| Схиигумен Парфений (Агеев) был величайшим тружеником на благо Церкви Христовой. В своей «Автобиографии» он пишет: «…только прошу Господа моего да даст мне здравие и помощь послужить в пользу Святой Его церкви и во спасение ближняго, ибо я теперь вполне предал себя Божией воле и в Его полное распоряжение; и буди Его святая воля пусть какими Он хощет путями, теми и проводит, а мое одно дело безпрекословно повиноваться Его распоряжению, и только просить Его помощи и милости; ибо с Ним, Создателем, повсюду хорошо и спасительно». А вот слова, сказанные им о жизни своей: «Посмотрите на мою жизнь, это самая истинная картина, в которой весь указан промысл Божий. Это колесо премудрости и благости Божией, ибо как Он мой Творец, мною управляет, то возводит в высоту, то обращает ниже всех, то проводит скорбными путями, то паки утешает, то удаляет в пустыню, то паки изводит во грады и даже в столицы; то вменяет вместе с разбойниками, то паки посаждает с князьями, то посылает с Востока на Запад, то с Севера на Юг, то с Юга на Север, то доводит до последней нищеты, и даже в нищете последним; то паки награждает богатством. Повсюду вижу ясно Его, Царя небеснаго, отеческое милосердие… ибо когда говорю о Боге, или размышляю Его величество, то все земное забываю, и даже иногда и сам себя». Как полезно нам грешным и немощным читать рассуждения отца Парфения (Агеева) и учиться на его примере несению жизненного креста, любви к Богу и Его заповедям. Вся автобиография – это материал для изучения жизни схиигумена Парфения, и пусть она написана до начала его трудов на Московской земле, это ценный в историческом и духовном плане документ. В нем можно найти много биографического материала, описаний монастырей, старцев, святителей и подвижников веры Христовой. Много интересного и нового узнает читатель о жизни и раннем детстве отца Парфения: «…семейство наше было как Духовная Академия и училище благочестия, ибо ничего больше никогда не услышишь, – или читают книги, или кто что-нибудь душеполезное разсказывает, или поют духовные песни, ибо в дому нашем никогда не держали никакого хмельного пития и даже не ели хлеба, который печен на хмельных дрождях… Еще я имел необыкновенную страсть проповедовать величие и славу Божию, ибо только что-нибудь услышу новое, или какое чудо или житие в четь минеях, то утром отправляюсь по всем сродникам это разсказывать…». И несмотря на то, что возрастал отрок Петр в старообрядческой семье, в сердце он уже тогда имел сильное внутреннее тяготение к Православной Церкви: «Но хотя юное мое сердце и отвлечено было от православной церкви, но внутреннее желание моего сердца любило ее, ибо никогда я мимо ея не проходил, чтобы не зашел и не положил в ней 3-х поклонов, хотя родители и запрещали ходить в нее, но я на это не смотрел, хотя за это принимал иногда брань, а иногда и побои, но я как увижу церковь , то сердце мое и закипит, а наипаче ежели монастырь». |
| Андрея Хойнацкого (1872. 3. С. 309-333; 4. С. 353-372), «Важнейшие русские церковные книгохранилища» Н. А. Колосова (впосл. священник) (1893. 9. С. 146-157), «Главнейшие деятели грузинской церковной истории» свящ. Илии Протопопова (1900. Ч. 3. С. 512-527; 1901. Ч. 1. С. 117-127, 371-377) и др.). Из источников по истории Русской Церкви издавались дневник Ярославского архиеп. Евгения (Казанцева) в переводе с лат. языка (1868), воспоминания А. М. Бухарева о Казанском архиеп. Афанасии (Соколове) (1868. Ч. 3), автобиография иером. Парфения (Агеева) (1898-1901), «Из студенческих воспоминаний» прот. Николая Флоринского (1900-1901), «Записки» Ярославского архиеп. Леонида (Краснопевкова) (1905-1907), письма архиеп. Японского св. Николая (Касаткина) (1912-1915). После кончины свт. Филарета почти в каждом номере появлялись публикации его слов, писем, резолюций, мнений, суждений, наставлений, а также воспоминания о нем (напр., прот. Константина Богоявленского (1913. 4. С. 568-569)) и статьи. Печатались и статьи о др. Московских митрополитах XIX в.: А. А. Беляева об Иннокентии (Вениаминове) (1889. Ч. 2) и Платоне (Левшине) (1897. Ч. 1. С. 149-160; Ч. 2. С. 43-50; Ч. 3. С. 408-421; 1898. Ч. 3. С. 449-462; 1899. Ч. 3. С. 140-142), И. Н. Корсунского о Сергии (Ляпидевском) (1898. 