Бог» 813 . Но мы только говорим, отвечает наш автор, что одна есть природа у человека, две же у Христа, что Он сам был и Бог и человек, единосущен Отцу и единосущен нам 814 . «Есть три положения: просто душа, просто тело и абсолютный человек, напр. Петр, и как таковой он не единосущен ни с душами, ни с телами, ибо сам не есть собственно ни душа, ни тело. Фодосиане сравнивают во Христе Божество с душей, а человечество с телом. И выходит, что Христос не единосущен ни Отцу, ни нам, как Петр (в смысле абсолюта) не единосущен ни с душею, ни с телом (в их отдельности) 815 . Какое же правильное разрешение этого затруднения? – если будем считать Христа за Бога и человека, отвечает Леонтий, в двух абсолютных природах, при чем душа и тело будут считаться за νυπστατα человеку, носителю общечеловеческой природы, подобно как Божество и человечество Христа являются συνενυπστατα Христу, Сыну Божию, носителю Божественной Ипостаси 816 . Акефалы возражали православным: «все единственное имеет одну природу, напр.: солнце, небо и проч. И Христос, как единственный в своем роде, должен иметь одну природу», Леонтий отвергает такое заключение. И во-1-х, указанные предметы не единственные, ибо звезд и солнце на небе много, и самое небо не одно, а во 2-х, единство Христа и не нарушается наличностью в Нем двух природ, ибо эти природы не самоипостасны ( ατυπστατοι), но енипостасны ( νυπστατον), ибо обе возглавляются единой Ипостасью Христа. Потому и Кирилл Александрийский мог говорить об единой воплощенной природе Бога Слова» 817 . |
| 3) Такую печаль, то есть печаль ради Бога, иметь должны все те, которые согрешили пред Господом, но, обратившись, каются. Печалиться, говорю, должны, что Бога, Который есть вечная любовь и благостыня, злыми делами оскорбляли; и Которого должны были почитать, беззаконным житием бесчестили; Которого должны были более всего любить, не любили; Которого должны были слушать, не слушали. Сия есть истинная ради Бога печаль, которую верная душа имеет не ради муки, следующей за грехи, но ради того, что она Бога оскорбила. И сия-то печаль есть «печаль ради Бога, которая производит неизменное покаяние ко спасению» ( 2Кор.7:10 ). За эту печаль хвалит апостол коринфян и радуется о ней: «Теперь я радуюсь не потому, что вы опечалились, но что вы опечалились к покаянию; ибо опечалились ради Бога» ( 2Кор.7:9 ). Так опечалился апостол Петр, когда отвергся Христа, «и выйдя вон, плакал горько» ( Мф.26:75 ). «Петр, – говорит св. Златоуст, – когда отвергся Христа, не из-за муки плакал, но поскольку любимого отвергся, что было ему хуже всяких мук» (Беседа 5-я на Послание к Римлянам). 4) Также печаль иметь христиане должны, когда слышат или видят, как ближний согрешает; печалиться должны, а не осуждать, поскольку сами такому же падению подлежат, ибо такой (согрешающий) благого Бога, Отца их Небесного, прогневляет, что им, как чадам Божиим, прискорбно быть должно, и что так брат их погибает. Такую печаль имел Давид святой: «Печаль, – говорит, – объяла меня при виде грешников, оставляющих закон Твой» ( Пс.118:53 ). Такую печаль имел Павел, вселенной учитель, как из посланий его видно. Такую печаль, хотя всем христианам, но более пастырям, епископам и иереям должно иметь и болезновать о чадах своих духовных, «доколе не изобразится в них Христос " ( Гал.4:19 ). Как, – скажет кто, – мне не печалиться, что я не имею богатства, славы и чести на земле, а прочие имеют? 1) Это многих немощных смущает и соблазняет, и, как пожар близкого соседа, дома душ их запаливает и увещевает ревновать тому, что в другом видят. Обыкновенно люди стараются о том, что в других видят. Видят других или богатых, или славою и честью почтенных, – такими и сами быть хотят. И это немощь плоти нашей, которая хочет и ищет в мире этом прославиться и веселиться, и перед другими в благополучии этого мира не отстать. |
