| Колокольня, поставленная отдельно на западной оси храма, это серия цилиндрических объемов, поставленных на квадратное в плане основание с приставленными с востока и запада экседрами, завершенными полукуполами. Поверхность стен основания обработана крупным рустом, имитирующим кладку из квадров, в завершении средней части основания выделяются пологие треугольные фронтоны. С этой подчеркнуто «античной» частью контрастируют гладкие поверхности двух цилиндров и завершающего восьмигранного фонарика. По своей тонкой и тщательно разработанной отделке и по пропорциональному строю арпачёвская колокольня – одна из лучших усадебных колоколен конца XVIII в. Истоки такой необычной композиции следует, вероятно, искать не в надгробных памятниках римлян и не в эллинистических мавзолеях (хотя эти образцы и были использованы при проектировании колоколен, но в случае с квадратными ярусами, завершенными восьмигранным «храмиком»), а в маяках античного Средиземноморья (и прежде всего – Фаросском маяке в Александрии, в котором видим ту же композицию). В обширном «ассортименте» колоколен неоклассицизма винкельмановского толка подобные «маяки христианства» вполне объяснимы как с точки зрения переноса смысла (маяк – свет – колокольня несущего свет храма), так и с точки зрения значимости античного образца. К этому же типу можно отнести колокольни усадебных храмов в Никольском-Гагарине и Поджигородове. Проект очень похожей колокольни видел А. Бенуа в собрании чертежей в итальянской Швейцарии. Из сходства колокольни на чертеже, приписываемом Томазо Адамини, и колокольни в Арпачёве родилась гипотеза о заимствовании Адамини проекта Львова. Со своей стороны мы предлагаем общий источник и для чертежа Адамини, и для колокольни Львова: пока не выявленные колокольни Италии, ориентированные на античные маяки как на образцы, или, возможно, какой-то рисунок-реконструкцию античного маяка. Источник: сайт Православные Храмы Тверской Земли Каменная церковь Казанской иконы Божией Матери возведена по проекту известного архитектора Николая Львова в 1783-1791 годах вместо прежней одноименной обветшалой деревянной обители на средства прихожан и благодетелей. Однокупольная храмовая композиция в стиле классицизма с полуциркульной алтарной апсидой и отдельно стоящей столпообразной колокольней напоминает уменьшенную копию собора Бориса и Глеба Торжского монастыря. Шестиколонные портики тосканского ордера, увенчанные треугольным фронтоном, придают храму особую торжественность и строгость. Внутренний интерьер Казанской церкви расписан выдающимся художником Владимиром Боровиковским, другом Львова. Закрыта и разграблена во времена советской власти. Верующим помещения переданы в 1989 году, тогда же и зарегистрирован приход. В 2005 году на средства местного жителя Георгия Федоровича Шапошникова профессиональными реставраторами восстановлен внешний облик строения. |
| Итак, служебная карьера архимандрита складывалась благоприятно, Феофан вполне мог рассчитывать на архиерейскую кафедру. Но в 1850 году его вдруг из Москвы переводят сначала в один провинциальный монастырь, потом в другой, где вскоре он и скончался. Что явилось причиной этой, по сути, ссылки Статьи в ЖМП ответа не дают. Попробуем разобраться. Выясняется следующее: причиной оказались две крупные неприятности по службе, о чем упомянуто в ряде дореволюционных изданий. Первая была вызвана столкновением Феофана с весьма влиятельным директором Придворной певческой капеллы генерал-майором Алексеем Федоровичем Львовым 12 . Оба они, как сообщает А.Благовещенский в Истории Казанской Духовной Семинарии..., якобы состояли в Комитете для устройства церковного пения, куда Феофана назначили после избрания Филарета митрополитом. Однако биограф архимандрита протоиерей А.В.Смирнов пишет: В переданном (Благовещенским. – Авт.) рассказе есть только отдаленный намек на истинные факты. Бесспорно, что архим. Феофан не особенно сочувствовал церковно-композиторской деятельности Алексея Феодоровича Львова. Как известно, последний задумал ввести однообразие в существующие церковные напевы и с этою целью издал круг богослужебного пения, который он хотел сделать обязательным для всех церквей России. Чтобы достигнуть возможно быстрого распространения своих гармонизаций, он, с дозволения Государя Николая Павловича, вызвал из разных епархий в придворную капеллу 28 регентов, которые, изучив переложения Львова, должны были сделаться первыми их распространителями; вместе с ними обучались в капелле и полковые регента 13 . Так как Феофан и сам занимался переложением обиходных мелодий, то он, естественно, видел в лице Львова конкурента, хотя и не мог похвалиться тем, что вернее знал и понимал церковную музыку 14 . После издания своего канона Львов испросил у Государя командировку в Москву для переложения на ноты древних напевов, употреблявшихся в Симоновом, Донском монастырях и в Успенском соборе, каковое обстоятельство должно было особенно задеть настоятеля Донского монастыря. Возможно, последний и позволил себе неодобрительно отозваться о церковно-музыкальных трудах А.