В этих трех измерениях: мышлении (теории/метафизике), политике (обществе/экономике), искусстве (воображении/мистике) — разве нет того, что ныне мы узнаём как три «пост-», три «преодоления»: постметафизика, посткапитализм, постмодернизм (широко понятый — как символизм, авангард и т. п. включающий) — и не прозреваем ли мы тогда суть этих преодолений как возвращение христианства, как постсекулярность: низвержение «метафизики» (от картезианства до неокантианства) как возрождение теологии (в смысле патристического мышления)? Не в этом ли главный вклад и новизна русской философии вообще и Соловьева как одной из главных ее фигур? — не в том, ли что русская философия именно начала то, что ныне мы знаем как различнейшие «повороты», «пост-», «преодоления», «другие начала» и т. д.? — то, что она не отстает, а опережает ход западного мышления? — что русская философия — его авангард (и отсюда как раз некая ее неустранимая «странность», как бы невписанность в «нормальные» дискурсы). Скажем — это лишь случайный пример — у Соловьева и у тех, кто в данном случае шел по проложенному им пути (Розанов, Мережковский, Бердяев, Булгаков), не видим разве, начало гендерных исследований, деэссенциализации «пола», гендерного анализа разных дискурсивных, социальных, религиозных формаций и т. п.? Но нам уже давно пора перейти собственно к соловьевским текстам. Начнем с самого понятного в наследии философа — с его публицистики; а она — безусловно, относится к классике политической/религиозной публицистики XIX века — и до сих пор актуальна. «Национальный вопрос в России» Владимира Соловьева — классическая христианская, философская книга против национализма вообще и русского национализма в частности (и против цивилизационных теорий а-ля Данилевский/евразийство/ Хантингтон…). Соловьев тут излагает идею «христианской политики». Христианство предписывает быть нравственным каждому человеку — это всем понятно, это банальность. Однако такие вещи как «общество», «государство», — не самостоятельные сущности, они «состоят» из людей — и, следовательно, если они состоят из христиан, то они очевидным образом сами должны быть христианскими, то есть нравственными. Если политика у вас — не христианская, то есть безнравственная, то вы — просто-напросто не христиане, вы — грешники.

http://blog.predanie.ru/article/k-170-le...

«Этому пороку предаются в одиночестве, и он не приносит настоящего удовлетворения. Многочисленные признания свидетельствуют о том, что тот, кто ему предается, сначала планомерно заготавливает всё необходимое, затем тщательно запирается, занавешивает окна и начинает есть, чтобы теперь, в полном одиночестве, набить себе глотку буквально до краев. Причем всем, что только найдется в холодильнике и может доставить удовольствие, вплоть до припасенных консервов. Это сопровождается утонченно продуманной последовательностью блюд, в результате чего поглощенная пища становится совершенно не перевариваемой. Картина прискорбная: в конце концов всё заканчивается тошнотой и рвотой, истерическим плачем и полным отчаянием. Налицо душевно-телесный надлом». Другие книги и тексты «Христианство. Настоящее» — сборник статей известного православного библеиста и публициста Андрея Десницкого. Объединяющая тема этих разных статей: что такое быть христианином в России XXI века? — выборность духовенства, чего ждут от Церкви, сталинизм, культ Победы, ап. Павел о власти, исповедь и чувство вины, нужна ли нам Реформация и многое другое. «История античной эстетики» — грандиозное восьмитомное исследование Лосева о античной культуре. Гениальная книга, далеко выходящая за рамки исследований Античности (хотя в этом, конечно, она — абсолютная классика): как вообще исследовать культуру и историю? по каким законам она развивается? Кроме «Истории античной эстетики» мы здесь разместили ряд других работ Лосева о Античности и эстетики, а плюс к тому и несколько аудиоверсий его книг. Особо отметим последний, итоговый том грандиозного исследования Лосева. Он посвящен двум задачам. Первая: описать последнюю стадию античной мысли, именно ее переход в средневековую, слом Античности и формирование совершенно новой эстетики — христианской. Таковы уже вполне христианские направления: патристика Востока и Запада и «переходные», «синтетические» формы: халдеизм, герметизм, гностицизм. Лосев прочитал Античность как по-разному развернутую интуицию тела. Христианство, по Лосеву, исходит из кардинально другой интуиции — личности. Вот смене старой интуиции тела на новую интуицию личности и посвящен последний том ИАЭ: «Вся история тринитарного вопроса в течение первых четырех веков […] сводится к борьбе античного и средневекового мировоззрений и дает огромное количество примеров самого разнообразного переплетения обоих этих мировоззрений. Античность — это принцип вещи, тела, природы и, в конце концов, чувственно-материального космоса, в то время как христианство — это принцип личности, общества, истории или, конкретнее говоря, сотворения космоса сверхкосмической личностью, общее грехопадение и первородный грех и спасение греховного мира при помощи опять-таки чисто личностного богочеловечества. Этим переплетением природы и личности как раз и наполнена вся история тринитарного вопроса в первые четыре века новой эры».