4. С. 707-718; 5. С. 153-154; 6. С. 260-280; 7. С. 468-488; 8. С. 666-674; 9. С. 173-183; 10. С. 324-346; 12. С. 646-652; 1899). После кончины свт. Феофана постоянно публиковались его письма, поучения и др. тексты (напр., «Завещание» - 1894. 2. С. 367-370), а также статьи о нем (напр., Колосова «Библиотека преосвященного Феофана» - 1895. 4. С. 553-566, И. А. Крутикова «Святитель Феофан, затворник и подвижник Вышенской пустыни» - 1898. 1. С. 56-68; 2. С. 245-252; 3. С. 335-341; 4. С. 616-624; 1899). Из наследия старцев и насельников Оптиной пуст. публиковались письма преподобных иеросхим. Макария (Иванова) (1874. Ч. 1; 1908), иеросхим. Амвросия (Гренкова) (1894. Ч. 1. С. 590-598; Ч. 2. С. 83-85; 1895. Ч. 2. С. |
| Обошел в Молдавии все обители учеников великого старца Паисия Величковского , во многих из них проживая. В 1839 году в Молдавском монастыре во имя Рождества Богородицы (Ворона), после многих размышлений и бесед о жизни угодников Божиих и по определению Высокопреосвященного Вениамина, митрополита Молдавского, присоединился к Святой Христовой Церкви: «… седмь дней препроводили мы в посте и молитве, и каждый день пред Литургиею читали нам огласительные молитвы, и мы проклинали все ереси и расколы. В осьмый день всех нас десять человек присоединили к Святой Восточной Соборной Апостольской Христовой Церкви: иных совершенно крестили, иных только Святым Миром помазали, в числе которых и нас двоих присоединили, и причастили всех Святыми Тайнами, Телом и Кровию Христовою…» 12 . Увиденное и пережитое побудило Петра Агеева отправиться к монашеской православной твердыне – Святой Горе Афонской. Возгорелось любовью к ней сердце юного Петра, возжелавшего спасти свою душу. В сентябре 1839 года он выехал на Афонскую Гору. Святая Гора Афон представляет собой гористый выступ полуострова Халкидики в Греции и на 60 километров выступает в Эгейское море. Первые монахи, заложившие основы монашеской «республики», появились на Афоне в IV веке. Девятый век является официальной датой установления монашества на Афоне, а указом византийского императора Василия Македонянина 885 года устанавливалось, что все миряне должны покинуть «вертоград Божией Матери». Русским издавна принадлежал монастырь святого Пантелеимона на западной стороне Афона. Русские монахи появляются на Афоне в IX веке, и в скором времени они получают от византийского императора Алексея Комнина Свято-Пантелеимонов монастырь. В числе святых мест, особо почитаемых христианами и привлекающих к себе взоры христианского мира: «Святая Гора занимает исключительное положение. Здесь находили себе тихое пристанище все те, кои стремились путем молитвы и поста, вдали от мира и его прелестей достигнуть высокого нравственного совершенства… Оставаясь всегда верными заветам и преданиям древних христианских аскетов и пустынножителей, афонские иноки были строгими ревнителями учения православной церкви… Здесь царило полное духовное довольство, при скудности внешней обстановки; непрерывно совершались высокие аскетические подвиги, возгревалась истинная любовь к Богу и ближним…» 13 . |
| Отец Сергий (Веснин) в своих письмах пишет: «По особенной любви моей к этому дивному пустыннику и я пользуюсь взаимностью его чувств и отеческим расположением, так что он всегда и на всякое время дозволяет мне приходить к нему в пустыню. Вследствие сего я подслушивал иногда его горький плач, его неутешные слезы и сердечные страдания. О чем он грустит? Отчего его слезы?.. Про это знает только Бог и сердце отца Тимофея, который для назидания моего и в утешение изнемогающего духа моего под крестом иноческих подвигов признавался мне, что плоть его остается в девственной чистоте. Бывало иногда, в крайнем моем изнеможении, я начну жаловаться отцу Тимофею на мою леность, на нерадение к молитве и славословию. Он тяжело вздохнет, а по временам и со вздохом произнесет: «Ах, брате, брате! Когда мы искренне Бога возлюбим, поверь мне, не будем ленивы. Леность