| Вот содержание сказания о Макарии, ученике Антония, в греческой Истории Египетских монахов. Об Александрийском же Макарии в тех же греческих рукописях говорится весьма кратко: рассказана только история о двух трибунах, из которых один назвал обоих Макариев блаженными. Сказание о виденном рае Макарием Скитским легендарно и много отлично от сказания о том же Палладия в «Лавсаике» , который это путешествие в сад Ианния и Амврия относит к Макарию Александрийскому , ибо от него самого о нем слышал, а не Скитскому. Палладий и принесение кожи гиеною относит к Макарию Александрийскому же, а по другим Марку. Из этого видно, что автор Истории монахов, бывший в Египте, хотя и вскоре по кончине обоих Макариев, смешал в памяти события, слышанные им об Макариях или ему передавали другие неверно 5 . В латинском тексте Руфин очевидец обоих Макариев поправляет его и составляет новые сказания об Макариях. В сказании о Макарии Скитском он повествует о 4 чудесах его: о том, как он заставил убитого сказать, что не тот его убил, кого подозревали, о девице, казавшейся лошадью, о другой девице, гнившей и также им исцеленной, о воскрешении мертвеца по случаю спора с еретиком; у Палладия говорится о девице, казавшейся лошадью, но пространнее, а о воскрешении мертвеца очень кратко. В Лавсаик вносима была История монахов по греческому первоначальному тексту ее, а не по Руфинову переводу. Путешествие в сад Ианния и Амврия и историю с виноградом, обошедшим всю братию Руфин относит к Александрийскому Макарию, сказание о трибунах оставляет, как оно было у автора Истории монахов и в конце сказания об этом Макарии говорит, что «многое и другое удивительное рассказывается о делах Макария Александрийского , нечто из того внесено в одиннадцатую книгу церковной истории, в которой найдет желающий». В церковной истории Руфина (кн. II, гл. 4) действительно говорится о Макарии Александрийском и о принесении ему кожи львицей (у Палладия гиеной, гиена и леена – львица по начертанию близки и по произношению и потому в рукописях могла быть ошибка). |
| Имея в виду латинский текст Истории монахов 400 , происхождение которого относят к времени „между 404 и 410 г.“ 401 или вообще „до 410 г.“ 402 403 … арх. Сергий замечает, что Руфин „поправляет“ греческий оригинал „и составляет новые сказания об Макариях“ 404 . В частности, в XXVIII-й гл. 405 руфиновской Истории монахов, трактующей „De duobus Macariis, et primo, de Macario Aegyptio, seu seniore“, прежде всего находим отсутствующий в греческом оригинале следующий рассказ: о том, как напрасно обвиненный в убийстве человек был оправдан при помощи пр. Макария, который, в видах разрешения недоумения, вопросил даже самого мертвеца, действительно и давшего требовавшееся разъяснение дела 406 . С другим рассказом: о девице (virgo, – puella), вследствие чародейства мага казавшейся тем, кто окружал ее, лошадью 407 , мы уже встречались, излагая содержание греческих рукописей Истории монахов 408 . – Затем в руфиновской Истории монахов повествуется об иной девице (alia minor puella), которая, при жизни, гнила, при чем тело ее в гнивших местах (в „срамных частях“ его) кишело бесчисленным множеством червей, и вследствие исходившего от неё смрада никто не мог к ней подойти... Доставленная родителями к преп. Макарию она была исцелена им... 409 Этого рассказа, если припомним сказанное нами выше, нет в греческих рукописях Истории монахов. Даже, сообщаемого руфиновой Историей монахов 410 рассказа о воскрешении преп. Макарием мертвеца для изобличения человека, заражённого ересью Иеракса, в греческих рукописях данной Истории, как мы уже знаем 411 , не имеется. – Что же касается следующих двух рассказов греческой Истории монахов, приурочиваемых последнею к преп. Макарию Египетскому : а) о виноградной кисти 412 и б) о посещении могилы магов – Ианния и Иамврия 413 , то оба они, т. е., рассказы, приурочиваются руфиновскою Историею монахов к преп. Макарию Александрийскому 414 415 416 . Наконец, рассказ о переправе обоих Макариев через реку, также выше упомянутый нами, 417 в руфиновской Истории 418 „оставлен, как он был у автора Истории монахов“ в греческом оригинальном ее тексте 419 . Последний рассказ, как нами отмечено 420 , передается уже XXIX-ю гл. 421 руфиновской Истории монахов, трактующею специально „De Macario Alexandrino, seu Juniore“. Заканчивая XXVIII-ю ее главу, автор замечает, что относительно преп. Макария Египетского „передавали и другое многое»; но все это, однако, им опускается, так как иначе ему пришлось бы слишком затянуть свою речь. Да, при том, „о прочих деяниях“ святого мужа можно судить и „на основании этого немногого“, т. е., записанного им 422 . |