http://blog.predanie.ru/article/anime-ps...

238–252, Hohepunktder byzantinischen Machtentfaltung: Basileios II. 1012 За исключением ветхозаветного царя Давида. Интересно, что среди правед­ных патриархов Симеон упоминает Игнатия (наряду с Тарасием и Мефодием). «Огласительные Слова». 5. 1013 TDpavvô. В византийскую эпоху это слово имело значение «узурпатор», «за­хватчик власти», в противоположность законному правителю. 1017 Попытка изобразить пр. Симеона Нового Богослова представителем или идеологом определенного социального класса неизбежно натолкнулась бы на ряд трудностей и противоречий. Например, поверхностный наблюдатель мог бы усмотреть в осуждении Симеоном стремлений царей к единодержавию выраже­ние взглядов византийской земельной знати, боровшейся против такой политики императорской власти, тем более что Симеон и по рождению принадлежал как раз к малоазийской аристократии, наиболее активной и влиятельной части клас­са крупных землевладельцев (как об этом свидетельствует его биограф Никита Стифат – см. «Vie de Symeon...» Orient. Christ. Analec. 12 (1928), 2, 4–5). Но как тогда объяснить его не менее резкое осуждение желания тех же царей стать «ми- родержцами», их стремления к расширению пределов империи? Ведь как раз эта экспансионистская политика македонских императоров поддерживалась и даже в известной степени вдохновлялась малоазийской земельной знатью, как это пра­вильно отмечает Г. А. Острогорский (цит. соч. С. 232). Да и взгляды пр. Симеона Нового Богослова на дьявольский характер собственности и на богатых как на «убийц» бедных вряд ли могли выражать убеждения состоятельных кругов. Но и выразителем интересов бедных классов он тоже не был, в его творениях не вид­но желания социальных перемен, нет программы общественных реформ. Было бы совершенно неправильно «наклеивать» на такого сложного и глубокого духовно­го писателя, каким был пр. Симеон Новый Богослов , тот или другой классовый «ярлык». Читать далее Источник: Учение древней Церкви о собственности и милостыне/Василий Ильич Экземплярский. - Краснодар : Православный Екатеринодар, 2013. - 267 с. (Патристика: тексты и исследования). ISBN 978-5-903298-11-2 Вам может быть интересно: Поделиться ссылкой на выделенное

http://azbyka.ru/otechnik/Vasilij_Ekzemp...