| Протоиереи, состоящие ректорами Семинарий Соколов Александр Васильевич , магистр XVII курса. В 1861 году рукоположен во священника, в 1872 году определен ректором тверской Семинарии, в которой служил наставником, и возведен в сан протоиерея. Щеглов Петр Филиппович, магистр XVIII курса. Служил наставником олонецкой Семинарии. В 1864 году рукоположен во священника. В 1871 г. произведен в сан протоиерея и определен ректором олонецкой Семинарии. Гаретовский Василий Иванович, магистр XVIII курса. Был смотрителем рижских духовных училищ. В 1853 году рукоположен во священника; в 1861 г. возведен в сан протоиерея; в 1868г. определен ректором рязанской Семинарии. Сергиевский Филарет Александрович, магистр XIX курса. Из ординарных профессоров московской духовной Академии ректор вифанской Семинарии с 1874 года. Дрехслер Михаил Михайлович, магистр XXIII курса. В 1864 году рукоположен во священника, состоя на службе наставника рижской Семинарии. В 1870 году определен ректором сей Семинарии и произведен в протоиерея. Дмитревский Николай Иванович , магистр XXIV курса. Наставник московской Семинарии, законоучитель Виленского девичьего института, и протоиерей. С 27 декабря 1877 г. ректор минской Семинарии. Лосев Петр Леонтьевич, магистр XXV курса. Поступил в студенты Академии, имея уже сан священника. По окончании курса опре делен наставником рязанской Семинарии. В 1868 г. назначен инспектором сей Семинарии. В 1875 году определен ректором вологодской Семинарии и получил сан протоиерея. Воспитанники м. д. Академии на службе в других духовных Академиях Кроме монашествующих, получивших образование в московской Академии, и после первоначальной службы в своей Академии, перемещенных на места начальствующих и наставников других Академий (см. список наставников м. д. Академии), из воспитанников м. д. Академии были на службе в других духовных Академиях еще следующие лица: Соловьев Николай (после в монаш. Евгений), магистр II курса, в 1820 г. назначен бакалавром киевской Академии по классу гражданской истории, в следующем году переведен на класс церковной истории. Скончался на покое в одном из вологодских монастырей. |
| Марию Александровну однажды высекли во второй раз до обморока, за то, что после первого несправедливого наказания она вздумала протестовать. 28 Разве все это были не преступления со стороны детей, от которых требовалось лишь беспрекословное послушание и страх? Строгая и суровая система, воспитания, выработанная Александром Семеновичем, выражалась не только одними наказаниями: детей держали впроголодь по утрам, конечно не из-за скупости, а для выработки в них известной дисциплины: после чашки жидкого чая с парой пшеничных булок или сухарей, им ничего больше не позволялось есть до самого обеда. Няня Ефимовна, любившая и жалевшая всем сердцем своих питомцев, совала им тайком от всех, чтобы не дознался, как-нибудь, грозный барин, где-нибудь в углу коридора ломтики черного хлеба, взятые ею из кухни будто бы для себя – единственное, что она могла унести, не обратив ничьего внимания. «Те ломтики хлеба, что нам Ефимовна совала тайком, были милостыней»! часто говаривал впоследствии Петр Александрович дрожащим от волнения голосом, вспоминая о няньке, как о своей благодетельнице. 29 Однажды случилось, когда в Покровское приехали гости, Митенька и Петруша осмелились взять себе по два сдобных сухаря из белой муки, тогда как эти сухари были поданы только для гостей, а для них стояли на столе особые-из домашней пшеничной муки. «Не из жадности», рассказывал потом Петр Александрович, вспоминая этот случай, «а потому что унизительно было показать гостям, что нам не дают есть того же, что им»... Это «преступление» видел дядька Доримедонт, приставленный к мальчикам, как Ефимовна к девочкам. Но тогда как нянька, жалея детей, старалась скрывать от грозного барина их проступки, и нередко даже пыталась заступаться за них, навлекая этим, конечно, гнев и наказание на саму себя, – верный цербер – дядька, преданный своему господину, не считал себя вправе скрыть от него хотя бы самую маленькую провинность вверенных ему барчат. Так случилось и на этот раз, когда гости уехали, Доримедонт донёс Александру Семеновичу об ослушании Митеньки и Петруши, и наказание не замедлило последовать: братьев поставили на 3 часа на колени и заставили при этом держать во рту по белому сухарю. |
