| 11 Не достает лишь копий за пять лет (с 1794 по 1798-й год). Копия метрики об умерших в 1809 г. кончается на 15. февраля: очевидно она не дописана. Рукоприкладства иногда опущены (напр., годы 1782, 1791, 1807 и др.), иногда сокращены (в 1786 г. руку приложил лишь священник Максим Емельянов; в 1785 г. опущены дьячки и пономари; и т. п.). Лишь с XIX в. утверждается обычай, при совершении треб, точно отмечать, кто именно из причта был при их исправлении. Лишь с апреля 1831 г. в этих записях начинают употреблять и фамилии („крестил свящ. Арсений Филиппов Соколов“); но в рукоприкладстве в этом году фамилии еще опущены („священник Арсений Филиппов“); с 1832 г. фамилии вводятся и в рукоприкладство; но только книги на 1836 год впервые выданы священникам Арсению Филиппову Соколову“ и т. д. 13 Римские цифры означают части метрических книг (I – родившиеся, II – браком сочетавшиеся, III – умершие), арабские – порядковый записи. 16 В 1781–1784 гг. пишется вторым; в 1785 г. первым, в 1786 и 1767 гг. на третьем месте стоит: „и Ефиму Леонтиеву». Это „Леонтиевую я ответу на счет небрежности писца, как и „Моисеем Васильевым» (вместо „Никифором Моисеевым“) в рукоприкладстве 1784 г.; как и „Максимом [вместо „Василием Максимовым“] в рукоприкладстве 1792 г. 18 На 1787 год книги выданы „священникам Максиму Емельянову, Мойсею Карпову и Ефиму Леонтиеву», по зарукоприкладствованы священниками, Максимом Емельяновым, Моисеем Кариовым и Парфением Ефимовым“. 21 В рукоприкладстве 1815 г. его имени нет; но книга на 1816 год выдана „священникам Ивану Иванову и Ивану Григорьеву». 25 Глухонемой брат её, Егор Петров Орлов, золотильщик, проживал в Кравотыни же у о. Арсения и золотил иконостас в ильинском пределе. В этом иконостасе есть иконы святителя Арсения Тверского, преподобной Елисаветы и преподобного Георгия Хозевита. 26 Ясно, что свящ. Иван Григорьев был преемником Парфению Евимиеву, Василий Мокиев – преемником Ивану Григорьеву. Но после 1891 г. место третьего священника было, если не ошибаюсь (след этого, повидимому, есть в клировых), было зачислено за кем-то, еще учившимся в семинарии. |
| «По отписке Пудожгорского попа», для поимки Германа был послан «с Олонца начальник с солдаты», который, найдя Германа у Тамбич-озера в Выговской пустыни, схватил его «в осень нощию», а с ним и его келейника каргопольца Василия Быкова; пойманные были взяты в Новгородский разряд, причем, после допроса, их послали «под начал», Германа в новгородский Хутынский монастырь, а Василия в Антониев: просидев «тамо годищное время или больше», Герман и Василий бежали, оба в одно время (Ист. Выг. пуст., стр. 124–5). Из памятников Олонецкого края видно, что 14 мая 1681 года, по указу государя, велено было подьячему Приказной Палаты Ивану Иванову, «ехать в Заонежье, Хутыня монастыря вотчину, в Челмужской погост, Пудожгорскую волость, а приехав в Георгиевскую пустыньку на Пазбач-озеро, от Чолможи и от Пални по 30 верст, сыскав в тех местах, в дуброве, священноинока Германа, да двух человек бельцов, Ивашку да Ваську, взят их в Великий Новгород с собою, и что с ними сыщется каких писем» (Олонец. Губ. Вед. 1849, 31). Если в наименовании Германа священноиноком допустить ошибку, а в Ваське бельце видеть келейника Германа – Василия каргопольца, то надо будет признать, что в 1681 году розыски шли о Германе – соловецком старце. Место поселения Германа нашли, вероятно, не сразу и потому розыски могли затянуться до осени. Однако трудно предположить, чтобы начатые розыски кончились ничем. Поэтому следует принять во внимание и еще одно свидетельство, по которому Герман сидел в остроге два раза. «Прежде в Сумстем острозе темничныя узоношения целое летообхождение» с известным «отцем Пименом претерпев, свобожден бысть», т. е. около 1673–6 года: об этом случае речи быть не может уже по одному тому, что около Тамбич-озера Герман жил позднее, как это видно не только из рассказа Филиппова (– 124), но и из других памятников (Ркп. Публ. библ. Q. I, 1062, л. 136). «Таже в Новеграде темничным озлоблением томлен и милостию Божиею на спасение многих чудне избавлен» (Ист. о отц. и страдальц. соловецких, изд. XVIII в., в 4-ку, л. 58 об.