| В монастыре с 2010 года открыта воскресная школа для детей, создана православная подростковая организация " Гуслицкое братство " . В июле 2010 года по благословению настоятеля монастыря игумена Стефана создана служба милосердия " Преображение " . Главной святыней обители является список с почитавшейся чудотворной иконы Спаса Нерукотворного (сам чудотворный образ утрачен - пропал в советский период). Из книги Глушкова В. Г. Монастыри Подмосковья. - М.: Вече, 2015 и с сайта www.monasterium.ru/монастыри/Гуслицкий Спасо-Преображенский мужской монастырь В Куровском городского округа Ликино-Дулево находится Гуслицкий Спасо-Преображенский монастырь. Его основали в 1859 году для обращения в православную веру гусляков-старообрядцев. В 1880-е годы был построен величественный собор Преображения Господня по проекту московского архитектора Фёдора Фёдоровича Горностаева. После революции монастырь закрыли и поместили в нем дом инвалидов. Сегодня обитель вновь действует и делит территорию с психоневрологическим интернатом. В трапезном корпусе монастыря в 2013 году устроили церковь Царственных Страстотерпцев. Гуслицкую Спасо-Преображенскую обитель называли миссионерской, а первого игумена Парфения Агеева посылали в Гуслицы на «апостольский подвиг». Кажется странным, что миссионерские и даже апостольские труды требовались во второй половине XIX века в семидесяти верстах к востоку от Москвы. Однако в то время край Гуслиц представлялся многим опасным и диким углом Подмосковья. Если верить литературе того времени, миссионера и любого православного здесь ожидали бандиты, плуты, фальшивомонетчики и фанатичные сектанты. Из Гуслиц вышел подмосковный «Робин Гуд» разбойник Василий Чуркин, о котором вскоре после смерти был даже написан популярный роман. Местное население считали не менее жестоким, чем дикие языческие племена. Под видом внешнего благочестия гусляки якобы скрывали пороки: считали за добродетель обмануть, обокрасть и даже убить православного. В «Сказании о начале и настоящем положении Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря» 1863 года говорилось: «Отделившись от православной церкви, эти несчастные потеряли всякое сознание добродетельной и благочестивой жизни, так что в настоящее время во всей Московской округе пользуются незавидной славой: в названии гусляк здесь все понимают человека без чести и совести». |
| Действительно, дня через два или три к нему прибыли часу в 11-м утра два лица: Попов и еще кто-то. Поговорив с лжеискупителем, они пожали плечами и один из них (Попов), всплеснувши руками, сказал: „Господи! если бы не скопчество, то за таким человеком пошли бы полки полками“ 418 . По показанию Агеева-скопца, брали лжеискупителя из дома Солодовникова граф Милорадович и обер-полицеймейстер Горголи с командою 419 . Достоверно, однако, известно только то, что, действительно, лжеискупитель взят был из дома Солодовникова Горголи в то время, когда все скопцы спали. Привезен был он в съезжий дом, где уже готова была дорожная коляска и отсюда 420 его отправили в два часа ночи по московскому тракту, в сопровождении следственного пристава Путвинского 421 . При этом внушено было последнему, чтобы он оказывал лжеискупителю во время пути „все выгоды, какие нужны могут ему, по престарелым летам и из уважения к человечеству, сколь впрочем ни суть преступны правила ереси, какие он столь долго рассеивал“ 422 . Архимандриту суздальского Спасо-Евфимиева монастыря Парфению заранее дано было предписание о том, чтобы „принять начальника секты скопцов в монастырь с человеколюбивою ласковостью, с христианским расположением сердца из сострадания к старости его и из сожаления о заблуждении его, и поместить его в келье, которая бы служила, по уединению своему, к спокойствию его и ко благоразмышлению“ 423 ... Весть о взятии Селиванова из дома Солодовникова, сделавшаяся известною скопцам уже по-утру, очевидно, должна была сильно поразить их. Многие тотчас же бросились в погоню за отъезжавшим Селивановым. Так как неизвестно было, куда именно отправляли лжеискупителя и по какому тракту повезли его, то скопцы, разделившись на партии, направились в разные стороны с тем, конечно, чтобы на том или другом пути нагнать его. Два скопца– Солодовников и Кузнецов, полагая, что Селиванова снова повезли в Сибирь, направили свой путь по московской дороге. В Тосне им удалось, действительно, нагнать отъезжавшего Селиванова и здесь произошло весьма трогательное прощание их с „батюшкою“. |
