| Один из них ранен – двое других его вынесут сейчас». Выносят носилки, а раненый говорит: «Меня родная мать отсюда не увела! Я своих не брошу – буду тут до конца». Такая яркая картина тоже осталась в памяти. Ярко запомнился отец Алексий Злобин, который непрерывно читал акафист святителю Николаю , стоя на коленях. А у меня было такое опустошение, что даже не было сил молиться. Бояться смерти – это все-таки тяжело. Само ожидание того, что сейчас тебя убьют, довольно неприятное. Побыстрей бы уж убили – так думалось. Но я виду не показывал, ходил, подбадривал людей. Потом, в районе парадной лестницы, я участвовал в переговорах с офицером 119-го парашютно-десантного полка. А танки начали стрелять где-то в 10 утра. И когда все здание заходило ходуном, я подумал: «Вот это уже серьезно». А вторая мысль, озорная, была: «А все-таки танки у нас хорошие!» И третья: «Все-таки строители в советское время строили на славу». Еще подумал, что если попадет в меня пуля, это ж будет жутко смотреться: визжащий священник на полу, с крестом – это деморализует защитников! В общем, всякие мысли лезли в голову. Еще очень хотелось стрелять: взять автомат и кого-то из «тех» «замочить». Приходилось сдерживать себя, благо возможность была. Естественно, тогда уже никто ничьих приказов не исполнял: не было внутренней связи, никто не знал, что происходит в разных местах «Белого дома». Но паники не было. Наверное, большинство просто готовились к смерти. Те, кто с оружием, они отстреливались без какого-либо шанса на достойное военное сопротивление – просто чтобы хоть как-то психологически сдерживать наступавших. Потом я видел офицера группы «Альфа», который выступал перед депутатами. Была колоссальная роль Виктора Павловича Баранникова, который сказал: «Я знаю этих ребят – им можно верить». Своим спокойствием, уверенностью Виктор Павлович всех поддержал – самое лучшее впечатление от него осталось. Было видно, что человек на своем месте находится. Все-таки – генерал армии! Я знаю, что «Альфа» отказалась штурмовать «Белый дом». |
| В 1794 г. немецкий историограф С.-Петербурга И. Г. Георги, упоминая о приходе Анненкирхе, сообщал: «В последние пять лет имел оный от 130 до 155 крестников и от 950 до 1100 причастников». 497 В эти годы церковное управление лютеранскими приходами подверглось некоторым преобразованиям. В 1786 г. была упразднена Юстиц-коллегия; согласно проекту, составленному Екатериной II, «Аугсбургского исповедания (лютеранским – а. А.) пасторам быть под ведомством С.-Петербургской Консистории того же исповедания». 498 Примечательно, что это предписание предварялось разделом под названием: «Дозволение иноверным и иностранным свободного отправления веры» (§ 84). «Не запрещается иноверным, инородным и иностранным свободное отправление веры, как от прежних достойныя памяти российских премудрых предков наших и нас самих уже установлено и подтверждено, – повелевала императрица, – да славят Бога различными языками многие народы, благословляя царствование наше, прося у Творца вселенной помощи, покровительства и силы Российскому скипетру и самодержавной нашей руке». 499 Традиционно благожелательное отношение к протестантам сохранялось и при внуке Екатерины II – императоре Александре I. Об этом свидетельствовал Генрих Шторх в своей книге «Россия при Александре I», изданной на немецком языке в виде периодического издания (СПб., 1803–1811. 27 выпусков). (Будучи вице-президентом Санкт-Петербургской Академии наук Генрих (Андрей Карлович) Шторх (1766–1835) преподавал политическую экономию великому князю Николаю Павловичу). «Дух религиозной терпимости, который отличает русское правительство и русскую нацию, к их чести уже многие столетия, – пишет Генрих Шторх, – находит себе все новую пищу при большом смешении религий в польских, немецких, а отчасти и в собственно русских провинциях». «Как известно, – продолжает немецкий автор, – лютеранские общества в Лифляндии и Эстляндии, с тех пор как они находятся под русским владычеством, всегда имели своих генерал-суперинтендентов. Теперь, именным императорским указом, должность генерал-суперинтендента основана и для Ингерманландии, и эта должность поручена бывшему пробсту и пастору при церкви св. Анны в Петербурге, Ф. Фр. Рейнботу. Протестантское духовное лицо с такой властью, которое имеет свое местопребывание в резиденции православного императора и св. Синода, – есть прекрасный пример терпимости». 500 |