–59). Очевидно, это было то «чудесное избавление» Германа из Хутынского монастыря, которое в «Истории Выговской пустыни» названо своим именем – «бегство». Последняя добавляет и то, что после этого бегства до самосожжения в Палеостровском монастыре (в 1688 г.), Герман «поживе несколько лет, скитаяся по пустыни» (– 125). |
| В 1815 году Казанская Духовная Консистория постановила пономарицу села Шихазанова, Цивильского уезда Парасковью Иванову за блудодеяние «оштрафовать духовною эпитимиею с тем, чтобы она Иванова, приходя оного села в церковь через две недели за каждою службою клала по пятидесяти поклонов и, исполняя оные, приносила Господу Богу в содеянном ею преступлении чистосердечное, с сокрушенным сердцем раскаяние, а притом на будущее время имела жизнь, при прочих христианских обязанностях, самую примерную и добродетельную». Но так как Иванова положенную эпитимию не выполнила и при том оказалась беременною, то Чебоксарское Духовное Правление определило за неисполнение эпитимии отослать ее на полгода в Казанский Богородицкий девичий монастырь на монастырские труды, а так как «она, Иванова, за всем тем, что ей вышеписанным указом из оной Духовной Консистории велено иметь жизнь при прочих христианских обязанностях самую примерную и добродетельиую, таковой жизни не имеет, a имеет жизнь распутную, чем самым и наносит духовному званию стыд и укоризну, и потому ей, Ивановой, яко от распутной жизни не унимавшейся, за блудодеяние на основании изображенных в Кормчей книге правил Василия Великого – 19-го, Григория Нисского – 3-го и Воинских Процессов 2 части 2 главы, 1-го, 2-го и 3-го пунктов, прибавить к означенной возложенной на нее полугодичной эпитимии еще полгода, которую ей и исправить в показанном Казанском девичьем монастыре, под присмотром искусной монахини с тем, чтоб внушаема была ей тяжесть содеянного ею пред Богом согрешения, и чтобы она, приходя ко всякой службе Божией. приносила с сокрушением сердца сердечное Господу Богу раскаяние; но выжитии ж ею, Ивановой, этой эпитимии, прислана б была в сие Правление обратно, которую по получении и отослать к ея духовному отцу для исполнения ею, по силе вышеписанных же правил святых отец, остального шестилетняго с половиною времени эпитимии, предписав ему, дабы она также приходила в церковь ко всякой службе Божией и приносила б в преступлении своем чистосердечное Господу Богу раскаяние, и чтоб он ее в посты допуская на исповедь, до причастия Св. Таин кроме смертного случая не допущалъ; однакож ежели он усмотрит плоды ея покаяния, то в уменьшении эпитимии и в допущении до Святых Таин причастия поступил бы сообразно 84-му правилу Святого Василия Великаго ». Была ли выполнена Ивановой эта эпитимия, из дела не видно 1292 . |
