| Второй компонент нашего путешествия был представлен разнообразными направлениями общественной жизни: здравоохранения, педагогики, творчества, юриспруденции, музыки, художественной самодеятельности и церковнославянского языка. Активное участие в поездке принимали также дети. Третий компонент - собственно научный. Заседания проходили в форме конференций и обсуждений. Вопросы обсуждались важные: как быть в сложившейся социолингвистической ситуации начала XXI века, когда есть уже новая постсоветская система образования с программами, учебной литературой, кадрами? Есть требования обычного, светского образования в области русского языка, есть богослужение на церковнославянском языке, есть воскресные школы, где ведется подготовка детей и взрослых, катехизаторские курсы, где готовят кадры, семинарии. Мы накопили опыт изучения и преподавания церковнославянского языка. Он, конечно, больше обсуждается и изучается на Рождественских чтениях в Москве , где из него извлекаются поучительные выводы. Его требуется активизировать, так чтобы работа не велась вхолостую. В частности, требуется расширять практическое знание и понимание славянского языка. Требуется наладить книгопечатание, как Иван Федоров: печатать Азбуку и Букварь. Были жалобы еще в XVII веке на то, что отпечатанные тиражи быстро расходятся, поэтому в XVIII веке славянскую грамматику вновь составил Федор Максимов, переиздавалась грамматика Мелетия Смотрицкого, а в XIX веке уже были написаны десятки грамматик на все лады и вкусы, под различные методики. У нас есть периодическая печать в области словесности, где можно обсуждать все эти вопросы. Но очень-очень робко это делается, без интенсивных горизонтальных связей. Мы обсуждали в этой поездке, что нужно сделать для большей интенсивности просветительской работы в области церковнославянского языка. Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . target="" > Поделиться РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Закрыть Закрыть Сообщение для редакции Закрыть |
| Говоря о русском вопросе на Украине, следует рассматривать его в нескольких аспектах. В первую очередь - в правовом и духовно-культурном. Юридический аспект заключается в массовых нарушениях прав 11,6 млн. русских, проживающих на Украине, в области языка, права на получение образования на родном языке, политических прав. Не менее важной является и гуманитарная проблематика. Речь идет о насильственной украинизации, тотальном вытеснении русского языка из всех сфер общественной жизни Украины, особенно из образования. А ведь Украина - русскоязычная страна. Помимо 11,6 млн. русских, своим родным языком русский считают 39% украинцев. Идеологи насильственной украинизации оправдывают эту политику как " естественную реакцию на многовековую русификацию Украины " . Однако это - ложь. Отстаивая право русского языка на Украине и добиваясь главной цели в этом направлении - признания русского языка вторым государственным, необходимо помнить важнейший момент - русский язык является на Украине коренным. Роль Киева и Львова в его становлении, развитии и кодификации не менее значима, чем роль Москвы или Петербурга. Так, известный киевский ученый монах, энциклопедист и интеллектуал XVII в. Памва Берында отличает " славянороссийский " (т.е. церковнославянский) язык - для богослужения и богословия, " российскую беседу общую " или " простую мову " - язык канцелярский и литературный, и " волынские " и " литовские " диалекты - разговорную украинскую речь. Показательно, что отстаивая церковно-славянский, кодифицируя и развивая " российскую беседу общую " или " простую мову " , Памва Берында и другие львовские и киевские ученые монахи, являвшиеся интеллектуальной элитой того времени (Мелетий Смотрицкий [Знаменитая " Грамматика " Мелетия Смотрицкого два века являлась учебным пособием для всей Русской Православной Церкви, как и " Лексикон Словеноросский " Памвы Берынды] , Тарасий Земка), противопоставляли их разговорным диалектам, указывая на недопустимость их употребления. Итак, именно православная национальная элита Юго-Западной Руси, Киева и Львова была первым и главным противником " украинизации " . |