| Прототипом героя «Скучной истории» в какой-то степени дослужил профессор Московского университета Александр Иванович Бабухин (1835–1891), лекции которого Чехов слушал в бытность свою студентом медицинского факультета. Связь старого профессора из «Скучной истории» с Бабухиным не отрицал и сам автор (по свидетельству студентов, посетивших в 1897 г. Чехова в Мелихове): «Это – лицо собирательное, хотя многое взято с Бабухина» (А. У А. П. Чехова в Мелихове. Из письма студента. – «Русские ведомости», 1909, 2 июля). Совпадали некоторые внешние черты: Бабухину в 1889 г., как и Николаю Степановичу, было 62 года, он также встречался в 60-е годы с Пироговым; как и профессор из «Скучной истории», он, несмотря на недостатки своего голоса, обладал теми же блестящими лекторскими способностями – умел, по словам современника, «рисовать живыми образами самые отвлеченные вещи и всё это осветить таким живым, задорным юмором, рассказать с таким неподражаемым талантом» («Московский календарь на 1887 г. А. С. Пругавина». М., 1887, стр. 198). О том, что уже у современников возникла мысль о существовании прототипа героя «Скучной истории», свидетельствует В. Кузьмин (см.: Читатель . Литературные очерки. «Скучная история» А. Чехова. – «Новости дня», 1889, 28 ноября). Но тот же Кузьмин возражал против прямого уподобления героя Чехова какому-либо определенному лицу. 24 или 25 ноября 1888 г. Чехов писал А. С. Суворину о начатом рассказе. Его сюжет лег впоследствии в основу «Дуэли» (см. примечания к этой повести в наст. томе). Но некоторые элементы этого замысла («мельком говорю о театре , о семейной жизни, о неспособности современного интеллигента к этой жизни») были использованы в «Скучной истории». 28 ноября 1888 г. Чехов писал Суворину об этом же замысле: «Сюжет рассказа таков: я лечу одну молодую даму, знакомлюсь с ее мужем, порядочным человеком, не имеющим убеждений и мировоззрения; благодаря своему положению как горожанина, любовника, мужа, мыслящего человека, он волей-неволей наталкивается на вопросы, которые волей-неволей, во что бы то ни стало должен решать. А как решать их, не имея мировоззрения? Как? Знакомство наше венчается тем, что он дает мне рукопись – свой „автобиографический очерк“, состоящий из множества коротких глав. Я выбираю те главы, которые мне кажутся наиболее интересными, и преподношу их благосклонному читателю. Рассказ мой начинается прямо с VII главы и кончается тем, что давно уже известно, а именно, что осмысленная жизнь без определенного мировоззрения – не жизнь, а тягота, ужас». Герой здесь еще «здоров, молод, влюбчив», умеет «и выпить, и природой насладиться, и философствовать», «не книжный и не разочарованный, а очень обыкновенный малый». |
| Само духовенство села Акиншина не было забыто Дмитрием Павловичем Приклонским; так, в 1843 г. он приказал единовременно выдать Акиншинскому причту из вотчинных сумм 200 руб. ассигн., затем и в последующее время нередко посылал причту через своих бурмистров разные подарки, состоящие из материй для одежды как самих священно-церковнослужителей, так и жен их. Особенно Приклонский питал глубокое уважение к о. Андрею Васильевичу Веселовскому. Так, из особенного расположения к о. Андрею Приклонский пожертвовал ему 50 корней строевого леса и 50 руб. сер. на постройку дома; потом, за безмездное обучение в Акиншинской вотчинной школе, подарил золотые карманные часы и серебро-позлащенный бокал и имел с о. Андреем большую переписку, из которой всего яснее видно, как Приклонский во всяком важном деле любил обращаться к умному священнику за советом и как вполне располагался на его опытные советы. Приклонскому недолго пришлось управлять Акиншинской вотчиной. 