| село Мамошино состояло за Иосифовым монастырем, в селе было пять дворов; в 1705 г. – двор монастырский, а в нем два человека и 10 дворов крестьянских, – в них 45 человек, и в 1710 г. – двор монастырский и 8 дворов крестьянских. 222 Церковная Никольская земля в пустоши, что было село Мамошино, «прибыла» в окладные приходные книги Патр. Приказа в 7189 (1691) г. и вместе с другими вотчинными землями Иосифова монастыря находилась на оброке до 1746 г. «того же монастыря на архимандрите с братией», с платой оброчных денег семь алтын 3 деньги на год. Николая Чудотворца место церковное в 1625 г. Кремичевской волости, в пустоши, что был погост в Одинцове; пашни церковные лесом поросло середние земли 15 четв. в поле, а в дву потому ж, сена лесом поросло 10 копен; 223 а по дозорным книгам строителя Саввина монастыря Иоасафа Пестрякова 136 (1628) г. значится: «на погосте храм Николая Чудотворца стоит пуст, а по сыску на том погосте всю землю церковную отдает на оброк староста поповский поп Семеон княж Юрьеву крестьянину Буйносова Васке Иванову со 129 (1621) году, а до тех мест с Литовского разорения лежала впусте, а на сколько четвертей той церковной земли по окладу и того никто не ведает». 224 В приходных оброчных книгах Патр. приказа за 7146 (1638) г. написано: «с церковной земли Николы Чуд. в Одинцове на Петре Евтихееве оброку 21 алтын». 225 К Николаевскому погосту, что в Одинцове, принадлежала пустошь Грачевка, в которой по писцовым книгами, 133 – 134 гг. состояло пашни 36 четв. в поле, а в дву потомуж, сена 20 копен, лесу 3 десятины. 226 В приходных оброчных книгах Патр. Казенного Приказа за 7174 (1666) г. значится: «по книгам старосты попов. Предтеченского попа Трофима в нынешнем во 174 году прибыла вновь церковная земля с пустоши Грачевки оброку 6 ден на патриарше сыне боярине Никифоре Михайлове Беклемишеве. 227 Церковные земли в пустошах, что был погост в Одинцове и Грачевка отдавались в оброк по 1746 г. разным обротчикам, в числе которых упоминается «вотчины государственного канцлера и тайного действительного советника и кавалера графа Гавриила Ивановича Головкина, Звенигородского уезда, села Михайловского, деревни Никифоровской крестьянин Михаил Фролов», которому, вследствие его челобитья, по распоряжению Синодального Казенного Приказа в 1732 году отданы были обе пустоши на оброк с платой по 1 р. 63 коп. на год. 228 |
| —665— курсов предпочтительно перед предшествующими“. – 6) Из окончивших в минувшем 1911–1912 учебном году курс воспитанников Академии – а) лучшие семестровые сочинения за первые три курса представили: иеромонах Варфоломей (Ремов) (4½, 5−, 5; 5, 5+, 4+; 5, 5, 5−), Голованенко Сергей (4+, 4, 4½; 5, 5, 5; 5−, 5, 5) и Василий Муратов (4+, 5−; 5, 5−, 4½; 5−, 5, 4+), а б) высшие отметки на проповедях имеют: Василий Муратов (5−, 5, 5, 5), Георгий Чайкин (4½, 5+, 5+, 5) и Дмитрий Яхонтов (5−, 5, 5, 5−). – 7) По § 109 лит. б п. 10 устава духовных академий „присуждение студентам премий за сочинения и других наград“ значится в числе дел Совета Академии, представляемых на утверждение местного Епархиального Архиерея. Определили : Премию протоиерея А.И. Невоструева в 157 рублей присудить кандидату Академии (выпуска 1912 года) иеромонаху Варфоломею (Ремову) за его кандидатское сочинение на тему: „Книга пророка Аввакума. Исагогико-экзегетическое исследование“; премию протоиерея А.Μ. Иванцова-Платонова в 80 руб. – кандидату священнику Иванову Александру за сочинение на тему: „Сотериологическое и эсхатологическое учение Оригена и его историческая судьба“; премию протоиерея С.К. Смирнова в 102 р. – кандидату священнику Ефремову Михаилу за сочинение на тему: „Русская религиозная жизнь в половине XVII в. по сочинению архидиакона Павла Алеппского“; премию проф. И.Н. Корсунского в 55 р. – кандидату священнику Коновалову Иосифу за сочинение на тему: „Книга Есфирь и праздник Пурим“; две премии Митрополита Московского Макария за лучшие семестровые сочинения, по 96 р. 50 к. каждая, – кандидатам иеромонаху Варфоломею (Ремову) и Сергею Голованенко, и премию протоиерея И.С. Орлова в 32 рубля за лучшие успехи в сочинении проповедей – кандидату Василию Муратову, – о чем и представить на Архипастырское утверждение Его Высокопреосвященства. XXII . – О выдаче одному из наставников Академии награды, в количестве 550 рублей, из процентов за 1912 год с капитала, пожертвованного на сей предмет покойным Высокопреосвященным Митрополитом Московским Филаретом |