| Макарию Егип. то, что следовало бы отнести к пр. Макарию Александрийскому 701 . Насколько справедлива Floss’oba оценка, это с необходимою подробностию будет выяснено нами с течением времени. А теперь пока заметим, что в первом случае (т. е., по вопросу об отношениях пр. Макария Египетского к пр. Антонию) Floss неправ 702 , между тем как во втором (относительно приурочения к Египетскому того, что надлежало бы приурочить к Александрийскому) Floss, опирающийся на твердую почву, несомненно рассуждает основательно. О произведениях из дальнейшего времени до настоящего включительно, так или иначе касающихся обстоятельств жизни пр. Макария, Египетского, нет надобности говорить более или менее подробно, потому что, если авторы из более ранней эпохи, уже рассмотренные нами, часто стоят в такой зависимости от своих источников, что сами по себе иногда не имеют решительно никакого значения для лиц, разыскивающих биографические данные о преп. Макарии Егип., то все это в тем большей, разумеется, степени надлежит сказать об авторах позднейших (по сравнению с охарактеризованными нами), которым, как еще более отдаленным от века пр. Макария, волей неволей приходилось лишь повторять своих предшественников, комментировать их...: каких-либо новых документов древности не открывалось (до последнего времени; ср. выше речь о „коптских“ памятниках), и операции по необходимости производились все над одним и тем же количеством материала, унаследованного от прежних веков (ер., впрочем, ниже: напр., конец нашей речи об АА. SS. ). В первом томе (под 15 числом Января) на рр. 1005–1015 говорится „De S. Macario Aegyptio presbytero et abbate in Scithi“. В частности, здесь идет речь об отношении пр. Макария к пр. Антонию, о продолжительности как всей жизни пр. Макария, так и пребывания его в пустыне, о времени прибытия его сюда и – смерти, об известном изгнании его на остров (ср. у нас выше) и пр. (напр., об отличии пр. Макария Ег. от Макария „Pispiritani“, о „дне рождения“ первого, по мнению „латинян“...)... |
| С своей стороны и наше правительство считало себя нравственно обязанным хлопотать о возвращении патриарших престолов Паисию и Макарию не только пред турецким правительством, но и пред константинопольским патриархом. В этих видах государем написана была, от 11-го августа 1668 года, особая грамота к константинопольскому патриарху Мефодию, в которой он заявляет, что александрийский патриарх Паисий прибыл в Москву «не ради некоих временных вещей и суетных, ниже собрания ради тленного имения, но умирения ради некоих церковных вин, такового ангелоподобного мужа требовавших исправления», что вознамерившись теперь возвратиться на свою кафедру «престола его архиерейского в восприятии боголюбезныя твоего преблаженства помощи и братского утешения требует», так как стало известно, что во время отсутствия Паисия его кафедру занял самовластно некий архиерей, «забыв страх Архиерея превышнего и суд страшный, по делом комуждо воздающий». Царь просит Мефодия: «желаем убо, отче всеблаженнейший, да по священных правил определениям, вышеимянованному архиерею кир Паисию престола его восприятие руководствуеши, и в прочих его святых требованиях, яко лепо нам христианом, помоществуеши, ведый оного мужа священнолепного и многотрудного между великих государств не враждотворца, но миротворца быти, тщащася присно о спасении душ человеческих... Усугубляем предложение, якоже лепо пречестному блаженству вашему: помоществуй святейшему оному кир Паисию, мужу многих похвал достойному, но и блаженнейшему оному и всесвятейшему кир Макарию, Божия града Антиохии и всего востока патриарху, иже по святых своих трудех из нашея державы в 6 день июня настоящего лета к восприятию высокостепенного си престола Божиею помощию пути вдадеся, идеже мощно и лено преблаженства твоего вспоможение да сотвориши» 238 . Но посылкой грамоты только к патриарху константинопольскому государь не ограничился, а от своего имени написал еще грамоту к тому патриарху александрийскому Иоакиму, который занял было престол уехавшего в Москву Паисия. |
