| Прежде всего самый план указанной главы отличается от плана соответствующего трактата Зерникава: Зерникав, приведя определение III вселенского собора (рр. 460–461): 1) сначала доказывает, что в этом определении разумеется не просто никейский символ, но никейский символ, дополненный на константинопольском соборе (рр. 461–463); 2) говорит о поводе к составлению данного соборного определения (рр. 463–464) и 3) наконец, многочисленными свидетельствами отцов и соборов доказывает, что по смыслу данного определения, запрещается прибавлять к символу даже истинное учение (рр. 464–480); Феофан же, выяснив сначала «status quaestionis» (§ 319), затем 1) излагает самое соборное определение и указывает на повторение последнего позднейшими соборами и отцами (§ 320), 2) выясняетя предмет определения и смысл оного (§ 321) и 3) наконец, опровергает возражения, делаемые латинянами по поводу обсуждаемого предмета (§ 322). Очевидно, план Феофана несколько полнее плана Зерникава: у Зерникава вовсе нет последнего члена Феофанова плана. Влияние Зерникава сказалось только в двух параграфах: 320 и 321. Находящееся в начале § 320 указание на повод к составлению данного определения ефесского собора (появление несторианского символа) делается у Зерникава на стр. 463–464, причем это самое определение буквально сходно и в том же самом объеме приводится у Зерникава на стр. 460; у Зерникава находится и Феофаново указание на повторение данного соборного определения V и VI вселенскими соборами (Zoern. p. 461) и затем константинопольскм собором 879 года, по делу восстановления патриарха Фотия на кафедре (Zoern. p. 475); оба богослова также приводят места из творений св. Кирилла александрийского «nullo modo patimur» (theoph. num. 2 и Zoern. p. 464), из папы Агафона «quae regulariter» (Theoph. num. 3 и Zoern. pp. 468–469) и из исповедания веры императора Юстиниана «qui in Epheso prius collecti sunt» (Theoph. num. 5 и Zoern. p. 463), в каковых местах говорится о неизменяемости символа; наконец, оба богослова указывают на Павлина аквилейского, учившего, что текст символа всегда должен быть сохраняем в неповрежденности (Theoph. |
| И по своим догматическим убеждениям, как они выражены были ими позднее, эти люди наиболее были способны составить из себя ядро оппозиции никейскому собору, соединить около себя недовольных никейским символом простых и необразованных епископов. Группу евсевиан нельзя было назвать ни арианской, в смысле Ария, ни православной в духе Афанасия; первоначальное арианство она отвергала более энергично, чем единосущие; первое она открыто осуждала, второе же считала подозрительным и избегала его. В учении о Сыне Божием ее характерной чертой было отсутствие определенности; своего терминологического отличия, которое выделяло бы ее от других догматических партий, как, напр., выделял никейцев термин «единосущный», она не имела; она излагала свою веру в широких безцветных терминах, большою частью заимствованных из традиционного до-никейского богословского языка и допускавших различное толкование. Для начальной эпохи после – никейских движений характерным для этой партии документом может служит известное нам исповедание, предоставленное Арием, в котором о Сыне Божием сказано было только то, что Он есть прежде веков рожденное от Отца Бог-Слово. Эта широта и догматическая бесцветность евсевианской группы давала им право надеяться на поддержку консервативно настроенных епископов; ведь она, в сущности, стояла на той же почве до-никейского богословия, охранить которую от никейского нововведения хотели эти консерваторы. И эти расчеты оправдывались. На соборах, состоявшихся на Востоке против никейцев и никейского вероопределения, мы везде на первом плане видим евсевиан, но за ними повсюду скрывается масса епископов, которые никогда не были повинны ни в каких связях с арианством, которые примкнули к евсевианам с единственной и почтенной в существе дела целью отстоять неприкосновенность преданной веры. – Таким образом, с прибытием на Восток сосланных за арианство епископов, начавшаяся здесь еще ранее того оппозиция никейскому символу получила свою внешнюю организацию. Если ранее протест против единосущия высказывался лишь в частных беседах и посланиях отдельных епископов и не выходил из области теоретических словопрений, то теперь все недовольные никейским символом элементы объединились под руководством евсевиан и составили крупную силу, которая могла уже вступить в более деятельную борьбу с никейцами. |
