| – Много ли сохранилось свидетельств о жизни этих старцев? Удалось ли вам во время работы над фильмом отыскать какие-либо уникальные или особо интересные материалы? – Фильмы снимались с октября по декабрь прошлого года. Мы побывали там, где провели большую часть жизни наши герои, – на острове Залит, в Тбилиси и Мцхете , в Псково-Печерском монастыре и в Сан-Франциско. Уникальны, прежде всего, воспоминания людей, свидетельство о том, насколько необыкновенными были эти подвижники. Интересно, как переплетаются их судьбы с судьбами других известных людей. Например, когда отец Гавриил (Ургебадзе) в 1965 году во время первомайской демонстрации сжег огромный портрет Ленина за трибуной вождей, его схватили тут же и должны были расстрелять. Но, как рассказывала нам сестра отца Гавриила, ночью его вызвал на допрос Эдуард Шеварднадзе, долго говорил с ним, увидел, что это человек святой жизни, и вместо расстрела отца Гавриила отпустили с белым билетом и диагнозом «психопатическая личность, верит в Бога и ангелов». А известный кинодокументалист Сергей Мирошниченко, оказывается, назвал свою студию «Остров» именно в честь острова Залит – там он снимал свой самый первый фильм, и благословил его на съемки отец Николай Гурьянов. Еще для меня было открытием, что отец Иоанн (Крестьянкин) из своей Печерской кельи фактически боролся с государственной машиной атеистической пропаганды – «руководил» самиздатом религиозной литературы: подбирал старинные святоотеческие книги и благословлял своих духовных чад их копировать и распространять – то есть заниматься таким вот в то время противозаконным делом. – Есть ли что-то в опыте героев фильма, что оказалось важным именно для вас? Какие мысли из их наставлений вам было важно донести до аудитории – как церковной, так и нецерковной? – По-моему, самое емкое наставление, самое образное и по-грузински яркое дал старец Гавриил (Ургебадзе). Он ходил по улицам Тбилиси, нося на шее, на веревочке, маленький дырявый кувшинчик. В него он, как в бинокль, смотрел на прохожих – иногда подходил, разговаривал – и все время повторял одну и ту же фразу: «Человек без любви – как кувшин без дна». |
| Алтарник в Софийском соборе Царского Села. 1991 Я хотел взять благословение на прислуживание в алтаре, а старец благословил меня на священство Так вот, окончил я физико-математическую школу, защитил диплом на физико-механическом факультете Ленинградского Политехнического института в 1983-м году, по специальности проработал недолго, в том числе и в Сельскохозяйственном институте в пригороде Санкт-Петербурга – Царском Селе (город Пушкин). В 1991-м году там началось восстановление Феодоровского Государева собора. Вместе с другими добровольцами я разбирал завалы разоренного храма, что находился недалеко от моего дома и работы. Я помню знаменательный для меня день 29 сентября 1991 года, когда я впервые прислуживал в алтаре Софийского собора Царского Села, с тех пор прошло ровно 30 лет. Там мы познакомились с диаконом Евгением Михайловым, сейчас он заслуженный протоиерей, возродивший чудесную церковь Покрова в деревне Озера, где почивают мощи преподобного Илариона Псковоезерского. С ним мы ездили на остров Залит, к старцу Николаю Гурьянову. Я хотел взять благословение на прислуживание в алтаре, а старец благословил меня на священство! Уже позже я узнал, что первым настоятелем Софийского собора, где я начинал служение, был протоиерей Андрей Самборский (1732–1815), похороненный на Большеохтинском кладбище, в церкви которого меня крестили. Вот такая история. – Но главный вопрос: как вы оказались в Венгрии? После Царского Села. Протоиерей Андрей Самборский – Что интересно, в Венгрии случилось еще одно знаменательное пересечение с памятью