7 июня 1848 г. единственный сын его Николай, служивший в военном ведомстве, переправляясь с полком своим через реку Вислу на пароме и заметя, что паром от многолюдства тонет, хотел остановить свою команду, но его лошадь поскользнулась и он в полном вооружении упал с нее в воду и утонул, так что только чрез два часа могли отыскать тело его. «С ним я всего лишился на свете», писал Приклонский о. Андрею. «Давно скучая жизнию и нигде ненаходя утешения с тех пор как я получил печальное известие о вечной с ним разлуке, предаю и себя и дела свои воле Божией» (С.-Петербург 9 августа 1848 г.). Таким образом, когда все дальнейшие светлые надежды для Приклонского кончились со смертью его единственного сына, тогда он уже не захотел более нести труды управления своими вотчинами и осенью 1849 г. продать их действ. ст. сов. Николаю Арсеньевичу Жеребцову. Жеребцов управлял Акиншинской вотчиной до самого освобождения крестьян из крепостной зависимости, или до 1861 г., и своим благоразумным управлением заслужил народную память о себе как о помещике опытом, деловом и рассудительном. С целью большого ознакомления с своей вотчиной и ближайшего надзора за ходом вотчинных дел, Жеребцов неоднократно посещал свою Акиншинскую вотчину или один, или даже с семейством. Эти посещения Жеребцова были как с одной стороны благотворны для его крестьян, так с другой не бесплодны и для Акиншинского храма и служащих в нем. |
| Зимой меня с истощением нервной системы положили в больницу. Там я пролежала несколько месяцев. Нужно было питание и время… Весной я, «стараниями» заведующего кафедрой профессора Натали – он был формалист, – «вылетела» из аспирантуры, как не выполнившая по болезни план. Я осталась без карточек (их вроде еще не отменили) и средств к существованию. К тому же «мама» не получала никакой пенсии, так как у нее фактически не было стажа. Она считалась незаменимым работником, а когда заболела – никто ни разу не приехал и не поинтересовался ее состоянием. Тут мне большую поддержку оказал Сергей Павлович Наумов. Он устроил меня старшим лаборантом (с высшим образованием) в лабораторию зоологии к своему брату Николаю Павловичу Наумову. Это был сектор паразитологии Института Гамалеи АМН СССР 72 , возглавляемого академиком Евгением Никаноровичем Павловским. Там было несколько лабораторий – у нас были зоологи, занимающиеся чумой, энцефалитами, туляремией. Я работала зимой с дикими грызунами, а летом выезжала в туляремийную экспедицию в Подмосковье, под Михнево. Туляремийная станция была в селе Семеновском, а наш отряд был в Сумароково, рядом с Ольгино, где теперь дачный участок моего сына – отца Иоанна. Выезжали мы в поле в апреле, а возвращались в Москву в сентябре. Летом 1946 года я работала с другими зоологами, а потом, до 1950 года, работала самостоятельно на участке с помощниками. С утра мы шли осматривать канавки и выбирать из них попавших туда зверьков. Кажется, клали в отдельный мешок с этикеткой вида и местом поимки, если он погиб, или умерщвляли его. Канавки – это десятиметровая полоска 10Ч5 см глубины, в которую вставляли железные цилиндры глубиной один метр. Мыши привыкли бегать по своим тропинкам и, попадая в канавку, бегут по ней и падают в цилиндр, откуда не могут выбраться. Вставали рано утром, «с коровами», чтобы успеть доставить материал в лабораторию в Семеновском, за 7 км. Потом мы ходили в поля и копали норки полевок, вылавливая их – и отправляя тоже в мешок. Я умудрялась пробежать 7 км «рысцой» за один час. Бежала через деревни, поля и краем леса. Замечательно. Обратно возвращалась уже шагом. |
