| ниже). Цитируемая грамота Василия-Контантина предписывала также принимать в монастырь «только тех, которые бы тому порядку (общежительному) подчиняться хотели и которые бы стремились к науке». Князь отдал инокам и печатные станки, о чем сказано в предисловии 1-й изданной в Дермани книги – «Октоиха» 1603-1604 гг. Заведовал Дерманской типографией священник Дамиан Наливайко – духовник Василия-Константина, настоятель Богоявленского собора в Остроге, писатель, брат Северина Наливайко (предводителя восстания на Украине в 1594-1596 гг. против Польши). В 1602-1605 гг. настоятелем монастыря был игумен Исаакий Борискович, который ранее жил на Афоне и получил звание протосинкела (секретаря) Александрийского патриарха, а завершил земной путь Луцким епископом (†1643). Вместе с о. Исаакием и Дамианом в Дермани трудились Иоанн Борецкий – будущий митрополит Киевский Иов (†1631), и прп. Иов Княгиницкий – подвижник Афона и будущий основатель Манявского Скита в Галиции (†1621). В 1605 г. типографию переносят в Острог (вторично после 1580 г.), а все перечисленные выше труженики отправились в иные места служения. В 1608 г. Василий-Константин поручил обитель экзарху Константинопольского Патриарха игумену Исаии Балабану и подчинил ему все монастыри в своих вотчинах. Позже Дермань оказалась во владениях князя-католика Александра Заславского. В 1627 г. к нему обратился, испрашивая себе обитель в управление, архиеп. Полоцкий Мелетий Смотрицкий. В ответ князь потребовал от просителя перейти в унию. Известный писатель-богослов своего времени, владыка Мелетий, как и многие его соотечественники, мучительно искал мирный выход из конфликта между притесняемыми православными гражданами Речи Посполитой и католическими властями страны. Но в силу того, что воспитание Смотрицкого в детстве шло в духе Православия, а в юности – под влиянием католицизма, этот талантливый и ученый иерарх постоянно колебался в своих взглядах. В итоге он так и не выработал твердых убеждений. Условие Заславского было принято (с оговоркой, что униатство Мелетия временно сохранят в тайне). |
| Однако хотя уступки, сделанные сеймом православным, были ничтожны, униаты пришли в негодование от того, что было постановлено и видели в сеймовых решениях покушение на свое исключительное положение в Речи Посполитой. В конечном счете это вылилось в новые враждебные православным действия. Наиболее острый конфликт возник в Полоцкой епархии, где униатскую архиерейскую кафедру занимал фанатичный приверженец унии, воспитанник базилиан виленского Троицкого монастыря Иосафат Кунцевич. Став униатским архиепископом Полоцким и Витебским, Кунцевич первоначально скрывал от своей паствы свои истинные убеждения. Многие считали его православным. Но униатство Кунцевича окончательно прояснилось после приезда в Киев патриарха Иерусалимского Феофана. Верующие Полоцкой епархии надеялись, что Иосафат поедет к Феофану и засвидетельствует свое Православие. Вместо этого Полоцкий владыка в 1621 г. официально объявил о своем единстве с Римским престолом. После этого Феофан поставил на православную Полоцкую кафедру Мелетия Смотрицкого. Большинство русинов признали своим архиереем его, а не Кунцевича. Тогда взбешенный Иосафат развязал в своей епархии неслыханные по силе гонения на православных. К лету 1621 г. Кунцевич отобрал все храмы и монастыри у православных Полоцка, Витебска и большинства других городов и селений своей епархии. Неистовства Кунцевича были столь велики, что даже канцлер Литовский римо-католик Лев Сапега осуждал его в своих посланиях за жестокость и пытался усмирить его буйства в Полоцкой епархии. Когда же усилия канцлера не возымели успеха, Сапега обратился к униатскому митрополиту Иосифу Велямин-Рутскому, прося его держать Кунцевича " на вожжах " , но Иосафата это нисколько не вразумило. Укрепленный и поощренный грамотой папы Григория XV фанатик-униат продолжал неистовствовать в Полоцкой земле. После сейма 1623 г. озлобленный на православных еще более Кунцевич уже не только не допускал их в церкви, но даже воспретил совершать богослужения по домам. Когда православные стали собираться для богослужения в шалашах за городом, Кунцевич и его приспешники уничтожили эти времянки. |
