| Таким образом, благодаря усиленным и энергичным хлопотам нашего правительства перед турецким султаном патриархам александрийскому Паисию и антиохийскому Макарию были возвращены отнятые было у них патриаршие престолы, так что с этой стороны дело улажено было вполне благополучно. Но, несмотря на это, давно ожидаемый конец всем треволнениям по делу Никона и после этого еще не наступил, и московскому правительству предстояли новые хлопоты, так как возникали новые недоуменные вопросы и сомнения. Из донесений послов в Константинополе наше правительство убедилось, что Паисий и Макарий были низложены не турками, а по представлениям и настояниям самого вселенского константинопольского патриарха Парфения, что в этом с Парфением вполне солидарны были и все греческие архиереи и греки вообще. Когда наши послы, прибыв в Константинополь, в своих хлопотах о возвращении кафедр Паисию и Макарию обратились к греческим властям и грекам, которых им рекомендовали в Москве сами патриархи, «то эти греческие власти и греки, на которых святейшие патриархи надежду имели, мне, холопу твоему, заявляет посол государю, о их патриарших делах мысли и помощи не подали, не токмо что делом, ни словом». Значит, все греческие власти и константинопольские греки вполне сочувствовали низложению поехавших в Москву патриархов Паисия и Макария и вовсе не желали их возвращения на прежние патриаршие кафедры. Греческий переводчик при Порте Панагиот с послами нашими между прочим писал государю: «александрийский патриарх есть добрый христианин и укрепление церкви Христовы, применяетца старым святым отцем нашим, и не тужит о трудах и волоките и дальнем пути для того, хотя закрепить овцы Христовы и да излечит болново и да поднимут падающаго, и да усмотрят кручинных овец – для того и призваны от благочести- —83— ваго христианскаго царя, на котораго все християне надеютца, в московское государство учинить разсуждение и мир церкви Христовы и о нуждех патриаршества. И то все учиня, положиша хулу, на него здесь и рекоша царю многие хулы, что дерзах в безумии… А наместники и преумнии разсудители державы царствующей познали, что несть вины патриархом, что пошли к Москве, что они единовернии и были для ради надобнаго церковной духовности». Панагиот сообщает, что константинопольский патриарх Парфений, поставивший в Александрию на место Паисия Иоакима, то же хотел сделать и относительно антиохийского патриарха, «но один благочестивый о том нам объявил и подарками их помирили», что Парфений обещал не сменять и александрийского Паисия, но, воспользовавшись отсутствием Панагиота из Константинополя, вопреки своему обещанию, сменил Паисия, почему Панагиот и решился, в видах церковнаго мира, добиться низложения Парфения с патриаршего престола. 2273 |
| А как приехал в Турскую землю, поймал нас паша и мытник и взял в городе Арзруме 2000 ефимков, кроме того, что роздали начальникам их, судьям, так что пока доехал к престолу своему в Дамаск, задолжал 7000 ефимков». В ответ на эту патриаршую грамоту государь писал Макарию, выписав сначала все содержание его грамоты: «Мы, великий государь, наше царское величество, о таком вашего блаженства бедстве и убытках не помалу поскорбели. При сем буди же ведомо вашему блаженству о государствах нашего царскаго величества, понеже и мы, великий государь, наше царское величество, бесчисленное нашего царскаго величества жалованье роздали нашим царскаго величества великим войскам, также и на искупление пленных. Однакож мы, великий государь, наше царское величество, с християнскаго нашего государскаго милосердия, послали к вашему блаженству нашей царскаго величества милостыни триста золотых червонных, да соболей на семьсот рублев с тем вышепомянутым митрополитом» 19 . Понятно, что указанные довольно бесцеремонные требования двух бывших в Москве восточных патриархов, чтобы царь постоянно заботился об их материальном благополучии и процветании и после того, как они оставили Москву и вывезли из нее огромные суммы, чтобы царь присылал им богатую милостыню и на будущее время, так как они будто бы потеряли все, что в Москве получили от царя и потому живут теперь в бедности и всякой скудости, необходимо производило на московское правительство очень тяжелое и неприятное впечатление. Оно не могло не понять, что служит предметом самой беззастенчивой эксплуатации со стороны бывших в Москве восточных патриархов, которые в отношении к московскому правительству руководствуются чисто интересами наживы, только о том и заботятся, как бы еще и еще побольше получить от него. Даже тишайший и благочестивейший Алексей Михайлович не удержался от того, чтобы в своей ответной грамоте не заметить своему богомольцу, Антиохийскому патриарху Макарию, что его требования от царя новых денежных дач чрезмерны и не вполне деликатны, так как царская казна предназначена вовсе не на удовлетворение только безмерных патриарших требований о даче денег, но и на разные государственные нужды. |