| Нередко Филалет выбрасывает остроумные исторические замечания и эпизоды. Так, при разборе той мысли, что Рим не должен почитаться первым потому только, что здесь пострадал и умер св. Петр, в Апокрисис выпущено из Институций следующее остроумное историческое замечание: потому только, что величайший из всех пророков и превысший всех первосвященников Боговидец Моисей проходил великое свое служение в пустыне и здесь умер, не должны ли были израильтяне учредить в пустыне первую первосвященническую и пророческую кафедру? 876 Но везде, комбинируя заимствованные места по-своему и оставляя себе обширное поле самодеятельности, автор берет со стороны то, что входит в предначертанный им план, заменяет выброшенные места собственными соображениями и выводами, и, в общей сложности доказательств, его рассуждение-подражание не уступает своему образцу. Но есть слабый пункт, где, делая экстракт из цельного небольшого места, урезывая мысли и выражения, выбрасывая факты, он не делает к ним никаких новых прибавлений и собственных комбинаций, к делу доказываемой истины относится холодно, апатично. Это нужно сказать, собственно, об опущении весьма кстати поставленного и удачно решенного в Институциях вопроса: первенство и единовластие принадлежало ли антиохийской кафедре, пока на ней был апостол Петр, а по переселении его в Рим, антиохийская кафедра считалась ли и считается ли второй после Рима кафедрой? Сюда же принадлежит следующий за тем анализ того протеста Льва Великого , который он заявил против определения халкидонского собора, назначившего константинопольскому патриарху первое место после римского папы? У Кальвина анализ этот сделан с гораздо большей полнотой и силой логического обоснования; самое изложение несравненно живее, рельефнее и представлено в форме диалогической и драматической. Но у Филалета, не говоря уже о внутренней логической слабости и бесцветности, самое изложение вышло чересчур эпическое, безучастное, безжизненное, слишком краткое и сухое. Впрочем, это единственное, не удавшееся место, которое автор не сумел довести до высоты образца. |
| —86— ственной власти. Но не всегда так бывает. Частная благотворительность страдает некоторыми неудобствами. Обыкновенно она оказывает случайно и мимолетную помощь и часто не настоящей нужде. Она легко доступна злоупотреблению: вызываемая одним из самых глубоких и самых нерасчетливых чувств, какие только есть в нравственном запасе человеческого сердца, она не может следить за своими собственными следствиями. Она чиста в своем источнике, но легко поддается порче в своем течении. Здесь она против воли благотворителей и может разойтись с требованиями общественного блага и порядка. Петр Великий, усиливавшийся привести в производительное движение весь наличный запас рабочих сил своего народа, вооружился против праздного нищенства, питаемого частной милостыней. В 1705 г. он указал рассылать по Москве подьячих с солдатами и приставами ловить бродячих нищих и наказывать, деньги у них отбирать, милостыни им не подавать, а подающих хватать и подвергать штрафу; благотворители должны были доставлять свои подаяния в богадельни, существовавшие при церквах. Петр вооружился против частной милостыни во имя общественной благотворительности, как учреждения, как системы богоугодных заведений. Общественная благотворительность имеет свои преимущества; уступая частной милостыне в энергии и качестве побуждений, в нравственно-воспитательном действии на обе стороны, она разборчивее и действительнее по своим практическим результатам, оказывает нуждающемуся более надежную помощь, дает ему постоянный приют. Мысль об общественной благотворительности, разумеется, с особенной силой возбуждалась во времена народных бедствий, когда количество добра требуется прежде, чем спрашивают о качестве побуждений добродеяния. Так было в Смутное время. В 1609 г. второй самозванец осаждал Москву. Повторились явления Борисова времени. В столице наступил страшный голод. Хлеботорговцы устроили стачку, начали всюду скупать запасы и ничего не пускали на рынок, выжидая наибольшего подъема цен. За четверть ржи стали спрашивать 9 тогдашних рублей, т. е. свыше 100 руб. на наши деньги. Царь Василий |