| Под его руководством состоялось в 1628 году осуждение «Апологии» Мелетия (Смотрицкого). Будучи номинально подчинён напрямую Константинопольскому патриарху как ставропигиальный «великий архимандрит,» был неподвластен Киевскому митрополиту. Петр был близок с митрополитом Иовом (Борецким) – последний, умирая, оставил Петру свою библиотеку и назначил его душеприказчиком. Но с его преемником, митрополитом Исаией (Копинским), у Петра сложились менее доверительные отношения – по мнению некоторых историков, враждебные. Этим протвостоянием, возможно, было обусловлено то, что Петр взялся за основание нового православного просветительского центра в Киеве невзирая на уже существующую Киевское братское училище. Архимандрит Петр положил много сил и на основание нового высшего духовного училища при Лавре – первого в своем роде в восточнославянских землях. По возвращении посланных за границу юношей он поставил их учителями, а также взял ученых из Львовского братства. Организовал в Лавре первое общежитие для бедных учеников, дав для содержания училища несколько деревень из своего имения и лаврских волостей. Новое училище «для преподавания свободных наук на греческом, славянском и латинском языках» открылось в 1631 году. Вскоре, когда киевские братчики признали его блюстителем и опекуном своей школы и подчинили ее исключительно власти Константинопольского патриарха, Петр соединил свою лаврскую школу с братской. Это дело благословили патриарх Константинопольский Кирилл (Лукарь), митрополит Киевский Исаия (Копинский-Борисович), письменно одобрили православные епископы и знатнейшее духовенство и лаврское братство. К тому времени польский престолонаследник королевич Владислав показал себя готовым дать православным право легального существования, выработав соответственный законопроект в комиссии сейма. Архимандрит Петр, находившийся тогда в Варшаве, писал оттуда ко всем русским, чтоб они не соглашались на принятие изложенных в проекте условий, и убеждал их воспользоваться выборным сеймом для достижения полного удовлетворения требований. |
| Под его руководством состоялось в 1628 году осуждение " Апологии " Мелетия (Смотрицкого). Будучи номинально подчинён напрямую Константинопольскому патриарху как ставропигиальный " великий архимандрит, " был неподвластен Киевскому митрополиту. Петр был близок с митрополитом Иовом (Борецким) – последний, умирая, оставил Петру свою библиотеку и назначил его душеприказчиком. Но с его преемником, митрополитом Исаией (Копинским), у Петра сложились менее доверительные отношения - по мнению некоторых историков, враждебные Этим протвостоянием, возможно, было обусловлено то, что Петр взялся за основание нового православного просветительского центра в Киеве невзирая на уже существующую Киевское братское училище. Архимандрит Петр положил много сил положил он и на основание нового высшего духовного училища при Лавре - первого в своем роде в восточнославянских землях. По возвращении посланных за границу юношей он поставил их учителями, а также взял ученых из Львовского братства. Организовал в Лавре первое общежитие для бедных учеников, дав для содержания училища несколько деревень из своего имения и лаврских волостей. Новое училище " для преподавания свободных наук на греческом, славянском и латинском языках " открылось в 1631 году. Вскоре, когда киевские братчики признали его блюстителем и опекуном своей школы и подчинили ее исключительно власти Константинопольского патриарха, Петр соединил свою лаврскую школу с братской. Это дело благословили патриарх Константинопольский Кирилл (Лукарь), митрополит Киевский Исаия (Копинский-Борисович), письменно одобрили православные епископы и знатнейшее духовенство и лаврское братство. Взошествие на Киевскую кафедру К тому времени польский престолонаследник королевич Владислав показал себя готовым дать православным право легального существования, выработав соответственный законопроект в комиссии сейма. Архимандрит Петр, находившийся тогда в Варшаве, писал оттуда ко всем русским, чтоб они не соглашались на принятие изложенных в проекте условий, и убеждал их воспользоваться выборным сеймом для достижения полного удовлетворения требований. |
