| Феодора Студита. За благословением на публикацию в Яссы к местному архиерею, митрополиту Гавриилу (Бэнулеску-Бодони), Иоанн отправил самого схим. Митрофана, снабдив своим письмом, датированным 4 ноября 1809 г., которое подписали представители братства . Митрополит Гавриил принял идею благосклонно, доверяя качеству перевода старца Паисия, прося, однако, прислать тетрадки с набором . Так как издание по законам Российской Империи должно быть освидетельствовано цензурой, архиерей ставит в известность Санкт-Петербургского митрополита Амвросия (Подобедова). При этом из текста паисиевского предисловия к «Словам» св. Исаака он узнал, что перевод уже отправлялся в Петербург митр. Гавриилу (Петрову) и по каким-то причинам был отложен. Заключение о несвоевременности издания хранится в Синодальном архиве . Митр. Амвросий поручает изучить текст ректору семинарии архим. Анатолию. Также он отправляет текст Мефодию, архиеп. Тверскому, имеющему книгу на греческом. Последний заключил, что перевод св. Паисия во всем сходен с греческим изданием Никифора Феотоки . Однако отзыв архим. Анатолия, принятый митрополитом, отрицательный. Отметим, что особенно несвоевременным показался цензорам призыв к уединению и отказ от монастырского социального служения, которое было актуально в Синодальный период . После такой реакции начинаются злоключения схим. Митрофана, который к тому же поучаствовал в издании своим капиталом . В Нямец из Ясской духовной дикастерии присылают чиновника, прот. Петра Куницкого, который, зачитав братскому собранию постановление, опечатывает помещение с тиражом книги. Схим. Митрофан после этого отправляется в Яссы добиваться справедливости. Он ищет объяснений случившемуся и просит хотя бы вернуть потраченные на издание деньги, «как заблагорассудится» митрополиту Гавриилу. Там же он, беседуя с местными отцами, резко высказывается об умственных способностях цензоров, о чем сразу же составляется донос. Митрофана обвиняют в том, что он «дерзкий и к начальству непочтительный, виновен в напечатании и в ябедничестве(!) по другим делам». |
| „Слово на отшествие из епархии» в данной брошюре носит такое заглавие: „Слово II к пастве Астраханской и Ставропольской» и во многом разнится по тексту от напечатанного нами по рукописи Церковноархеологического музея 163. В виду редкости указанной брошюры и довольно значительных вариантов этого действительно в первый раз напечатанного „слова» архиепископа Никифора, мы решаемся воспроизвести его на страницах Астраханскаго епархиальнаго органа с указанием разночтений по рукописному сборнику 163. Личность автора и выдающиеся ораторские достоинства данного „слова» приковывают к себе наше внимание и внушают нам самое глубокое, исполненное благоговения, почтение. I. Слово к пастве Астраханской и Ставропольской, произнесенное архиепископом Никифором Феотоки в кафедральном соборе, при выбытии его из Астраханской епархии на обещание. „Когда приспело время, в которое святый пророк Самуил, по причине своей старости, престал управлять народом израилевым 3 , тогда 4 не хотел он разлучиться с оными прежде, нежели вопросил всех: право-ли 5 и праведно-ли отправлял он свое звание, и прежде 6 нежели все единогласно воскликнули: никого ты не обидел; совершенное и святое было твое о нас попечение (1 Царств. глав. XII ст. 1 – 5). Возлюбленные мои христиане! Пришло ныне время, в которое и я, по причине уже довольных 7 лет моих и великой 8 немощи телесной, уволен от должности 9 попечения о вечном вашем спасении. Не хотел бы и я проститься с вами, разве по получении от вас того, что Самуил получил 10 от своего народа. Но позволительно ли мне просить от вас того, что просил он? Нет. Величайшая есть дерзость хотеть равняться 11 со святым пророком Божиим. Чрез сие, может быть, подвергнул бы я себя опасности слышать справедливые против себя обличения. Бог свидитель, что я хотел и