Ф.Львова, однако формального столкновения между ними не случилось. Благовещенский ошибается, указывая, что оба состояли членами Комитета для устройства церковного пения. В Москве действительно существовал учрежденный митрополитом Филаретом Комитет, но не для устройства церковного пения, а для испытания новоперелагаемого церковного пения, куда архимандрита Феофана почему-то не включили. |
| Мероприятия Львова в области обучения регентскому делу привели к тому, что капелла на долгое время (почти до 1905 г. – до четвертого периода второй эпохи) оставалась единственной школой-рассадником теоретических и практических знаний регента того или иного разряда нельзя было занимать должность регента. Программа, и самая организация, и постановка дела образования регентов в течение долгих лет существования регентских классов капеллы менялись согласно возраставшим требованиям, предъявленным регентам церковных хоров. Обиход Львова-Бахметева. Вызванные им в Москве недоразумения . Наряду с введением обязательного обучения регентскому делу присылаемых с этой целью в капеллу певчих и регентов из разных полков и концов России, самым крупным и судьбоносным для хорового церковного пения во всей России мероприятием Львова было составление и издание «Обихода простого церковного пения, при Высочайшем Дворе употребляемого». Это издание было сделано по велению государя Николая I в 1848 г. Вторым делом, тоже по желанию Николая I, было предложение большой части напевов, содержащихся в синодальных богослужебных книгах с квадратной нотацией0 для одного голоса – на четырехголосный смешанный хор. Как было сказано в предыдущей главе, еще в директорство Ф.П. Львова капеллой был издан круг церковного пения, употребляемого в придворных церквах. Но издание это, выпущенное в 1830 г., было сделано только для двух голосов: для голоса, ведущего мелодию, и для баса. Прочие голоса не были написаны, но исполнялись на слух, по памяти, по традиции. Такое издание не удовлетворяло хоровым потребностям других хоров: открывалась возможность различного ведения сопровождающих основной напев голосов, дополняющих намеченные нотированными голосами аккорды. Государь Николай I считал, по-видимому, высшим авторитетом в церковно-певческом деле не церковные власти, а свою капеллу, и желал уравнять с ее напевом церковное пение во всей России. То, что в капелле напевы, не урегулированные прежде нотной записью и равняющиеся по упрощенному, схематизированному порядку богослужений в придворных храмах, сами измерились, упростились и перестали следовать предписаниям церковного устава, государю, по-видимому, не приходило в голову. |
| В 1836 г. А.Ф. Львов был произведен в полковники, а 14 декабря 1836 г. скончался его отец, директор Придворной Певческой капеллы Ф.П. Львов. И уже 2 января 1837 г. государь Николай I возложил на А.Ф. Львова обязанности директора Придворной певческой капеллы. Утвержден же в этой должности Львов был лишь через 12 лет, в 1849 г., уже в чине генерал-майора свиты его величества. Львов вообще был близок к царской семье, принимал живое участие в домашних концертах, устраивавшихся в тесном кругу царской семьи, двавл уроки пения одной из великих княжон. Государь иногда посещал Львова на дому и был крестным отцом детей Львова. По-видимому, до своего назначения в капеллу Львов занимался только светской музыкой; им были написаны и опера – но они большого успеха не имели, так как Львов в этой области музыкального творчества не решался отойти от подражания итальянцам, мощно царившим тогда в музыкальном мире России. Уже исполняя должность директора капеллы, известный как автор русского гимна, Львов взял в 1840 г. отпуск и стал брать уроки у композитора Спонтини, чтобы пополнить и усовершенствовать свои знания композиторской техники. Нужно признать, что выбор Николая I при назначении Львова директором капеллы оказался вполне удачным. А.