этого выдающегося священника, протоиерея Андрея Самборского, о котором мы только что говорили. Он оказался в Венгрии в 1799-м году, приехав сюда в качестве духовника Великой княгини Александры Павловны Романовой, вышедшей замуж за эрцгерцога Иосифа Габсбурга, Палатина венгерского. Она сохранила в замужестве свое Православие, прожила в Венгрии всего полтора года и скончалась после родов в возрасте 17 лет. Умерла и ее дочь Паулина. Для вечного поминовения дочери Императора Павла I усилиями ее духовника отца Андрея Самборского в Иреме, имении ее мужа эрцгерцога Иосифа, был построен православный храм-усыпальница в честь Святой мученицы царицы Александры. Этот старейший в Европе русский православный храм к началу XXI века был забыт, богослужения в нем проводились раз в год, на 9 мая, даже в печатных местных изданиях он именовался часовней Святого Георгия Победоносца, а в некоторых утверждалось, что он не сохранился до наших дней. |
| В 1958 году отец Николай был переведен в Псковскую епархию и назначен настоятелем Никольского храма на острове Талабск (один из островов на Псковском озере. В советское время остров переименован в Залит). В этом храме отец Николай и прослужил сорок четыре года. Невозможно перечесть, сколько побывало паломников на этом отдаленном острове, сколько людей получили духовный совет, молитвенную помощь. Духовные наставления ◊ Одной из духовных чад батюшка говорил: «Не гаси светоч огня в сердце своем. Смотри, только в вере не поколебайся, бери ружье, иди сражайся, как на передовую. Проси: „Господи, не лиши меня разума и зрения, сохрани, Господи, от гордости, от тщеславия“. Учись слушать волю Божию. Сейчас вся преисподняя на земле, смотри, держись». ◊ Отец Николай учил обязательно причащаться в день ангела, в день рождения, во все посты. Остальное – по возможности, только нужно готовиться, «всуе к чаше не подходить»: «Если только мелькнет против кого-то мысль плохая, к чаше не ходи. Если в сердце даже злейшему врагу не простила, к чаше не ходи. Примирись вначале с врагом своим». ◊ Батюшка часто повторял: «Не держите на людей зла, а что вам сделано, вы об этом забудьте. Знайте только, что вы хуже всех. Что ниспослано, все от Господа во исцеление, во исправление. Когда на тебя неправду скажут, ты поблагодари и попроси прощения. Только тогда будет награда, когда вы не виноваты, а вас ругают. Скажи только: «Прости меня ради Христа, я еще хуже, чем ты обо мне думаешь». А когда и поругают-то, благодарите Бога, награда-то какая. Все в ваших силах. Согрешил, покайся, и впредь старайся этого не делать». ◊ Батюшка советовал: «Спросят тебя, как ты живешь, а ты перекрестись и скажи: „За все слава Богу, что Господь дал, то и приму“. О детях никому не жалуйся, кроме святых угодников и Матери Божией, и не хвались, не раздражай врага. Будет плохо – людям радостно, будет хорошо – вызовешь зависть». ◊ «Единственное тебе правило обязательное, – говорил батюшка, – это утренние, вечерние молитвы и помянник. Остальное – как хочешь и сколько хочешь. Но меньше нельзя. Это тебе будут крылышки в Царствие небесное». |
| Через несколько дней я поехал на остров Залит к батюшке Николаю (Гурьянову) и разбился на машине. От удара железобетонный столб разлетелся на три части. Удар по машине пришелся на то место, где я сидел. Пострадала та самая правая рука, которую держал Святейший Патриарх во время нашей встречи. У меня было четкое чувство, что это он удержал меня и мою жизнь. Он и отец Николай, конечно, тоже. Когда я приехал к батюшке, отец Николай сказал: «Я всю ночь проплакал, молился». Так я сам испытал на себе действие этой благодати. Епископ Пантелеимон (Шатов): У Патриарха было совсем другое отношение к людям Это первый Патриарх