| - Христос Воскресе! - Воистину Воскресе! - ответила чуть слышно Анастасия Матвеевна, любуясь своим мужем, который на Пасху вырядился в свой парадный мундир со всеми наградами, раньше он надевал его только на 9 Мая. - Ты прямо как на День Победы, - улыбаясь, сказала она. - А сегодня и есть День Победы, победы над смертью, так в проповеди отец Александр и сказал. Они поцеловались три раза. - Ты давай поправляйся, в следующее воскресенье, на Красную горку, поедем в церковь венчаться. - Как уж Бог даст, но я буду ждать. В воскресенье подъехал сын вместе со снохой на своей машине. Сноха помогла Анастасии Матвеевне надеть ее лучшее платье. Михаил Романович с сыном под руки осторожно вывели и усадили в машину Анастасию Матвеевну. В храме отец Александр разрешил поставить для нее стул. Так и венчались: Анастасия Матвеевна сидела, а рядом в парадном мундире стоял ее любимый супруг. Во время венчания он несколько раз поглядывал с заботливостью на нее, а она отвечала полным благодарности взглядом: мол, все со мною в порядке, не беспокойся и молись. Домой привезли Анастасию Романовну совсем ослабевшую и почти что на руках внесли и уложили в постель прямо в платье. Дети уехали, обещав вечером подъехать проведать. Михаил Романович сел на стул рядом с кроватью жены и взял ее за руку. - Спасибо, Мишенька, я сегодня такая счаст-ливая. Теперь можно спокойно помереть. - Как же я? - растерялся Михаил Романович. - Мы же с тобой повенчанные, нас смерть не разлучит. Я чувствую, что сегодня умру, но ты не скорби, как прочие, не имеющие упования, мы с тобой там встретимся непременно. Ты помнишь, как мы с тобой первый раз повстречались? - Конечно, помню: в Доме офицеров, на вечере по случаю Дня Победы, ты еще все с капитаном Кравцовым танцевала, я тебя еле от него отбил. - Дурачок, я как тебя увидела - сразу полюбила, и никакие Кравцовы мне были не нужны. - Настенька, ты знаешь, мне очень стыдно, хоть и прошло много лет, все же совесть напоминает. Встретимся на том свете, говорят, там все рано или поздно откроется. Так вот, чтобы для тебя не было неожиданностью, короче, хочу признаться: я ведь тогда с Клавкой... Ну, словом, бес попутал. |
| Привел с собой млада царевича И поставил за дверьми северны. Что возговорит грозный царь: «Ах ты гой еси, Никита Романович! Что в глаза ль ты мне насмехаешься? Как упала звезда поднебесная, Что угасла свеча воску ярого, Не стало у меня млада царевича». Что возговорит Никита Романович: «Ах ты гой еси, надёжа, православный царь! Мы не станем по царевиче панихиду петь, А станем мы петь молебен заздравный!» Он брал царевича за белу руку, Выводил из-за северных дверей. Что возговорит грозный царь: «Ты, Никита, Никита Романович! Еще чем мне тебя пожаловать? Или тебе полцарства дать? Или золотой казны сколько надобно?» «Ах ты гой еси, царь Иван Васильевич! Не сули мне полцарства, ни золотой казны, Только дай мне злодея Скурлатова: Я сведу на то болото жидкое, Что на ту ли Лужу Поганую!» Что возговорит царь Иван Васильевич: «Еще вот тебе Малюта-злодей, И делай с ним, что хочешь ты!» Так гласит песня; но не так было на деле. Летописи показывают нам Малюту в чести у Ивана Васильевича еще долго после 1565 года. Много любимцев в разные времена пали жертвою царских подозрений. Не стало ни Басмановых, ни Грязного, ни Вяземского, но Малюта ни разу не испытал опалы. Он, по предсказанию старой Онуфревны, не приял своей муки в этой жизни и умер честною смертию. В обиходе монастыря Св. Иосифа Волоцкого , где погребено его тело, сказано, что он убит на государском деле под Найдою. Как оправдался Малюта в клевете своей – мы не знаем. Может быть, Иоанн, когда успокоилась встревоженная душа его, приписал поступок любимца обманутому