старался, – да будут священницы мои, яко светильники горящие, просвещая божественным словом проповеди и святым добродетельным примером. Желал и просил я от Бога, – да будут воины всегда сильные защитники отечества, народо-правители – отцы народу, судии – исполнители правосудия и законов, купцы – обществу полезны, художники -прилежны и правдивы 12 . Желал, я говорю, и старался, – да будут все христиане мои согласны между 13 собою, друг друга любящи 14 , заповедей Божиих хранители и всех добродетелей-примером, да тако благополучны будут на земли и блаженны 15 на небесех. Но дух бодр, плоть же немощна. Хотел я и желал 16 , но слово проповеди моей было немощно 17 , пример жизни моей мрачен. |
| „Слово на отшествие из епархии» в данной брошюре носит такое заглавие: „Слово II к пастве Астраханской и Ставропольской» и во многом разнится по тексту от напечатанного нами по рукописи Церковноархеологического музея 163. В виду редкости указанной брошюры и довольно значительных вариантов этого действительно в первый раз напечатанного „слова» архиепископа Никифора, мы решаемся воспроизвести его на страницах Астраханскаго епархиальнаго органа с указанием разночтений по рукописному сборнику 163. Личность автора и выдающиеся ораторские достоинства данного „слова» приковывают к себе наше внимание и внушают нам самое глубокое, исполненное благоговения, почтение. I. Слово к пастве Астраханской и Ставропольской, произнесенное архиепископом Никифором Феотоки в кафедральном соборе, при выбытии его из Астраханской епархии на обещание. „Когда приспело время, в которое святый пророк Самуил, по причине своей старости, престал управлять народом израилевым, тогда не хотел он разлучиться с оными прежде, нежели вопросил всех: право-ли и праведно-ли отправлял он свое звание, и прежде нежели все единогласно воскликнули: никого ты не обидел; совершенное и святое было твое о нас попечение (1 Царств. глав. XII ст. 1 — 5). Возлюбленные мои христиане! Пришло ныне время, в которое и я, по причине уже довольных лет моих и великой немощи телесной, уволен от должности попечения о вечном вашем спасении. Не хотел бы и я проститься с вами, разве по получении от вас того, что Самуил получил от своего народа. Но позволительно ли мне просить от вас того, что просил он? Нет. Величайшая есть дерзость хотеть равняться со святым пророком Божиим. Чрез сие, может быть, подвергнул бы я себя опасности слышать справедливые против себя обличения. Бог свидитель, что я хотел и старался, — да будут священницы мои, яко светильники горящие, просвещая божественным словом проповеди и святым добродетельным примером. Желал и просил я от Бога, — да будут воины всегда сильные защитники отечества, народо-правители — отцы народу, судии — исполнители правосудия и законов, купцы — обществу полезны, художники -прилежны и правдивы. Желал, я говорю, и старался, — да будут все христиане мои согласны между собою, друг друга любящи, заповедей Божиих хранители и всех добродетелей-примером, да тако благополучны будут на земли и блаженны на небесех. Но дух бодр, плоть же немощна. Хотел я и желал, но слово проповеди моей было немощно, пример жизни моей мрачен. |
| ♦ Стоит ли напоминать, что духовное сословие в синодальную эпоху находилось в ущемленном, полуотверженном положении, которое отразилось и на сознании значительной части духовенства. Высота пастырского служения не соответствовала почти физической сословной закрепощенности священнослужителей и стесненному положению всей Русской Церкви, бывшей в неестественной (а подчас и противоестественной) зависимости от государства. Это пагубно сказывалось на духовном здоровье тех, кто сам по долгу своему и призванию обязан был заботиться о духовном здравии нации. В этом смысле Константин Смирнов выгодно отличался от многих своих однокурсников. В нем сочетались как несомненные нравственные достоинства, так и очевидные