| Но этот субординационизм был не арианский» 9 . Партию омиусиан он считает здесь «правым центром» арианствующих 10 , в смысле очевидно только антианикейцев, но вождя этой партии Василия анкирского считает «одним из достойнейших лиц своего времени, серьёзным богословом», который «если и расходился с Афанасием, то только – в подробностях» 11 . Писавший под руководством В.В. Болотова В. Н. Самуилов 12 прямо не признаёт омиусиан арианами, и в этом же смысле высказался в 1891 году и сам В.В. Болотов в своей вызванной книгой Самуилова статье: «Либерий, епископ римский и сирмейские соборы» 13 . «Василий Анкирский, – пишет он здесь, – не был арианин» 14 . Это был один из тех православных того времени, которым в никейском символе предложено было больше света и разумения, чем сколько они могли воспринять. Человек, прошедший старую школу богословского образования, в основе которого лежали труды Оригена и его последователей, Василий вместе с достоинствами этой догматической системы (а в ряду их первым нужно поставить то, что она была стихийно православна, от арианства разнилась в самом своём корне, в своей заветной тенденции) усвоил и её недостатки: её упорный субординатизм, часто ошибочный по тону, но высокий по цели (поскольку он хотел быть логической равнодействующей, синтезом обеих основных истин христианства: веры в единого личного Бога и веры во Христа, истинного Бога), и её невыдержанную терминологию». В том же смысле высказывается и проф. А.А. Спасский в своём обширном труде: «История догматических движений в эпоху вселенских соборов, т. I. Тринитарный вопрос. Сергиев Посад 1906 г. 15 Медаль имеет, однако, и оборотную сторону. Если теперь антиникейская реакция уже не представляет собой загадки, то – наоборот, для большинства современных историков стало как будто не вполне ясно то, что казалось вполне понятным и естественным старинным учением, стало непонятно самое торжество православия над арианством на никейском соборе. Если в 330–361 гг. большинство на востоке составляли епископы-оригенисты, подозрительно относившиеся к никейскому символу с его κ τς οσας и μοοσιον и соглашавшиеся принять в общение самого Ария и его сообщников, то как объяснить тот факт, что в 325 году учение Ария подверглось почти единогласному осуждению, и никейский символ подписан был в конце концов даже и такими решительными сторонниками Ария, как оба Евсевия, Феогний Никейский, Марий Халкидонский, Феодот Лаодикийский, Наркисс Веронский, Патрофил Скифопольский? Ответ на этот вопрос пытался дать уже сам Цан, и его взгляд в существе дела разделяют и Гарнак, и большинство других историков. |
| Разрозненные защитники никейского учения лишены были возможности действовать, а иные из них и не выдерживали до конца тягостной ссылки и своим падением смущали совесть остальных верных. Все главные кафедры заняты были ставленниками ариан, и в Александрии верные христиане подвергались преследованию со стороны нового епископа – арианина. Но все время преследуемый и все время убегающий, великий поборник никейской веры не переставал быть душой движения против торжествующей ереси. Достаточно бросить взгляд на список произведений и их даты, чтобы видеть, какая часть их написана во время вынужденного пребывания в пустыне. Он опровергал учение ариан, раскрывал незаконность их действий, ободрял православных и утверждал в них истинное разумение веры. Для ободрения своей паствы он даже лично являлся несколько раз в Александрию, испытывая все неудобства тайного пребывания в ней и подвергая опасности свою жизнь. Между тем внешняя победа арианства открыла возможность выясниться внутренней его слабости. Устранив св. Афанасия, строгие ариане стали более открыто высказывать свое учение, и тогда обнаружилось, что восточные епископы только по недоразумению стояли под руководством врагов-ариан. Большинство восточных епископов, с Василием Анкирским во главе, восстало против арианства на защиту учения об истинном божестве Сына Божия, утверждая, что Он «по всему» и «по существу» подобен Отцу (δμοιος κατ πντα, κατ» οσαν, μοιοσιος). Среди самого арианства произошло разделение на умеренных – омиев, пользовавшихся влиянием при дворе, и строгих – аномиев. Предпринятая попытка общего соглашения на почве омийства на соборах Ариминском и Селевкийском (359 г.) окончилась неудачей: на Западе явно обнаружилось настроение в пользу Никейского символа, а на Востоке – в пользу омиусианства, и вынужденная на обоих соборах подпись омийской формулы и низложение затем главнейших омиусиан и аномиев не прекратили раздоров. Св. Афанасий верно оценил действительное значение этих разногласий и в сочинении «О соборах, бывших в Аримине Италийском и Селевкии Исаврийской» определенно высказал, что омиусиане защищают собственно Никейское исповедание, не согласны с ним только в термине ομοοσιος, но недалеки и от принятия последнего. |