| В это время во второй раз запел петух. Иисуса Христа вывели на двор и стали ругаться над Ним. Господь обернулся в ту сторону, где стоял Петр с допрашивавшими его людьми, и посмотрел на него. Несмотря на страх свой Петр заметил этот взгляд и вспомнил слова Спасителя: «Прежде, нежели дважды пропоет петух, ты трижды отречешься от Меня». Скорбь и раскаяние в дурном поступке против Учителя овладели сердцем Петра: он вышел со двора первосвященника и, горько заплакал. Раскаялся также и предатель Спасителя Иудау. Узнав, что Учителя ведут на смерть, жестоко мучат и унижают, несмотря на невинность Его, Иуда почувствовал страшные угрызения совести. Отчаяние овладело его душою; он потерял всякую надежду на милосердие Божие и на прощение своего тяжелого преступления. Он явился к первосвященникам и старейшинам, и возвратил деньги, взятые за предательство: «Согрешил я», сказал он, «предав кровь неповинную». Они спокойно отвечали Иуде: «Что нам до того? – смотри сам». Не услышав и здесь никакого утешения, которое поддержало бы его душу, Иуда бросил сребренники на пол, выбежал из храма и удавился. Чтобы выставить себя верными хранителями закона, первосвященники решили на деньги, возвращенные Иудою, купить землю для погребения странников: «Непозволительно положить их в сокровищницу церковную», говорили они, «потому что это – цена крови». Таким образом, исполнилось древнее пророчество: «И взяли тридцать сребренников, цену Оцененного, Которого оценили сыны Израиля, и дали их за землю горшечника» ( Захар.11:12–13 ). 83. Иисус Христос на суде Пилата и Ирода ( Мф.27:1–30 ; Мк.15:11–19 ; Лк.23:1–25 ; Ин.18:25–40; 19:1–16 ) Рано поутру, после осуждения Иисуса Христа на смерть, иудейские начальники повели связанного Иисуса к Пилату. Придя к дому Пилата, они не вошли в дом его, потому что считали грехом войти в дом язычника. Римские правители Иудеи, производя суд над иудеями, выходили на площадку пред домом (Площадка эта называлась лифостротон по-еврейски гаввафою, т. е. каменным помостом). Пилат вышел к членам синедриона и спросил: «В чем вы обвиняете этого Человека?» Члены синедриона хотели, чтобы Пилат без всякого суда подписал смертный приговор Иисусу, и боялись, чтобы он не оправдал Его. |
| Вообще императрица очень была милостива к Кречетникову, но, вероятно, он имел недоброжелателей, которые старались вредить ему. Впрочем, он до кончины сохранил благорасположение, а пожалуй, можно сказать, что и по смерти императрица его еще жаловала. Он был пожалован в графы, и это известие было привезено курьером на другой день по его кончине; он находился в то время в Польше. Когда мы переехали на жительство в Покровское, вскоре после кончины матушки, там что-то было мало соседей и из них памятны мне Рукуновы и Еропкины. Рукунов был уже очень немолод. Он был последним сокольничим и рассказывал, что присутствовал на последней соколиной охоте при императрице Елизавете Петровне. Он очень любил рассказывать, как нужно вынашивать соколов для охоты; много было интересного в его разговоре и воспоминаний о разных случаях на охоте, но это все так давно я слышала, что все перезабыла. Одно только мне памятно, что однажды на охоте при Елизавете Петровне он свалился с лошади, в присутствии императрицы, и это вышло как-то так смешно, что она не могла удержаться от смеха, а ему и больно, и досадно на свою неловкость... Еропкиных, и мужа, и жену, я живо помню. Петр Дмитриевич был женат на Елизавете Михайловне Леонтьевой. Он прославился во время чумы в 1771 году. Чума началась еще в декабре месяце 1770 года, но особенно стала свирепствовать в Москве в марте месяце 56 . Наместником в Москве в то время был граф Петр Семенович Салтыков, губернатором – Бахметев, а Юшков Иван Иванович – обер-полицеймейстером. Они все так струхнули, что поскорее разъехались: Салтыков уехал в свою подмосковную 57 , в Марфино, те тоже куда-то попрятались, так что Москва осталась без призора. Вот тут-то Еропкин, видя, что столица в опасности, и решился самовольно принять на себя управление городом. Императрица прислала графа Орлова, а Еропкину приказала быть его помощником. Салтыкова от должности отставили, и это так его поразило, что он стал хворать и, с год спустя, умер, может быть, и раскаиваясь в своем малодушии, что не умел умереть, как следовало, в отправлении своей службы, а умер с позором в отставке за свой побег. |