| Дальнейший поиск критериев справы в среде работников МПД обратил их внимание к грамматическому знанию и привел в 1648 г. к выпуску книжицы, содержащей свод правил церковнославянского языка, – это Грамматика, созданная на основе труда Мелетия Смотрицкого. Выяснив для себя нормы, которых следует придерживаться при исправлении богослужебных текстов, типографы позаботились о популяризации этих норм, сделали их общедоступными для учителей. В преддверии выхода Грамматики публиковались отдельные грамматические дополнения в традиционных изданиях МПД, как то: «Наказание ко учителем» в качестве предисловия к Часослову 1643 г., дополнение колофона в Апостоле 1644 г. об употреблении букв – ижицы и ук. Новая фаза грамматического этапа справы приходится на время Патриарха Никона (1652 –58 гг.). Ее особенностью стало не направление хода работ, но интенсивность процесса справы. Именно интенсивность появления изменений в богослужебных текстах обращает на себя внимание общественности в то время. Например, издание Псалтири 1658 г., текст которого приобрел почти привычный для нас вид, при рассмотрении поправок, не связанных с лексикой и синтаксисом, не заключает в себе почти ничего, чего нельзя было бы отметить в справе 40-х годов. Дело исправления предполагалось продолжать. Однако жестокие последствия, вызванные расколом в Церкви, заставили отказаться от дальнейшего совершенствования текста. Новая попытка решить вопрос языковой справы была предпринята при Патриархе Иоакиме, когда в 1678 г. дважды напечатана Псалтирь с заметными изменениями в русле принципов издания 1658 г. Хотя ученые видят здесь стремление привести к завершению прерванную никоновскую справу, но существенных изменений в богослужебных книгах в целом не произошло. Важным результатом деятельности никоновских справщиков представляется усовершенствование принципов пунктуации: они освоили двоеточие и точку с запятой. Рукописи и прежние издания использовали лишь точку да запятую. При иоакимовской справе двоеточие приобретает привычную для нас функцию выделения прямой речи, которую прежде исполняла запятая. |
| Для поддержки объединения славян К. попытался создать общеслав. язык, основы к-рого изложил в соч. «Грамматическое сказание о русском языке» (Граматично uзkaзahje об руском езику, 1666), фактически ставшем 1-м исследованием по славянскому сравнительному языкознанию. В предисловии он объясняет соотношение слав. языков, первенство среди к-рых отвел русскому, на к-ром написаны древние церковные книги. Главным для сохранения языка он считал очищение от любого влияния иностранных языков, и, высоко оценивая грамматику Мелетия (Смотрицкого), К. упрекал ее автора в том, что он «наш язык в греческие и латинские узоры превращал». Рус. язык считал наиболее сохранившимся благодаря политической независимости России, хотя отмечал излишние грецизмы в нем, избавление от к-рых могло бы способствовать не только поддержке «чистоты» языка, но и прекращению церковных раздоров. В представленном им общеслав. словаре ок. 60% лексем имели общеслав. происхождение, 10% - русское и церковнославянское, 9% - сербохорватское и менее польское, болгарское, украинское и др., допускалась возможность составления сложных слов из простых (напр., «чужебесие» - излишнее доверие к иностранцам, «гостогонство» - гонение на гостей, т. е. купцов, и т. д.). К. отмечал ненужность «ера» на концах слов и предлагал удалить из алфавита лишние буквы - «фиту», «ижицу», «пси», «кси» и заменить названия букв (аз, буки, веди и т. д.) их фонетическим звучанием. Хотя он использовал лат. алфавит, но допускал и употребление кириллицы. На составленном т. о. языке К. писал свои произведения, чем затруднил их прочтение. Покинув Россию, он не оставил желания способствовать ее просвещению: в «Истории Сибири» (1680), справочном пособии для миссионеров, он подробно описывает географическое положение Сибири, ее историю, нравы и традиции. Ему принадлежат 2 трактата о музыке - «Новый способ сочинять песни с удивительной легкостью» (Novum instrumentum ad cantus mira facilitate componendos) и «Знания о музыке, совершенно новые и никем прежде не изданные» (Asserta musicalia nova prorsus omnia et a nullo antehac prodita). |