| На последнее могут, конечно, возразить, что св. Серапион, еп. Тмуитский, умер раньше преп. Макария и потому не мог писать о смерти последнего, как уже совершившемся факте. Следовательно, еп. Серапион не-автор данной макариевой „Жизни“. Но это возражение не очень сильно. Дело в том, что год смерти Серапиона точно неизвестен 74 . Одни относят смерть еп. Серапиона ко времени „около 366 года“ 75 , другие говорят, что он „должен был умереть около 358 г... 76 . Быть может, он жил и до 369-го года 77 ; а быть может, он пережил и преп. Макария Египетского (примеров долголетия передается историею не мало). Против правдоподобности такого предположения нельзя представить прямых и решительно-подавляющих данных. Известно послание „епископа Серапиона к монахам» (Serapionis episcopi ad monachos), где, между прочим, говорится об авве Макарии и других подвижниках, как уже об умерших 78 . Какого Макария здесь имеет в виду еп. Серапиои Тмуитский, трудно сказать окончательно. А. Mai в „Spicilegium Romanum“ говорит, что здесь речь идёт о „Макарии, старшем из трех“, известных под „этим именем 79 . Преосв. Филарет Ч., указывая па это место из „Spicileg. Roman.“ и соглашаясь со словами А. Mai, разумеет, в частности, „Макария Писпира“, который, по его словам, „был старше египетского и александрийского“ 80 . Но действительно ли дело обстоит так именно, или нет, не можем с полною уверенностью ответить на вопрос. Нельзя ли предположить, что указываемые еп. Серапионом великие деяния аввы Макария (совершавшиеся им знамения, изгнание им демонов, исцеление болезней и проч. 81 всего скорее могли бы быть приурочены не к мало вообще известному Макарию Писпиру, а к славному Макарию Египетскому , тем более что ни у А. Mai, ни у преосв. Филарета не находим хоть какого-либо обоснования или более или менее подробного разъяснения дела?... Во всяком случае, вопрос о времени смерти еп. Серапиона должен быть назван открытым 82 . Оставляя его в стороне, мы считаем возможным опереться на содержание надписания данного коптского памятника, где, как уже сказано выше, в качестве автора последнего называется осведомленным в данном случае переписчиком еп. Тмуитский Серапион. Опровергнуть значение этого надписания мы не можем, и потому утвердимся на нем, как на основании. „Мы“, – справедливо говорит Amélineau“, – имеем дело с „творением – действительно подлинным“ 83 . |
| Любовь, далее, заставляла преп. Макария посещать страждущих. Больше того, чтобы утешать, например, болящего, наш авва готов был удовлетворять его прихотям, хотя, правда, и невинным. Однажды пришел Преподобный к одному больному отшельнику и на вопрос, не желает ли последний что-нибудь поесть, тот отвечал: «Хочу пастилы». И старец не поленился сходить в Александрию, купить больному желаемого и тем его утешить. Любовь, наполнявшая душу преп. Макария, во вне проявлялась, между прочим, и в том, что он был прост, обходителен и доступен для всех. Этому немало удивлялась даже братия. Для чего ты так ведешь себя (т. е. просто)? – спрашивали его некоторые. Авва Макарий на это отвечал: «Двенадцать лет служил я Господу моему, чтобы даровал Он мне благодать сию, а вы советуете мне ее оставить». Из этого рассказа видно, что простота не была только природным свойством нашего аввы. Нет, в ней он видел одну из существенно-важных сторон христанского благоповедения и о приобретении ее заботился многие годы... Зная любвеобильность преп. Макария Египетского , к нему шли обиженные с жалобами на строгость и несправдливость людей в полной уверенности, что только любовь Великого аввы выслушает и утешит их. Рассказывали об одном брате, впавшем в искушение. Брат этот о своем грехе сообщил авве Макарию Александрийскому . Последний наложил на согрешившего строгие неудобоносимые узы, благодаря которым брат опечалился и близок был к новому падению. Находясь в таком состоянии, названный брат отправился к Макарию Египетскому . Он рассказал ему все откровенно, искренно и наш любвеобильный Старец много его утешал, говоря: «Иди, сын мой, и делай только то, что тебе по силам. Всячески старайся не совершать греха, в котором ты повинен и это будет для тебя лучшим покаянием». Когда же брат смущался по поводу наложенных на него уз, наш Старец так ему говорил: «Эти узы не тебя связали, а авву Макария». Узнал обо всем этом Макарий Александрийский . Любовь нашего аввы устыдила его. Он сознал свою строгость и убежал к одному болоту, где подверг тело свое искусанию мошек, при этом решил оставаться здесь столько дней, на сколько были наложены узы брату. Не предполагал такого исхода дела преп. Макарий. Последний, когда услышал о столь великом подвиге своего друга, поспешил к болоту, употребил много времени, чтобы отыскать подвижника, и когда увидал, стал так его умолять: «Добрый старец, я сказал это ради утешения брата, а ты, услышав его, подобно доброй невесте убежал во внутренний покой. Встань же, отец мой, и возвратись в свою келлию». Макарий Александрийский долго отказывался и наш любвеобильный авва не переставал его умолять: «Встань, иди со мною, я научу тебя, что тебе следует делать». Так относился наш отец к людям. |