усердию; может быть, не вполне отказался от подозрений на царевича. Как бы то ни было, Скуратов не только не потерял доверия царского, но с этой поры стал еще драгоценнее Иоанну. Доселе одна Русь ненавидела Малюту, теперь стал ненавидеть его и самый царевич; Иоанн был отныне единственною опорой Малюты. Общая ненависть ручалась царю за его верность. Намек на Басманова также не прошел даром. В Иоанновом сердце остался зародыш подозрения и хотя не тотчас пустил в нем корни, но значительно охладил расположение его к своему кравчему, ибо царь никогда не прощал тому, кого однажды опасался, хотя бы впоследствии и сам признал свое опасение напрасным. |
| Р. коалицию, в состав которой вошли киевский кн. Владимир Рюрикович, черниговский кн. Михаил Всеволодович и др. князья. В 1228 г. союзники, которых поддерживали половцы хана Котяна, безуспешно осаждали Каменец-Подольский. Д. Р. и Василько, располагавшие польск. помощью, переманили половцев на свою сторону и двинулись к Киеву. На пути был заключен мир, несомненно выгодный Романовичам. Об этом позволяет судить, в частности, участие в защите Берестейской земли от набега ятвягов в 1229 г. пинского кн. Владимира, к-рого Д. Р. и Василько «оставиша» в Берестье. Во 2-й пол. 1229 г. Романовичи на стороне мазовецкого кн. Конрада I сражались с краковским кн. Владиславом Лясконогим. Тогда же было заключено русско-польск. соглашение. По его условиям при возникновении конфликта обе стороны дали обязательство не захватывать «челяди». В 1234 г. Романовичи захватили Белз, где прежде княжил их противник Александр Всеволодович. В марте 1238 г. Д. Р. и Василько заняли Дорогичин, ранее переданный мазовецким кн. Конрадом I рыцарям Добжиньского ордена, и изгнали оттуда крестоносцев. Кн. Даниил Романович захватывает княжеский стол в Киеве. Миниатюра из Лицевого летописного свода. 70-е гг. XVI в. (РНБ. F. IV. 225. Л. 360) Кн. Даниил Романович захватывает княжеский стол в Киеве. Миниатюра из Лицевого летописного свода. 70-е гг. XVI в. (РНБ. F. IV. 225. Л. 360) В 30-х гг. продолжалась борьба Романовичей за Галич. В марте или апр. 1230 г. Д. Р. при поддержке населения Галицкой земли захватил город и вскоре отослал королевича Андраша в Венгрию. Осенью 1230 г. венгры, к-рыми предводительствовал соправитель кор. Андраша II его сын Бела IV, попытались вернуть Галич, но были разбиты Д. Р., располагавшим польск. и половецкой помощью. В 1232 г., во время нового похода венгров, Д. Р. был вытеснен из Галича, этому способствовала враждебность по отношению к князю галицкого боярства, сопротивлявшегося установлению в Галицкой Руси сильной власти; оппозиционные Д. Р. бояре находили поддержку у Александра Белзского и венг. |
| – Спасибо, Мишенька, я сегодня такая счастливая. Теперь можно спокойно помереть. – Как же я? – растерялся Михаил Романович. – Мы же с тобой повенчанные, нас смерть не разлучит. Я чувствую, что сегодня умру, но ты не скорби, как прочие, не имеющие упования , мы с тобой там встретимся непременно. Ты помнишь, как мы с тобой первый раз повстречались? – Конечно, помню: в Доме офицеров, на вечере по случаю Дня Победы, ты еще все с капитаном Кравцовым танцевала, я тебя еле от него отбил. – Дурачок, я как тебя увидела – сразу полюбила, и никакие кравцовы мне были не нужны. – Настенька, ты знаешь, мне очень стыдно, хоть и прошло много лет, все же совесть напоминает. Встретимся на том свете, говорят, там все откроется. Так вот, чтобы для тебя не было неожиданностью, короче, хочу признаться: я ведь тогда с Клавкой… Ну, словом, бес попутал. – Я знала, Мишенька, все знала. В то время мне так больно было, так обидно, что жить не хотелось. Но я любила тебя, вот тогда-то я впервые в церковь пошла. Стала