| После польской интервенции, с приходом к власти династии Романовых, была ясно осознана необходимость систематического образования. В то время в качестве руководства по диалектике использовались “Философские главы” св. Иоанна Дамаскина , перевод которых неоднократно поновлялся в течение XVI и XVII веков. В 1618–1619 годах выходит “Грамматика” Мелетия Смотрицкого. Почти одновременно (1620) переводится “Риторика” Меланхтона: борьба с римской экспансией требовала специальной подготовки, в основу которой положили проверенное на практике руководство. Так была заложена содержательная основа тривиума, на основе которого стало возможным систематическое школьное образование. Следующим важным этапом развития русской риторики стали грамматические и риторические сочинения Μ. Β. Ломоносова (1711–1765). В 1739 году выходят “Письмо о правилах российского стихотворства”, в 1748 году – “Краткое руководство к красноречию”, в 1757 году – “Российская грамматика”, около 1758 года написано “Предисловие о пользе книг церковных.” Очевидно, Μ. Β. Ломоносов собирался написать и логику, что было бы завершением новой системы тривиума. Главная особенность филологических работ Μ. Β. Ломоносова в том, что он сознательно и целенаправленно создавал норму русского литературного языка, ориентируя ее на речь науки деловой прозы, исторических сочинений, академической и политической оратории, проповеди. Его филологические труды оказали значительное влияние на русскую словесность. B начале XIX века русская риторика переживает эпоху расцвета. Среди руководств по риторике особое место занимают учебники Η. Φ. Кошанского (1784–1831), филолога-классика, переводчика, преподавателя словесности в Царскосельском лицее. Η. Φ. Кошанскому принадлежат две замечательные работы: “Общая риторика” (1829) и “Частная риторика” (1832). Руководства Η. Φ. Кошанского были ориентированы на классические образцы изящной словесности и давали весьма солидное образование. Изучая риторику, ученик русской гимназии осваивал навыки понимания классических произведений и самостоятельного литературного творчества. Картина родов и видов словесности в “Частной риторике” Η Φ. Кошанского, связывая русскую словесность с классической и церковнославянской, раскрывала широкую перспективу культуры слова. Учебники словесности Η. Φ. Кошанского, Α. Φ. Мерзлякова, А. И. Галича, И. И. Давыдова и других авторов сформировали несколько поколений талантливых и образованных русских людей, которым мы обязаны расцветом национальной культуры в XIX beke. |
| Придя в рус. книжность через южнослав. посредство, принцип А. стал основным принципом кодификации церковнослав. языка рус. извода. В эпоху формирования грамматической мысли (XVI-XVII вв.) устранение омонимии стало важнейшей проблемой языковой рефлексии как в Московской, так и в Юго-Зап. Руси, были созданы орфографические руководства, внедрявшие в практику книжного письма средства дифференциации омонимичных форм. Для рус. книжников А. был важен прежде всего по отношению к грамматическим омонимам ед., дв. и мн. ч. и лексическим омонимам, противопоставленным по признаку «священное - профанное». Основное предписание большинства орфографических руководств гласит: «Отделяй единство от множественнаго и святость от посредняго и отпадшаго» («Сила существу книжнаго письма» - Ягич. С. 709; ср. аналогичные правила в грамматическом трактате «Буковница» - РГБ. МДА. Фунд. 35. Л. 130-235 и др.). Наиболее полный набор орфографических оппозиций, используемых для различения омонимичных форм ед., дв. и мн. ч., представлен в соч. «О множестве и о единстве», автор статьи противопоставляет буквы , ,/, , , употребляемые в формах ед. ч., буквам , , , , , употребляемым в формах мн. ч.: (твор. п. ед. ч.) - (дат. п. мн. ч.), (им. п. ед. ч.) - (род. п. мн. ч.), (род. п. ед. ч.) - (им./вин. п. мн. ч.), (им. п. ед. ч. жен. р.) - (им./вин. п. мн. ч. ср. р.) ( Ягич. С. 722 и др.). В одном из вариантов ст. «О множестве и о единстве», входящем в состав «Буковницы», набор орфографических оппозиций дополнен буквами и : - - (противопоставляются формы имен существительных и прилагательных твор. п. ед. ч. формам дат. п. мн. ч.). А. является определяющим принципом орфографической нормализации в первых печатных грамматиках церковнослав. языка: «Грамматике словенской совершеннаго искуства осми частий слова и иных нуждных» свящ. Лаврентия Зизания (Вильно, 1596) и в «Грамматики славенския правилное синтагма» архиеп. Мелетия (Смотрицкого) (Евье, 1619). По определению Зизания, основное назначение орфографии состоит в снятии грамматической омонимии. При помощи буквенных пар - и - автор предлагает различать совпадающие грамматические формы ед. и мн. ч.: в ед. ч. должны писаться и ( ), во мн. ч.- и ( ). Пара - используется для противопоставления кратких прилагательных ср. р. и наречий: - . Последнее противопоставление обусловлено ориентацией на греч. язык, в к-ром прилагательные заканчиваются на -ο V , а производные от них наречия качества - на -ως. Посредством пары - Зизаний предлагает различать род. и дат. падежи ед. ч.: - . |