| Таже Московская Консистория 21 января 1768 года приговорила Чащина и Иванову за прелюболеяние к эпитимии на 14 лет 1322 , а в 1773 г. Елену Алферову к 15-летней эпитимии под смотрением духовного отца. В обоих случаях супружества были расторгнуты. Контора Св. Синода 15 мая сократила последнюю эпитимию на 7 лет. «А как она, Елена, в прелюбодействе своем обличена, и дабы по слабости своей и впредь в оное впасть не могла, для исполнения той епитимии и для жительства определить ее, Елену, в Московский Ивановский девичий монастырь, где ей быть на ея собственном содержании по смерть свою безбрачной и из монастыря безысходной». Впрочем, от монастырского заключения Елена была освобождена Святейшим Синодом в июле 1773 года 1323 . Вь XIX в., сообразно установившейся практике прохождения части эпитимии в монастыре, а остальной части под смотрением духовного отца, и эпитимия за прелюбодеяние, обычно 7-летняя, проходилась таким же точно образом. Напр, Казанская Палата Уголовного суда в 1821 году постановила предать церковному покаянию солдатку Авдотью Матвееву, за прелюбодеяние и несохранение рожденного ею младенца, церковной эпитимии. Казанская Духовная Консистория, по силе этого постановления Уголовной Палаты, определила означенной Матвеевой, на основании 20 пр. Анкирского собора, семилетнюю энитимию, – 2 года в монастыре, а остальное время – под смотрением ея духовного отца 1324 . Но наложение публичной эпитимии в монастыре за прелюбодеяние существовало только до 1822 гола. С этого года практика наказания за прелюбодеяние несколько измевяется. В 1821 году Казанская Палата Уголовного Суда сообщила Казанской Духовной Консистории о ея постановлении, утвержденном Казанским Губернатором, о предании солдатской жены Акилины Егоровой, за прелюбодеяние и прижитие младенца, церковной эпитимии, по силе Высочайшей на докладные пункты Св. Синода резолюции 21 апреля 1722 года и указа 15 января 1821 года. Казанская Духовная Консистория, выписав 67 правило Св. Василия Вел., также 75 и 76, 20-е прав. Анкирского собора, 102-е шестого Вселенского Собора, – 27 сентября 1721 года постановила, на основании 20 правила Анкирского собора, определить Егоровой эпитимию на семь лет, с исполнением ея в течение первого года в Свияжском девичьем мопастыре, а остальное время – под смотрением ея духовного отца. Но на доношении об этом Архиеп. Амвросием Св. Синоду последовал из него 20 января 1822 года указ, в котором говорилось, чтобы означенная солдатка Егорова не была предаваема публичному покаянию, но очищение ея |
| Его последователем был Вячеслав Иванов, не без труда добившийся в 1926 г. у церковных властей католического Рима совершенно необычного тогда разрешения присоединиться к католической Церкви, не отрекаясь по старому чину от православия, но читая вместо него пассаж Соловьева, начинающийся словам: «Я, как верный сын Русской Православной Церкви…». Именно Иванову принадлежит весьма популярная на сегодняшнем Западе экуменическая формула о православном Востоке и католическом Западе как двух «легких» вселенского христианства. Для противников экуменизма интеркоммуниои представляет собой крайнюю форму недопустимого сближения с инославными. Опыт русского православия в нашем столетии обусловлен опытом особенно резкого крушения всех прежних навыков жизни, связанных с реальностью православной Империи; позволительно сказать, что этот опыт опередил путь западных христиан. Когда православную литургию служили не в храме, среди