Но катастрофа пришла скоро – девятый вал революции потопил и «правых», и «левых». О жизни Экземплярского после революции сведений почти нет. Известно, однако, что в 1920 г. он ослеп, предположительно, от недоедания 4 . Умер он в Киеве в 1933 г. У новой власти был свой взгляд на собственность, и он отнюдь не совпадал со святоотеческим. Да и слово «милостыня» в ХХ веке стало произноситься с оттенком презрения. Книга Экземплярского оказалась вычеркнутой из жизни, впрочем, как и любая другая, напоминающая о Евангельской Истине. Но в наше время, когда вопросы собственности сно­ва приобрели остроту, настало время и для этого труда. Работа Экземплярского – единственная в русском богословии мо­нография, целиком посвященная вопросу собственности и богатства со святоотеческой точки зрения. Ее содержание основано на учении святых отцов III-V вв.: Тертуллиана , Климента Александрийского , Киприана Кар­фагенского, Григория Богослова , Василия Великого , Иоанна Златоуста , Амвросия Медиоланского , бл. Августина, бл. Иеронима и др. Добрую по­ловину текста книги составляют выписки из Писания или святоотеческого предания (около 300 цитат из Библии и около 700 – из святых отцов). Однако как всякая первопроходческая работа она не свободна от недостат­ков. Экземплярский, подобно яркой комете, промчался по своду нашего богословия, не имея предшественников и не оставив учеников и последо­вателей. Его идеи – идеи пламенно верующего во Христа христианина и честного человека, имеющего мужество высказать нелицеприятные и не общеобязательные мысли – очень ценны для нашей Церкви. Особенно они важны в наше время – время размывания нравственных устоев в об­ласти имущественной этики и просто безудержной погони за деньгами. Очень хочется надеяться, что святоотеческое учение, изложенное в книге «Учение древней Церкви о собственности и милостыне», будет в полной мере востребовано как в современном богословии, так и русским народом. 1 В качестве предисловия использована в сокращении редакции статья кандидата физико-математических наук, ведущего научного сотрудника Института Проблем Информатики РАН, ст. преподавателя Православного Свято- Тихоновского гуманитарного университета Н. В. Сомина. 4 Экземплярский В. И. К предстоящему Всероссийскому Поместному собору//Христианская мысль. 1917, 7. – с. 139. Читать полностью Источник: Учение древней Церкви о собственности и милостыне/Василий Ильич Экземплярский. - Краснодар : Православный Екатеринодар, 2013. - 267 с. (Патристика: тексты и исследования). ISBN 978-5-903298-11-2 Вам может быть интересно: Поделиться ссылкой на выделенное

http://azbyka.ru/otechnik/Vasilij_Ekzemp...

Б. Доброе пользование св. отцами в богословии предполагает абстрагирование от собственной мысли и по поводу некоторой имеющейся проблемы или некоторого поставленного вопроса, пежде всего спросить себя: «А что по этому поводу думают св. отцы?». Богослов, по всякому вопросу, который он изучает, должен прежде всего собрать все тексты св. отцов, которые имеют к нему отношение, заботясь, чтобы уважать их контекст. Далее ему следовало бы через законное различие патристических подходов определить, что у них есть общего и вдохновиться этим для решения своего вопроса. Богослов должен всегда стараться думать по св. отцам, вместе со св. отцами и как св. отцы. И для этого он должен быть смиренным, отложить в сторону свое личное мнение и впитать, как можно сказать, губкой, что говорили отцы. Наконец, свое собственное личное участие возможно и законно для того, чтобы выполнить некий синтез. Оно возможно также и тогда, когда надо дать ответы на вопросы, на которые св. отцы не ответили, потому что они не возникали в их эпоху (как например, некоторые вопросы биоэтики связанные с развитием современных технологий), или потому что возникли новые ошибки в истолковании догматов (новые ереси действительно будут появляться вплоть до скончания мира). Но и в этом случае богослов должен всегда основываться на принципах, установленных св. отцами (как например, в отношении биоэтики, антропологии, которую они разработали, или для новых ересей на догматической основе, которые уже установлены). В. Существует различие в методологии между подходами православным, римо-католическим и протестантским к св. отцам. Западный университетский метод показывает себя более внимательным к различиям между св. отцами по сравнению с тем, что есть между ними общего: по каждому пункту исследования речь идет о том, чтобы показать в чем мысль изучаемого св. отца отлична от мысли того или другого св. отца. Этот метод соотносится с современной структуралистской концепцией, согласно которой в рамках некоторой структуры каждый элемент получает свой смысл и свою ценность благодаря отличию от других. Православная же методология поднимается к иной форме структурализма, которую можно было бы назвать позитивной или объединяющей; она скорее стремится определить общую структуру, лежащую в основе мышления св. отцов, т.е. то, что сущностно единит размышления св. отцов сверх различий между ними. Этот общий элемент соотносится с Традицией, о которой мы говорили прежде, или то, что называется «согласие отцов» (consensus patrum). 7. Мыслить в духе св. отцов

