| Апостол как будто уже не отделяет себя от Христа, его единственное желание – поскорее разрешиться от плоти и истее сочетаться Христу 35 , – он сознает в себе ум Христов, чувства Христовы, волю Христову, – живет ли, умирает ли – для Христа: «живу уже не я, а живет во мне Христос», «Божия сила и Божия премудрость». 36 Поистине сверхъестественная сила немощного плотью человека заставляет его – одного, без всяких внешних средств и посторонних содействий, с Библиею только в руках, да с пламенной любовью ко Христу в душе – выступить против целого мира врагов – иудеев и язычников, и в два-три десятилетия завоевать этот мир Христу. Мы видим в Апостоле какую-то сверхчеловеческую энергию, направленную к одному делу, сосредоточенную на одной цели – все далее и далее раздвигать завоевание мира Христу – от Иерусалима до Антиохии, от Антиохии до Ефеса и Коринфа, от Коринфа до Иллирии, Рима, Испании, до пределов вселенной. Пред нами постоянная и напряженная работа духа и тела, обращающая всю жизнь Апостола народов в непрерывный и тяжелый подвиг его самоотверженной любви ко Христу и человечеству, – подвиг добрый, окончившийся вожделенным для подвижника мученичеством за Христа и достойным венцом правды от Праведного Судьи. 37 Да, это – не изнеженный и обеспеченный афинский аристократ, одетый в хитон изящного реализма чувственных наслаждений души и тела, под тонкопрозрачным плащом розового идеализма. Это – и не всевластный повелитель безчисленных рабов, разочарованный в испытанных уже наслаждениях плоти, и почивший в мире. Это – Павел, раб, сотрудник и мученик Христов, восторженно взывающий: «кто нас отделит от любви Божией? Скорбь, или притеснение, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? Да, я убежден, что ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ни начальства, ни настоящее, ни силы, ни высота, ни глубина, ни какая тварь другая не сможет нас отделить от любви Божией во Христе Иисусе Господе нашем». 38 Такая любовь наполняла Певца Новозаветной Любви. Переходим к сравнению форм. |
| Не прогневляется. Гнев есть одно из проявлений божественной природы Эроса в мании, – он служит благородным украшением для богов и людей, – Гомер вдохновляется гневом Ахиллеса. В Ветхом Завете гнев человекообразно усвояется Богу, как средство для возбуждения и поддержания в людях основного начала ветхозаветной религии – страха Божия. 104 В Новозаветной «Любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, ибо в страхе есть мучение, – боящийся не совершен в любви». «Бог дал нам духа не боязни, но силы и любви и целомудрия». 105 Здесь «всяий, гневающийся на брата своего, подлежит осуждению», «ибо гнев человека не творит правды Божией». 106 Допускаемый здесь, как и в Древнем Завете, только безгрешный гнев отнюдь не должен продолжаться долее солнечного захода, 107 – притом не как нерасположение к другому и злоумышление, а как естественно-психологическое состояние, выражающееся во вне – в слове, взгляде и пр. Здесь требуется милость, а не жертва, – дар любви, а не дань страха. Тот, Кто осуществил всю новозаветную любовь, «не воспрекословит, не возопиет, трости надломленной не сокрушит и льна курящегося не угасит». 108 Не мыслит зла. Эрос коварен и зол, исполнен хитрости, покровитель только добрым и презритель дурных и пр. В законе Моисеевом предписывается Израилю зложелательство в отношении к врагам Бога и народа Божия. 109 Для Новозаветной Любви зло, как и безобразие, стоит за пределами её кругозора. Она видит только добро и на все смотрит в свете добра. Героини, как Иудифь, и герои, как Илия и Ииуй, в Новом Завете невозможны, ибо здесь нет противления злу злом, а преодоление зла добром. 110 Не радуется о неправде, а сорадуется истине. Третья область стремлений Любви – истина, после указанных двух: красоты и добра. Для истинной любви также нет неправды, как нет безобразия и зла. У неё нет ока для зрения неправды, – она знает только радость и блаженство правды и истины, – сочувствие лжи и неправде ей также чуждо, как зломыслие и безобразие. И это все потому, что Любовь сама есть красота, благо и истина, т. е. именно то, чего не имеет Платонический Эрос (истины, добра и красоты) и что отсутствует также и в Платоновских идеях истины, добра и красоты (любовь). |