молиться перед иконой Божией Матери, плакать. Меня священник поддержал, сказал, чтобы не разводилась, а молилась за тебя, как за заблудшего. Не будем об этом больше вспоминать. Не было этого вовсе, а если было, то не с нами, мы теперь с тобой другие. Михаил Романович наклонился и поцеловал руку супруге. – Тебя любил, только тебя любил, всю жизнь только тебя одну. – Почитай мне, Миша, Священное Писание. – Что из него почитать? – А что откроется, то и почитай. Михаил Романович открыл Новый Завет и начал читать: – Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, – любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает… 95 Он вдруг заметил, что супруга перестала дышать, и, подняв голову от книги, увидел застывший взгляд его милой жены, устремленный в угол с образами. – Мы скоро увидимся, Настенька, – сказал он, закрывая ей глаза. |
| 84 И о прибытии Иосифа в Россию читается запись только в одной летописи, – Новгородской. Конец 1237 года: „того же лета приде митрополит Грьчин из Никея в Киев, именем Есиф” (из Новгородской летописи берут позднейшие летописные своды). 85 В этом случае дело могло бы быть представляемо так, что пока Греки собирались избрать митрополита, великий князь Даниил Романович, побуждаемый обстоятельствами, о которых ниже, увидел себя в необходимости самому избрать его, и что Греки не нашли удобным протестовать против избрания. А продолжительность сборов со стороны Греков, которые, впрочем, и вообще не торопились избранием наших митрополитов, должно было бы объяснять тем, что с 1240 по 1243 год у них не было патриарха. 86 Кто владел Киевом непосредственно после нашествия на него Монголов, мы не знаем (а на основании сообщаемого Ипатской летописью о Михаиле Черниговском, который пришёл в него тотчас после его взятия Монголами, – 2 издание стр. 624 fin., со всей вероятностью следует думать, что им не владел никто, потому что тотчас после этого взятия в нём не только нечем было владеть, но негде было и жить). В конце 1246 года, когда Даниил Романович ехал чрез него к Батыю (год у Плано-Карпини, см. сейчас ниже), в нём сидел боярин великого князя владимирского Ярослава, – Ипатская летопись под 1250 годом, 2 издание стр. 535. 87 Ипатская летопись под 1223 годом fin., 2 издание стр. 494 fin.. Летопись не говорит прямо, что Иоасаф „скочил на стол митрополич” в отсутствие Даниила, но это необходимо предполагать, потому что иначе князь не допустил бы его сделать это. 88 См. I тома Истории 2 половину, стр. 578 (электронная версия см. 5. Галич п. 4. прим. корректора) 89 Ипатская летопись под 1243 годом (неправильно вместо 1242). Даниил Романович, услышав, что Батый идёт назад из Венгрии, поехал из Холма, в который перенёс свой столицу из Угровска, к брату своему Васильку во Владимир и взял с собой Кирилла (наречённого) митрополита. 90 Кроме епархии угровской в области галичско-волынской были ещё три епархии: галичская, перемышльская и владимирская. |
| Св. кн. Михаил за великий подвиг свой награжден и на земле благословением небесным. Тогда как ветви других потомков равноапостольного давно угасли, ветви св. кн. Михаила поныне еще зеленеют: кн. Борятинские, Горчаковы, Долгорукие, Елецкие, Звенигородские, Кольцовы Мосальские, Оболенские, Одоевские, Щербатовы. В потомках его постоянно живо было благочестие. Не говорим здесь о знаменитой дочери его – о св. Евфросинии. 