Ф. Львов был отличный музыкант, практик и теоретик, создатель величественного гимна, известный и за границей виртуоз и композитор. К тому же он был свой, русский православный человек. Как офицер свиты он был близко знаком императору Николаю I и, кроме того, успел себя прекрасно зарекомендовать с административной стороны. Значительный чин, приближенность к царской семье и международная музыкальная известность создавали новому директору Придворной певческой капеллы нужный для проведения во всероссийском масштабе реформы церковного пения авторитет, еще усиленный последовавшим вскоре после назначения и.д. директора капеллы производством в генерал-майоры и награждением его высокими степенями некоторых орденов. А положение директора Придворной певческой капеллы создавало Львову ореол всесильного законодателя хорового церковного пения, по памяти о покойном Д.С. Бортнянском. |
| Несмотря на это, Алексей Федорович Львов принял меня с искренним радушием, и мы решились идти рука об руку на нашем новом поприще. Мы с Львовым видались часто; в течение зимы, в начале 1837 г., иногда приглашал он к себе Нестора Кукольника и Брюлова и угощал нас дружески. Не говорю о музыке (он иногда играл превосходно Моцарта и Гайдна; у него же слышал я трио для 3 скрипок Баха). Но он, желая привязать художников к себе, не жалел и заветной бутылки какого-нибудь редкого вина». Глинка неоднократно упоминает в своих записках об А. Ф. Львове с самым теплым чувством, как о даровитом и сведущем композиторе и хорошем человеке. Так же отзываются об А. Ф. Львове все близко знакомые с его композициями, сочинениями о нашем церковном пении и с его многолетней деятельностью по управлению придворной Певческой каппелою, которую он довел до совершенства. Композиторский талант Львова и его музыкальные познание высоко ценились Берлиозом и Листом, а заслуги Львова для нашего церковного пения признаны всеми, понимающими дело и, между прочим, таким авторитетным и ученым знатоком, древнецерковных напевов, как протоиерей Д. В. Разумовский. Граф Д. Н. Толстой, близко знавший А. Ф. Львова, отзывался о нем с чувством глубочайшего уважения к его характеру, таланту и заслугам (см. «Русский Архив», 1871 г., 1306 - 1311). В «Московских Ведомостях» за 1897 год напечатан интересный очерк г. Шелонского, составленный по запискам графини Толстой, под заглавием «Вечер в царской семье 17-го июля 1837 года». В этом очерке рассказывается при каких обстоятельствах написана А. Ф. Львовым музыка Народного гимна. «С самой зимы 1837 года Алексей Федорович Львов находился в нервно-возбужденном настроении духа, которое к лету дошло до болезни: ежедневно видя Государя Николая Павловича, он тщетно старался угадать по выражению Его лица ответ, которого ожидал со страстным и понятным нетерпением. Еще в марте месяце Львов написал музыку для «Отче наш». Государь, прослушав молитву на репетиции Придворной капеллы, не сделал никакого замечания, но Великим постом, накануне принятия Св. Таин, неожиданно позвал Львова и сказал ему: |
| Во-вторых, в организации обучению регентскому делу способных певчих на базе Капеллы. Административная деятельность А.Ф. Львова на посту директора Капеллы оценивается неоднозначно. С одной стороны, строжайшая цензура не могла стимулировать создания новых духовно-музыкальных сочинений, написанных вне вкусовой ориентации Львова, которому покровительствовал сам император. С другой стороны, по словам И. Гарднера, «в описываемое время меры принятые Львовым хотя и были крайне стеснительны для регентов и церковных хоров, были необходимы и благодетельны. Эти меры вели к прекращению того стилистического произвола, который царил в русском хоровом церковном пении, они внедряли в русских церковно-хоровых деятелях сознание, что в богослужебном пении, особенно в гласовом, нет места любительщине, а есть определенные правила, требуется систематическое и добросовестное исполнение богослужебно-певческих обязанностей, для чего нужны специальная подготовка и контроль свыше» 346]. Таким образом административная сфера деятельности А. Львова в какой-то степени способствовала сохранению традиций русского богослужебного пения, как они понимались в эпоху господства многоголосия. Эталоном «правильности» церковного пения стал составленный А. Львовым по повелению Государя Николая I в 1848 г. «Обиход простого церковного пения при Высочайшем Дворе употребляемою». Сюда вошли песнопения суточного круга богослужения (Всенощной Литургии), а также годового круга (Песнопения двунадесятых праздников). В музыкальном плане Обиход представлял собой четырехголосную гармонизацию так называемого «придворного напева», который представлял некое смешение сокращенных версий киевского и греческого роспевов. Подобные версии роспевов (или малые роспевы) сложились, по мнению. В. Мартынова, в результате разрушения богослужебного пения как единой целостной системы, а также в результате появления многоголосного мышления, которое стало подчинять законам гармонии монодические принципы древних мелодий 159–160]. Характер гармонизации придворного напева в общем целом стал типичным для сочинений петербургской школы Вот ее признаки: |