| Во Христе Иисусе мы созерцаем этот идеал богочеловеческой любви. И прежде всего, в саможертве Божественной Любви для спасения человека и в уничижении Сына Божия во плоти, «ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына любви своей Единородного, дабы всякий верующий не погиб, но имел жизнь вечную». 189 В учении Христа мы слышим призыв этой Любви к блаженству Правды Христовой – нищенства, страданий, кротости, правдоискания, милосердия, чистоты сердца, миротворения, гонений за правду и любовь даже до смерти, – любви ко врагам и молитвы за преследователей, чтобы быть нам сынами Отца нашего Небесного, воссиявающего солнце Свое на людей хороших и плохих, – приближаться к совершенству Его и через то приобщаться к богочеловечеству Иммануила. 190 Мы созерцаем этот богочеловеческий идеал любви в делах Христа, чудных и любвеобильных, – в подвиге Его самоотверженного служения страждущему человечеству до неимения, где главы преклонить, и умовения ног Своим ученикам 191 , – в смирении и кротости Отрока Божия, возлюбленного Избранника и Носителя Духа и благоволения Божия, – Кто «возвестит суд народам, не воспрекословит, не возопиет, и никто не услышит на улицах голоса Его, – трости надломленной не преломит и льна курящагося не угасит, доколе не доставит суду (правде) победы и на имя Его будут уповать народы». 192 Пред нами – Основатель непобедимого и всемирного царства Любви и Нового Завета, дающий новую заповедь: «да любите друг друга: как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга... как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас, – пребудьте в любви Моей». 193 С благоговейным трепетом в отдалении присутствуем мы при величайшей тайне гефсиманских страданий Пастыря и Друга, полагающего душу Свою за друзей и овец Своих, – при смертельной тоске, кровавом поте и молении о чаше невинных страданий. С ужасом взираем мы на страшные муки крестных страданий Распятой Любви, но и с радостью слышим её, поистине богочеловеческую, молитву за распинателей своих: «Отче, прости им! ибо не ведают, что творят». |
| С бедностью 26 физической организации, незначительностью внешнего вида, слабостью речи, с отсутствием вообще всего, что так высоко ценилось греками для убедительности и силы слов человеческой мудрости, – Павел стал избранником Божиим, вмещавшим небесное сокровище в глиняном сосуде, для возвещения имени Божия перед народами и царями и сынами израилевыми, – носителем силы Божией в немощи плоти 27 . Трижды даже молит он Господа, чтобы избавиться от этого «жала во плоти, ангела сатанинского, удручавшего его». Но Господь сказал ему: «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя в немощи совершается». 28 Эта сила заставляет Апостола даже радоваться своему бессилию по плоти и похваляться своими немощами, – благодушествовать в болезнях, обидах, нуждах, гонениях, притеснениях за Христа и взывать: «когда я немощен, тогда силен». Она 29 влечет Апостола к постоянному и тяжкому подвигу целой жизни ради любви ко Христу, – дневному и нощному изнурению себя тяжелым ремеслом для пропитания, – ежечасно быть в бедах, великом терпении, нуждах, под ударами, в темницах, в изгнаниях, в бдениях, в постах, в ранах, многократно при смерти, в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, от единоплеменников, от язычников, в городе, пустыне, на море, между лжебратиями, – в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, нередко в посте, на стуже и в наготе, с постоянными язвами Господа на теле своем. 30 И при том всегда благодушествовать и ни на один миг не поколебаться, впасть в уныние, издать жалобу, потерять из виду свое дело и светлый лик Христовой любви, – изнемогать с изнемогающими, воспламеняться за соблазняющихся, – будучи свободным от всех, всем поработить себя, дабы больше приобресть, – для всех стать всем, чтобы всех спасти. 31 Та же сила сообщает ему дерзновение говорить пред царями и владыками, пред разъяренной толпой народа, пред образованными фанатиками иудейского патриотизма, пред утонченно развитыми Афинянами, – посылать грозные послания для низвержения мудрости века сего безумием слова о кресте. 32 Она дает ему сознание власти пленять всякий разум в послушание Христу, – открывает ему увлекательность его проповеди не в убедительных доводах мудрости человеческой, но в явлении духа и силы, – заставляет видеть мощь христианства не в слове, а в силе, – властно подвергать наказаниям непослушных и горделивых. 33 Она доводит Апостола почти до сознания своего всемогущества: «все могу о укрепляющем меня Иисусе Христе, давшем мне силу, – ходя по плоти, мы не по плоти воинствуем, оружие воинствования нашего не плотские, но сильные Богом на разрушение твердынь, мы ниспровергаем замыслы и всякое превозношение, возстающее против разума Божия, и пленяет всякий разум в послушание Христу, и в состоянии мы наказать всякое непослушание». 34 |
