| Но в этом своем обольщении ему пришлось пожить в Белой Крынице не долго. Так как грек, не понимающий русского языка для старообрядцев не вполне был нужен, то они скоро стали просить его, чтобы он рукоположил им епископа из русских людей. Волею и неволею Амвросий должен был эту просьбу исполнить. Он один, без участия других епископов, рукоположил одного из местных белокриницких жителей, по имени Куприана Тимофева, который переименован в монашестве Кириллом. После этого сам Амвросий сделался в Белой Крынице излишним. В 1847 году Амвросий был вызван из Белой Крыницы австрийским начальством в город Лемберг (Львов), потом препровожден в Вену, а из Вены, по указу австрийского правительства, был сослан в город Циль на всегдашнее жительство, где, как мы знаем, и скончался в 1865 году на 72 году своей жизни, раскаявшись в своем неправильном поступке в Белой Крынице перед православным духовенством. Но рукоположенный им во епископа Кирилл оставался в Белой Крынице никем не тревожимый и спокойно, до самой смерти, хиротонисал, уже сам разных людей в епископы и в попы, которых в последствии времени и развелось в России не малое число. И так вот именно с какого времени ведет свое начало австрийская лжеиерархия. После этого следовало бы всем старообрядцам присоединиться к ней и соделаться её единомышленниками; но так как она произошла не правильно, незаконно, и не по благословению Божию, то вместо мира и любви скоро возник в старообрядческом мире раздор и несогласие по поводу самой этой лжеиерархии. Сами вновь незаконным образом поставленные их эпископы и попы разделились на два толка: одни из них называются окружники, другие не окружники, и до того между собой враждуют, что называют друг друга еретиками. Признающие так называемое окружное послание правильным, сочинили чин присоединения тем, которые отвергают это послание, а последние в свою очередь изложили чин для присоединения в их общество тех людей, которые признают это послание правильным. В этих двух изложенных чинах положена клятва друг на друга. Проклинает епископ епископа, священник священника и так далее. |
| Мы видели, с какими намерениями в прошлом году произошло сближение между Австриею и Пруссиею, обозначившееся в первом свидании Иосифа II с Фридрихом II. Описавши это свидание, Фридрих говорит в своих мемуарах: «В политике было бы непростительною ошибкою слепо положиться на добросовестность австрийцев; но при тогдашних обстоятельствах, когда перевес России становился слишком значителен и когда нельзя было предвидеть, какие границы она положит своим завоеваниям, было очень кстати сблизиться с венским двором. Пруссия не забыла еще ударов, которые Россия нанесла ей в последнюю войну; вовсе не было в интересах короля самому содействовать усилению государства, столь страшного и опасного. Предстояло на выбор: или остановить Россию на поприще ее громадных завоеваний, или, что было всего благоразумнее, попробовать ловкостию извлечь из ее успехов пользу для себя. Король ничем не пренебрег в этом отношении: он отослал в Петербург политический проект, приписанный им графу Линару, устроившему в последнюю войну Клостерсевенское соглашение между ганноверцами и французами. (Проект состоял в том, что Австрия и Пруссия должны принять участие в войне России с Турцией: Австрия получает за это польский округ Ципс и город Лемберг с его областью, а Фридрих – польскую Пруссию с Вармиею и право покровительста над городом Данцигом. Россия в вознаграждение за военные издержки может взять себе часть Польши, какая ей пригодна.) Но, – продолжает Фридрих, – великие успехи русских в Молдавии и Валахии и победы, одержанные флотом в архипелаге, так отуманили петербургский двор, что он не обратил никакого внимания на самозваный мемуар графа Линара. После этой неудачи король счел необходимым прибегнуть к другим средствам». Относительно подробности этого дела известно, что так называемый проект Линара был отправлен королем Сольмсу в начале 1769 года с большим прикрытием; король отзывался о проекте как о более блестящем, чем основательном, и отдавал на волю посланника показывать проект гр. Панину или не показывать. |