199 Великому родителю подражал в благочестии сын его кн. Роман брянский, а еще более внук его кн. Олег Романович. В ркп. святцах читаем: «святой благоверный князь Олег Романович брянский, во иноцех Леонтий, преставился в л. 6740 и положен бысть в Петропавловском монастыре». Здесь в означении времени – ошибка. Князь Олег Романович, внук св. кн. Михаила, в 1274 г. был вместе с отцом своим на войне против Литвы. «По окончании войны, говорит современник, из Новгородка литовского Олег приехал во Владимир (волынский) к сестре своей (Ольге – Елене Романовне, супруге князя Волынского Владимира). – Владимир усердно звал тестя своего к себе. «Государь–батюшка! говорил он, приезжай побывать в своем доме и посмотреть на здоровье дочери твоей. Но Роман отказался. Сын мой Владимир! отвечал он, не могу я отлучиться от моей дружины ратной; я живу в стороне, угрожаемой войною; кто без меня управит моею дружиною? Вот пусть едет вместо меня сын мой Олег. Они поцеловались и каждый отправился в свое место». Поэтому известию видим как в кн. Владимире, почтительного сына, хотя по другому известию он и стриг бороду, так и в кн. Романе – является князь попечительный о своих подданных, жертвующий для долга самым невинным удовольствием. 200 По известию о начале Свенского монастыря кн. Роман Михайлович князь благочестивый и душевные расположения его привлекают на него особенную милость Божию. По этому известию князь был сильно болен и чудесно исцелился на Свенской горе пред иконою Богоматери. – Он тогда же поставил на месте исцеления крест, доселе целый: потом построены им на горе храм и монастырь, а чудотворная икона украшена дорогим окладом. |
| Город Угровск или Угровеск (Угореск), который был построен самим Даниилом и в котором была открыта им епархия 56 , служил великому князю столицей вместо Галича, так как в последнем он не хотел иметь пребывания. Вероятно, как епископ фактической столицы великого князя, Иоасаф и поспешил присвоить себе права митрополичьи. Но, весьма оскорблённый его своеволием, Даниил Романович по возвращении домой не только отнял у него права митрополичьи, но даже и совсем лишил его епископского престола. Однако, неудавшееся своеволие Иоасафово всё-таки имело своим следствием то, что кафедра митрополии становилась на некоторое время занятой. Устранив с кафедры кандидата самовольного, Даниил мог находить неудобным оставлять её праздной после бывшего её занятия, и это-то и могло побудить его к тому, чтобы поспешить избранием кандидата законного. Как бы то ни было, только законного кандидата, некоего Кирилла, Даниил избрал ещё до возвращения Батыева из Венгрии,· следовательно – не позднее первой половины 1242 года 57 . Кто такой был этот Кирилл, избранный Даниилом Романовичем в митрополиты русские, остаётся неизвестным. Так как мы с уверенностью можем сказать, что он не был одним из числа епископов области галичско-волынской, то должно предполагать, что он был или из игуменов какого-нибудь монастыря области или же и из простых монахов 58 . Даниил Романович избрал кандидата в митрополиты не с тем, чтобы он и поставлен был в самой России; для посвящения кандидат имел отправиться в Грецию к патриарху. Путешествие к патриарху избранный митрополит предпринял не скоро. Вероятно, Даниил Романович не хотел посылать Кирилла на поставление прежде, чем совершенно не устроит своих отношений к Монголам, а это случилось только в конце 1245 – начале 1246 года, когда он благополучно спутешествовал в Орду к Батыю 59 . Спустя то или другое непродолжительное время после ордынского путешествия Даниилова, из которого князь возвратился в Феврале – Марте второго указанного года, Кирилл отправился к патриарху в Никею, где тот имел тогда пребывание, и возвратился от него на Русь поставленным митрополитом не позднее 1249 года 60 . |