после святителя Тихона, который был избран свободно и свободно управлял Церковью. Его голос был очень авторитетен. Он иногда не соглашался с гражданской властью, и у него было свое мнение по поводу всего того, что совершалось и совершается в нашей стране. Он лично знал всех верховных лиц в государстве, при нем сменились три или даже четыре президента. И, конечно, это был великий человек с глубоким складом ума. Каждая проблема, государственная или частного характера, им решалась очень быстро. Он очень легко во все вникал, ему не надо было ничего объяснять, он все понимал буквально с полуслова. Что еще характерно? Он был по-другому воспитан. Если большинство из нас, включая и священников и архиереев, это все люди, выросшие в советском обществе, то Святейший воспитывался в буржуазной Эстонии. А там совсем же другие люди жили. Их не коснулся этот безбожный каток, прокатившийся по нашей стране и изуродовавший не только землю, разрушивший не только храмы, но и искалечивший души людей. И Он сохранил до конца своих дней совсем другое отношение к людям, другое представление о том, что хорошо, что плохо… А еще я хотел сказать о воспитанности Патриарха. На одном епархиальном собрании он рассказал такой случай, которым хотел подчеркнуть, что недопустима любая грубость по отношению к людям в храме со стороны свещниц, тех, кто работает за ящиком… Так вот, в храме стоял покойник, в этот момент зашел нецерковный человек и спросил у свещницы: «А кто там лежит?» Та ему ответила: «А кто там может лежать?» Ну, казалось бы, что такого она сказала. Но для Патриарха это был пример вопиющей грубости, невежливости, того, что может оттолкнуть любого от церкви. |
| Помню, как в детстве меня водили к Причастию: свечи, чистые полы и тишина. Микрофонов не было, где тихо – там Господь. В театре знают: если ты будешь громко говорить на сцене, то на задних рядах тоже будут громче разговаривать. Сладость Причастия была необыкновенная. Когда я начала работать в театре, я перестала ходить в церковь, но сладость детского Причастия была в моей памяти, и я хотела вернуть ее. – Что если мы совсем забудем свои благочестивые традиции? – Это очень опасно, особенно для подростков: у них душа мечется и не знает, к чему прислониться; искушений много, а страха нет. Сколько я соблазнила людей: воскресенье –сплошные концерты и светские праздники, а в царской России постом не играли в театрах, накануне всенощной в субботу – тоже. А сейчас Великим постом играют! Как тут смириться! Остров Залит. Благословение старца – Как же вы ушли из театра? – Чтобы принять окончательное решение оставить театр, мне посоветовали встретиться со старцем Николаем Гурьяновым. Дорога была долгой, ливень не кончался, и, когда подъехали к дому старца, увидели на двери замок. Перед домом – камень, мне посоветовали садиться и ждать. Мысли у меня в тот момент возникли глупые: я была в прекрасном сарафане, коса заплетена, а в руках книжка Феофана Затворника – вот, думаю, старец сидит где-то и смотрит на меня, а я такая благообразная, хорошая, ангел во плоти. Когда келейница впустила меня, я задала свой вопрос старцу у закрытой двери. Когда дверь открылась, из нее ударил свет. «Не благословляю!» – крикнул старец и взглянул на меня как на исчадие ада. Тут, как перед смертью, передо мной прошла вся моя жизнь. Думаю, если он не скажет, что мне делать, – умру. Но старец обнял меня и говорит: «Испугалась?» «Нет», – отвечаю я. «Ну пойдем, поговорим с тобой». Мы говорили минут 45: о папе, о маме, обо всем. К нему подходили с вопросами люди, старец молился и отвечал на вопросы; ну, думаю, про мой вопрос – забыл. Я устыдилась, что народу много, отошла к келейнице и собралась уходить. И вдруг отец Николай говорит: «Иди, маслицем помажу в дорогу. А туда ты не возвращайся!» Я окрыленная приехала в Москву, написала заявление об уходе и ушла из театра. |