| Но для Ветхого Завета это опять не действительное лицо, а только олицетворение созерцания веры и предмет надежды на будущий еще идеал. Притом, и в этих изображениях мессианского идеала отдельные и определенные черты лица нередко расплываются в безлично-собирательном представлении всего Израиля. Ветхозаветный, мессианский идеал, как и все ветхозаветное, призрачен и лишь неясными контурами выступает как бы в мерцании зари. Он вполне ясен и виден весь только под лучами Новозаветного Солнца. Во всяком случае будущий идеал не то, о чем теперь речь: нам нужно лицо или лица, как действительное откровение идеала любви ветхозаветно-иудейской. Никаких причин не видим к тому, чтобы не считать таким идеалом саму героиню Песни Песней – Суламиту. Само это собственное (а не нарицательное) имя её, – точное географическое указание её родины – Сулем в Геннисаре или Сароне, – и родины её возлюбленного – соседний Энгедди, – Соломон со свитой на колесницах, придворные дамы, особенно Ваал-Гамон – галилейская дача Соломона: все это черты совершенно индивидуальные и конкретные, берущие сюжет Песни Песней в исторической обстановке действительной были. То правда, что царь «Соломон любил многих чужестранных женщин... и было у него семьсот жен и триста наложниц... и развратили они сердце его, и сердце его не было вполне предано Господу Богу своему, как сердце Давида отца его, и стал Соломон служить Астарте и Милхому, и делал неугодное пред очами Господа, и не вполне последовал Господу, как Давид, отец его... И разгневался Господь на Соломона и сказал: так как ты не сохранил завета Моего и уставов Моих, что Я заповедал тебе, за это отторгну от тебя царство и отдам его рабу твоему; но во дни твои Я не сделаю сего ради Давида отца твоего». 143 Но Соломон был и сыном обетования Божия Давиду, – он построил храм Богу, – он – богодухновенный поэт (Псалмы, Песнь Песней), проповедник добра (Екклесиаст) и учитель мудрости (Притчи). При семистах или шестидесяти женах, трехстах или восьмидесяти наложницах и девицах без числа, – Суламита была для него конечно только любовным приключением с возбудившей в нем чувственную страсть прелестной галилейской пастушкой, – простой эротической авантюрой, которую легко было облечь в законную форму семьсот первого или шестьдесят первого брака. |
| Окончательное торжество веры над неверием представляют явления Воскресшего. Сначала Марии Магдалине Господь говорит: не касайся (т.е. не удерживай ср. 1Иоан. 3, 18 ) Меня, ибо Я еще не восшел к Отцу, а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему и Богу Моему и Богу вашему. Явившись потом ученикам при запертых дверях и показав им руки (по нек.: и ноги) и бок, удостоверив таким образом как действительность Своего восстания из гроба и воскресения из мертвых, так и прославленность и одухотворенность воскресшего и восшедшего к Отцу тела Своего (ср. 1Кор. 15, 42–55 ), – Господь торжественно посвящает апостолов продолжать дело Сына, посланного Отцом, вдыхает в них Духа Святого и вручает им власть отпускать и держать грехи. Но в лице, отсутствовавшего при предшествовавшем явлении Господа, Фомы остаток чувственно-эгоистической и еще развивающейся веры, под влиянием слишком великой радости и желания самолично удостовериться в желанной истине, заявляет последнее требование 9 к откровению славы Единородного от Отца: если не увижу в руках Его язву гвоздей и не вложу мой перст в место гвоздей и не вложу мою руку в бок Его – не поверю, отвечает Фома на свидетельство десяти самовидцев: мы видели Господа. Таким образом Фома требует чувственного и самоличного удостоверения. Спустя восемь дней явившийся ученикам Господь, также при запертых дверях, говорит Фоме: подай перст свой сюда, и посмотри руки Мои, и подай руку твою и вложи в бок Мой, – и не будь неверным, но верным. На это с радостным трепетом Фома отвечает: Господь мой и Бог мой! – Так чувственно-эгоистичная вера переходит в духовное созерцание: Фома верит не только в то, что Христос воскрес Своим телом, но и в то, чего не мог он ни видеть, ни осязать – в божество Христа и в славу Его как Единородного от Отца Сына Божия. " Потому что увидел Меня, ты уверовал, – блаженны не видевшие и уверовавшие». Эти слова Воскресшего Господа, сказанные после возгласа Фомы, служат как бы торжественным и заключительным гимном духовно-созерцательной и истинно-животворной веры человечества в богочеловечество Христа – Спасителя. |