в молитве значит недостаток любви к Богу. Терпи, чадо, терпи, — прибавит он к этому с улыбкой. — Терпеть не будешь, бесу жертвой будешь». И я, бывало, всегда чувствовал неизъяснимое удовольствие в беседах с отцом Тимофеем. При возвышенных своих понятиях об аскетике, в особенности о созерцательной жизни, при строгой опытности своей, он иногда меня с детским простодушием спросит: «Скажи, пожалуйста, что это значит богословие, которому вас учат. Я такой глупый, что ничего не знаю. Я ведь не ученый, сын перевозчика. Ах, если бы мне знать по твоему богословию». С чувством я всегда пытался отвечать на его детский вопрос. Отец Тимофей улыбается при этом, потупится и замолчит». В послушники ему на келлию старцы благословили отца Парфения (Агеева), который так описывает подвижничество отца Тимофея: «Меня отпустили к нему послужить и сподобился я быть очевидцем его жизни и подвигов. Жил с ним полгода и не видел его никогда на ребрах лежащего, да и сидящего весьма мало, только разве во время трапезы. Но всегда он был на ногах, хотя ноги были больны и опухли, но он на то не смотрел. Каждую ночь, с вечера, среди церкви он становился на молитву и стоял неподвижно до наступления дня. Таков его был устав! Кельи для себя не имел, а церковь ему была вместо кельи. В течение дня прочитывал часть из Апостола и часть из Евангелия, акафист Богородице. Потом занимался трудами. Пищу употреблял самую постную. После трапезы входил в церковь, садился на место и дремал один час — это было его упокоение, которое он позволял своей немощной плоти. Потом вставал и исполнял монашеское правило: триста поклонов земных, тысячу триста поясных, а молитву читал не устами, но сердцем и умом. Таковы были его жизнь и подвиги, что я не мог без слез на него и смотреть. Я, окаянный, не только не мог в чем-нибудь ему подражать, но боялся на него и смотреть. Но, впрочем, желал препроводить жизнь свою с ним и послужить ему до смерти. Думаю, за его святые молитвы простил бы Господь мои великие согрешения и помиловал бы мою окаянную душу, но великих грехов моих ради не сподобился я до конца совершить мое желание и послужить такому великому старцу». |
| Эту книгу мы так и решили назвать «Автобиография монаха Парфения (бывшего в Молдавии раскольника, затем постриженика русского Пантелеимонова монастыря на Афоне)», добавив лишь к ней в приложении статьи, в которых отражены все последние данные, обнаруженные нами в библиотеках, музеях, частных коллекциях и хранилищах. Книга снабжена иллюстрациями тех мест где странствовал отец Парфений, паломничал и проживал, и с кем при жизни свой встречался. В 2009 году в мае месяце по бла гословению Его Высокопреосвященства, Высокопреосвященного Ювеналия, митрополита Крутицкого и Коломенского, состоятся первые Парфениевские чтения в Паломническом центре Московского Патриархата. Надеюся, что эта книга поможет глубже изучить жизнь и труды на благо Церкви Христовой отца Парфения (Агеева) , а также заинтересует всех, кому не безразлична история православия, паломничеств и всего увиденного и пережитого талантливым духовным писателем XIX века. Настоятель Николо-Берлюковского монастыря игумен ЕВМЕНИЙ (Лагутин) Автобиография монаха Парфения бывшего в Молдавии раскольника, затем постриженика русского Пантелеимонова монастыря на Афоне Христос посреде нас! 1 . Любезнейшие мне и ближайшие моему сердцу братия и друзья мои, и по духу чада два Григория 1 ; благодать Господа Иисуса и благословения Святой Горы Афонской и мое да будет с вами навсегда. Любезный брат Григорий Павлович 2 , письмо твое, от 13 сентября получил, за которое и благодарю; но многие твои запросы отягощают меня ответами, ибо ты знаешь, что послушание мое тяжкое и препоручения мне великие, даже очень мало порожнего времени; но только прошу Господа моего: да даст мне здравие и помощь послужить в пользу Святой Его Церкви и во спасение ближнего, ибо я теперь вполне предал себя Божьей воле и в Его полное распоряжение; и буди Его святая воля, пусть, какими он хощет путями, теми и проводит, а мое одно дело – беспрекословно повиноваться Его распоряжению, и только просить Его помощи и милости; ибо с Ним, Создателем, повсюду хорошо и спасительно; ибо очень весело и радостно идти во след Его, Царя Небесного, хотя узка и скользка дорога, но зато хорош предводитель, ибо помню я слова заиорданского митрополита Мелетия, называемого Св. |