http://azbyka.ru/otechnik/Zhan_Klod_Lars...

Для исихастской антропологии первореальность составляет опыт, а тексты являются адресным выражением опыта. Эго обстоятельство отличает исследования исихазма с позиций антропологии религиозного опыта по сравнению с патрологическими исследованиями исихазма. Для примера возьмем типичный патрологический отзыв о том, как Феофан Затворник переводит исихастские тексты. Принадлежит отзыв епископу Вениамину (Милову) , написан он по поводу текстов Григория Синаита . Вениамин отмечает, что греческий оригинал Феофан передает не дословно, в его переводе обнаруживаются сокращения, дополнения, упрощения, архаизмы, неологизмы и перестановки слов в тексте. Вениамин признает, что цель Феофана состояла в том, чтобы дать русскому читателю руководство по исихастской жизни, и эта цель Феофаном достигнута. Однако с точки зрения научно-текстологической его перевод Вениамин признает малопригодным 110 . Некоторые патрологи называют переводы Феофана Затворника переводами-переложениями или переводами-пересказами. Эти отзывы справедливы, если смотреть с точки зрения патрологической. Для антрополога первичен опыт, а не его текстуальное выражение. Поскольку Феофан был носителем исихастского опыта, то его переводы с точки зрения антропологической являются частью традиции, вне зависимости от дословности в передаче первоисточника 111 . Антропология учитывает исследования историков и патрологов, но она решает свои задачи своими методами, не уходя в споры об авторской принадлежности и текстологической адекватности разных редакций патристических источников. Поясним это на примере исихастского сборника «Добротолюбие». Для патролога славянское «Добротолюбие» – точный перевод греческого «Добротолюбия», который выполнил Паисий Величковский , а русское «Добротолюбие», которое опубликовал Феофан Затворник , – это перевод-пересказ греческого «Добротолюбия». Цитировать русское «Добротолюбие» для патролога – значит брать текст из вторых рук при наличии первоисточника. Для антрополога русское «Добротолюбие» отражает антропологически значимый опыт исихастской традиции, и руки Феофана не вторые и не третьи, поскольку он сам был исихастом.

http://azbyka.ru/otechnik/Pavel_Serzhant...