| У него были больные ноги после заключения. Он и в тюрьме сидел, и дорогу строил до Ухты. На этом строительстве его придавило вагонеткой, и ноги были раздроблены. Подолгу ему со своими товарищами, как мученикам севастийским, приходилось стоять в ледяной воде. Все страдальцы умерли, выжил только отец Николай. Он говорил, что его согревала Иисусова молитва и он не чувствовал холода. А сколько потом батюшка выстоял на больных ногах литургий, сколько принял людей, стоя у калитки своего домика! Остров Талабск или Залит Батюшка был нестяжательным и очень воздержанным в жизни. Церковное хозяйство вел экономно, никогда ничего не выбрасывал. Сам все мастерил, пек просфоры. Всегда имел запас для богослужения: масло, кагор, свечи. Он с гордостью показывал мне поленницы дров, заготовленных для храма Святителя Николая на Талабске. Но при этом всегда помогал нуждающимся приходам. Отец Николай был бережливым и экономил на всем, даже на бумаге. Писал письма на оборотной стороне использованной бумаги. У меня сохранились его письма ко мне, которые он непременно начинал словами «Боголюбезнейший отец Олег!», а заключал: «С любовью к вашим боголюбиям. Протоиерей Николай». Сам чинил свои брюки, которые носил. Всегда ходил в подряснике, который многократно подшивался и зашивался. Подрясник он никогда не снимал, даже когда поехал подлечиться в санаторий в Минеральных Водах. Представилась такая возможность. На него на курорте смотрели, конечно, с удивлением, но мирились, потому что сам Председатель Совета Министров СССР А.Н. Косыгин с высокой трибуны заявил, что священники тоже имеют право на отдых и лечение. – Вы бывали на службах отца Николая Гурьянова? – Бывал, и не раз. Присутствовал и на литургиях, а служил отец Николай красиво, хорошо, благодатно. Часто читал народу или говорил поучения. Он любил церковный устав, любил служить, как в старину. Храм у него освещался только свечами и лампадами. По приезде в храм он сам срезал электрическую проводку. Любил повторять, что во всем надо знать меру, и в церковной службе тоже. Нельзя допускать, чтобы люди теряли сознание в храме от духоты и усталости, а время службы легко определяется по количеству оставшегося масла в лампадке. |
| Батюшка Николай знал все и про всех, но не говорил об этом. В последние две моих поездки на остров Залит, я батюшку не видел и записки даже никакой не подавал, но, уже подходя к его домику, я все понимал. Была возможность батюшку увидеть, мы в последние годы возили к нему врача, но не хотелось его беспокоить, не было нужды. Уже у ворот его домика охватывал такой мир и покой... Я постоянно чувствовал заботу батюшки, я всегда, каждый день, не только поминал его на молитве, но и просил: «Батюшка, помоги». Кроме того, в последнее время я стал реже ездить на остров, потому что не мог идти против слов старца: «Что вы ко мне ездите? У вас есть отец Иоанн Миронов, мой брат». Можно сказать, что старец научил меня, как относиться к духовнику. Я старюсь отца Иоанна не мучить вопросами. Я знаю, как он загружен. Я знаю, что он за меня молится – и это главное. Я ведь постоянно рядом с батюшкой нахожусь и вижу, как решаются самые разные вопросы. Так набираюсь опытности. ...