пастырские дарования и ораторские способности, которые обнаружились уже на младших курсах академии, а в священнический период его служения выдвинули иерея Константина Смирнова в число наиболее талантливых проповедников Петербургской епархии (что будет в свое время особо отмечено митрополитом Антонием (Вадковским) и обер-прокурором Синода К. П. Победоносцевым ). Духовную академию Константин Смирнов успешно окончил в 1887 году со степенью кандидата богословия. Степень была получена за сочинение «Никифор Феотоки и его значение в истории Русской Церкви и духовной литературы». Эта работа, в которой изучались сочинения Никифора Феотоки на греческом языке и привлекались зарубежные исследования, была весьма высоко оценена экстраординарным профессором по кафедре гомилетики Николаем Ивановичем Барсовым , известным духовным писателем и историком, который заключил свой лестный отзыв о диссертации такими словами: «Вообще обширное (500 страниц) сочинение г. Смирнова – труд весьма почтенный, плод самого добросовестного отношения и особенной любви к ученой (в данном случае весьма кропотливой) работе. По интересу содержания оно настолько ценно, что желательно было бы видеть его, после более тщательной обработки, в качестве диссертации магистерской» 7 . Константину Смирнову, окончившему академию пятнадцатым по списку (из 68-ми выпускников), была присуждена степень кандидата богословия с правом защиты магистерской диссертации без новых устных испытаний 6 . Уже в этой кандидатской работе, написанной по кафедре гомилетики, мы видим, как через интерес к искусству проповеди проявилось особое расположение будущего митрополита Кирилла к живому пастырскому слову. Кандидатская работа Константина Смирнова в числе других одиннадцати работ была удостоена почетного отзыва Совета академии 7 . |
| Впервые сделалась известна на греческом языке повесть о крещении русского народа при св. Владимире лишь с первой половины прошлого столетия. Знаменитому бенедиктинскому ученому монаху Анзельму Бандурию, весьма усердно занимавшемуся изучением византийских древностей и на этом поприще составившему себе громкую известность, посчастливилось открыть эту повесть в одной колбертинской рукописи парижской библиотеки 4432), нового, впрочем, письма, т.е. по всей вероятности XVII в. Эта повесть, как теперь обнаруживается, не имевшая в начале около четверти всего рассказа, была им напечатана в его капитальном труде, вышедшем в свет в Венеции в 1721 году под заглавием «Imperium Orientale sive Antiquitates Constantinopolitanae», во втором томе на стр. 62 – 65, а именно в его примечаниях на книгу Константина Порфирородного «De administratione imperii». Отсюда она была перепечатана в известное Боннское издание византийских историков, вышедшие в свет в 1837 под названием: «Corpus Scriptorum historiae Byzantinae» vol. 111, pag. 357, в тех же примечаниях Бандурия на ту же книгу Константина Порфирородного. По вышеупомянутому изданию Бандурия повесть о крещении русского народа при св. Владимире известна и нашим историкам русской гражданской и церковной истории напр., Шлецеру, Карамзину, епископу Филарету, митрополиту Макарию, профессору Е. Голубинскому и др., из коих некоторые (напр., Карамзин, Истор. российск. госуд. изд. 2, СПБ. 1818 г., т. I, стр.212 и прим. 447 стр. 170) придавали ей важное историческое значение. Но наши историки церкви еп. Филарет (Истор. русск. церкв. стр. 15, прим. 39) и проф. Голубинский (Истор. русск. церкв. т. I, полов. I, стр. 116, прим. 1), из коих последний напечатал и русский перевод этой повести (Ibid. стр. 216), не признали за нею никакой научной ценности и назвали сочинительством позднейшего грека. Несмотря на это невысокое мнение наших церковных историков о научном интересе рассматриваемой повести, тем не менее оставалось у них сожаление о том, что это повесть известна в печати без начала. Устранить это сожаление и восполнить недостающее в данной повести и составляет главную задачу небольшой брошюры г. Саккелиона со столь заманчивым ее заглавием: «Точная повесть о том, каким образом крестился русский народ». Издатель открыл эту повесть в одной рукописи XV в. Патмосской библиотеки. Недостающее у Бандурия начало повести по изданию г. Саккелиона читается в переводе так: |