| Послы ответили на эти речи, что и ранее разные восточные патриархи в Москву приезжали, жили в ней подолгу и, возвращаясь домой, оставались по-прежнему патриархами, что так-де следует поступить и теперь. Турки говорили, что те патриархи ездили в московское государство с ведома и разрешения султана, а эти нет, и потому им оставаться на своих патриарших престолах непристойно. Но ради ходатайства и дружбы царя султан повелит Паисию и Макарию быть по-прежнему на их патриарших престолах. Тогда послы стали настаивать, чтобы грамоты султана о патриархах даны были им, послам, что и было им обещано. Действительно, 15 апреля послам дана была грамота султана к государю о патриархах и особая грамота султана к наместнику Египта, Ибрагим-паше, об Александрийском патриархе Паисии 6 . О рассказанных событиях послы, по своем возвращении в Константинополь, в особой отписке сообщают государю: «А о святейших, государь, патриарсех, о Паисие, патриархе Александрийском, и о Макарие, патриархе Антиохийском, по твоему великаго государя указу, будучи в ответех, договорились: салтан турской для твоей, великаго государя, брацкой дружбы и любви им, патриархом, места свои и престолы, как приедут с Москвы, по-прежнему одержати изволил до их живота, покаместа они живы будут, и хатшерев салтанов, жалованные и поволные грамоты за салтановой рукой Паисею, патриарху Александрийскому, и Макарию Антиохийскому, мы, холопи твои, взяли. А что в прошлом во 175 году по ненависти прежняго, Парфения, патриарха Царегородскаго, по салтанову указу, на место Паисея, патриарха Александрийскаго, поставлен был во Александрию новой – Иоаким-патриарх, и по нашему, холопей твоих, договору, по салтанову указу, того новаго патриарха Иоакима из Александреи от патриарша престола велено отставить, и о том салтанову грамоту во Египет, к египетскому Ибрагим-паше мы, холопи твои, взяли, и для свидетельства правды с тою грамотою из Царяграда к паше во Египет пошлем мы, холопи твои, нарочно гречанина Мануила Иванова, чтоб того новаго Иоакима-патриарха из Олександреи от патриарша престола при нем, Мануиле, отставить, а до приезду с Москвы Паисея-патриарха ведать тое патриаршу александрийскую область Паисея, патриарха Александрийскаго, наместнику ево, архидьякону Никифору. |
| – Уже ввиду этих одних моментов труд Lindner’a, конечно, не может быть признан удовлетворяющим всем тем требованиям, какие могут быть к нему нами предъявлены. План, какому немецкий учёный следует в своём сочинении, несомненно, является в значительной степени отвечающим существу дела, как отмеченный признаками вообще естественности и известного соответствия течению мыслей у самого пр. Макария (отчасти ср. выше план у еп. Феофана, также в „Воскр. Чт.“), но, к сожалению, он не обнимает собою не только всего мировоззрения изучаемого нами подвижника, но даже и взятого в цельном виде нравственного только его учения (автором раскрывается преимущественно только индивидуальная этика пр. Макария). Но и те пункты Макариева мировоззрения, каких Lindner в своей диссертации касается, им скорее только намечаются, нежели более или менее достаточно раскрываются и выясняются. В каждой из вышеуказанных шести глав своей книги Lindner посвящает выяснению предмета главы не больше одной-двух страниц, всю остальную часть главы наполняя выдержками из Macarian’ (в латинской их передаче, а то и на греческом языке), от чего вся диссертация получает вид, с одной стороны, какого-то конспективного обозрения подлежавших Lindner’oby изучению вопросов, а с другой, – собрания сырого материала, заключающегося в Macarian’ax и служащего освещению тех или иных вопросов. Совсем недостаточно оттеняется Lindner’oм и отношение пр. Макария к Клименту Александрийскому (рр. 9, 10, 16, 17, 26, 34, 51, 53, 54, 72), Оригену (рр, 9, 16, 17, 20, 26, 27, 39, 45, 46, 51, 53, 54, 73, 80) и др. (ср. у Lindner’a, напр., р. 50), хотя выяснение его, более или менее обстоятельное, было бы в высшей степени полезно для дела 2157 . Оттенение же (заметим мимоходом) отношений к пр. Макарию, напр., Таулера [средневекового „немецкого мистика“ („† 1361“: чит. у Luthardt G. С. Е., S. 306 ...] (см. у Lindner’a рр. 16, ,17, 20–21, 25, 27, 39, 43, 45, 46, 47, 51, 58, 59, 62, 65) и некоторых других (рр. 27, 58...), имевшее, пожалуй, некоторый смысл для немецких читателей, да и вообще уместное в большом и всестороннем исследовании, каким Lindner’obckoro назвать нельзя, – могло бы в последнем и не иметь места. |