золота риз и окладов, а в советском лагере или в парижском гараже, это была неслыханная нищета, но и неслыханная духовная свобода, сосредоточение на самой сути христианства, воистину «литургия верных». К сожалению, достигнутую в экстремальных условиях высоту невозможно удержать, и даже намять о ней чрезвычайно легко утратить. Среди наших современников о ней наиболее адекватно напоминает уже упоминавшийся митрополит Антоний Сурожский (Блум), выросший в парижском изгнании замечательный проповедник и духовный писатель, выразивший вневременные ценности христианства на языке, абсолютно чистом от тени умильной стилизации. В то же время тяжелые испытания вызвали в русском православии институциональные кризисы, расколы и разделения, не преодоленные по сие время. Им предшествовало событие, переживавшееся чадами Русской Православной Церкви как светлая радость, притом парадоксально связанное именно с крушением православной Империи: восстановление Всероссийским поместным собором, открывшимся на праздник Успения в 1917 г., патриаршества, упраздненного еще Петром I, и избрание 5(18) ноября (т. е. |
| Игумен Серафим, настоятель Трех-Святительского крещено-татарского монастыря, в своих рапортах митрополиту Иакову повествовал о бесстыдном разбое, творимом совместно татарами и русскими (так уродливо воплощались в жизнь идеи Интернационала): “1917 г. 2го ноября я обращался дер. Мало-Некрасовскому старосте Александру Иванову Карпову, чтобы он участвовал в защите монастыря от погрома. Между тем, он, вместо защиты, начал сам таскать из монастыря монастырское движимое имущество. Смотря на него, все крестьяне… начали таскать каждый себе” . И далее приводится список украденных вещей на сумму в 141376 р. 10 коп. Зато 16 февраля монастырь грабили уже татары из деревни Старый Арыш . И, наконец, о солидарном грабеже свидетельствует рапорт престарелого архимандрита, составленный 1 марта 1918 года: “… 15 февраля с/г. во вверенный мне монастырь приехали четыре человека из соседней деревни Малого Некрасова и начали класть на лошадь движимое имущество, принадлежащее монастырю и монахам, но были замечены. Трое из них убежали, одного удалось задержать вместе с лошадью. Убежавшие же товарищи съездили в татарскую деревню Старый Арыш и попросили знакомых татар ехать с ними в монастырь. Из монастыря послали за милиционерами. Это было 16 февраля утром. На призыв русских татары согласились явиться в монастырь и приехали во главе с сельскими старостами деревень Малого Некрасова и Старых Арыш, среди них были солдаты с винтовками и ручными бомбами. Требовали освобождения задержанного, что и было исполнено, но не удовлетворяясь этим, начали громить: таскали из келий братии, а главным образом настоятеля. Присутствовавшие при этом милиционеры не могли противодействовать грабящим. Последние наносили побои монахам, грозили даже убийством, если они не удалятся из монастыря. Подобные наезды стали совершаться почти ежедневно, причем, высказывались угрозы, что всех перебьют, а постройки, с храмом включительно, будут сожжены. 20 февраля прибыл начальник участковой милиции, по донесению о случившемся, с двадцатью милиционерами, для отобрания разграбленного имущества, вследствие сильного сопротивления со стороны грабивших татар дер. Старых Арыш…” . |