| Еще одна веха – апрель-май 1654 года, когда ученый инок Арсений Суханов по поручению царя Алексея Михайловича и Патриарха Никона собрал на Афоне целую библиотеку книг и рукописей – около 500 греческих книг из библиотек Кинота, Россикона, Хиландара, Иверона, Ватопеда и Великой Лавры. В рамках данного доклада следует особо отметить вклад Россикона – одна рукописная книга и две печатные от дикея Германа. В XVII веке братство монастыря было смешанным греко-русским с доминированием греков. В 1667 году число братии достигло 200 человек, но потом резко сократилось. В 1690-е годы монастырь пришел в полное запустение и был восстановлен как русский. Для поддержания монастыря братии приходилось совершать подвиги – в 1707 году архимандрит Варлаам со товарищи, получив в Москве милостыню, под Галацем (порт на Дунае) попал в плен к туркам и был ограблен. В 1730 году монастырь был полностью опустошен турками: «…изгнали монахов из обители, именуемой великое Роси и засели внутри измаильтяне, и устроили минарет в церкви». Когда в 1726 году Василий Григорьевич Григорович-Барский провел в Пантелеимоновом монастыре три дня, он нашел там двоих болгар и двух русских монахов. По его описанию монастырь «много лет пуст стояше и не бяше даже доселе кому онаго снабдевати». А в 1744 году путешественник не обнаружил в обители Св. Пантелеимона ни одного инока – с 1735 года монастырем стали управлять греческие иноки. Причина в том, что на самой Руси «не стали даваться жалованные грамоты и не стали русские самовольно выходить за границу», – согласно описанию другого путешественника инока Парфения (Агеева) . А. А. Дмитриевский писал: «С 1735 года греческий элемент в этой обители взял окончательный перевес над русским…» В середине XVIII века появилось другое место славянского присутствия на Афоне – Ильинский скит, возрожденный как скит на месте заброшенной кельи монастыря Пантократор прп. Паисием Величковским . Естественно, что прп. Паисий организовал здесь скрипторий и святоотеческую библиотеку, но летом 1763 года славяно-молдавское братство «всем собором» переехало в Молдавию. |
| «О, какая была радость, – пишет он, – когда исполнилось давнишнее мое желание и на самый день Рождества Христова облекли меня в ангельский образ. Был Стефан – нарекли Сильвестром! Как легко мне стало, как будто скинул с себя тяжкое бремя греховное. Нет силы описать то сладостное ощущение!» Вскоре умер старец келлии отец Филипп, и оставшиеся без духовника монахи переселились в Руссик. Среди них и отец Сильвестр. Его приняли в братство и отправили на послушание к старцу Харитону в келлию «Живоносный Источник», где он выполнял послушание повара и хлебопека. Через полгода дали ему послушание садовника-виноградаря. Он трудился в виноградниках прилегающих к монастырю келлий: на Троицкой, Георгиевской и др. 1 октября 1849 года старцы монастыря благословили отца Сильвестра вместе с двумя другими монахами ехать в Россию для сбора пожертвований. Он об этом пишет так: «Это неожиданное предложение очень меня напугало. Я не знал, что ответить, и стал отговариваться, но тщетны были мои попытки». Старцы Руссика с похожей миссией уже посылали в Россию отца Парфения (Агеева) , но тогда эта миссия не увенчалась успехом, а монастырь сильно нуждался в средствах. Поэтому была предпринята новая попытка, и, слава Богу, на этот раз предприятие было довольно успешным. В этом огромную роль сыграли опубликованные к этому времени «Письма Святогорца» отца Сергия (Веснина). Это подтверждает и сам отец Сильвестр в своих воспоминаниях. Он очень вдохновился первыми успехами и приступил к делу с большим рвением. Обошел почти всю Россию и почти везде имел огромный успех. Вот как он описывает свое пребывание в городе Старый Оскол: «Потом я приехал в Старый Оскол (Курской губернии). О, какая была радость! Во всех домах встречали и принимали меня как родного. А хлебосольство, любовь и добродетель жителей этого города нет силы и описать». При такой благосклонности почти во всех городах России отец Сильвестр собрал сумму в четыре тысячи рублей серебром. Но главным его приобретением была икона Божией Матери «Знамение», точная копия с оригинала, которую ему подарили в курском Знаменском монастыре и которую он украсил серебряной, вызолоченной ризой с бриллиантами и драгоценными камнями. |