| При таком употреблении Псалтири , входящей в состав каждого, даже самого краткого чина богослужения, она весьма естественно сделалась главной учебной книгой в древнем нашем образовании по той причине, что само это образование было по своему направлению церковное. Оно совершалось, как известно, под непосредственным руководством Церкви, преимущественно лицами духовными, и совершалось с той целью, чтобы, с одной стороны, приготовить для нее достойных и способных служителей , а с другой — научить людей вообще понимать учение веры и богослужение Церкви. Впрочем, прямые указания на учебное употребление Псалтири встречаются уже во времена позднейшие. Первое свидетельство об этом заключается в послании Новгородского архиепископа Геннадия к митрополиту Симону о необходимости устроить училища для церковных ставленников: “А мой совет о том, — говорит в нем Геннадий, — что учити в училище, первое азбука граница истолкова совсем, да и подтительные (под титлами — Ред. ) слова, да псалтыря с следованием накрепко; и коли то изучят, может после того проучивая и конархати и чести всякия книгы” 1 . В рукописном требнике митрополита Макария начала XVI в. встречается молитва на учени e грамоте детем , в которой испрашивается от Бога помощь уразуметь учение книжное и псалмы Давидовы 2 . Игнатий, митрополит Тобольский, в Третьем окружном послании к сибирской пастве называет Псалтирь уже прямо книгою учебною : “по сей же книге (так называемой Кирилловой книге) издахуся псалтыри в полдесть (в четверть листа), нарицаемыя учебныя, учахуся бо дети по таковым книгами Божественных Писаний чтению” 3 . Наконец, в предисловии к славянской грамматике Мелетия Смотрицкого, изданной в Москве в 1721 г. справщиком Феодором Поликарповым, причиной к изданию этой грамматики между прочим поставляется и то , что “ издревле российским детоводцем обычай бе и есть учити дети малыя в началу азбуце, потом же часословцу и псалтыри” 4 . Все эти свидетельства, как мы заметили, довольно поздние; однако же кроме того, что они ясно указывают на учебное употребление Псалтири в свое время, они дают полное право предполагать такое ее употребление (и еще большее) во времена древнейшие. |
| При таком употреблении Псалтири, входящей в состав каждого, даже самого краткого чина богослужения, она весьма естественно сделалась главной учебной книгой в древнем нашем образовании по той причине, что само это образование было по своему направлению церковное. Оно совершалось, как известно, под непосредственным руководством Церкви, преимущественно лицами духовными, и совершалось с той целью, чтобы, с одной стороны, приготовить для нее достойных и способных служителей, а с другой – научить людей вообще понимать учение веры и богослужение Церкви. Впрочем, прямые указания на учебное употребление Псалтири встречаются уже во времена позднейшие. Первое свидетельство об этом заключается в послании Новгородского архиепископа Геннадия к митрополиту Симону о необходимости устроить училища для церковных ставленников: «А мой совет о том, – говорит в нем Геннадий, – что учити в училище, первое азбука граница истолкова совсем, да и подтительные (под титлами – Ред.) слова, да псалтыря с следованием накрепко; и коли то изучят, может после того проучивая и конархати и чести всякия книгы» 1 . В рукописном требнике митрополита Макария начала XVI в. встречается молитва на учение грамоте детем, в которой испрашивается от Бога помощь уразуметь учение книжное и псалмы Давидовы 2 . Игнатий, митрополит Тобольский, в Третьем окружном послании к сибирской пастве называет Псалтирь уже прямо книгою учебною: «по сей же книге (так называемой Кирилловой книге) издахуся псалтыри в полдесть (в четверть листа), нарицаемыя учебныя, учахуся бо дети по таковым книгами Божественных Писаний чтению» 3 . Наконец, в предисловии к славянской грамматике Мелетия Смотрицкого, изданной в Москве в 1721 г. справщиком Феодором Поликарповым, причиной к изданию этой грамматики между прочим поставляется и то, что «издревле российским детоводцем обычай бе и есть учити дети малыя в началу азбуце, потом же часословцу и псалтыри» 4 . Все эти свидетельства, как мы заметили, довольно поздние; однако же кроме того, что они ясно указывают на учебное употребление Псалтири в свое время, они дают полное право предполагать такое ее употребление (и еще большее) во времена древнейшие. |