| 1509 Но аутентичность фрагмента «Панария» оспаривается, и никто никогда не говорил, что халкидонские отцы были обмануты, приняв поддельную формулу. Когда символ был зачитан на первой сессии собора, большинство делегатов, очевидно, никогда не слышали о нем, но в результате некоей непреодолимой силы они побороли сомнения и признали его аутентичность. 1510 Тем не менее, среди уважаемых ученых есть некоторые, которые держатся мнения, что константинопольские отцы действительно сложили новый символ. 1511 Но если их позиция заключается в том, чтобы бросить вызов сложившейся теории, они так и не смогли объяснить, что же конкретно сделали отцы I Константинопольского собора с текстом уже существовавшего символа. Адекватный подход к вопросу, вероятно, находится посередине (via media), как сказал Дж. Келли. 1512 Название «символ 318 отцов» может весьма гибко применяться не только к никейскому символу в чистом виде, но также и к различным формулам явно никейским по вере, но не совсем идентичным по тексту. Таким образом, Халкидон называет оба символа «той же самой верой». 1513 Когда 1-е правило Константинопольского собора говорит нам, что отцы подтвердили никейскую веру, это, скорее всего, означает, что они подтвердили версию символа, позже представленную в Халкидоне. Исторические источники не дают особого упоминания об этом, потому что такое деяние не было сложением нового символа. Поэтому отцы в Халкидоне проявили изначальную сдержанность к символу, представленному в качестве символа I Константинопольского собора. Это можно объяснить «чрезвычайно сомнительным статусом собора 381 г. в глазах многих епископов». 1514 В любом случае, для наших целей достаточно знать, что в обиходе существовали многочисленные символы, и одобренный в Халкидоне текст был тем, который господствует с V в. и со временем оказался в литургии. Введение Символа веры в литургию Как некогда заметил Эдмунд Бишоп, «введение символа в литургию погружено во мрак». 1515 История, по-видимому, восходит к монофизитам конца V в. Фрагмент «Церковной истории» Феодора Чтеца (ок. 528 г.) утверждает, что Петр Суконщик ввел в Антиохии (ок. 489 г.) произнесение символа на каждом общественном богослужении. 1516 Но из-за того, что данный фрагмент считается интерполяцией 1517 – что не делает событие небывшим, однако 1518 – и нашего сомнения, что «кафолический гимн» Псевдо-Дионисия означает Символ веры , 1519 древнейшим несомненным упоминанием символа на литургии является иной пассаж «Истории» Феодора, который сообщает, что патриарх Тимофей Константинопольский (511518 гг.) ввел Никейский символ в евхаристию Великой Церкви: Тимофей указал, чтобы символ веры 318-ти отцов произносился на каждом синаксисе для умаления Македония, который не принимал символа. Прежде он читался только раз в год в Великую пятницу во время наставления епископом оглашенных. 1520 |
| Видите, как много истин предлагает нам Символ веры , составленный на двух первых вселенских соборах, Никейском и Константинопольском. В нем говорится – о Боге едином, в трех Лицах покланяемом, о Боге Отце, Творце неба и земли и Промыслителе всех тварей, о Боге Сыне, Иисусе Христе, о Его вочеловечении, страданиях и крестной смерти, подъятых для нашего спасения, о Его воскресении из мертвых и вознесении на небо, о втором Его пришествии на землю во славе, для совершения последнего суда; о Боге Духе Святом, о Церкви Христовой и спасительных таинствах, о воскресении мертвых и будущей вечной жизни. Надобно, братия, всем вам знать наизусть изложенный Символ веры , и для того, чтобы удобнее могли вы слушать предлагаемые поучения, в которых будем раскрывать каждый член Символа порознь. Если будете знать Символ веры , то много облегчится для вас уразумение поучений, и легче будет вам удержать в памяти объяснение каждого члена Символа. Слушая внимательно изъяснение Символа, старайтесь, братия, удерживать в памяти, что будете слышать, и повторяйте слышанное с благоговейным размышлением; беседуйте об истинах спасительной веры в домах ваших, когда возвратитесь из храма; передавайте вашим детям, что можете. Но вот чего надобно при этом остерегаться: чтобы вам самим чрез вымысел не прибавлять к слышанным объяснениям чего-нибудь такого, что не согласно с учением истины. Старайтесь вспоминать учение веры и повторять в домашних беседах точно так, как слышали вы, или будете слышать в храме. О сих истинах веры (или догматах) опасно умствовать: они выше человеческого разума, и познаются только чрез веру, потому что они не человеческим разумом познаны, а Богом открыты нам в Его Божественном слове. Аминь. Читать далее Источник: О православной вере : поучения, предложенные по порядку пространного катехизиса Православной Церкви/Евсевия, архиепископа Могилевского. - 3-е изд, в 2 кн. – С.-Петербург : Тип. Д-та Уделов, 1877./Кн. 1. – VI, 442, с. Вам может быть интересно: Поделиться ссылкой на выделенное |