| Я постараюсь кратко изложить существующий предварительный план, но прошу принять во внимание, что, скорее всего, по мере своей реализации он будет корректироваться. Первым изданием, которое нам хотелось бы осуществить совместно с собратьями из Пантелеимонова монастыря и светскими коллегами, является «Русский афонский отечник». Эта книга будет содержать богато иллюстрированные жизнеописания 200 выдающихся старцев и афонских подвижников, в основном выходцев из Российской Империи. Большинство из этих подвижников церковной и научной общественности совершенно не известны. Предполагается, что книга будет состоять из четырех частей: в первую часть войдет 131 жизнеописание выдающихся старцев и подвижников Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря, особо отличившихся как своей высокой духовной жизнью, так и вкладом в созидание и процветание монастыря. Во вторую, третью и четвертую части войдут жизнеописания выдающихся старцев и подвижников Андреевского и Ильинского скитов, больших и малых русских келлий, пустынников и сиромахов – всего 69 жизнеописаний. Повествования о многих, безусловно, достойных иноках не попали в эту книгу из-за крайне скудных сведений о них. Пустынножители вели особенно закрытую от внешнего мира жизнь, и даже современные им подвижники часто не могли оценить высоту их духовных подвигов. Источниками для составления жизнеописаний послужили документы, находящиеся в архиве Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне: монахологии (регистрационные книги монахов), дневники и записные книжки, письма насельников, официальная документация и др. Кроме того, была использована информация из уже изданных книг насельников монастыря: иеросхимонаха Сергия (Веснина), игумена Парфения (Агеева), схимонаха Селевкия (Трофимова), архимандрита Михаила (Козлова), иеросхимонаха Арсения (Минина), схимонаха Денасия (Юшкова) и других. Также в данный том войдет ряд материалов из периодических изданий русских афонских обителей, в том числе из таких изданий, как «Душеполезный собеседник» (издание Пантелеимонова монастыря), «Наставление и утешение святой веры христианской» (издание Андреевского скита), «Нравственно-аскетические издания» (издание Ильинского скита). |
| Безымянные распевы мастеров др. областей страны также переписывались из сборника в сборник. Рукописи 1-й пол. XVII в. содержат песнопения с обозначениями М. р., напр.: «Трисвятое» владимирского распева (РГАДА. Ф. 188. 1696. Л. 33), «Да исполнятся уста моя» ярославского распева (РНБ. Кир.-Бел. 642/889. Л. 87), «Светися, светися...» псковского распева (РГБ. Ф. 354. 144. Л. 564 об.), «Духовные мои братие» путевого казанского распева (РГБ. Ф. 379. 29. Л. 134 об.) и др. В рукописи сер. XVII в. в одном из песнопений развод лица дан ярославским и псковским вариантами (РГБ. Ф. 379. 59. Л. 233 об.). Очень редко рукописи сохраняли имена местных распевщиков. Так, сборник нач. XVII в. содержит славник «Августу единовластельствующу», обозначенный как «роспев Лвов» (РНБ. Осн. 32.16.18. Л. 205), созданный известным в то время мастером Львом Зубом, упомянутым в «Сказании о зарембах» . В сборнике 2-й четв. XVII в. найдено песнопение «Придите ублажимо Иосифа» путевого распева известного нижегородца Семена Баскакова (БАН. Тек. пост. 280. Л. 289-291). В Стихираре минейном сер. XVII в. среди песнопений на принесение Ризы Господней в Москву (1625) есть 3 стихиры («Риза честная», «Держава непобедима», «Храмо твои») распева Постника Агеева, диакона Толчковской ц. в Ярославле (РГБ. Ф. 379. 65. Л. 130 об.-131). Обиход того же времени содержит распев «Аллилуия» Петра Агеева (РГБ. Ф. 199. 