| Он молился у входа при запертых дверях. Но тщетно армянский патриарх молился в кувуклии: огонь так и не сошел. Вдруг одна из колонн расселась, и из трещины в мраморном столбе вышел святой огонь. Иерусалимский патриарх зажег от него свечи и передал другим. Приведу более подробный, изобилующий живописными деталями рассказ инока Парфения (Агеева), автора известной книги «Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле постриженика Святой Горы Афонския»: «Во едино время, когда греки были до конца отягчены турецким игом, богатые армяне вздумали вытеснить греков от Гроба Божия и из Воскресенского храма: собрали великую сумму денег и подкупили иерусалимское начальство, уверяя неверных, что святый свет сходит не ради греков, но ради всех христиан, и ежели мы, армяне, будем там, тоже получим. Турки сделали по армянской воле и утвердили, чтобы армянам одним получать святой свет. Армяне весьма возрадовались и писали по всем землям к своим единоверцам, чтобы шли больше на поклонение, что их воля, и сошлось их многое множество. Наступила Великая суббота; армяне все взобрались в храм, а греков бедных турецкое воинство выгнало вон. О, какой неизреченной горести и скорби исполнились греки! Едино было им утешение – Гроб Спасителя, и от того их отлучили и святые врата для них затворили! Армяне – внутри церкви, а православные на улице; армяне веселятся, а греки плачут; армяне торжествуют, а греки горько рыдают! Православные стояли против святых врат на площади, а кругом стояло турецкое воинство: караулили, чтобы не было бунта. Как сам патриарх, так и все стояли со свещами, имея надежду хоть от армян в окно получит благодать. Но Господь восхотел другое устроить: показать истинную веру Своим огненным перстом и утешить Своих истинных рабов – смиренных греков. Уже пришло время, в которое сходит благодать, но ее нет; армяне испугались, начали плакать и просить Бога, чтобы послал им благодать; но Господь не услышал их. Уже полчаса прошло и более, а святого света нет. |
| Особое внимание при этом обратим на «Розыск» свт. Димитрия, который во многих вопросах выступает первоисточником наших знаний о начальном периоде старообрядчества, вере и жизни первых раскольников. Многие сведения святитель узнавал лично от присоединяемых им к православию раскольников. Среди прочего, свт. Димитрий дает православный ответ на обвинения старообрядцев в искажении нами отеческой веры: о форме креста, иконах нового письма, количестве просфор на литургии и проч. В частности, он изобличает вождя раскола протопопа Аввакума в еретических мнениях о Троице о воплощении Христовом, поскольку Аввакум то четверит Троицу, то впадает в троебожие, говорит о трисущной, а не единосущной Троице, рассекая ее на три существа или естества (начиная с главы 17 «О Пресвятой Троице» и далее). Ряд еретических цитат из писем Аввакума (которые святитель лично читал) сохранился лишь в этой книге. Эту книгу люто ненавидят старообрядцы и возводят на нее различные клеветы. Опровержению их измышлений посвящена статья Н. Михайловой «Забытая книга: “Розыск о раскольнической брынской вере”» О противораскольнической деятельности свт. Филарета Московского особо рассказывается в двух статьях: «Деятельность митрополита Филарета в борьбе с расколом» А.Я. Зыкова и «Деятельность московского митрополита Филарета по отношению к расколу» В. Беликова . 12б. Важнейшие противораскольнические миссионеры Из авторов, писавших о расколе, особое значение принадлежит двум миссионерам – бывшему старообрядцу архимандриту Павлу Прусскому и профессору МДА Николая Ивановичу Субботину . Их усилиями множество старообрядцев присоединись к Православной Церкви. Они стояли у истоков Братства свт. Петра, митр. Московского, и активно писали в издаваемый этим Братством журнал «Братское слово» , материалы которого до сих пор сохраняют актуальность в полемике со старообрядчеством. Ряд статей из журнала впоследствии был выпущен отдельными оттисками. Кроме того, большой интерес представляют все книги и статьи схиигум. Парфения (Агеева) и проф. Петра Семеновича Смирнова . |