| как святого практически исключила проблему арианства императора. Большинство хронистов, агиографов и др. писателей средневековья обходили этот вопрос молчанием либо под влиянием церковных историков V в. воспроизводили «теорию обмана» ( Theoph. Chron. P. 29-33; Georg. Mon. Chron. P. 509-516, 533-535; Cedrenus G. Comp. hist. Vol. 1. P. 499-519; Niceph. Callist. Hist. eccl. VIII 45//PG. 146. Col. 176-181). Церковная историография XIX-XX вв. в основном сосредоточилась на анализе хода богословских споров, которые, как правило, стали определяющими в изучении истории христианства. С этой т. зр. главным содержанием последних лет правления К. была скрытая борьба ариан против никейцев, т. е. в видоизмененной форме воспроизводилась «теория обмана» ( Болотов. Лекции. Т. 4. С. 43-52; Спасский. 1914. С. 273-290). А. В. Карташёв писал о разочаровании К. в результатах Никейского Собора, в том, что с его помощью можно было достичь общего согласия, а также вновь о лукавом влиянии на императора сторонников арианства, которых он в духе своего времени назвал оппортунистами ( Карташев. Соборы. С. 40-44). Начало преодоления «теории обмана» и выработки новых объяснений было положено Буркхардтом, к-рый впервые указал на некое «равнодушие» К. к богословским вопросам и на преобладание политических мотивов в решениях императора по делам Церкви ( Burckhardt. 1880. S. 291-297). Дальнейшее развитие историографии в этом вопросе было в значительной мере сосредоточено на обсуждении этой замеченной отстраненности К., а также на попытках ее объяснения различными аргументами - от реконструкции особенностей психологического портрета К. до поиска политических причин. А. Х. М. Джонс показал, что как таковой Символ веры для К. никогда не имел первостепенного значения, но служил лишь инструментом объединения Церкви. Кроме того, политика К. после 325 г. не касалась пересмотра Никейского Символа веры напрямую, а различные мнения церковных иерархов по этому поводу императора мало интересовали до тех пор, пока они готовы были формально подтверждать его истинность ( Jones A. |
| Но когда дошел до исповедания веры в Иисуса Христа, Сына Божия, то произошло неожиданное: память его не устояла пред сложными никейскими богословскими терминами, которые он до конца не постиг даже на уроках патрологии в семинарии: – Единороднаго, единосущна… Он вошел в штопор, точнее – в ступор, и замолчал. Щеки его запылали, но все внутренности заледенели от ужаса. Видимо, поняв его состояние, страж порядка, чуть помолчав, снисходительно сказал: – Тогда прочтите «Отче наш». « Отче наш », конечно, отец Виталий знал наизусть. Но тут произошло что-то совершенно страшное и фантастическое: он смог произнести только «Отче наш, Иже еси» – и остановился, цепенея от стыда, беспомощности и страха. В голове замелькало: «Всё. Не поверит. Отберет, да еще и надсмеется. Как я дальше служить буду? На чем по настоятельским делам ездить?» Чеканно, благоговейно, как воинскую присягу, милиционер прочел Символ веры – от начала до конца И вдруг произошло чудо. Строгий милиционер сказал: «Ладно». Он снял фуражку, под которой обнаружились коротко подстриженные, с проседью волосы, и чеканно, благоговейно, как воинскую присягу, прочел весь Символ веры от начала до конца. Засвидетельствовав свое чаяние жизни будущаго века, он слегка улыбнулся и отдал отцу Виталию права, добавив весомо, емко, зримо: – Езжайте и не нарушайте. Правила дорожного движения кровью записаны. Как святые каноны. На мгновение за лицом строгого милиционера отец Виталий увидел светлый лик Христа, как бы говорящего: «Иди. И не греши!» скрыть способы оплаты Смотри также Комментарии Андрей 19 января 2017, 16:34 Мне бы такие ГАИшники попадались, эхххх)))))) Инна 19 октября 2016, 09:47 Очень и очень, потеплело на сердце! Спаси Господи!!! Ксения 16 октября 2016, 15:05 Потрясающе..! Ирина 23 сентября 2016, 00:27 Спасибо, за рассказ. Я сама была в такой ситуации, когда о. Петр попросил прочитать Символ Веры при собравшихся,я растерялась и сбилась. Хотя никогда не думала. Что со мной так сможет случиться. Владимир Астраков 16 сентября 2016, 10:39 |