| Противники М., сначала униаты, а после его перехода в унию православные, писали, что он был сыном простолюдина. М. отмечал «благородное происхождение и шляхетскую достойность» своего отца. Вероятнее всего, отец М. был мещанином, являлся надворным слугой князя Острожского. Брат М. Стефан был секретарем князя, после смерти князя стал пресвитером замковой церкви в Остроге. М. написал неск. панегирических предисловий к гербу Острожских и к изданиям местной типографии, в к-рых говорится о богоизбранности рода Острожских. Семья Смотрицких не являлась зажиточной, образование буд. архиепископа стало возможным благодаря покровительству князей Острожских. М. Г. Смотрицкий учился в Острожской академии, преподавателями были его отец и грек Кирилл I Лукарис , который, получив место протосинкелла Александрийского патриарха Мелетия I Пигаса , в 1594 г. прибыл в Острог, преподавал в академии греч. и лат. языки, временно исполнял обязанности ректора (переехав в 1594 или 1595 в Вильно, Лукарис до 1598 неск. раз возвращался в Острог). Ок. 1596 г. Максим переехал в Вильно, поступил в Виленскую иезуитскую коллегию, где предположительно учился в 1596-1600 гг. В автобиографической заметке 1630 г. он сообщает, что окончил программу «низших гуманистических студий», после чего был послан в Германию «в еретические» (протестантские) школы. В рапорте папского нунция А. Сантакроче в Рим от 1 янв. 1628 г. содержится информация о том, что Смотрицкий был изгнан из коллегии по причине «схизмы». Приблизительно в 1600 г. Максим стал учителем молодого кн. Богдана Богдановича Соломерецкого, владельца поместья Баркулабово (ныне с. Барколабово Быховского р-на Могилёвской обл., Белоруссия). Сопровождая князя, М. Смотрицкий уехал в Германию, в качестве вольнослушателя посещал лекции в протестант. ун-тах в Лейпциге и Виттенберге (свидетельство М.), во Вроцлаве, в Лейпциге и Нюрнберге (сообщение Я. Суши), побывал в иных «некатолических городах и учебных заведениях». В связи с тем что имя Соломерецкого отмечено в альбоме студентов ун-та в Лейпциге в 1606 г., можно судить о хронологии пребывания в Германии и М. Смотрицкого. (Высказывавшаяся гипотеза о том, что буд. архиепископ мог получить в Германии степень доктора медицины, не находит подтверждения.) После возвращения М. Смотрицкий находился нек-рое время в Баркулабово; по его словам, проводил время в «дворных развлечениях», отдыхая после «школьной пыли». |
| Работа А.А. Хрущевой призвана восполнить данную лакуну. А потому основным источником в ее работе стало «Руководство к славянстей грамматице» Авраама Мразовича – авторитетного сербского просветителя, писателя и переводчика, который оставил после себя большое научное, публицистическое, художественное наследие. «Руководство» состоит из следующих разделов: предисловие автора, оглавление, части «Орфепиа», «Просодиа», «Орфографиа», словарик для учащихся, «Назначение речений в произношении себе подобящихся…», части «Етимологиа», «О синтакси», «Прибавление о двойственном числе». Безусловным образцом для «Руководства» А. Мразовича послужила знаменитая «Грамматики славенския правилное синтагма» Мелетия Смотрицкого (А.А. Хрущева использует в своей монографии три ее издания – 1619, 1648, 1721 годов). Помимо этого А.А. Хрущева анализирует художественный перевод Григория Терлаича романа М.М. Хераскова «Нума, или Процветающий Рим». Автором также обильно цитируются «Съвершенна искусства осмии частий слова, и иных нуждных» Л. Зизания, «Первое учение отроком» Ф. Прокоповича, «Технологиа» Ф. Поликарпова и некоторые другие произведения. Принципиальным фрагментом «Введения» книги А.А. Хрущевой являются «Некоторые замечания об используемых терминах». Уважительно относясь к богатейшему научному наследию (автор ссылается на труды Н.Н. Дурново, Н.И. Толстого, Р.М. Цейтлина, Б.А. Успенского, Е.М. Верещагина, В.П. Гудкова, М.Л. Ремневой и др.), А.А. Хрущева уточняет и разъясняет многие термины, объем которых дискутируется в лингвистике: извод, редакция, старославянский язык, церковнославянский язык, тип литературного языка, нормы строгого и сниженного типов и т.д. В первой главе монографии «Литературно-языковая ситуация у сербов в XVIII и начале XIX века» дан обзор типов книжно-письменного языка у сербов преднационального периода: церковнославянский язык сербской редакции, церковнославянский язык русской редакции, русский литературный язык XVIII века, славяносербский язык, сербский народный язык. |