| В воскрешении Лазаря Господь открывает Себя как воскресение и жизнь, – верующий в Него, если и умрет, будет жить, – и всякий живущий и верующий в Него не умрет во век. Вера, в лице Марфы, на вопрос Господа: веруешь ли сему? – торжественно исповедует: да, Господи! я уверовала (и верую), что Ты еси Христос Сын Бога, в мир Грядущий, – и многие из Иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в Него. А неверие в лице первосвященника Каиафы изрекает свое безнравственно-эгоистичное в отношении к синедриону и самому Каиафе, но глубоко правдивое и предназначенное Богом в отношении к верующим и спасаемым решение: пусть один человек умрет за людей, а не весь народ погибнет, – с этого дня положили убить Его и дали приказание, чтобы, если кто узнает, где Он есть, то указал бы, дабы взяли Его. Последовавшая затем торжественная встреча Господа народом и желание Еллинов видеть Его побуждают Его с трепетным духом воззвать: Отче! прославь Твое имя! после чего пришел глас с неба: и прославил и еще прославлю. Но и это откровение славы Единородного не смягчило жестокосердия неверов, так что Господь, кратко повторяя учение о Своем единстве с Отцом и о том, что Он есть свет пришедший в мир, чтобы всякий верующий в Него во тьме не остался, что Он пришел не судить, но спасать мир и что заповедь Отца, которую говорит Сын, есть жизнь вечная, – изрекает наконец неверам Свое последнее и грозное слово о суде: отвергающий меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе; слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день. Этим судом и последним днем заканчиваются обличения Господом неверов. После сего Господь уединяется с избраннейшими учениками Своими для того таинственно-духовного и жизненного единения, коего символическим предзнаменованием были претворение воды в вино и чудесное насыщение народа (общение во вкушении евхаристийного хлеба), – а потом для явления в Себе им величайшего образца смирения при самоотверженном служении человечеству и безграничной, истинно богочеловеческой, к нему любви. |
| И после того как Иуда, этот единственный и последний представитель лжеверы или неверия среди учеников Христовых, взяв кусок, ушел совершать во мраке ночи свое гнусное предательство, – пока уговаривался он с первосвященниками и фарисеями о взятии своего Учителя, – Господь открывает оставшимся одиннадцати верным Своим ученикам Свою последнюю волю и дает им Свой прощальный завет, представляющий частию сосредоточенное повторение прежних откровений Его, частию же уясняющий их и восполняющий новыми откровениями. С своей стороны и верующие одиннадцать, хотя и многого еще не понимают в таинственно-возвышенном учении Господа и дают свидетельствующие о сем непонимании вопросы, но в лице Петра высказывают (правда, преждевременно) пламенную готовность душу свою положить за Учителя и ясно сознают, что теперь они глубже проникли в возвышенные тайны учения Господа и соответственно этому усилили в Него веру свою: говорят ученики Его: вот теперь Ты прямо говоришь, и притчи никакой не говоришь, – теперь знаем, что знаешь все и нужды не имеешь, чтобы кто Тебя спрашивал, – посему веруем, что от Бога изшел Ты. Беседа оканчивается торжественною молитвою Господа, в коей говорится о прославлении Сына Божия и данной Ему власти над всякою плотью, – о жизни вечной, какую дает Сын верующим и познающим Единого Истинного Бога и посланного Им Иисуса Христа, – о прославлении Отца на земле Сыном и Сцна у Отца на небе – чрез возведение Его, как Богочеловека, в славу, какую Он имеет как Бог-Сын-Слово прежде бытия мира, – о соблюдении учеников Христовых в единении любви и мира и об освящении их истиною Слова Божия и откровения правды Его, правды любви и истины, – наконец Господь возносит молитву о всех верующих всех времен и народов, да будут все едино, – как Сын в Отце и Отец в Сыне суть едино, так и они да будут совершены в Них во едино, да уверует мир (весь), что Отец послал Сына и возлюбил их, как возлюбил Сына. «Отче! коих (др. чт.: что) Ты дал Мне, хочу, чтобы где (есмь) Я, и они были со Мною, да созерцают славу Мою, которую Ты дал Мне, потому что возлюбил Меня прежде устроения (сложения) мира. |