| «Апрель» стал одной из самых позорных страниц еврейского движения в СССР. Презрение к его членам со стороны русских писателей было всеобщим. За редким исключением это были «нерукопожатные» личности», или, как о них правильно высказался старейший русский писатель Олег Волков, – «мерзавцы, каких мало». Не проходило и недели, чтобы с кем-нибудь из «апрелевцев» в ресторане Центрального дома литераторов не случалась скандальная история, связанная с получением пощечины за непорядочность. По этой причине многие «апрелевцы», и прежде всего Евтушенко, Черниченко, Вознесенский, стали обходить ЦДЛ стороной. В 1990 году на процессе Смирнова-Осташвили «Апрель» выдвинул из своих рядов, кроме упомянутых уже Афанасьева, Черниченко и Макарова, еще трех подобных «литераторов» – Н. Иванову, А. Курчаткина, Вад. Соколова, построивших свои обвинительные речи на лжи и ненависти к русскому народу. 8 сентября 1990-го недалеко от своего дома был убит священник еврейского происхождения о. Александр Мень. Хотя по всем признакам убийство было совершено с целью ограбления (был украден портфель с крупной суммой денег), многие из наших считали, что убийство совершили хасиды, уже давно угрожавшие Меню за его переход в христианство. Однако вряд ли хасиды были правы, ибо имя Меня было символом разрушительных сил в Православии. С захватом власти космополитами и иудейскими экстремистами эти силы перешли в наступление. Они пытаются «обновить» Православие, придав ему католические и протестантские черты. При поддержке партийных идеологов в Церкви укрепляются обновленческое и экуменистическое течения, желающие воспользоваться перестройкой, чтобы навязать Православию «еретическую реформу»: русификацию церковной службы (отказ от церковнославянского языка), введение нового календаря и сближение с неправославными конфессиями. Возникает своего рода союз воинствующих обновленцев и экуменистов, состоявший в основном из крещеных евреев, наиболее активными членами которого стали священники Александр Борисов, Александр Мень, Виталий Боровой, Георгий Кочетков, Глеб Якунин, Иоанн Свиридов. |
| Андрей Белый, вспоминая 1903 год, пишет: «Появление ко мне тройки «апокалиптиков», – Эрна, Флоренского и В. Свенцицкого … Вся суть в Флоренском… по мере того, как я слушал его, он меня побеждал… говорил умирающим голосом, странно сутулясь и видясь надгробной фигурой, где-то в песках провисевшей немым барельефом века и вдруг дар слова обретшей… Я в «Весах» позднее заставал его с Брюсовым, он разговаривал… поясняя какой-то штрих: деталь гравюры XIV столетия, что-нибудь вроде рисунка Упрата со скромной подписью. И Брюсов почтительно слушал… Оригинальные мысли его во мне жили; любил он говорить о теории знания и укреплял во мне мысль о критической значимости символизма; что казалось далеким ближайшим товарищам, – Блоку, В. Иванову, Брюсову и Мережковскому, – то ему виделось азбукой» 9 . К этой выписке из Белого можно добавить, что Флоренскому было тогда немногим более 20 лет. Символисты были для него людьми, мистически гораздо более чуткими, чем позитивисты науки, они что-то давали для его мистического реализма. В 1904 году, он поместил в их журнале «Весы» статью «Об одной предпосылке мировоззрения», в которой говорится о биологии, термодинамике, молекулярной физике и в которой есть фраза: «Мы, видевшие зарю «нового искусства», стоим и на пороге «новой науки " » Но самое драгоценное в этой статье, – это ее эпиграф, вскрывающий всю тоску века, всю жажду его истинных слов Господних, истинного Знания и Хлеба жизни. В эпиграфе он привел слова из восьмой главы книги пророка Амоса: «Вот наступают дни, говорит Господь Бог , когда Я пошлю на землю голод, – не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов Господних. И будут ходить от моря до моря и скитаться от севера к востоку, ища слова Господня, и не найдут его» ( Ам.4:11–1 7. – К. И.) В 1933 году о. Павел Флоренский был сослан в Сибирь, в лагерь села Сковородико за Байкалом. От него требовали публичного отречения от веры. Вскоре, он был переведен на Соловецкие острова, откуда писал семье до 1937 г. Потом прекратились и письма. |
|
|