| Со своей стороны, и наше правительство считало себя нравственно обязанным хлопотать о возвращении патриарших престолов Паисию и Макарию не только перед турецким правительством, но и перед константинопольским патриархом. В этих видах государем написана была от 11 августа 1668 года особая грамота к константинопольскому патриарху Мефодию, в которой он заявляет, что александрийский патриарх Паисий прибыл в Москву «не ради некоих временных вещей и суетных, ниже собрания ради тленнаго имения, но умирения ради некоих церковных вин, таковаго ангелоподобнаго мужа требовавших исправления», что, вознамерившись теперь возвратиться на свою кафедру, «престола его архиерейскаго в восприятии боголюбезныя твоего преблаженства помощи и братскаго утешения требует», так как стало известно, что во время отсутствия Паисия его кафедру занял самовластно некий архиерей, «забыв страх Архиерея превышняго и суд страшный, по делом комуждо воздающий». Царь просит Мефодия: «желаем убо, отче всеблаженнейший, да по священных правил определениям, вышеимянованному архиерею кир Паисию престола его восприятие руководствуеши, и в прочих его святых требованиях, яко лепо нам христианом, помоществуеши, ведый онаго мужа священнолепнаго и многотруднаго между великих государств не враждотворца, но миротворца быти, тщашася присно о спасении душ человеческих… Усугубляем предложение, якоже лепо пречестному блаженству вашему: помоществуй святейшему оному кир Паисию, мужу многих похвал достойному, но и блаженнейшему оному и всесвятейшему кир Макарию, Божия града Антиохии и всего востока патри- —87— арху, иже по святых своих трудех из нашея державы в 6 день июня настоящаго лета к восприятию высокостепеннаго си престола Божиею помощию пути вдадеся, идеже мощно и лепо преблаженства твоего вспоможение да сотвориши». 2275 Но только лишь посылкой грамоты к патриарху Константинопольскому государь не ограничился, а от своего имени написал еще грамоту к тому патриарху александрийскому Иоакиму, который занял было престол уехавшего в Москву Паисия. |
| Со своей стороны, и наше правительство считало себя нравственно обязанным хлопотать о возвращении патриарших престолов Паисию и Макарию не только перед турецким правительством, но и перед Константинопольским патриархом. В этих видах государем написана была от 11 августа 1668 года особая грамота к Константинопольскому патриарху Мефодию, в которой он заявляет, что Александрийский патриарх Паисий прибыл в Москву «не ради некоих временных вещей и суетных, ниже собрания ради тленнаго имения, но умирения ради некоих церковных вин, таковаго ангелоподобнаго мужа требовавших исправления», что, вознамерившись теперь возвратиться на свою кафедру, «престола его архиерейскаго в восприятии боголюбезныя твоего преблаженства помощи и братскаго утешения требует», так как стало известно, что во время отсутствия Паисия его кафедру занял самовластно некий архиерей, «забыв страх Архиерея превышняго и суд страшный, по делом комуждо воздающий». Царь просит Мефодия: «Желаем убо, отче всеблаженнейший, да по священных правил определениям, вышеимянованному архиерею кир Паисию престола его восприятие руководству еши, и в прочих его святых требованиях, яко лепо нам Христианом, помоществуеши, ведый онаго мужа священнолепнаго и многотруднаго между великих государств не враждотворца, но миротворца быти, тщашася присно о спасении душ человеческих... Усугубляем предложение, якоже лепо пречестному блаженству вашему: помоществуй святейшему оному кир Паисию, мужу многих похвал достойному, но и блаженнейшему оному и всесвятейшему кир Макарию, Божия града Антиохии и всего Востока патриарху, иже по святых своих трудех из нашея державы в 6-й день июня настоящаго лета к восприятию высокостепеннаго си престола Божиею помощию пути вдадеся, иде-же мощно и лепо преблаженства твоего вспоможение да сотвориши» 10 . Но только лишь посылкой грамоты к патриарху Константинопольскому государь не ограничился, а от своего имени написал еще грамоту к тому патриарху Александрийскому Иоакиму, который занял было престол уехавшего в Москву Паисия. |