При этом антрополог отличает исихастский опыт от его текстуального выражения в первоисточниках, отличает первоисточники в разных редакциях от переводов 112 – и все это отличает от исследовательских текстов по исихазму (антропологических, патрологических, догматических, исторических, филологических). Поэтому, когда ключевые тексты первоисточников не вполне совпадают с текстами переводов, мы в книге размещаем оригинальный текст. Исихастская традиция методична, и эта ее черта проявляется не в буквализме при цитации первоисточников, а в антропологической точности при передаче мистико-аскетического опыта. Эта характерно не только для Феофана Затворника , Григорий Палама тоже не всегда дословно цитировал патристические тексты, однако он сам был носителем сходного аскетического опыта, находился в русле исихастско-патристической традиции. Поэтому, занимаясь исследованием исихазма, не будем упускать из виду антропологический характер наших штудий. Тщательно проверенный опыт, а не буквальное соответствие тематически подобранных текстов считается у исихастов источником знания о человеке: «Опыт много надежнее всего, что стоит на... словах» 113 . Раскрывая значение личного проверенного опыта, исихасты апеллируют к библейскому понятию о незаконном подвиге: «Если же кто и подвизается, не увенчавается, если незаконно будет подвизаться ( μ νομμως θλση)» ( 2Тим 2:5 ). Незаконное подвижничество подобно стараниям атлета завоевать первенство вопреки законам спортивных состязаний. Поэтому незаконный подвиг оказывается бесплодными усилиями, вместо пользы он приносит вред человеку, даже если сам аскет или его окружающие считают незаконный подвиг великими достижениями, достойными всякой похвалы. Аскетико-мистический опыт, полученный в результате незаконного подвига, носит название прелести, то есть ложного опыта, такой опыт является мистификацией. Неабстрактный, опытный характер исихастского учения о человеке подчеркивается в Макариевском корпусе: когда Бог вселяется в человека, то учит его относительно настоящего и будущего – не словом, а опытом 114 . Исихасты вообще избегают абстрактных и полубесполезных, отвлеченных от жизни тем. За редкими исключениями, исихасты пишут про аскетический опыт для тех, кто ищет этого опыта. Тем большего внимания заслуживает то, что они пишут о человеке, его энергиях и его времени.

http://azbyka.ru/otechnik/Pavel_Serzhant...

Единственным трактатом, обсуждению подлинности которого С. Кьяла уделяет особое внимание, является десятый, который встречается в ряде рукописей с атрибуцией Ефрему Нисивинскому, однако значительно отличается от других текстов Ефрема прежде всего своей поэтической формой. Не являясь сочинением Ефрема (как было показано исследователями ранее), он не может принадлежать и Исааку Ниневийскому и, скорее всего, восходит к корпусу малоизвестного автора V в. Исаака Антиохийского. Тем не менее, как утверждает С. Кьяла, этот текст мог быть заимствован Исааком, который произвел его небольшую обработку, что и привело впоследствии к включению данного текста в состав подлинных произведений последнего. Аутентичность новонайденного собрания безусловно нуждается в дальнейшей проверке. Как показывает недавнее исследование М. Г. Калинина и Е. В. Барского, весьма перспективным в данном направлении может быть сравнительное изучение использования и интерпретации ключевых понятий в том виде, как они используются в каждом их трех собраний 5 . Мнение С. Кьяла о подлинности Третьего собрания подкрепляется многочисленными примечаниями, демонстрирующими лексико-тематические параллели в пределах этого же собрания, а также с Первым и Вторым собранием. Кроме того, аннотации содержат комментарии филологического и богословского характера, указания на параллели и возможные заимствования из патристических источников и, конечно же, идентифицированные цитаты. Том с переводом, подобно изданию сирийского текста, завершается полезными индексами (с. 157–171) цитат и аллюзий на Священное Писание , цитируемых Исааком источников и наиболее значимых понятий. Завершая обзор издания, следует указать на то, что текст также доступен во французском переводе, выполненным католическим монахом А. Луфом 6 . Два трактата были недавно переведены на русский 7 . И, наконец, в скором времени должен появиться английский перевод Мери Хенсбери. Итак, благодаря усилиям С. Кьяла мы располагаем сегодня надежным изданием новонайденного собрания четырнадцати текстов прп. Исаака. Безусловно, вопросы аутентичности того или иного трактата могут обсуждаться и в дальнейшем, тем более что и сам издатель считает некоторые тексты довольно-таки проблематичными. Тем не менее любое будущее исследование будет непременно опираться на издание, подготовленное итальянским исследователем, а также тот многообразный филологический инструментарий, которым каждый непременно с благодарностью воспользуется.

http://azbyka.ru/otechnik/Isaak_Sirin/dv...