| Все вышеписанное писалось под неблагоприятными делу обстоятельствами почти не перемежавшихся визитов разных знакомых нашего хозяина, узнавших о его возвращении да еше и с гостями. Нужно было показываться и вести беседу обо всем, что могло занимать посетителей. Если бы была охота, в течение четырех-пяти часов можно бы было собрать разного балласта книжного на 10 страниц таких, как эта, но не занимают меня ходячие мелочи жизни, а крупных вопросов не приходилось затрогивать. Было несколько лиц и из местного духовенства, в числе их и „священно- проповедник“ 172 епархиальный, отрекомендованный нам как „бедовый богослов“. На вопрос мой сему последнему, есть ли у него под руками сборники проповедей вроде Кириакодромов, Духовной Трапезы, Духовной Цевницы, Пастырской Свирели и пр., собеседник отвечал, что он читал и будет читать одного Минятия, но собственно, при составлении проповедей, не руководствуется никем, как образцом, а любит быть „самим собою“. Хорошее правило, особенно, когда сам-то есть „сам“... Кстати, вспомнили при этом и об Евгении Булгари 173 , долго жившем и учившем в Янине прежде, чем отправиться просвещать 174 своим Эллинским образованием темную далекую Русь, вместе с его земляком Никифором Феотоки, коего „Кириакодром“, переведенный и изданный в Москве по-гречески, гость имел случай видеть (но, конечно, не читать). За завтраком, естественно, перецеживалось все виденное и слышанное в течение утра. Время было подумать и о вечере. Осведомление мое о часе, в который начинаются Янинские вечерни, потерпело, как говорится, фиаско. На общее обсуждение вдруг вызван был вопрос не поехать-ли нам на Остров? – А дождик-то (тогда накрапывавший)? – Что – дождик? Не затопит же он озера. – На такую неопровержимую правду что было возразить? Немедленно дано было приказание изготовить лодку. Утешился зрелищем ее, наконец, мой спутник мореход. Лодка была настоящая греческая „варка“, а не корыто славянское, приводившее его в отчаяние на озерах Охридском, Преспинском и Касторийском. |
| Когда в 1765 году было издано по благословению Св. Синода известное «Увещание в утверждение истины», содержащее беспорицательные взгляды на старообрядческие особенности, – это дало смелость почина в невозбранении уже церковного употребления старопечатных книг, напр. со стороны епископов воронежских Тихона 2 (Якубовского) в 1772 г. и преемника его Тихона 3 (Малинина) в 1776 г. 13 , – епископа архангельского Вениамина (Краснопевкова-Румовского) «за многие (пред июнем 1786 г.) годы», вероятно, немного спустя по прибытии его на тамошнюю кафедру в 1775 г. 14 , – астраханских архипастырей (епископа Мефодия и архиепископа Антония Румовского) до 1780 г. для Уральского войска, область которого до перечисления в казанскую епархию входила в состав астраханской 15 . – наконец, архиепископа славенского Никифора Феотоки в 1780–81 гг. 16 . Однако высшая духовная власть, не отменяя сделанных распоряжений, принимает их пока только к сведению. Св. Синод, очевидно, далек еще был от склонности ставить у себя вопрос о церковном употреблении отмененных обрядов на юридическую и вообще официальную почву. Но вот к делу привлекаются светские влиятельные лица. Живое участие графа Румянцева, принятое в известных хлопотах инока Никодима из Стародубья и затем вмешательство князя Потемкина в это дело дали сильный толчок к скорому положительному разрешению только что упомянутого вопроса для определенных местностей прямо высочайшей властью. 