| Погружаясь в дневники Георгия Добросердова, мы открываем для себя неповторимый внутренний мир русского священника середины XIX века. Мы видим перед собой человека, тонко чувствующего, много и плодотворно размышляющего. Человека, глубоко религиозного, погруженного в себя, и в то же время открытого окружающему миру, способного любое его явление переживать как душевное потрясение и воплощение Божественного замысла и величия. Наконец, мы видим замечательного и до сих пор еще неизвестного духовного писателя, чьи сочинения сопоставимы с лучшими образцами современной ему светской и религиозной литературы – сочинениями Н. М. Карамзина , трудами святителя Игнатия (Брянчанинова) , инока Парфения (Агеева) , неизвестного автора «Откровенных рассказов...», А. Н. Муравьева и, очевидно, еще многих других, не упомянутых нами авторов. Закончить же разговор о дневниках святителя Герасима и предварить их чтение нам хотелось бы характеристикой, которую дает им в своих воспоминаниях о преосвященном один из его современников: «Дневник его и письма запечатлены глубокой задушевностью. Все они без исключения отличаются тем благородством чувств и мыслей, которые располагают каждого в пользу писавшего (их). Строгость к себе и мудрая снисходительность к другим, полная искренность чувств и спокойная простота их выражения – вот главные достоинства дневника и писем любомудрствующего иерарха. Настроение чувств его преимущественно лирико-меланхолическое. Главные мотивы означенных его произведений – святая дружба, живая вера, трогательные воспоминания о далекой родине и милом прошлом. Преданность воле Божией, самообличение, вера в любовь – при злостраданиях, тихая скорбь о людской холодности и порче нравов, кроткая грусть – вот обычное содержание прелюбопытного дневника его и назидательных писем. В них есть пленительная, простодушная своего рода прелесть, правильная живопись, свободная образность языка, в котором лежит отблеск изящества, благопристойности. Это поклонение всему прекрасному и высокому, служение добру и святыне, любовь к человечеству, стремление к свету науки, благоговение пред всеми родами духовного величия, отчуждение всякой хитрости, насилия и мрака – вот постоянные и отнюдь не приукрашенные черты дневника и писем преосвященного Герасима» 52 . Выдержки из дневника ученика Иркутской семинарии, высшего отделения 53 Егора Добросердова 54 ) , командированного в июле 1831 года, по распоряжению Его Высокопреосвященства, Преосв. Архиеп. Иринея 55 , в улусы бурят Аларского, Балаганского и Идинского ведомств 56 , в качестве миссионера, с свящ. Ник. Комаровским 57 58 |
| Получивши я от Обер-Прокурора ответ, весьма обрадовался, что показал мне путь, ибо он очень хорошо узнал, что меня в Томске теснят, и я немедленно написал прошение к Его Высокопреосвященству Филарету, митрополиту Московскому, следующее: 156 . «Святейшего Правительствующего Синода Члену, Высокопреосвященнейшему Филарету, митрополиту Московскому и Коломенскому, Свято-Троицкой Сергиевы Лавры, Священноархимандриту и разных орденов Кавалеру. Инока Горы Афонской Парфения, уроженца Молдавского, по-мирскому Петра Агеева. Прошение: Всемилостивейший мой Архипастырь! Вам уже известны отчасти мои скорби, которые я претерпеваю в Сибирской стране. Вот уже седьмой год, ибо я в 1851 году, в августе, обращался к Вашему Высокопреосвященству письмом, в коем объяснил все мои скорби и делопроизводство, которое Вы изволили отправить к Его Сиятельству Г. Обер-Прокурору Святейшего Синода, графу Протасову, и оно дало действие делу моему, бывшему почти в совершенном забвении. Святейший Синод в прошлом, 1853 году, в начале, все мои документы и дела из Томской Консистории вытребовал, так же и из монастыря Афонской Горы вытребовал вторично свидетельство о моем месторождении и пострижении, о чем я был извещен. Но из Святейшего Синода до сего времени никакого мне разрешения не последовало. Тогда, 1853 году, в ноябре, я просил письмом Его Сиятельство Г. Обер-прокурора Святейшего Синода, графа Протасова сделать со стороны его распоряжение моего дела с тем, ежели встретится затруднение в делах оставить меня в Сибирских краях, то благоволено бы было выехать в Московскую епархию, в скит Гефсиманский. Его Сиятельство на это изволит дать знать, что ежели я желаю в скит Гефсиманию, то должен просить Ваше Высокопреосвященство, а как дело мое еще не решено и я по настоящее время нигде не определен, документы же мои все находятся в Святейшем Синоде, то и осмеливаюсь припасть к стопам Вашего Высокопреосвященства и просить Ваших Архипастырских милостей излить на меня, странника, не имеющего где главы преклонити, принять меня во врученную Вам Московскую епархию и причислить в число братства Гефсиманского скита, а для проезда оттуда прислать или, кому следует здесь приказать, выдать мне билет. На что и осмеливаюсь ожидать всемилостивейшей Вашего Высокопреосвященства Архипастырской резолюции. |