| Редко встречая сопротивление, самодур, как и пушкинский Троекуров, высоко ставил людей, умевших постоять за себя. Однажды высеченный им чиновник позвал генерала крестить первенца, а после купели велел своим крепостным выпороть крестного отца. Смелость чиновника так потрясла Измайлова, что он, вернувшись домой, сразу отписал крестнику деревню в подарок. В самом начале царствования Aлekcahдpa I, в 1802 году, император отдал негласное распоряжение тульскому губернатору «разведать справедливость слухов о распутной жизни Л. Д. Измайлова», но тем дело и кончилось. Во время войны с Наполеоном отставной генерал, потратив миллион рублей, сформировал рязанское ополчение, возглавил его, сражался с французами и даже участвовал в заграничном походе. Его кипучая натура жаждала событий и крайностей. Повздорив с военным генерал-губернатором Рязанской, Тульской, Тамбовской, Орловской и Воронежской губерний А. Д. Балашовым (прежде министром полиции), Измайлов в 1818 году согнал за одну ночь на земли врага сотни крепостных, которые вырубили у того весь строевой лес и сплавили его по реке в измайловские вотчины. В это время Балашов был членом Государственного совета и весьма влиятельным лицом, однако возбужденное им дело тянулось восемь лет. В 1826 году “дворовые женки ” подали на Измайлова жалобу в Сенат, а для верности и самому государю. Знаменательно, что сенатский экземпляр не сохранился, а вот послание Николаю Павловичу осталось для истории. “Мы не осмеливаемся донести вашему величеству подробно о всех жестокостях господина нашего, от коих и теперь не менее сорока человек находятся, после претерпенного ими телесного наказания, в тяжких земляных работах, и большая часть из них заклепаны в железные рогатки, препятствующие несчастным иметь покой и в самый полуночный час… Он жениться дворовым людям не позволяет, допуская девок до беспутства, и сам содержит в запертых замками комнатах девок до тридцати, нарушив девство их силою… Четырех человек дворовых, служивших ему по тридцати лет, променял помещику Шебякину на четырех борзых собак ”. " Приводили обыкновенно новичка к дверям этой комнаты, нечаянно вталкивали его к медведю, двери запирались, и несчастную жертву оставляли наедине с косматым пустынником. Бедный гость, с оборванной полою и до крови оцарапанный, скоро отыскивал безопасный угол, но принужден был иногда целых три часа стоять прижавшись к стене и видеть, как разъяренный зверь в двух шагах от него ревел, прыгал, становился на дыбы, рвался и силился до него дотянуться. Таковы были благородные увеселения русского барина! " |
| Однако в ноябре 1857 года Классовский по научным делам уехал за границу. Воспитатель цесаревича Владимир Павлович Титов попытался найти замену Классовскому, для чего обратился за помощью к управляющему Петербургским учебным округом П.А. Плетневу, который хорошо представлял себе задачи подобного преподавания. Плетнев предложил место наставника поэту А.Н. Майкову, однако тот откровенно сказал, что область теории ему чужда, и рекомендовал вместо себя Гончарова . 29 ноября 1857 года Майков переговорил с Гончаровым о возможности занять место преподавателя русской словесности при 14-летнем наследнике великом князе Николае Александровиче. Гончаров поначалу отказывался, ощущая огромную ответственность, но в конце концов согласился. 21 декабря 1857 года состоялось официальное назначение, причем за Гончаровым было сохранено место цензора. Гончарову пришлось преподавать наследнику и русский язык, и русскую литературу. Разумеется, преподавание русского языка было для писателя определенной проблемой. Эти занятия не могли быть столь же глубоки и интересны, как занятия по русской словесности. Первое занятие Гончарова посетил академик Яков Карлович Грот. А. Мазон отмечает: «Первый (урок. – В.