11 марта 1784 г. уже без повторения того посредства высшего церковного управления, которое не обойдено было в 1763 году при решении вопроса о беспрепятственности соблюдения старообрядства в частной практике верующих, состоялся следующий указ императрицы Екатерины 2 на имя новгородского митрополита Гавриила: «В следствии прошения, поданного от имени жительствующих в Белорусском, Малороссийском и Екатеринославском наместничествах старообрядцев, мы желаем чтобы ваше преосвященство сообщили преосвященным архиепископам могилевскому и славонскому о даче священников старообрядцам, по их прошениям, и о дозволении им службу Божию отправлять по их обрядам, дав знать сим архиереям, что таково есть наше соизволение, покуда общее по представленным от означенных старообрядцев просьбам последует дальнее распоряжение». |
| «По божественной преблагаго и истиннаго Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа блаженной доброте, всегда и повсюду во всем благодетельствующей нам ради своей благости и все желания наши исполняющей, должно и нам настоящим образом разследовать как малое, так и великое благодеяние, не молчать о нем, но обнародовать и проповедывать громче, чтобы божественная благостыня и неизреченное благоутробие Божие более были предметом удивления и возвеличения. Это благоутробие (Божие) не желает смерти грешников, но обращение всегда принимает (Иезек. 18:23). Итак, достойно и нам объяснить и вкратце ( μερικς) рассказать, каким образом безчисленный народ русский узнал истинное благочестие и получил божественную купель и крещение. Во времена неудобоисчислимыя управляли названным народом многие великие начальники, имена которых нет надобности перечислять нам, так как безчисленное множество имен их. Потом, по прошествии многих лет, сделался начальником некто из них по имени Владимир, который весьма значительно превосходил своих славных предшественников благоразумием и разсудительностию. Сей то (муж) про себя часто весьма удивлялся и недоумевал, видя безчисленный и столь великий сей народ, склоняющейся то в ту, то в другую сторону и расположенный за образ мысли и богопочтение к уважению то того, то другого народа, так как одни хвалили и чтили богопочтение евреев, как величайшее и древнее, другие ублажали вероучение персов и изложенное в нем, третьи вероучение сирийцев, а четвертые – мусульман ( τν γαρηνν). И было у всех их великое смятение и распря относительно богопочтения и веры их. Видя и слыша таковой раскол и великое разнообразное смятение того безчисленного народа, сообразительный и многоумный начальник, получивший правление над ними, поражался, недоумевал и не знал, что произойдет от сего. В один из дней, улучивши удобное время, он приглашает к себе мужей, отличающихся благоразумием и опытом, и осведомляется у них: каким образом народ склоняется к весьма многим вероучениям и стольким воззрениям и из них ищет узнать хорошо лучшее, чтобы избрать его? Как только выслушали это, то некоторые из них в ответе начальнику их, великому князю ( μγαν γαν), сказали: «Мы, светлейший и славный начальник и правитель наш, относительно того, кто из всех нас правильно мыслит и лучше прочих почитает (богов), хорошо сказать не умеем, но только то (знаем), что во всей вселенной два места лучше пред всеми остальными: одно называется Римом, другое – Константинополем, посему думаем, что в этих только местах есть истинное и правильное богопочтение». |