| Положение ктитора и для Алексея Петровича будет весьма полезно. Кто знает, долго ли я потянусь. Очень истощен. В случае моей кончины все о Господе братство понуждается в защитнике со значительным весом». Таким образом, Владыка Игнатий заботится одновременно о пользе обители через привлечение к ктиторскому о ней попечительству своего брата, и для последнего устраивает постепенность перехода от кипучей общественной деятельности в должности Ставропольского губернатора к смиренному подвигу монастырского послушника. Петр Александрович был многополезным членом Бабаевского братства: он употреблял на нужды монастырские свою губернаторскую пенсию, вел разные монастырские дела в Костроме, Ярославле и Петербурге, содействовал упорядочению монастырского хозяйства, устраивал дела Владыки Игнатия по изданию его сочинений, являлся выразителем и выполнителем его воли по всем направлениям, являлся, в то же время, другом и нравственной опорой утружденного недугами и отделенного от мира Владыки Игнатия. И, делая в преддверии вечности последние земные распоряжения, Преосвященный Игнатий поручает исполнение своей воли брату П.А. Брянчанинову. Завещание – письмо Святителя Игнатия к брату от 9 июля 1862 г. за 209, ниже прилагаемое в автографе, 445 говорит не только о глубоком доверии его к последнему, но и раскрывает прочную почву их духовной близости в общих стремлениях духа в страну вечных обетований. «Ваше Превосходительство, любезнейший братец, Петр Александрович», пишет Владыка Игнатий в этом официальном письме. «Видя себя пришедшим в крайнее изнеможение и болезненность, знаменующие приближение общего всем человекам переселения из гостиницы земли в вечность, покорнейше прошу Вас принять на себя в случае моей кончины, распоряжение всем моим, – впрочем, весьма небольшим, имуществом, согласно прилагаемой при сем копии с предложения моего Костромской духовной Консистории и согласно словесно сделанному мною Вам завещание. Получив от Вас значительное денежное пособие во время нахождения моего на Кавказской кафедре, я прошу Вас принять те вещи, какие найдете нужными и полезными для себя и для сына Вашего, Алексея Петровича, в Вашу и его собственность; другие – отдать настоятелю и раздать братиям, преимущественно же тем из них, которые послужили мне лично,,. Главные предметы имущества моего состоят из: 1) библиотеки, 2) белья, шуб и разного платья, из которого цветные и бархатные, рясы, предназначены мною для ризницы Бабаевского монастыря, 3) экипажей: дормеза, кареты и зимнего возка. – Сочинения мои, остающиеся в рукописях, передаю сполна в Ваши собственность и распоряжение. |
| Нельзя с благоговением не преклониться перед таинственными путями Провидения, которое в замкнувшуюся от образованных народов Русь православную привело к ней их самих, указало ей взять от их науки и просвещения цвет и силу. Нельзя также не преклониться перед величием воздвигнутого им гения, вождя и воссоздателя России за то, что он, имея перед собой выбор между цивилизацией, выросшей на почве протестантизма, и цивилизацией мира католического, предпочел первую цивилизацию. В случае перенесения католической цивилизации, католический фанатизм и страсть к пропаганде сильно стали бы злоумышлять против православия, как это показал печальный пример западнорусских областей, находившихся под властью Польши; но главное – католическая цивилизация не могла бы дать научного просвещения в той мере, в какой можно было получить его от протестантской. Католическая наука часто чужда бывает свободы и искренности исследования; готова на сознательный обман, лишь бы достигнуть своей заветной цели. Протестантская же наука правдолюбивее и искреннее: из уважения к правам человеческого разума она не позволяет себе искажать истину так беззастенчиво, как католическая; оттого она прогрессивнее католической. Многоплодная протестантская наука, которую Петр призвал на помощь православной богословской науке, не могла вдруг привиться к последней. Петр положил только начало взаимному сближению той и другой науки, пересадил на церковную почву первые семена протестантской образованности, после временных своих увлечений ими, предоставив кому следует делать строгий выбор между ними, очищать их от враждебной православию примеси. Эти очищенные семена, как большая часть великих преобразований Петра, принесли надлежащие плоды не вдруг, но тем они прочнее, жизненнее; идеями Петра и теперь живет Россия; очищенными зрелыми плодами насажденной им протестантской образованности и теперь пользуется православная богословская литература. Важно еще то, что из образованности, из водворения которой на Руси цивилизаторы имели в виду сделать для себя приобретение, наживу, для нее же иногда явное зло, он, как и из всех почти заимствований с запада, извлек несомненную пользу, существенное добро. |
|
|