167. Л. 31) (см. также в ст. Авторские распевы ). Т. о., нек-рые из мастеров получили известность, имена же большинства местных распевщиков не сохранились. Лит.: Парфентьев Н. П. Древнерусское певч. искусство в духовной культуре Рос. гос-ва XVI-XVII вв.: Школы. Центры. Мастера. Свердловск, 1991; он же. Выдающиеся рус. музыканты XVI-XVII вв.: Избр. науч. ст./Вступ. ст.: Н. В. Парфентьева. Челябинск, 2005; он же. Ростовский митр. Варлаам (Василий) Рогов как выдающийся деятель рус. муз. культуры XVI в.//Наука Юж.-Уральского гос. ун-та: Мат-лы 67-й науч. конф. секции соц.-гуманит. наук. Челябинск, 2015. C. 569-577; idem (Parfentiev N. P.) The Professional Musical Art in the Russian Medieval City (16th - 17th Cent.)//Вестн. Юж.-Уральского гос. ун-та. Сер.: Соц.-гуманит. науки. Челябинск, 2015. Т. 15. 4. С. 67-82; Парфентьев Н. П., Парфентьева Н. В. Усольская (Строгановская) школа в рус. музыке XVI-XVII вв. Челябинск, 1993; Парфентьева Н. В. Творчество мастеров древнерус. певч. искусства XVI-XVII вв. Челябинск, 1997. |
| Именно такое сравнение с золотоносной жилой возникает при знакомстве с литературным наследием о. Парфения (Агеева) . Чувство радости наполняет православную душу от возможности соприкоснуться и увидеть умным взором собранные и талантливо описанные им в подвижнических паломнических странствиях по Святой Руси и святым местам за границей. Это можно сравнить с творением преподобного Иоанна Мосха «Луг духовный», только приложимым к российской дореволюционной действительности. По общему признанию, христианская жизнь нынешнего поколения верующих поверхностна и немощна, и этим, естественно, накладывает определенные ограничения на глубину нашего православного мировоззрения. Тем более ценным являются произведения о. Парфения, позволяющие в доступной всем форме увидеть всю палитру православной жизни ушедшего столетия. Его описания личных контактов и бесед с известными старцами, монастырским укладом многих обителей, святынь и притекающих к ним паломников укрепляет наши немощствующие души реальными историческими примерами. Такие произведения хранили в обителях или домашних библиотеках с великим тщанием. С ними обращались крайне трепетно, переписывали их слово в слово. Конечно главным является внутреннее содержание, которое и может быть и не сразу открывало свой смысл. Но это было и общение с автором книги, и все критические статьи произведений всегда касались не только их содержания, но и затрагивали их сочинителей. Во всех критических статьях, вышедших по поводу самого главного паломнического труда отца Парфения в 1855–1860 годах, присутствовал сам автор. И все без исключения признавали ту великую пользу, которую он принес в мир своей книгой. Не требующей добавлений оценкой книги являются отзывы современников, вошедших в мировую историю культуры человечества. Позволю себе процитировать лишь некоторых их них. М. П. Погодин почитал ее «украшением русской словесности, не говоря о великой ее многогранной пользе», М. Е. Салтыков-Щедрин отметил «…решение автора принимает действительно все размеры подвига, исполнение которого под силу только избранным личностям», а И. С. Тургенев замечал «…это великая книга, о которой можно и должно написать хорошую статью…Парфений – великий русский художник и русская душа». А. В. Дружинин отметил о «Сказании…», – «Или я жестоко ошибаюсь, или на Руси мы еще не видали такого высокого таланта со времен Гоголя. Таких книг, между прочим, читать нельзя…», а лучше всех других высказался А. А. Григорьев: «Вся серьезно читающая Русь, от мала до велика – прочла ее, эту гениально – талантливую и вместе простую книгу – немало, может быть, нравственных переворотов, но уж во всяком случае, немало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни». |