| Она провела его к мужу и представила: - Вот, Миша, батюшка пришел, как ты и просил, это наш настоятель отец Александр. Ну, я вас оставлю, буду на кухне, если понадобится какая помощь, позовете. Отец Александр, мельком взглянув на фотографии, где Михаил Романович был в парадном мундире с орденами и медалями, бодро произнес: - Не беспокойтесь, Анастасия Матвеевна, мы - два старых вояки, как-нибудь справимся со всеми трудностями. Михаил Романович глянул на молодого священника, сердито подумал: " Что он ерничает? " Отец Александр, как бы отгадав его мысли, сказал: - Пришлось немного повоевать, интернациональный долг в Афганистане исполнял. Служил в десанте, так небо полюбил, что после армии мечтал в летное пойти, был бы летчик, как вы, да не судьба. - Что же так? - Медкомиссия зарубила, у меня ранение было. - Понятно. Священник Михаилу Романовичу после такого откровения не то чтобы понравился, а прямо как родной стал. Немного поговорили, потом отец Александр сказал: - У Вас, Михаил Романович, первая исповедь. Но Вы, наверное, не знаете в чем каяться? - Вроде жил, как все, - пожал тот плечами. - Сейчас, правда, совесть мучает, что кричал на Настю, когда в церковь шла, она ведь действительно глубоко в Бога верит. А я ей разного наговорил, что, мол, летал, Бога не видел в небе и где, мол, был Бог, когда на войне невинные люди гибли. - Ее вере Вы этими высказываниями не повредите, она в своем сердце все ответы на эти вопросы знает, только разумом, может быть, высказать не умеет. А вот для Вас, по всей видимости, эти вопросы имеют значение, раз в минуту душевного волнения их высказали. По этому поводу вспомнить можно случай, произошедший с архиепископом Лукой (Войно-Ясенецким). Он был не только церковный иерарх, но и знаменитый ученый-хирург. Во время Великой Отечественной войны, назначенный главным консультантом военных госпиталей, он не раз, делая операции, самых безнадежных спасал от смерти. Как-то владыка Лука ехал в поезде в одном купе с военными летчиками, возвращавшимися на фронт после ранения. |
| Александра Павловича я тоже любил: она его любила и мне, значит, тоже заповедала. Но ведь — мальчик, юноша нежный… Я к нему по-стариковски — с советами да с упрёками, а ему неприятно: какой-то татарин, поэтишка, его, Государя, учить вздумал! «Иди, — говорит, — Гаврила Романович, в отставку». — «За что, Государь?!» — «А слишком ревностен по службе! Нам такие усердные не нужны!» Что же до Павла Петровича, многие его не любили, и я, признаться, позволял себе порой недостойное… Подшучивал за спиной у него, фрондировал дома среди друзей… А как преставился он, тут я и задумался… Он то же дело делал, что и матушка его, да с другого конца подошёл, и как знать, не был ли тот конец для великой России началом?.. — Вы видели, Гаврила Романович, — здесь, в музее, целая выставка посвящена одному вашему стихотворению… — Какому же? — Оде «Бог». — Вот оно что… Да, писал такое. Я человек грешный, мне до святости далеко, и молиться я не умею… Хотя Церковь люблю, и Варлаамо-Хутынскому монастырю всегда помогал, чем мог. Настоятель их всегда у нас гостил — в тех самых комнатах, где эта выставка теперь располагается… Вот как-то раз в придворном храме на всенощной стою… «Ныне отпущаеши…» поют. «Вот поэзия! — куда уж нам» — так я себе думаю. И обидно стало: неужели ничего не смогу подобного создать? И тотчас в голове стихи складываться начинают: «О Ты, пространством Безконечный, живый в движеньи вещества, теченьем времени Превечный, без лиц в Трёх Лицах Божества!» И так далее. Сложились две строфы, а дальше — ни в какую. Несколько месяцев я мучился, думал, размышлял, писал, рвал написанное… Благодать, однако, ничем не приманишь: Дух дышит идеже хощет… Оставил службу — думал, теперь суета душу не замутит, смогу закончить оду. Не тут-то было! Дела домашние, дела семейные — не до стихов о Боге. Тогда я что придумал? Говорю жене, Пленире моей: «Поеду, мол, в польские наши имения, займусь делами. Один