А недавно, когда я был на Афоне, мне батюшка отец Николай напомнил о себе. Я, как уже говорил, снимал его в 1995 г. на видеокамеру в храме. И вот батюшка увидел, бежит, как будто возмущается: «Это кто здесь снимает?» Подошел, камеру взял в руки, как будто разбить хочет. Я про себя-то подумал: «Камера дорогая!» А вслух сказал: «Бейте, батюшка». И голову склонил. Батюшка говорит: «Вижу твое смирение, бери». И вот на Афоне историей с видеокамерой старец мне напомнил о себе. Я забыл о том, что на Афоне запрещено снимать на видео, и начал снимать уже на катере. Ко мне подлетел свирепый конвоир со словами, что нужно теперь возвращаться, сдавать камеру на хранение. А я ему говорю: «Хорошо. Но, если можно, я у вас оставлю камеру, а на обратном пути, если захотите, вернете мне ее, а если нет, можете себе оставить». Он камеру забрал, отнес в сейф, а потом через какое-то время приходит, вызывает к себе в каюту и отдает камеру! Как тут было не вспомнить урок смирения, преподанный мне девять лет назад старцем. Чудный, чудный старец и непонятный. Проповедей не говорил, длинных наставлений тоже, от себя вообще ничего не говорил, все пословицы, поговорки, да чужие стихи читал и пел. Одел он на себя панцирь, закрылся от мира. Так и прошел по миру никем не понятым. |
| vk fb tw ok @ g+ lj Насчет замужества ничего не могу сказать. Я не знаю ни тебя, ни жениха. Пусть решит этот вопрос приходской батюшка. Подойдите к нему и посоветуйтесь. Если есть у вас деньги, то можете посетить остров Залит. На ваше усмотрение. Желаю тебе всего хорошего. Больше ничего сказать не могу наслепую, не видя вас. Чаще исповедуйся, кайся и причащайся. vk fb tw ok @ g+ lj Тебе надо иметь веру в Бога, что Бог есть, страдал на Кресте. Надо каяться и причащаться, смотреть на свое сердце. И не смотреть телевизор и какие-то газеты и журналы. Не спеша и с верою читать Псалтирь и Евангелие. И Господь избавит от этих помыслов. Им верить не надо и не надо на них обращать внимания. Это от маловерия. Надо гореть любовью к Богу. Если огонь горит у печки, все приближающееся сгорит. Так и помыслы. vk fb tw ok @ g+ lj Первая причина скорбей [то, что не делаешь]: надо исповедоваться и причащаться. Только с верою каяться. Вторая причина: надо читать Псалтирь и Евангелие. И надо освятить комнату, чтоб батюшка освятил ее… Надо иметь иконочки и совершать свои молитвы перед ними с верою. Если в печке огонь будет гореть, то не появится там ни муха, ни таракан. Печка – это твое сердце. Всегда гори к Богу огнем, и ни одна колдунья тебя не испортит. vk fb tw ok @ g+ lj Получил твое письмо о твоих скорбях. Поскольку он не причащался, в церковь не ходил, не каялся – поэтому получилась такая авария, неизвестно, куда он делся. У Бога нет мертвых и все живые. Поминай его о здравии. А там Сам Господь дело прояснит. А пока разыскивай. Подай в розыск. vk fb tw ok @ g+ lj Я рад, что начинают с тобой происходить сдвиги. По вере в Бога Господь тебе все даст и поможет. И по вере в Бога ты получишь диплом. И за твоего отца я тоже буду молиться, чтоб Господь отвел его от пьянки. Я буду молиться, чтоб Господь помог тебе получить диплом. А потом отдохнуть тебе надо после этой работы. Рад за тебя, что стараешься не отчаиваться. Все будет хорошо! vk fb tw ok @ g+ lj В прелести людей спасти трудно. По письму я вижу, что она в прелести. Поэтому попытайся сказать ей, чтоб она пошла к священнику и поисповедовалась. Если она отвергнет, то тогда бесполезно ее спасать. Ей надо сказать: «Я хожу в церковь, исповедуюсь и причащаюсь». И пусть священник подтвердит, что ты не колдунья, а настоящий верующий человек. В больнице надо бы ее подержать. |