Кроме того, исследователи рассуждали, кто такие евангелисты мол, это лидеры неких христианских общин, существовавших в конце I начале II века, и они писали свои тексты, исходя из пастырских нужд общины, адаптировали их для своих пастырских нужд. Например, кто такой был Матфей, и как он работал? По мнению этих ученых, это был некий персонаж разумеется, никакой не апостол, а человек, живший гораздо позже апостольских времен который брал отрывки Евангелия от Марка и приспосабливал их для своих пастырских нужд. Также он использовал якобы существовавший сборник изречений. Его назвали буквой Q, от немецкого слова Quelle, что значит источник. Сказали, мол, был такой «источник Q», и именно в нем содержатся поучения исторического персонажа Иисуса Христа, а все Евангелия уже позднейшие наработки. Эти исследователи заявляли, что Матфей работал с якобы существовавшим «источником Q» и Евангелием от Марка и для своих пастырских нужд создавал евангельское учение, вкладывая в уста Иисуса Христа те слова, которые должны были услышать его прихожане. Так, например, якобы была создана Нагорная проповедь. По этой теории, Иисус Христос только сказал, что блаженны нищие, блаженны алчущие и блаженны плачущие больше ничего, а Матфей для того, чтобы утешить свою общину (нам рассказывают, что это была община, отделившаяся от синагоги, у них был внутренний кризис, и надо было этот кризис как-то утихомирить), на основе этих трех кратких изречений добавил: «Блаженны нищие духом», «Блаженны кроткие» и так далее. Обо всем этом я говорю подробнее в своей второй книге, которая посвящена Нагорной проповеди. Таким образом, из того, что мы читаем в Евангелии, достоверным или восходящим к так называемому историческому Иисусу объявляется пять-десять процентов текста в зависимости от вкусов и подходов этих ученых. Если вы приедете в какой-нибудь крупный европейский город, например, в университетский город Оксфорд, зайдете в книжный магазин и посмотрите секцию «Новозаветные исследования», то увидите литературу, в которой представлены практически исключительно такие подходы. Вы не найдете там книг, где будет говориться о том, что Иисус Христос является Богом, что у Него две природы Божественная и человеческая. Все это вы сможете найти, может быть, в разделах «Патристика», «Христология» или «Церковная история», но не среди новозаветных исследований.

http://bogoslov.ru/event/4983483

Большинство дискуссий последних лет вокруг теологии и других дисциплин, прямо или опосредованно связанных с религией, допускают очень грубые и высокомерные суждения и аргументы – считает главный редактор портала «Правмир», кандидат филологических наук и преподаватель филологического факультета МГУ Анна Данилова. «Неважно, верующий ты или нет, какой метод ты используешь и что исследуешь – если ты изучаешь историю Церкви, церковнославянские тексты или патристику – ты заведомо мракобес, идешь против науки и вообще-то Церковь отделена от государства – сразу напоминает нам целый ряд критиков. Историк, писавший про Церковь, не имеет права стать министром образования, филолог, штудирующий текстологию Нового Завета, не имеет права на научную степень. Это очень неприятная тенденция, которая граничит с настоящей дискриминацией. Даже вокруг масштабного плагиата в научных работах и полностью списанных текстов диссертаций не возникает так много шума и негодования. сколько воокруг сильных и по-настоящему научных работ, связанных в области предмета исследования с религией. Интересно, что среди, например, исследователей церковнославянского немало совершенно нецерковных и неверующих людей, при этом блестящих специалистов в своей области – и они тоже постоянно вынуждены выслушивать – прямо или косвенно – комментарии о своем мракобесии и засилии православия. Такие претензии немыслимы в академической системе Запада», – отмечает Данилова. Автор обсуждаемой диссертации, священник Русской Православной Церкви, декан Богословского факультета ПСТГУ, заведующий кафедрой практического богословия Павел Владимирович Хондзинский пообещал дать «Правмиру» интервью после того, как состоится защита работы. Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира»

http://pravmir.ru/pochemu-kritika-disser...

   001    002    003    004   005     006    007    008    009    010