поеду, ты дома оставайся!» Поехал. Только не в польские имения, а в городок Нарву — знаете такой? Снял там домик у немки-старушки, заперся в нём — сижу, заканчиваю оду. Несколько дней сидел безвылазно, сочинил: «Я телом в прахе истлеваю, умом громам повелеваю, я царь — я раб — я червь — я бог! Но будучи я столь чудесен, отколе происшел? — безвестен; а сам собой я быть не мог». И так далее. Но закончить, однако, и тут не могу свою оду. Вот, ложусь спать после дня напрасных трудов, заснул уже — вдруг — сквозь закрытые глаза — свет! Вскочил — вся комната озарена, огни несказанные бегают по стенам. Как я тут возрыдал! Как слёзы хлынули! И тут же сел и дописал последнюю строфу. — Гаврила Романович, ещё хочу у вас спросить… — Да полно уже, милостивый государь. Время моё выходит, пора мне. Вот лучше я у вас спрошу… Что, помнят ли меня в ваши времена? Читают ли? Знают ли, кто таков Гаврила Державин? Хоть строчку из меня смогут наизусть прочесть? |
| Обращает на себя внимание тот факт, что «избиению», т.е. уничтожению, подверглись жители города, добровольно (!) впустившие поляков, поскольку с ними пришел племянник Романа Мстиславича. А нападению подвергся православный храм. Сыну Романа — Даниилу пришлось длительное время бороться и со своими зарубежными родственниками, и местными боярами, пока, наконец, он в 1238 г. не вокняжился в Галиче, а в 1245 г. окончательно не разбил под Ярославом венгерские войска зятя короля Белы IV — Ростислава, сына Михаила Всеволодовича Черниговского. Только после этого западные соседи признали князя Даниила Романовича, в том числе и папа Иннокентий IV (1243-1254), несколько раз славший к нему своих послов для переговоров о церковной унии и совместных действий против татар. В отличии от Александра Ярославича, Даниил Галицкий, хотя и получил ярлык на свое княжение из рук Батыя в 1246 г. и назывался «мирником» его, т.е.союзником, но не всегда выполнял свои «союзнические обязательства» и противостоял, например, воеводе Куремсе, внуку Джучи, правнуку Чингисхана (40). Думается, он готов был возглавить антиордынскую коалицию, стремился к ней, а потому готов был идти на уступки Западу. Насколько же была двуличной по отношению к нему политика Иннокентия IV свидетельствует письмо папы от 1246 г. к венгерскому королю Беле IV по поводу наметившегося брачного союза королевны Констанции и Льва Даниловича. В письме говорилось, что «браком с восточными государями он (т.е. венгерский король Бела IV — А. У.) оскверняет чистоту христианской веры» (41). Когда же чуть забрезжила чисто гипотетическая возможность церковной унии (Даниил Романович согласился обсудить этот вопрос в обмен за помощь против монголо-татар), отношение его к галицкому князю резко меняется. Вместо же помощи в Галицко-Волынское княжество в 1249 г. приезжает епископ Войцех (Адальберт), назначенный папой в русские архиепископы (42). Рассерженный Даниил Романович прогоняет его из своей земли. Папа же старается сгладить инцидент обещанием королевской короны и своего покровительства Даниилу: «Сыну, приими от насъ венечь королевьства». Князь Даниил отказывается: «Рать татарьская не престает зле живущи с нами, то како могу прияти венець бес помощи твоей» (43). Только после заверений папского легата Опизо Мессанского в скорой помощи папы против татар и таких же обещаний польских князей, Даниил Романович Галицкий принял от папских послов в 1253 г. в Дорогочине [который, кстати сказать, освободил в 1238 г. от крестоносцев-тамплиеров (44)] королевскую корону и титул короля (45). Однако помощи против монголо-татар так и не дождался! Очевидно, что папские интересы не распространялись далее введения унии на православных землях с подчинением церкви папе (46). |
|
|