М.) был очень интересен, как бы вступительная лекция, и очень понравился Я К . Второй менее его удовлетворил. Видно было, что не достает для преподавания языка положительной и отчетливой теоретической подготовки. Это осознавал и сам Гончаров и вскоре, весной 1858 года, стал отказываться от продолжения уроков по русскому языку, предлагая остаться, если угодно, для чтений, то есть по литературе» . Цесаревичу Николаю Александровичу занятия Гончарова полюбились до такой степени, что вместо положенных двух уроков в неделю он стал брать у Гончарова три урока . К сожалению, мы почти ничего не знаем о том, какую систему образования избрал Гончаров для своего воспитанника, хотя слово «чтения» подсказывает, что романист опирался прежде всего на популярный в XIX веке метод комментированного чтения. Об этом же говорит письмо Гончарова к А.В. |
| Сестры повторно писали Тебе о прошлом воскресении у Ани. Мы были там с 5 ровно до 8, было очень весело – Николай Дмитриевич был очень смешной, он распоряжался всеми играми, а под конец рассказал 2 анекдота. А у Александра Константиновича, бедного, убит брат на Турецком фронте. Он служил, кажется, в Полтавском кубанском полку. Воскресенье до Обедни, в пещерной церкви Жуков и я будем обращать урядника Кузнецова (первой сотни) в Православие, а во время обедни наверху он приобщится. Алексей пришел сюда. Будет сейчас с Мама молиться. Он Тебя целует. Мне пора кончать. Крепко Тебя, ангел мой Папа, целую, как люблю. Храни Тебя Бог. Твой верный Елисаветградец. Кланяюсь Николаю Павловичу, Чемодурову, душке Котову и Литвинову. Только что говорила по телефону с Сергеем Михайловичем, и он дал подробности об Охте. Тяжело раненных 82, из них 7 умерло, найдено 97 трупов и не хватает 57 человек. Сгорели совершенно 3 мастерские, ущерба армии, слава Богу, нет, так как все патроны, снаряды и так далее целы в других складах. Прости, что пишу так нехорошо. Письмо Марии Николаевны 18 апреля Папа мой дорогой душка! Ну, как Ты живешь, можешь? Радуюсь, что Ты видал Твоих славных Пластунов. Мы живем как всегда. Сегодня были у Всенощной. Служил батюшка Кибардин, а пели солдаты, как ангелы, хорошо. В церкви никого интересного для меня не было, кроме наших раненых. Мы только что кончили обедать. Алексей пришел к Мама молиться. Сестры разбирают цветы, которые прислали Яновы из Ливадии 403 . Глицинии и другие. Пока та страница сохла, я читала тети Ольгино письмо нашей Ольге. Я посадила к себе на колени Швыбзика, но он пожелал на пол. Мама посылает Анастасию спать, а она в отчаянии не может найти Швыбзика, который пропал без вести, все его кричат и зовут, но он не идет, мерзавец. Его наконец нашли через 10 минут, мы все его искали под диванами. Наконец Мама решила залаять, и Швыбзик ответил тоже лаем, и оказалось, что он сидит у Мама под кушеткой, и его с общими усилиями вытащили. Нежно целую шишку на лбу Котова и кланяюсь Литвинову душке и Чемодурову. Шура мысленно с остервенением лобызает Твою пятку левой задней ноги. Сама я Тебя обнимаю и целую нежно. Твой верный и преданный Казанец Храни Тебя Бог. + Кланяйся от меня Коле. Продолжаю письмо утром в 8 часов. Я только что открыла занавеси окна и к радости увидела, что на солнце 19 градусов. К нам в спальню пришел Алексей, и теперь он лежит у меня в постели и играет с Анастасией и Швыбзиком. Сестры еще спят, Швыбзик пищит, наверное, он хочет видеть генерал-губернатора. Он уже это делал, и Анастасия прибежала с лопаткою от камина и подобрала. Ну пока до свидания, мой Папа душка. Сестры и Алексей целуют. Письмо Ольги Николаевны |