| про обычаи Пустыни», из бесед с о. Амвросием «вынес глубокое и проникновенное впечатление» ( Достоевская А. Г. Воспоминания. М., 1981. С. 328). Первые главы «Братьев Карамазовых» были написаны под живым впечатлением от этой поездки. Старец Амвросий занял место в ряду преподобных и святителей (Иоанн Дамаскин, Феодосий Печерский, Нил Сорский, Исаак Сирин, Сергий Радонежский, Тихон Задонский), к-рые привлекали неизменный интерес Д. и повлияли на образ старца Зосимы - следующий после Макара Долгорукого образ подвижника и христ. учителя, созданный Д. «Взял я лицо и фигуру из древле-русских иноков и святителей: при глубоком смирении надежды беспредельные, наивные о будущем России, о нравственном и даже политическом ее предназначении»,- писал Д. Особое внимание он обращал на главку «О Священном Писании в жизни отца Зосимы», источником для к-рой послужили нек-рые поучения свт. Тихона Задонского, а «наивность изложения» соответствовала стилю книги странствий инока Парфения (Агеева) (ПСС. Т. 30. Кн. 1. С. 102). Рус. народ, по словам Зосимы, хотя и отягощен, подобно др. народам, своим и мировым грехом, все равно знает, что «где-то есть святой и высший, у того зато правда, тот знает правду, значит не умирает она на земле». И пока «русский инок» несет в себе образ Христов и «чистоту Божией правды», пока сохраняется это «тысячелетнее орудие для нравственного перерождения от рабства к свободе и к нравственному совершенствованию», до тех пор живет и надежда на спасение человека, на изменение его отношений с другими через осознание онтологической вины и взаимное служение. «Всякий пред всеми за всех виноват, не знают только этого люди, а если б узнали - сейчас был бы рай». Это откровение умирающего брата Маркела, усиленное затем «таинственным посетителем», Зосима вспоминает в критический момент своей жизни. Оно подвигает и Дмитрия Карамазова к внутреннему перевороту, определяя его стремление к всепрощению. Еще одна важная особенность проповеди старца заключается в учении о «деятельной любви» к ближнему, опыт к-рой убеждает в бытии Бога и бессмертии души; любовью «все покупается, все спасается». |
| «Сей старец дорог нам: он блещет средь народа Священной памятью двенадцатого года». Вернёмся, однако, к теме нашего разговора — о сокровенном значении слов в русском языке. В своей книге прославленный адмирал пишет: «Исследование языков возведёт нас к одному первобытному языку и откроет: как ни велика их разность, она не от того, чтоб каждый народ давал всякой вещи своё особое название. Одни и те же слова, первые, коренные, переходя из уст в уста, от поколения к поколению, изменялись, так что теперь сделались сами на себя не похожими, пуская от сих изменений своих тоже сильно изменённые ветви. Слова показывают нам, что каждое имеет свой корень и мысль, по которой оно так названо». Не «век» и не «чело» Так что же всё-таки значит это удивительное слово — человек? Не скрою, по этому поводу существует несколько точек зрения, однако автору ближе высказанная А.С. Шишковым, возводящим его происхождение непосредственно к понятию слово: слово — словек — цловек — чловек — человек. И дело не только в том (хотя и это немаловажно), что таким образом подчёркивается главное отличие людей, как существ словесных, мыслящих словами, от всего живого, сотворённого Богом. Недаром в Церкви все живые существа, кроме человека, именуются именно безсловесными. Эту же мысль находим мы и в письме учёного схиигумена Парфения (Агеева) к М.П. Погодину, датированном 8 апреля 1869 года: «А от чего произошли слова: словянин, словяне и человек? Это всё произошло от слова: словесный, потому что все животные безсловесные. Ещё не более 500 лет писали: “словек”, и не более 250 лет, писали: “чловек “; это видно в требнике Петра Могилы . А потом начали произносить: “человек”». Вот и в известном «Полном славянорусском словаре» протоиерея Григория Дьяченко читаем: «Самое славянорусское название “человек”, по исследованию профессора Казанской духовной академии А. Некрасова (в “Православном Собеседнике”), образовалось из “селовек“или “словека”, т.е. существо словесное, — следовательно, — указывает на дар слова, как на отличительную способность человека». |
|
|