| После сего Господь еще яснее раскрывает учение о Себе как хлеб жизни: Я есмь хлеб живый, с неба сошедший, – если кто ест от Моего хлеба, жить будет вовек, – хлеб же, который Я дам за жизнь мира, плоть Моя есть. Тогда Иудеи начали спорить между собою: как может нам Сей дать плоть (Свою) есть! – На это Христос отвечает выразительным: ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь имеет жизнь вечную... во Мне пребывает и Я в нем, – ядущий Меня будет жить чрез Меня: сей есть хлеб с неба сошедший. Теперь для Иудеев становится ясным, что Христос не есть тот Мессия, которого они ожидали, – и учит он Совсем не тому, что воображали они. Поэтому многие из (лже-)учеников Его, замечает евангелист, услыхав (это) сказали: жестоко есть слово (учение) это, – кто может Его слушать! – На этот ропот Господь отвечает наконец указанием на Свое богочеловечесто и воскресение: это ли вас соблазняет? – А если узрите Сына Человеческого восходящим, где был прежде? – Дух животворит, плоть не пользует ничем, – слова, кои Я высказал вам, дух есть и жизнь есть. Когда таким образом для Иудеев становится ясным, что Христос учит о царстве духа, а не плоти, – то многие, замечает евангелист, из учеников Его с того времени отошли назад (т.е. опять воротились в Иудею и Иерусалим) и уже с Ним не ходили. Так лжевера теперь окончательно выясняется и отделяется от света. А что же вера? – Сказал же, повествует евангелист далее, Двенадцати: и вы не хотите ли уйти? – Отвечал ему Симон Петр: Господи! К кому отойдем! Глаголы жизни вечной имеешь! И мы уверовали и познали, что ты – Святый Божий (др. чт.: Христос, Сын Бога Живого). Ответил им: не Я ли вас Двенадцать избрал? И из вас один изменник есть. Говорил же об Иуде Симонове Искариоте, ибо сей имел Его предать, будучи одним из Двенадцати. Так истинная вера чад Божиих, рожденных не от плоти и крови, но от Бога, приискреннее объединяется с Источником жизни и света в лице избранных Двенадцати истинных учеников Христовых. Остается один только Иуда Искариот, коего лжеверие или неверие откровется потом, в решительную минуту жизни Христа; ибо он должен был ( μελλεν παραδιδναι ατν) предать Его на предназначенную Сыну смерть для спасения человечества. |
| Отче Праведный! И мир Тебя не познал, Я же Тебя познал, и сии познали, что Ты Меня послал, – и Я открыл (букв.: вразумил) им имя Твое и открою (вразумлю), да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет и Я в них». Это были последние слова прощальной беседы Господа с учениками. В то время, как Христос открывал верующим сынам света Свою славу Единородного в завете жизни, истины и любви, долженствующем победить смерть, ложь и ненависть мира, – носители неверия и сыны тьмы устрояют, под руководством Иуды Предателя, насильное взятие Господа под стражу. Правда, слава Единородного заставила стражу невольно отступить от Него и пасть на землю, что воспламенило ап. Петра на необдуманное сопротивление злу посредством зла, – но Господь должен был пить чашу, данную Ему Отцем по любви к человеку. Связанного Господа отводят к первосвященникам Анне и Каиафе, подвергают допросу, оскорбляют биением по ланите, между тем как ученики оставляют Учителя, а Петр, за несколько часов пред тем изъявлявший готовность положить душу свою за Христа, отрекается от Него даже пред первосвященническою прислугою. Христа ведут потом на суд к язычнику Пилату, который, как не причастный к делу лично, полусознательно и смутно как бы чувствует славу Представшего на суд пред ним Сына Божия. Но для языческого скептика нет действенной истины и любви, – чужды ему самоотвержение и борьба за правду во имя правды, вопреки личному самочувству и эгоизму. Он отдает Невинного на поругания и побои, желая хотя бы таким окольным путем, возбудив сострадание к Невинному, избавиться от неправого дела, – вместо того, чтобы прямо прогнать и даже наказать недобросовестных обвинителей! Но кровожадные крики сынов исконного человекоубийцы и отца лжи: »распни, распни Его. – Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим, – если отпустишь Его, ты не друг Кесарю, – возьми, возьми, распни Его, – нет у нас царя, кроме Кесаря«, – принуждают слабовольного скептика языческого осудить Невинного и предать Его им на распятие. Воины, заставив Христа нести крест Свой, приводят Его на Голгофу, – там распинают Его и с Ним двух других, по ту и другую сторону, а посреди Иисуса, – и делят между собою одежды Распятого. Усыновив Своей Матери возлюбленного ученика и после воззвания: жажду приняв уксус, со словом: совершилось (или: кончено) Господь склонил голову и предал дух. Для ускорения смерти распятых, по случаю наступавшей субботы, Иудеи выпросили у Пилата позволение удвоить смертную казнь посредством перебития голеней – тоже смертной казни. Но для Предавшего уже дух Свой и Умершего Господа эта казнь оказалась излишнею, – вместо того один из воинов копьем пронзил у Распятого бок, и вышла тотчас кровь и вода, – после чего тело Распятого было снято со креста и положено в гроб. |
|
|