| Псалтирь стала главной учебной книгой в Древней Руси. Из предисловия к “Славянской грамматике” Мелетия Смотрицкого, изданной в Москве в 1721 году, видим, что “издревле российским детоводцам обычай бе и есть учити дети малые в начале азбуце, потом же Часослову и Псалтири”. Псалтирь, как книга священная и постоянно употребляемая при богослужениях, воспринималась не только как учебник чтения. Считалось необходимым знать ее как книгу самую нужную, самую жизненную. Научившись читать по Псалтири и к тому же выучив ее наизусть, русский человек уже никогда не расставался с ней. Она была настольной книгой наших предков, спутницей во всех путешествиях, иногда она так и называлась “дорожной книжицей”. Русский человек на основании своего глубоко религиозного чувства обращался к Псалтири для разрешения всех недоумений, находя в ней ответы на трудные жизненные вопросы и даже пользуясь ею для исцеления больных и одержимых нечистых духом. Псалтирь и сегодня остается в частом употреблении как при богослужениях, так и в повседневной жизни. Это связано с тем, что слова Псалтири не только “очищают душу, — как свидетельствует святитель Иоанн Златоуст, — но даже один стих может внушить великое любомудрие, побудить к решению и принести великую пользу в жизни”. По сравнению с другими книгами Священного Писания “книга псалмов представляет для всех образец жизни души, — говорит святитель Афанасий Великий. — Кто читает другие книги, тот произносит написанное в них не как свои собственные слова, но как слова святых мужей или тех, о ком они говорят. Но, удивительное дело, кто читает псалмы, тот все написанное в них, за исключением пророчества о Спасителе и язычниках, произносит как бы от своего собственного имени, поет их, как будто они были написаны о нем или даже им самим. Согласно своей душевной расположенности, всякий желающий находит в псалмах врачевание и исправление для каждого своего движения”. “Я думаю, — размышляет далее святитель, — что в словах этой книги измерена и объята вся жизнь человеческая, все состояние души, все движения мысли, так что в человеке ничего нельзя найти более”. |
| широко пользовался и естественнонаучной аргументацией, привлекал труды Н. Коперника , И. Ньютона , Л. Эйлера, физика Г. В. Крафта, англ. врача и духовного писателя Т. Броуна, кард. Дж. Боны. Увлекаясь религ. идеями рус. масонов (см. Масонство в России ), А. сблизился с членом ложи «Гармония» Н. Н. Трубецким, свои сочинения издавал в типографии Н. И. Новикова . Важное значение для российской словесности имели труды А.: «Правила пиитические», зафиксировавшие окончательную победу силлабо-тонической системы стихосложения над силлабической (в течение долгого времени использовались как пособие в духовных учебных заведениях), а также «Грамматика», вобравшая в себя опыт трудов архиеп. Мелетия (Смотрицкого) , Федора Максимова, Иоанна Сидоровского, М. В. Ломоносова , практику работы над «Словарем Академии Российской». А. является автором аллегорических повестей с назидательным содержанием («Лишенный зрения Ураний, несчастный государь», «Неразрывный союз двух братьев», «Кто есть истинный друг»), герои к-рых олицетворяют понятия христ. этики, реалии священной истории. Неизданными остались соч. А.: «О начале церковного молитвословия» и «Чин Божественной литургии». По мнению Святейшего Синода, в них были «в некоторых вещах объяснения писаны бездоказательно с непристойными и сумнительными выражениями». Ист.: Здравомыслов. Словарь иерархов. Л. 215; Биографический словарь//РНБ. Ф. 595 (Поленовы). 132. Л. 12 об.; РГИА. Ф. 796. Оп. 48, 490; Оп. 55, 382; Оп. 69, 21, 187; Оп. 79, 156. Соч.: Ода России на одержанные ею в 1774 г. победы//Кошелек: Еженед. соч. СПб., 1774. 9; Правила пиитическия о стихотворении российском и латинском. М., 1774, 182610; Иеффай, священная трагедия. М., 1778, 17822; Лишенный зрения Ураний, несчастный государь: Священная повесть. М., 1779, 17842; Неразрывный союз двух братьев: Повесть. М., 1780; Богословские рассуждения. М., 1781. Ч. 1; Общий способ учения для всякого состояния людей нужный. М., 1781; Словарь пиитико-исторических примечаний. М., 1781; Увеселительные загадки, со нравоучительными отгадками, состоящие в стихах. |