| Н. Муравьев. По его словам, ктитором Ставроникитского монастыря, как и Ильинского скита, на тот момент был «малороссийский престарелый инок Игнатий». «Сам он живет у Ставро-Никиты, где устроил особый предел довольно изящный; там совершает богослужения на Славянском. При нем есть иеромонах русский Прокопий уже весьма ветхий, который находился некогда при блаженном князе Аниките Шихматове ... Оба старца жития неукоризненного» 178 . Позже при Ставроникитском монастыре действовали русская келейная обитель св. Троицы (по дороге в Ильинский скит) в составе 30 человек братии и обитель Введения во храм Пресвятой Богородицы, в которой проживало 20 человек. Также при монастыре действовала русская келейная обитель Архистратига Михаила, расцвет которой пришелся на начало ХХ в., когда ее возглавил выходец из кубанских казаков, духов-ный сын святого старца Силуана Афонского архимандрит-исповедник Евгений (Жуков, †1972). К 1914 г. в ней подвизалось около 20 человек братии. По всей видимости, корнями эти келейные обители происходили от бывшего «малороссийского братства» 179 . По данным И. Огиенко, «две келлии этого монастыря и 42 аскетические каливы (колибы) были заняты преимущественно украинцами» 180 . В целом, по словам инока Парфения (Агеева) , к моменту посещения им Святой Горы в 1839 г., по всему Афону подвизалось «более пятидесяти великороссиан, и более ста малороссиан» 181 . При этом о. Парфений отмечает, что представители «великороссийской братии» при разговоре «жаловались на малороссиан, что весьма много от них претерпевают гонения и поношения, потому что их много, и знают многие греческий язык; а русских мало, да и мало знающих хорошо греческий... Малороссиане упрекают нас напрасно; по какой-то природной злобе поносят нас ни за что. Впрочем, они не все такие; есть и из них рабы Божии, которые весьма о нас сожалеют» 182 . Следует отметить, что в это же время, с конца 30-х гг. XIX в., начинает пополняться русское братство Свято-Пантелеимонова монастыря, что постепенно привело к переходу обители от греков к русским и его возобновлению как исторического русского святогорского центра. |
| В настоящее время изучение духовной прозы в филологическом ключе только начинается. В связи с этим возникает целый спектр исследовательских проблем: и с точки зрения методологии (насколько применимы к данного рода сочинениям понятия собственно литературоведческие), и с точки зрения источниковедения (какие сочинения следует относить к данному явлению). Круг рассматриваемых произведений, как можно заметить, невелик. Однако он может и должен быть существенно расширен, в частности, за счет обращения к творчеству сибирских авторов. Духовная проза развивалась не только в центральной России, в ее важнейших религиозных и культурных центрах, но и в русской провинции. Но на сегодняшний момент корпус сибирских текстов остается практически невостребованным. Восполнить, хотя бы частично, существующий пробел – задача настоящей статьи. К явлению духовной прозы, на наш взгляд, могут быть отнесены дневники иркутского священника Георгия Добросердова, впоследствии епископа Астраханского и Енотаевского Герасима. Эти дневники, и по своей проблематике, и с точки зрения стиля сопоставимы с сочинениями А.Н.Муравьева, свят. Игнатия (Брянчанинова) , инока Парфения (Агеева) . В частности, они опровергают утверждение исследовательницы творчества Муравьева Н.А.Хохловой о том, что «Муравьев не только создал новый, религиозный тип “путешествия”, но и исчерпал его. Последователей в точном смысле у него не было» 5 . Дневники Добросердова есть не что иное, как «религиозное путешествие», в котором физическое перемещение в пространстве совпадает с духовным путем автора, а в описании обстоятельств, казалось бы, частной поездки раскрываются важнейшие категории православия. При этом Добросердов, как и Муравьев, активно обращается к поэтике и языку сентиментальной литературы, соединяя в одном тексте религиозное и сентиментальное путешествия. Герасим вел дневники всю жизнь, но опубликованы были только два из них: дневники 1831-го и 1841-го гг. В более раннем тексте рассказывалось о миссионерской поездке автора по отдаленным местам Иркутской епархии, в последующем – об его путешествии из Иркутска в Санкт-Петербург для обучения в Духовной академии и пострига. Датированные 1830–1840-ми гг., дневники были напечатаны в «Астраханских епархиальных ведомостях» уже после смерти преосвященного, в 80-х гг. XIX в. С момента своей первой публикации они ни разу не переиздавались и на сегодняшний момент недоступны широкому читателю. |
|
|