| Нет нужды говорить, что человек, подвергший себя такому самоумерщвлению, отрекался от всего, что могло доставить удовольствие чувствам. О таком отречении ревновал не один Макарий, но и все скитские подвижники, как показывает событие, рассказанное Палладием. Однажды Макарию прислали кисть свежего винограда. Хотя ему и хотелось тогда есть; но он отослал ее брату больному, желавшему винограда. Брат этот, ревнуя о воздержании, отослал виноград к другому; и тот поступил так же. Виноград перебывал в руках у многих, но никто не хотел его вкушать. Наконец один из них, получив эту кисть, отослал её, как дорогой подарок, Макарию. Усердно благодарил, Макарий Господа за такое воздержание братий; но и сам не хотел съесть кисти винограда. Подвигами самоумерщвления подавляя всякое вожделение чувств Макарий и духовные помыслы подавлял тем же оружием. Однажды начали Макария беспокоить тщеславные помыслы, внушавшие ему отправиться в Рим для исцеления больных. Долго противился он им. Наконец, когда они объяли его сильнее, Макарий упал на порог своей келлии и, выставив ноги наружу, говорил демонам тщеславия: влеките меня, если можете; своими ногами я не пойду в другое место. Так он лежал до вечера. Ночью помыслы стали опять беспокоить его. Тогда он взял корзину, насыпал в нее две меры песку и, положив на плечо, ходил с нею в пустыне. Здесь встретился с ним инок Феосовий и просил его не изнурять себя, а отдать ношу ему. Макарий отвечал: я изнуряю того, кто меня изнуряет; мне, не любящему трудиться, он внушает охоту к странствованию. Изнурив тело свое, он возвратился домой. От строгого воздержания у Макария не было волос на бороде. Он был согбен и сухощав. Более других отцов Макария Александрийского называют любителем пустыни. Он проникал в самые отдаленные пустыни. Однажды, ходя по пустыне, он нашел весьма удобное для жительства иноков место, полное плодовитых деревьев; там обитали два инока. Макарий просил у них позволения привести сюда для жительства несколько иноков, ибо место изобиловало всем нужным для жизни. |
| Чтобы не протянуть времени в дальних пересылках, составленных в Константинополе ответов к патриархам александрийскому и антиохийскому, от одного к другому, постановлено было написать патриаршие ответы в двух свитках (иначе сказать – тетрадях) и, по подписании их патриархами цареградским и иерусалимским, один свиток послать для подписи к александрийскому патриарху, а другой – к антиохийскому. Что и было сделано. Свиток, посланный к антиохийскому патриарху Макарию, возвращен был от него с его подписью в Константинополь 9-го Августа 1663 г. и принят иерусалимским патриархом Нектарием, который с ним и отправился в Яссы. Другой же свиток, посланный к александрийскому патриарху Паисию, с его подписью доставлен, от него в Константинополь 19-го Августа, т. е. через десять дней после доставленного от антиохийского патриарха. Здесь опять созваны были архиереи и клирики константинопольской Церкви, участвовавшие в составлении ответов; этот свиток был ими подписан, и передан дьякону Мелетию 116 ; всех же подписавшихся на нем было 20 лиц, кроме патриархов 117 . 17-го Сентября Мелетий оставил Константинополь и 17-го Октября прибыл в Яссы, где нашел патриарха Нектария и заметил большую перемену в его мнениях по делу патриарха Никона 118 . Нектарий с тем и прибыл в Яссы, чтобы ехать в Москву для решения Никонова дела, но переменил свое намерение: к нему в Яссы приехал какой-то купец Анастасий и говорил о Никоне с отличной стороны, что он защитник греков, любит греческий народ и тому подобное. Вследствие сего Нектарий пришел в недоумение и, ссылаясь на войну, что по этому случаю все дороги были закрыты, не решился ехать в Москву. Мелетий просил его послать от себя хотя экзарха; Нектарий обещал послать по зимнему пути, но и в этом обещании Мелетий весьма сомневался 119 . Константинопольский патриарх также отказался ехать в Москву и экзархом от него никто не решился ехать; все боялись за свою жизнь, и сам патриарх чувствовал себя не совсем безопасным. Денежные суммы и подарки, которые с Мелетием были посланы патриархам и греческому духовенству не остались втайне: завистливые греки распустили об этом слух с преувеличением. Некто Еммануил Маимвал разглашал, что русский царь прислал константинопольскому патриарху двадцать тысяч золотых 120 . |