| А как приехал в турскую землю, поймал нас паша и мытник и взял в городе Арзруме 2000 ефимков, кроме того, что роздали начальникам и судьям, так что пока доехал к престолу своему в Дамаск, задолжал 7000 ефимков». В ответ на эту патриаршую грамоту государь писал Макарию, выписав сначала все содержание его грамоты: «мы, великий государь, наше царское величество, о таком вашего блаженства бедстве и убытках не помалу поскорбели. При сем буди же ведомо вашему блаженству о государствах нашего царского величества, понеже и мы, великий государь, наше царское величество, безчисленное нашего царского величества жалованье роздали нашим царского величества великим войскам, также и на искупление пленных. Однакож мы великий государь, наше царское величество, с християнского нашего государского милосердия, послали к вашему блаженству нашей царского величества милостыни триста золотых червонных, да соболей на семьсот рублев с тем вышепомянутым митрополитом» 247 . Понятно, что указанные довольно безцеремонные требования двух бывших в Москве восточных патриархов, чтобы царь постоянно заботился об их материальном благополучии и процветании и после того, как они оставили Москву и вывезли из нее огромные суммы, чтобы царь присылал им богатую милостыню и на будущее время, так как они будто бы потеряли все, что в Москве получили от царя и потому живут теперь в бедности и всякой скудости, необходимо производило на московское правительство очень тяжелое и неприятное впечатление. Оно не могло не понять, что служит предметом самой беззастенчивой эксплуатации со стороны бывших в Москве восточных патриархов, которые в отношении к московскому правительству руководствуются чисто интересами наживы, только о том и заботятся, как бы еще и еще побольше получить от него. Даже тишайший и благочестивейший Алексей Михайлович не удержался от того, чтобы в своей ответной грамоте не заметить своему богомольцу, антиохийскому патриарху Макарию, что его требования от царя новых денежных дач чрезмерны и не вполне деликатны, так как царская казна предназначена вовсе не на удовлетворение только безмерных патриарших требований о даче денег, но и на разные государственные нужды. |
| „На том же основании“, – рассуждает Тильмон, – на каком Поссин отрицает „Беседы“ у пр. Макария Александрийского , их можно отрицать и у Макария Писпира, как и вообще у какого-либо Макария из числа тех, „о которых говорит история“, так как последняя „не сообщает, что они“ (а не только Макарий Александрийский ) оставили после себя „какое-либо сочинение“ 1527 (если не считать свидетельства Геннадиева о пр. Макарии Египетском ). Обстоятельство, что те же лица, которые молчат о пр. Макарии Александрийском , как писателе, молчат и о Макарии Писпире, как писателе же, действительно, весьма знаменательно, и строить на нём здание, подобное Поссинову (и друг.), конечно, невозможно. Чтобы окончательно защитить Макария Писпира, как автора Бесед и Трактатов, Поссин пытается доказать, что этот именно Макарий и есть Великий, под каковым наименованием, как известно, искони в манускриптах слывёт автор данных творений, т. е. „Macarian’“. Однако, все соображения, приводимые в настоящем случае Поссином, всецело разбиваются тем обстоятельством, что, как справедливо замечает Тильмон, с одной стороны, „ни один автор никогда“ не усвоял Макарию Писпиру наименования – Великий, а с другой, это наименование „обыкновенно“ всеми усвоялось „Египетскому“, а не кому-либо иному 1528 . С таким всеобщим голосом бороться, конечно, невозможно. Во всяком случае, Поссинова утверждения нельзя считать сколько-нибудь твёрдо обоснованным. Отрешившись от голоса истории и избрав Поссинову точку зрения, в данном случае произвольно можем доказать, что угодно... Итак, Макарий Писпир, как автор „Macarian’“, несомненно должен быть устранён. 2) Не так ли обстоит дело и с преп. Марком Подвижником , как автором „Macarian’“? Указание Удэна (и друг.), что пелагианский элемент, будто бы присущий Беседам, издаваемым под именем Макариевых и соответствующий воззрениям, проводимым в известных нашему времени творениях преп. Марка Подвижника , говорит об единстве автора тех и других, чем не мог де быть пр. Макарий Египетский , как умерший до возникновения пелагианской ереси, а мог быть только пр. |
|
|