| Во многом благодаря монахине Серафиме она решилась на поездку к старцу Науму в Троице-Сергиеву Лавру . Произошло это уже во взрослом возрасте, когда Ольге было тридцать три года. Мы приехали к старцу . Я написала все грехи с шестилетнего возраста, как она мне сказала, – целую тетрадку. Когда мы подошли к нему, он говорит: «Ты кто?» Я говорю: «Я певица». Думаю, сейчас скажет: в какой-то монастырь , на клиросе будешь петь. И он говорит: «Ну вот и чего-ты тут себя накрутила?» А я не поняла, говорю: «У меня заколка просто там под платком» – а он так заулыбался. Мне потом уже Серафима объяснила: что ты себе намыслила, он просто твои мысли прочитал про монастырь и так далее. «Иди, – говорит, – пой». И когда мы с монахиней Серафимой вышли от старца Наума, я говорю: «Ну вот, а все пугают: монастырь, монастырь… Видишь, меня благословил на своем месте оставаться!» Она говорит: «Чего захотела, ты что, думаешь, монастырь – это вот так захотел и пошел? До монастыря надо подрасти и быть достойным монастыря, туда не каждого берут». Я вдруг подумала, что это не мой подвиг – пойти в монастырь, а великая честь, ее заслужить надо. Позже она будет просить разрешение уйти в монастырь уже у другого старца – отца Николая Гурьянова , но и он не даст благословение на монашество . Господь долго ждет, говорят, но больно бьет. Вот Он меня подстегнул хорошо так, что я уже я просто взвыла, и уже невозможно было не поехать, то есть я уже была готова. Если мне бы сказали, что к этому старцу надо ползти по-пластунски, по минному полю, я бы и тогда поползла. На остров Залит к отцу Николаю Гурьянову она поехала, когда уже было невмоготу. За плечами был тяжелый, неразрешимый духовный груз. Знакомые священники не раз советовали и убеждали съездить к старцу , но она все откладывала. Решилась после смерти папы. У меня самый главный груз был: у меня папа очень рано ушел и неожиданно ушел. И у меня душа очень скорбела, когда я стала воцерковляться , я поняла: он же ушел неверующим человеком. И я понимала, что вот этот груз я должна понести, потому что по любви. |
| Наша организация сотрудничала с Петербургским Союзом художников, и с нами много лет работал один и тот же художник. Он приезжал в наш город, защищал свои работы на художественном и научном совете. Все складывалось хорошо. Когда познакомились поближе, оказалось, что он человек глубоко порядочный, любит историю России, крещеный, все время носит крест. И однажды, когда я спросила у него, не собирается ли и он уехать за границу, как уже поступили многие его друзья, он ответил: «Родина – это как мать, какая бы она ни была, – нет даже такой мысли». Это было как раз в тяжелые годы начала «перестройки». Я уже не говорю о его отношении к близким и родителям – искренняя забота и чувство ответственности. Был еще такой случай. Его друг должен был поехать в Югославию к своим родителям, а в это время там уже началась война. Он очень переживал, и когда узнал, что друг его не носит крестика, то тут же надел на него крестик и сказал: «Ну вот, теперь мне будет спокойнее». Когда я начала ездить на остров Залит, приходилось иногда ездить через Петербург, и я много рассказывала художнику о батюшке. И однажды он сказал, что хорошо бы, если бы мы вместе могли поехать туда. И Господь дал нам этот случай. В конце августа у меня была командировка, и я взяла с собой дочку. Мы с художником и его женой поехали на машине к батюшке. Когда ехали по городу Пскову, жена художника говорила: «Давай заедем в этот храм, да еще вот сюда, и в этот собор...» На что он ей отвечал: «Что, ты хочешь везде сразу побывать? Ведь мы с тобой еще не раз сюда приедем». Конечно, как и во всякой поездке к батюшке, не обошлось без искушений. На середине озера у нашей лодочки отказал мотор, на меня напал страх, и мы с женой художника начали паниковать (вместо того, чтоб молиться), зато моя дочка и художник совершенно спокойно ждали, что нас кто-нибудь подберет, наслаждались прекрасной, тихой, солнечной погодой. И вот мы у батюшки. Ни с чем не сравнимое чувство радости и счастья! Я в совершенной эйфории от всего этого, говорю: «Батюшка, вот они решили повенчаться, когда им это сделать?» |
|
|