| И во Антиохию, государь, салтанову грамоту взяли ж, что до приезду с Москвы Макария-патриарха его патриаршу область ведать наместнику ево, и тое грамоту во Антиохию пошлем мы, холопи твои, из Царяграда с кем доведетца». Далее в отписке послов государю говорится: «А что, государь, святейшие патриархи, Паисей, патриарх Александрийский и Макарий, патриарх Антиохийский, дали мне, холопу твоему Афонке, росписи греческим властям и грекам, чтоб мне с ними о их патриарших делех советывать и мыслить, а святейшие патриархи на них надежду имели и чаяли от них в своих делех промыслу и помощи, и от греческих, государь, властей и греков, на которых святейшие патриархи надежду имели, мне, холопу твоему, о их патриарших делех мысли и помощи не подали не токмо что делом, ни словом». Послы прислали государю и перевод с самой грамоты султана, которою он объявляет Александрийского патриарха Иоакима низложенным, а прежде бывшего, находившегося тогда в Москве патриарха Паисия восстановляет в прежнем его достоинстве Александрийского патриарха 7 . Из донесений послов в Константинополе наше правительство убедилось, что Паисий и Макарий были низложены не турками, а по представлениям и настояниям самого Вселенского Константинопольского патриарха Парфения, что в этом с Парфением вполне солидарны были и все греческие архиереи и греки вообще. Когда наши послы, прибыв в Константинополь, в своих хлопотах о возвращении кафедр Паисию и Макарию обратились к греческим властям и грекам, которых им рекомендовали в Москве сами патриархи, «то эти греческия власти и греки, на которых святейшие патриархи надежду имели, мне, холопу твоему, – заявляет посол государю, – о их патриарших делах мысли и помощи не подали, не токмо что делом, ни словом». Значит, все греческие власти и константинопольские греки вполне сочувствовали низложению поехавших в Москву патриархов Паисия и Макария и вовсе не желали их возвращения на прежние патриаршие кафедры. Греческий переводчик при Порте Панагиот с послами нашими между прочим писал государю: «Александрийский патриарх есть добрый христианин и украшение Церкви Христовы, применяетца старым святым отцем нашим, и не тужит о трудах и волоките и дальнем пути для того, хотя закрепить овцы Христовы и да излечит бол ново и да поднимут падающаго, и да усмотрят кручинных овец – для того и призваны от благочестиваго христианскаго царя, на котораго все християне надеютца, в Московское государство учинить разсуждение и мир церкви Христовы и о нуждех патриаршества. |
| О рассказанных событиях послы, по своем возвращении в Константинополь, в особой отписке сообщают государю: «а о святейших, государь, патриарсех, о Паисие патриархе александрийском и о Макарие патриархе антиохийском, по твоему великого государя указу, будучи в ответех, договорились: салтан турской для твоей великого государя брацкой дружбы и любви им, патриархом, места свои и престолы, как приедут с Москвы, по прежнему одержати изволил до их живота, покаместа они живы будут, и хатшерев салтанов, жалованные и поволные грамоты за салтановою рукою Паисею патриарху александрийскому и Макарию антиохийскому, мы, холопи твои, взяли. А что в прошлом во 175 году по ненависти прежнего Парфения патриарха царегородского, по салтанову указу, на место Паисея патриарха александрийского поставлен был во Александрию новой – Иоаким патриарх, и по нашему, холопей твоих, договору, по салтанову указу, того нового патриарха Иоакима из Александреи от патриарша престола велено отставить, и о том салтанову грамоту во Египет, к египетскому Ибрагим паше мы, холопи твои, взяли, и для свидетельства правды с тою грамотою из Царяграда к паше во Египет пошлем мы, холопи твои, нарочно гречанина Мануила Иванова, чтоб того нового Иоакима патриарха из Олександреи от патриарша престола при нем, Мануиле, отставить, а до приезду с Москвы Паисея патриарха ведать тое патриаршу александрийскую область Паисея патриарха александрийского наместнику ево архидьякону Никифору. И во Антиохию, государь, салтанову грамоту взяли ж, что до приезду с Москвы Макария патриарха его патриаршу область ведать наместнику ево, и тое грамоту во Антиохию пошлем мы холопи твои, из Царя-града с кем, доведетца». Далее в отписке послов государю говорится: «а что, государь, святейшие патриархи, Паисей патриарх александрийский и Макарий патриарх антиохийский, дали мне, холопу твоему Афонке, росписи греческим властям и грекам, чтоб мне с ними о их патриарших делех советывать и мыслить, а святейшие патриархи на них надежду имели и чаяли от них в своих делех промыслу и помощи, и от греческих, государь, властей и греков, на которых святейшие патриархи надежду имели, мне, холопу твоему, о их патриарших делех мысли и помощи не подали не токмо что делом, ни словом». |