| 55, это показано под летом 6797. Этот собор по Лет. Львова II. 59 и Никон. сп. III. 89, подписан, т.е. украшен стенописью 1292 (6800) года. В 1300 (6808) году Андрей с митрополитом Максимом и ростовским архиереем 29 июня посвятил в нижегородском Софийском соборе новогородского архиепископа Феоктиста, как об этом повествуется в Соф. Врем. I. 292, Новгор. Синодальн. Лет. 162, Новгор. Лет. попа Ивана стр. 568. По летописям: изданный 1775 г. II. 72, Никон. списк. III. 93, Андрей 1294 (6802) г. ноября 8 венчал в тверском соборе Спаса тверского князя Михаила Ярославича. 1293 года посланный великим князем Димитрием Александровичем в Торжок, примирил его с князем Андреем городецким, как об этом повествуется в Новогородской лет. попа Ивана, стр. 565. В житии св. Петра, митрополита Московского , помещенном в I степенной книге, описывается клеветническое восстание Андрея на святителя 48 . Там он назван легкий умом, а у Карамзина в Истор. Росс. Госуд. IV. стр. 118 – легкомысленным и гордым. В Лет. Львова II. 72, под летом 1315 (6823) сказано: «тое же весны Андрей, епископ тверской, остави епископию и поставлен бысть епископ Варсонофий». То же под тем же годом в Продолж. Нестор. стр. 61, Воскресенск. II. 272, Никон. списка III. 110. В последней прибавлено: «остави епископию, вниде в монастырь». Но летоп. Никон. списка III. 125, «Ануфрей, будучи на покое, 1321 года ходил в Переславль и там великого князя Георгия Даниловича помирил с Тверским государем». Летописи: Львова II. 81, Воскресенск. II. 297 и Карамзин в Истории Рос. Госуд. IV, прим. 247, 280, стр. 119, – это приписывают не Андрею, а Варсонофию. В лета 1323 (6831) преставился Андрей в своем монастыре на Шеши у св. Богородицы, на другой день Варсонофий отпел его в Спасском соборе и положил в местной церкви Введения, как повествует об этом Летоп. Никон. списка III. 127. Митрополит Евгений во 2-м издании Истор. Росс. Иер., стр. 274 говорит, что Шешинский Богородицкий Введенский монастырь основан сим архипастырем. Монастырь Богородицы на Шеше в XV в. |
| основные законы, обезпечивающие стране незыблимыя основы права, равенства и свободы» и т. д. Что же было устранено? – вся историческая часть 447 и следовательно отпал разсказ о том, как отрекся Царь, как передал он «наследие» брату, и как «отказался восприять власть» Великий Князь. Нельзя не усмотреть здесь устранения, сделаннаго сознательно в определенных политических видах. Это так ясно уже из того, что тогдашний политический вождь «цензовой общественности», в корне изменивший в эмиграции свои политические взгляды и в силу этого давший в позднейшей своей книге «Россия на переломе» иную концепцию революции, мог написать через 10 лет, наперекор тексту, помещенному в «Истории»: «Уходившая в историю власть в лице отказавшагося в. кн. Мих. Ал. пробовала (?!) дать правительству санкцию преемственности, но в глазах революции этот титул был настолько спорен и так слабо формулирован самим (?!) в. кн. Мих. Ал., что на него никогда впоследствии не ссылались» 448 . Совершенно естественно, что в Петербурге скрывали о назначении кн. Львова указом отрекшагося Царя, которое было сделано по инициативе думских уполномоченных согласно предварительному плану. Шульгин вспоминает, что, когда он «при удобном случае попробовал об этом напомнить на Миллионной (вернее всего на вечернем заседании в Таврическом дворце), ему сказали, что надо «тщательно скрывать», чтобы не подорвать положения премьера... Но указ был опубликован на фронте 4-го. О нем, конечно, узнали в Петербурге, как и о назначении в. кн. Ник. Ник. Это вызвало волнение, и «Известия» 6 марта писали: «Указ Николая II превратил кн. Львова из министра революции в министра, назначеннаго царем, хотя и бывшим»... и «демократия должна требовать от Врем. Правительства, чтобы оно прямо и недвусмысленно заявило, что, признает указ Николая II о назначении кн. Львова недействительным. Если правительство откажется выполнить ото требование, оно тем самым признается в своих монархических симпатиях и обнаружит, что недостойно звания Временнаго Правительства возставшаго народа. |