| просьба королю подана от Войска Запорожского, чтоб Борецкого и Смотрицкого в их епархиях утвердить, а вас и товарищей ваших свергнуть…» Владык Иова Борецкого и Мелетия Смотрицкого поставил во епископы, восстанавливая иерархию, Иерусалимский патриарх Феофан III. Сапега обличает Кунцевича: «Поступки ваши, проистекающие более из тщеславия и частной ненависти, нежели из любви к ближнему…» Осведомлённый современник, глядя на дела униатского архиепископа, говорит о его ненависти к людям, никак не о любви «как любит Бог». Сапега, понимая, что дело рано иди поздно обернётся бунтом, а там и казацким восстанием и войной, явно сожалел о создании унии в 1596 году, к чему сам приложил руку. В письме 1623 года он называет унию «неугомонною союзницей» католичества и Речи Посполитой: «Кажется, лучше и полезнее было бы для общества разорвать с этою неугомонною союзницей, ибо мы никогда в отечестве своем не имели таких раздоров, какие родила нам эта благовидная уния. Христос не печатал и не запирал церквей…». К моменту убийства Кунцевича его террор длился уже более пяти лет. В труде Иллариона Чистовича «Очерк Истории Западно-Русской Церкви» приведено описание встречи Кунцевича православными Могилёва осенью 1618 года. «… когда православные узнали, что он подъезжает к городу, то зазвонили в вечевой колокол на ратуше, подняли тревогу и заперли городские ворота, а на валах вокруг города расставили народ с оружием. Члены магистрата, бургомистр, райцы и лавники и прочие горожане во множестве, с разным оружием и цеховыми хоругвями, вышли из города на встречу Иосафату, вооружившись как бы против неприятеля и, ругая его, великим криком возбраняли въезд в Могилёв и угрожали убийством. Видя такое народное нерасположение, Иосафат принуждён был удалиться… а по прибытии затем в Варшаву, лично подал королю жалобу на могилёвских мещан». Королевский суд счёл выступление против отступника бунтом против короля, а не против притеснения веры, казнил 20 человек, в том числе бургомистра Богдана (Мирона) Соболь. |
| 1691—1700... 69 Эта небольшая таблица показывает, что русское книгопечатание достигло максимума своего развития по числу изданий в 1631—1650 годах, то есть как раз в годы движения реформаторов, собравшихся вокруг Неронова. Затем оно резко сокращается во время патриаршества Никона и во время руководства церковью сторонниками его богослужебных и обрядовых новшеств. При этом необходимо иметь в виду, что большинство книг, изданных после 1654 года — начала никоновских новшеств, не пополняли книжные запасы русских церквей и школ, но главным образом заменяли прежние издания, объявленные теперь неправильными, которые уничтожались по распоряжению Никона и властей. Таким образом, насыщенность церквей книгами, достигнув значительной высоты в годы движения “реформаторов-возрожденцев”, заметно падает после того, как Никон начал вводить свои перемены в обрядах и книгах. В списке книг, изданных Наседкой и его сотрудниками, обращают на себя внимание как новые редакции изданий богослужебных книг, так и новые, до сих пор не известные русскому читателю или бывшие ему доступными только в рукописной форме. В свою очередь, новые издания церковных книг показывают, что справщики и руководство Печатного двора вовсе не боялись ни редакторских изменений и исправлений текстов, ни отдельных нововведений, поскольку они не касались духа русской церковной традиции или сущности текстов и обряда. Так, например, в изданиях требников 1638 года, в обрядах крещения и бракосочетания, было изменено число возгласов и молитв; были введены изменения в обрядах освящения воды и миропомазания; напечатаны новые службы Нового года; созданы новые службы перекрещивания выходцев из Западной Руси и сделаны многочисленные текстологические и обрядовые Кроме того, при издании Требника к нему уже был прибавлен “Номоканон”, составленный Захарием Копыстенским, видным южнорусским богословом того века, предназначенный стать справочником для духовенства по каноническим и богословским вопросам. Из книг педагогического значения в эти десятилетия были изданы многочисленные учебные псалтыри, по которым тогда учили грамоте русских учеников, а в 1648 году была издана первая напечатанная в Москве русская грамматика Мелетия Смотрицкого. |
|
|