| Приложение к каждой, книге, как известно, отличается сравнительною подвижностью и без вреда для целого претерпевает разные метаморфозы, в особенности в рукописях (а сочинение «Якорь» до изобретения книгопечатания, конечно, оставалось манускриптом). Итак я утверждаю, что II вселенский собор не только не знал символа Епифаниева, но и не мог знать, потому что он не мог нигде читать своего собственного символа, ранее его составления, а в «Якоре» тогда (в 381 году) еще не находилось этого символа, хотя бы это сочинение уже и существовало на свете в это время. Если бы немцы могли читать эти строки, как бы они иронически стали улыбаться и пренебрежительно пожимать плечами, но что же? Такова наша участь! Объявляя символ Епифаниев позднейшей вставкой в «Якоре», появившейся может быть чрез несколько десятков лет после написания данного сочинения, мы не говорим какой нибудь неожиданной новости, выдуманной нами только вчера. Что рассматриваемый символ есть не более, как позднейшая вставка в «Якоре», в пользу этого предположения слышались голоса и ранее настоящего времени. Познакомимся с этими голосами. Но для большей ясности последующей речи напомним читателю, что в «Якоре» сподряд, но с некоторыми прелюдиями помещены: 1) тот символ, о котором мы ведем речь, и который мы называли и будем называть Епифаниевым и 2) другой символ (сколько знаем, никогда и нигде не входивший в церковную практику и довольно нескладный) – пространный, который в отличие от первого будем называть: «более длинный», как именуют его немцы. Читатель далее увидит любопытное явление: ученейшие немцы будут хранить упорное, но величественное молчание, а подавать голоса станут мелкотравчатые писатели (с точки зрения немцев), принадлежащие к отсталым (непротестантским) нациям. Но к делу. Римский профессор Винчензи (Vincensi), ученый писатель не из последних, с своей стороны, приводя ряд доказательств в ту пользу, что т. н. символ Епифаниев есть прибавка, сделанная позднее Константинопольского собора, но не самим Епифанием, говорил: 1) «На каком основании Епифаний мог назвать этот символ Никейским (см. |
| апостолов, и в церкви святым градом предписана от всех вместе собиравшихся в нем св. епископов числом свыше 310-ти». Здесь несомненно какая-то путаница. Но в этой путанице обращают на себя внимание два пункта: упоминание о апостолах и св. граде, а так как эти обе черты приличествуют Иерусалиму, то отсюда пожалуй можно заключать, что символ Епифаниев имел какое-то отношение к Иерусалиму, а следовательно, возможное дело, и к символу Иерусалимскому. Вот что могло бы служить поводом смотреть на символ Иерусалимский, как на подготовительную ступень к Епифаниеву, а чрез него и к Константинопольскому. Но оставляя в стороне заметку о апостолах, как очень нерешительную и неясную, должно сказать, что здесь под «св. городом» разумеется не Иерусалим, который в IV веке, при торжественных случаях назывался Элиею (7 прав. I всел. собора), а Никея, которая сделалась в глазах православных как бы священным городом, благодаря великой славе I вселенского собора, как то видно из заключительных слов вышеприведенной тирады из «Якоря». (Разумеем, упоминание о 318 отцах I вселенского собора). Вот внешние побуждения, могущие заставлять исследователя Константинопольского символа приплетать к своему делу символ Иерусалимский. Как они не серьезны и даже ничтожны – очевидно для всякого. Пожелаем, чтобы такой же жребий выпал и на долю т. н. Епифаниева символа. Мы желаем, чтобы не оставалось никаких посредствующих звеньев между Никейским и Константинопольским символами; чтобы последний преемствовал первому не только но духу учения, по и по времени появления, и чтобы утвердилась мысль по крайней мере в нашей науке, что Константинопольский символ возник из Никейского, как Минерва из головы Юпитера. Но возможное ли это дело? Протестантские ученые скажут: «сообразите – Константинопольский символ, пусть будет по вашему, обнародован и утвержден в 381 году, а «Якорь», где находится Епифаниев символ, появился в свет в 374 году». Сообразить, пожалуй, это и можно, заметим мы, но не стоить. На чем основывается уверение, что «Якорь» по своему происхождение относится к 374 году? На следующих словах указанного сочинения Епифания (§ 120): «так как в наше время возникли некоторые иные одни после других ереси, т. |
|
|