| Был там еще Николай Дмитриевич, он был очень толст и в синем кителе. Солдатам ужасно понравилось т.ч. они аплодировали изо всех сил, и наш смешной офицер заставлял их кричать «бис». Я сижу с твоею старою папироскою, которую ты мне дал когда-то и очень вкусно. Очень Тебя благодарю за все поцелуи, которые ты мне посылаешь нам в телеграммах и письмах. Сегодня у нас завтракает Митя Ден. Вчера я принимала одного моего офицера, и он мне привез рапорт из моего полка. Очень интересно. Он не был ранен, его отпустили на несколько недель, и он уже возвращается. Теперь к счастью он говорит, что офицеры раненые начинают возвращаться в полк, но сейчас есть двое в Петрограде раненые. Теперь так темно, что приходится зажигать лампу, это очень скучно. Ты, наверное, видаешь или издали Виктора Эрастовича? – тогда я Тебе завидую. Ах! я вспомнила его зовут Сладкопевцев, он меньше меня, я с гордостью это заметила. Теперь мне надо идти готовить уроки. Поклон Николаю Павловичу очень. Желаю Тебе всего всего хорошего. Храни Тебя Бог. Любящая Тебя твой верный и преданный Каспииц. Целую. 1000 раз. Из дневника Татьяны Николаевны Суббота, 5 сентября Утром урок. Поехали в лазарет. Перевязывала Туганенко Лейб-гвардии 2-го стрелкового полка, поверхностное ранение носа, Вильбу Лейб-гвардии 3-го стрелкового полка, рана левого плеча, Щеголева Лейб-гвардии 3-го стрелкового полка, рана правой голени, Евдокимова Лейб-гвардии 3-го стрелкового полка, рана правой кисти. Потом Степанковского, Шах-Багова, Душкина. Потом были с Шах-Баговым и другими. Мама приехала. Завтракали с Мама и Е. А. Нарышкиной. Потом Мама и я поехали в Петроград. Там где-то в конце города были в разных домах и местах, где живут беженцы. Вернулись к 5 часам. Пили чай с Мама. Поехали в 5.30 Ольга и я к Татиане в Павловск. Сидели до 6.40. Были у всенощной. Обедали с Мама. Говорила с Шах-Баговым. Письмо Ольги Николаевны 5 сентября Папа мой душка! Погода стала отвратительная. Льет уже третий день, и довольно холодно. Мари, Анастасья и я сидим дома. |
| Февраль, 15, середа. Ночью под этот день мне снилось, будто я лежу на острове среди моря под небом сумрачным и что-то обдумываю. Светло только надо мною. А в этот день я был у Анны Федоровны Тютчевой, любимой фрейлины императрицы Марии Александровны. Тесно и куда как нероскошно помещение ее в самом верхнем этаже Зимнего дворца. Она благочестива и умна, но выглядывает болезненно. Я знакомил ее с христианским Востоком и не упустил без внимания намеки ее, чтобы с ним ознакомлена была и императрица. Сдается, что ее величество желает видеть меня у себя. Если это состоится, то я буду просить ее устроить нашу духовную миссию в Иерусалиме в больших размерах, с банком для поддержания православных христиан в Палестине и Сирии. Эти области – то же, что виденный мною во сне остров под облачным небом, а учреждение там банка – вот и дума моя в сновидении. Если бы осуществилось это учреждение, то я был бы и свет, и теплота в этих областях. (Не осуществилось оно). 20, понедельник. Сегодня генеральша Ширман поведала мне вот что: «Когда вы служили обедню в дворцовой церкви 6-го января, императрица обратила на вас свое внимание, а после обедни спросила графа Олсуфьева: «Какой архимандрит сегодня служил с митрополитом? У него такое замечательное лицо». Олсуфьев ответил ей: «Не знаю»; но вскоре расспросил обо мне царского духовника Бажанова и сказал императрице, кто я». Олсуфьев коротко знаком с госпожой Ширман. 21, вторник. Был у меня чиновник министерства иностранных дел Лапин, находящийся теперь в отставке, и говорил: «Ваши два отчета о Палестинской церкви и о святых там местах с другими депешами посланника Титова курьер привез прямо к государю Николаю Павловичу в Царское Село. Он распечатал пакеты и, заглянувши в ваши отчеты, написал на них: сделать извлечение и представить мне. Эта работа поручена была мне (Лапину), и я в три дня и ночи кончил ее». 29, середа. Ночью под этот день мне снилось, будто я у берега моря сел в небольшую лодку. Она сама собой, без паруса, без весел, без руля, тихо поплыла вверх, как бы на север. А свет так и обливает меня. Море тихо. Мне приятно. Хороший сон. Но что он означает? Море – тихое житие в лавре и мои ученые занятия, освещающие Восток христианский. |
|
|