| По приглашению архиепископа Славяно-Херсонского Никифора (Феотоки) иером. Гавриил отправился в Полтаву, где в 1782 году ему, как человеку всесторонне образованному, была предоставлен должность учителя греческого языка в Славянской семинарии. В 1783 году его назначили инспектором этой же семинарии и учителем философии. Через год иером. Гавриил снова уехал в Яссы, где в 1784 году митрополитом Гавриилом (Калимах) был возведен в сан архимандрита, а в 1786 году его кандидатура была выдвинута на Романскую епископскую кафедру. Но это предложение не было принято, поэтому в 1787 году архм. Гавриил приехал в Россию. Он обратился к епископу Екатеринославской епархии Амвросию с просьбой предоставить ему (Гавриилу) любую должность в семинарии. 17 января 1788 года, по разрешению Святейшего Синода, епископ Амвросий предоставил архим. Гавриилу должность ректора Екатеринославской семинарии и преподавателя греческого языка. 26 декабря 1791 года архм. Гавриил был хиротонисан в Яссах во епископа Бендерского и Белградского, викария Молдовлахийской митрополии архиепископом Амвросием вместе с другими иерархами. В 1792 году в связи со сложившейся в Молдавии политической обстановкой, когда по заключенному соглашению между Турцией и Россией Молдавия и Валахия должны были подчиняться в церковном отношении Константинопольскому патриарху, целесообразно было иметь во главе Молддовлахийской митрополии человека, хорошо известного и преданного. Таким явился епископ Гавриил (Банулеско). 11 февраля 1792 года он был возведен в сан митрополита Молдо-Валахии. Но это служение продолжалось недолго. 19 июня 1792 года за отказ отречься от молдовлахийской кафедры митрополит Гавриил был арестован и отправлен в Константинополь, где находился под стражей в течение четырех месяцев. Затем, по требованию русского правительства, был освобожден и прибыл в Россию. 10 мая 1793 года митрополит Гавриил был назначен Екатеринославским и Херсоно-Таврическим с местопребыванием в г. Полтаве. В 1798 году, в связи с изменением административного деления и переименованием города Екатеринославля в Новороссийск, екатеринославский митрополит стал именоваться Новороссийским и Днепропетровским с местопребыванием в городе Новомиргороде. |
| Указ предусматривал снижение возрастного ценза лишь для исключительно образованных клириков, уже находящихся в диаконском сане и желающих стать пресвитерами. Феотоки выдержал все положенные экзамены и вопреки существующему указу получил разрешение светских и церковных властей на рукоположение во диакона. 17 сент. 1748 г. в ц. апостолов Иасона и Сосипатра, просветителей о-ва Керкира, Григорием, еп. Дельвинским и Химерским, он был пострижен в монашество с наречением имени в честь свт. Никифора, патриарха К-польского. На следующий день Н. был рукоположен во диакона. Однако 25 июня 1749 г. генеральный смотритель Керкиры М. А. Кавалли, осознав незаконность этого рукоположения, направил протопопу Сакелларию указ о наложении запрета на служение Н. до достижения им 25-летнего возраста. Позже власти пошли на уступки, запрет был снят ранее положенного указом времени, и 11 апр. 1753 г. еп. Григорий Дельвинский в Богородичном храме рукоположил не достигшего 25-летнего возраста Н. во иерея. В 1753 г. по совету духовника Н. продолжил образование в Италии, обучался в Падуанском и Болонском ун-тах математике, основам высшей геометрии, астрономии и экспериментальной физике. Учителями Н. были видные зап. ученые той эпохи В. де Риккати, Л. М. Басси, Э. Дзанотти, Дж. Суцци, Дж. де Полени. Именно на основе знаний, полученных в Италии, Н. позже опубликовал греч. учебник по математике. В 1755 г. Н. вернулся на о-в Керкира и занялся преподаванием, мечтая послужить просвещению греч. народа. Сначала он был домашним учителем, затем устроил у себя в доме небольшую школу для детей. 11 дек. 1757 г. Н. и Иеремия (Каввадия) направили в Совет Керкиры прошение об учреждении бесплатного учебного заведения. Для осуществления этой цели они просили предоставить подходящее здание и назначить школе 2 попечителей из местной знати. В 1758 г. разрешение было получено. Учебная программа керкирской школы, к-рая называлась общей подготовительной, соответствовала лицейской и программе первых лет обучения в иностранных ун-тах, высокий уровень подготовки быстро привлек на о-в Керкира учеников из разных регионов Греции. |
|
|
.jpeg)