| 7) Ирмологий 1700 года. Этот Ирмологий может встречаться с оглавлением (заглавным листом), в котором обозначается, что он издан в типографии Львовского братства. Но и означенная книга напечатана не в братской типографии. Fata sua habent libella. He безынтересная судьба выпала на долю и этой книги. Львовский епископ Иосиф Шумлянсюй, еще в 1681 году тайно принявший унию, в 1700 году (Мая 16) окончательно снял с себя долго носимую личину, открыто признав над собою власть папы. С этого времени усиливаются его преследование Львовского братства. Желая сделать подрыв братской типографии, Шумлянский подговорил базилиан при своей кафедральной церкви св. Георгия завести собственную типографию, что ими немедленно и было исполнено. В этой то типографии и издан был упомянутый Ирмологий. Зубрицкий говорит, что Ирмологий не мог быть окончен до 1707 года, по случаю шведской войны и осады Львова Карлом XII. Но едва ли это верно. Во-первых, осада и взятие Львова относятся к 1704 году и известно несколько книг, вышедших во Львова в 1700–1704 г.г. (Октоих 1700 г., Молитвослов повседневный 1701 г., Букварь 1701 г., Служебник 1701 г., Псалтирь 1702 и 1704 г.г., Евангелие 1703 или 1704 г.г.); и во-вторых – и это главное – означенное утверждение Зубрицкого находится в противоречии с оглавлением Ирмология, которое и приводим здесь дословно: „Ирмологий си есть, Осмогласник, от старых рукописных экземплярей исправленный, благочинного же ради пения церковного трудолюбием иноков общежительные обители святого великомученика Христова Георгия, в катедри епископской Львовской, ново типом изданный: року Божия 1700, месяца октоврия в 9 день”. Зубрицкий полагает, что устройство базилианами собственной типографии и бесплодности протестов против этого со стороны Львовского братства были чуть-ли не главной причиной перехода последнего в унию. Разумеется, это сильное преувеличение. Но важно сделанное Зубрицким документальное указание, что базилианская типография вместе с оставшимися нераспроданными экземплярами изданной ими книги была уступлена за известную сумму братству, которое в приобретенном Ирмологии заглавный лист заменило другим, где значилось, что Ирмологий якобы напечатан был в братской типографии (см. Historiczne badania о drukarniach Rusko-slowianskich w Galicyi, Dionizego Zuhrickiego. Lwow, 1836, стр. 28, 46 и 47). |
| Особую известность получили противоположные взгяды на церковное пение митрополита Филарета и директора Придворной певческой капеллы А.Ф. Львова, делавшего переложение для четырехголосного хора гласовых песнопений, т.е. уставных напевов, содержащихся для одного голоса в синодальных богослужебных квадратнонотных певческих книгах. Суть конфликта Петербурга и Москвы, святителя Филарета и А.Ф. Львова, заключалась в использовании последним неавторитетных рукописей, а также в искажении им древних уставных напевов, не укладывающихся в рамки европейской гармонизации, т.е. в изменении древнего мелодического чина в угоду требованиям искусства. Деятельность комитета, основанного митрополитом Филаретом специально для рассмотрения богослужебно-певческих достоинств переложений А.Ф. Львова, можно охарактеризовать как борьбу за чин православного пения против композиторского призвола, приводящего к «бесчинному воплю». А сама роль Святителя Филарета в деле сохранения традиций древнего пения роднит его со знаменитым старцем Александром Мезенцем, собравшим в XVII в. рукописи за 400 лет и «вящше», а также со Степаном Смоленским, составившим в конце XIX в. уникальное собрание певческих рукописей. Значительное внимание в своих писаниях и в практической деятельности проблемам художественного творчества и богослужебного пения уделял святитель Игнатий Ставропольский. Еще будучи настоятелем Троице-Сергиевой пустыни, архимандрит Игнатий особо важное место отводил богослужению. С его назначением «церковное богослужение, – как отмечает «Жизнеописание» святителя, – стало совершаться в стройном чине, с величием и торжественностью, которые дополняли привлекательное хоровое пение и внятное чтение» . Много сил им было отдано организации монастырского пения. К созданию братского хора привлекались лучшие творческие силы Петербурга. Во главе хора обители он поставил своего ближайшего друга и совоспитанника по Главному инженерному училищу Петербурга о. Михаила Чихачева. Превосходный музыкант, певец и чтец, о. |
|
|