| Различные сочинения, вошедшие в этот том, суть сочинения туземные; следовательно, они должны познакомить нас с сокровенными деталями этой истории, или же мы должны отказаться от надежды ознакомиться с этими деталями еще где-либо. Я должен наперед сказать, – замечает Амелино – что эти сочинения не обманывают тех надежд, какие они возбуждают; они заключают в себе много драгоценных подробностей, драгоценных и для философа, и для историка. Эпоха, к которой относятся издаваемые мною памятники, занимает важнейшее место в ряду прочих эпох в христианской истории Египта; она начинается с конца ужасного гонения Диоклетиана, обнимает историю борьбы с арианством и несторианством, а заканчивается халкидонским собором, со времен которого стали обозначаться признаки падения Египетской церкви. Издаваемые памятники вышли из-под пера не одного лица и не относятся по своему происхождению к одному веку, да и предметы, о которых идет речь в них, различны; тем не менее, все они касаются одной и той же эпохи, и потому они и изданы мною в виде одного целого. Памятники, вошедшие в настоящий том – следующие: а) «Сокращение Панегирика (монаху) Шнуди», панегирика, написанного его учеником Визою: коптский текст на мемфическом диалекте; б) «Похвальное слово» Макарию, епископу города Ткоу, приписываемое по его происхождению Диоскору, патриарху Александрийскому: коптский текст на мемфическом диалекте; в) «Слово о смерти», приписываемое св. Кириллу Александрийскому : текст также на мемфическом диалекте; г) «Переписка» между монофизитским патриархом Александрии Петром Монгом и патриархом Константинопольским Акакием, переписка, имеющая отношение к известному движению монофизитскому или евтихианскому: текст на мемфическом диалекте; д) наконец, «Полный Панегирик Шнуди», составленный его учеником Визою: этот панегирик дошел до нас только в переводе арабском (р. 1–5). Сообщим краткие сведения о каждом из перечисленных документов. Амелино делает довольно замечаний относительно этих документов, но его замечания не всегда заслуживают внимания. |
| Всякий день приходят посланники от престола моего и наместники пишут, от чего так долго не прихожу, а я о том думаю, что от долгов престола моего стало росту – свыше головы. Я же не имею иного предстателя, как вашу пресветлость, а потому молю, как и прежде не оставляли, так и ныне молю, ради многодетного вашего здравия и памяти твоих родителей, когда обрящешь в добрый час державного миролюбца, напоминай обо всем и извести, ибо и прежде писал я, но ответа не было». Государь послал патриарху Макарию грамоту, в которой, между прочим, извещает его о кончине царицы и просит молиться за нее. Получив эту грамоту, Макарий пишет царю: «со многою надеждою молю великого твоего царствия, как пожаловал еси брата нашего, святейшего александрийского патриарха о душевном спасении царицы, тако и нас не презри, богомольцов своих, но помилуй нас бедных, яко пострадали есмы в великих убытках во странах персидских, – тако прошу великого твоего царствия, да учиниши милость для блаженные памяти души благоверные царицы и для душевного спасения родителей своих» 246 . Но назойливые выпрашивания патриарха Макария все новой и новой милости у государя этим не кончились. 20-го мая 1671 года прибыл чрез Киев в Москву посланный патриарха Макария митрополит Тира и Сидона Нектарий. Киевские воеводы не хотели было пропускать его в Москву, так как по царской жалованной грамоте в Москву за милостынею должен был приезжать от патриарха архимандрит, а не митрополит, да к тому же он и приехал не в тот срок, какой назначен в грамоте. Тогда митрополит Нектарий заявил, что он едет по царскому делу, почему его и пропустили в Москву. Но в Москве Нектарий показал, что никаким государевых дел с ним нет, а сказал так Киевским воеводам потому, что не знал русских обычаев и что прошло уже 10 месяцев, как его отпустил от себя патриарх. С митрополитом Нектарием патриарх Макарий прислал государю грамоту, в которой извещал, что дорогою при своем возвращении из Москвы, он потерял все, что получил в Москве от государя. В городе Шемахе «взяли у нас все соболи половинною ценою, и вместо денег давали шелк по двойной цене, и из сего шелку держали целый год в грузинской земле, и все там утратили, что было милости царской. |
|
|