| С кон. XIII в. широкое встречается в разных начертаниях - либо с особенно развитой верхней частью , либо с сильно выдвинутым язычком, к-рый иногда подвергается орнаментировке, как, напр., в Рязанской Кормчей 1284 г.: . Декоративное в Рязанской Кормчей по рисунку приближается к язычковому - широкому, полулежащему в строке, с язычком, направленным вверх: , появляющемуся в рус. рукописях во 2-й четв. XIV в. С кон. XIV в. употребляются также лежащее в строке якорное и узкое, стоящее, с высоко вытянутым язычком: . В XV в. распространяются южнослав. начерки. Появляются округленные начертания: ε (грецизированное, идущее от болг. курсивных почерков XIV в.), к-рые вошли в московскую и юго-западнорус. скоропись. Вместо йотированного и язычкового или якорного используется начертание, к-рое отличается от большей шириной, а от язычкового или якорного направлением не вверх, а вниз (т. н. опрокинутое): или вправо: . Употребление йотированной буквы в XV в. напрямую связано с архаическими почерками: уставом и рус. полууставом. В Сев.-Вост. Руси выходит из употребления во 2-й четв. XV в., в Новгороде и Пскове - в 70-х гг. XV в. Рукописные орфографические руководства XVI-XVII вв. («Написание языком словенским о букве и о ея писменех», «Сила существу книжнаго писма») предписывали употреблять широкое («великое») в начале и конце слова, узкое - в середине («в слозе»): ( Ягич. 1896. С. 352, 430). Первые грамматики церковнослав. языка: Лаврентия Зизания (1596) и Мелетия (Смотрицкого) (2-е изд. 1648 г., в 1-м издании 1619 г. правило отсутствует), кодифицируя написание в начале слова, а - в середине, в позиции конца слова после гласных допускают вариативность и Различные начертания буквы Е использовались и для реализации принципа антистиха - орфографической дифференциации грамматических и лексических омонимов. В трактате серб. книжника Константина Костенечского «Сказание изъявленно о писменех» (ок. 1424-1426), в котором впервые в слав. книжности был изложен этот орфографический принцип, пара графем - противопоставляла лексические омонимы (народ) и (часть тела, речь). |
| - северномалороссийские говоры (восточнополесский, среднеполесский и западнополесский); - южнорусские говоры (поднепровский, слобожанский и степной); - югозападнорусские говоры (волынский, подольский, поднестровский, посанский); - русинские говоры (бойковский, лемковский, гуцульский, покутянский, подолянский, верховинский, долинян: лемацкий, лишацкий; пряшевских русинов: сотаков, цопаков и крайняков; буковинских русинов). «Грамматика» полоцкого архиепископа Мелетия Смотрицкого (1648) стала учебником церковно-славянского языка для всей Русской церкви на несколько веков. Проста мова составила ядро общерусского литературного языка, поэтому и не оказала практически никакого влияния на современный украинский и белорусский литературные языки, сформировавшиеся значительно позже из диалектной основы. И что же здесь зазорного для мовы? Зачем идеологам галицийско-украинской филологической парадигмы, которую развивает Ирина Фарион, наводить тень на плетень и выдумывать несусветную ерунду? Как говорится, элементарно, Ватсон. До примитивности простая логика обычного нацизма: выдавить, вытравить или убить живое и мыслящее, чтобы самому тотально господствовать на облюбованной территории природы, общества или мышления. Фашизм - это прежде всего психология тотального овладения окружающим пространством, а уж потом - экономические, политические или военные механизмы его освоения. Ирине Фарион понадобился украинский кульбит с русским языком, чтобы показать, что ничего, кроме мовы, в русско-украинской филологии нет и не может быть. И никого не может быть, кто это не разделяет. «Одна мова! Одна нация!» - удобно горлопанить, когда в Украине нет ни слобожанцев, ни северян, а русинам указано присутственное место - либо в тюрьме, либо на чужбине. Проста мова, как исторический компонент юго-западной русской языковой традиции, оказала прямое и всеобъемлющее влияние на процесс вызревания русского литературного языка и письменности, но никогда не противостояла ни церковно-славянскому языку, ни диалектной речи. Они благополучно дожили до наших дней. «Антагонизм религиозных и светских мотивов» (с.82), который будто бы, по мнению доцента украинской филологии, способствовал формированию книжного украинского языка (то есть простого языка), - это злословие Ирины Фарион на русский язык, который, с одной стороны, питался живыми соками разговорной речи, с другой - обогащался премудростями богословской философии. |
|
|