| П.В. Безобразов Графу Н. А. Протасову от 15 октября 1841 г. Все церковные книги и духовные сочинения, назначенные для раздачи православным церквам и христианам, находящимся в Австрии, я привез в Вену в неповрежденной целости. Поскольку в Бродской таможне взвесили их, запечатали и велели мне представить их в Венский цензурный комитет, посему я не мог ехать к месту моего служения через Венгрию и по пути раздать там сии книги. По прибытии моем в Вену, здешняя главная таможня распечатала их и по какому-то снисхождению к моему сану или, вероятнее, по уважению к моей должности при посольстве, выдала их мне немедленно без всякого сношения с цензурой. Забота о раздаче порученных мне книг и медалей, выбитых по случаю воссоединения униатов, побуждает меня к скорейшему сбыту их, а осторожность и благоразумие заставляют дожидаться благоприятных и надежных случаев к выполнению данного мне поручения. Предпочитая медленное, но осторожное и верное действование поспешному, но опасному, я не решаюсь рассылать книги и медали по почте, тем более, что в Венгрии, как я слышал от достоверных людей, православные боятся иметь явные сношения с русскими, дабы не возбудить недоброжелательства или подозрений правительства. Между тем надежные и тайные средства к сбыту книг и медалей представляются сами собою. Некоторыми из них я уже воспользовался. В прошлом сентябре (7 дня) посетил меня православный священник Георгий из Черновец. С ним я послал к буковинскому преосвященному Евгению Гакману одну бронзовую медаль и в Лемберг такую же медаль, апостольские и соборные правила, несколько катихизисов и других сочинений к буковинскому иеромонаху Сергию Томовичу, который служит там при беднейшей церкви для австрийских солдат православного вероисповедания. На другой день по почте отправлено было мною письмо к помянутому епископу, в котором я известил его о посылке медали чрез священника его епархии. Сей преосвященный уведомил меня письмом от 1 октября о получении подарка. Между прочим он писал: «Я сию медаль, которая лучше удасться не могла, и которыя эмблема тако на аверсе, яко же на реверсе ея, тако искусственно и премудро избралася, что оно классическое и мастерское дело на веки останется, с толикою радостию приях, с коликою кто радуется, аще себе что к спасению души своея приобрящет». |
| — Со мной? — Прочтите сами. Он протянул мне письмо через стол. Адрес отправителя гласил: «Чизмен, Лемберли». Я стал читать: «Уважаемый мистер Холмс! Мне посоветовали обратиться к Вам, но дело мое столь деликатного свойства, что я затрудняюсь изложить его на бумаге. Я выступаю от имени моего друга. Лет пять тому назад он женился на молодой девушке, уроженке Перу, дочери перуанского коммерсанта, с которым познакомился в ходе переговоров относительно импорта нитратов. Молодая перуанка очень хороша собой, но ее иноземное происхождение и чуждая религия привели к расхождению интересов и чувств между мужем и женой, и любовь моего друга к жене стала несколько остывать. Он даже готов был считать их союз ошибкой. Он видел, что некоторые черты ее характера навсегда останутся для него непостижимыми. Все это было особенно мучительно потому, что эта женщина, по-видимому, необычайно любящая и преданная ему супруга. Перехожу к событиям, которые надеюсь наложить точнее при встрече. Цель этого письма лишь дать общее о них представление и выяснить, согласны ли Вы заняться этим делом. Последнее время жена моего друга стала вести себя очень странно, поступки ее шли совершенно вразрез с ее обычно мягким и кротким нравом. Друг мой женат вторично, и от первого брака у него есть пятнадцатилетний сын — очаровательный мальчик, с нежным, любящим сердцем, несмотря на то, что несчастный случай еще в детстве сделал его калекой. Теперешняя жена моего друга дважды и без малейшего повода набрасывалась на бедного ребенка с побоями. Один раз ударила его палкой по руке с такой силой, что от удара остался большой рубец. Но все это не столь существенно по сравнению с ее отношением к собственному ребенку, прелестному мальчугану, которому не исполнилось и года. Как-то кормилица на несколько минут оставила его в детской одного. Громкий, отчаянный крик младенца заставил ее бегом вернуться назад. И тут она увидела, что молодая мать, прильнув к шейке сына, впилась в нее зубами: на шейке виднелась ранка, из нее текла струйка крови. Кормилица пришла в неописуемый ужас и хотела тотчас позвать хозяина, но женщина умолила ее никому ничего не говорить и даже заплатила пять фунтов за ее молчание. Никаких объяснений засим не последовало, и дело так и оставили. |
| Но случай этот произвел страшное впечатление на кормилицу. Она стала пристально наблюдать за хозяйкой и не спускала глаз со своего питомца, к которому испытывала искреннюю привязанность. При этом ей казалось, что и хозяйка, в свою очередь, непрерывно за ней следит — стоило кормилице отойти от ребенка, как мать немедленно к нему кидалась. День и ночь кормилица стерегла дитя, день и ночь его мать сидела в засаде, как волк, подстерегающий ягненка. Конечно, мои слова кажутся Вам совершенно невероятными, но, прошу Вас, отнеситесь к ним серьезно, быть может, от того зависят и жизнь ребенка и рассудок его отца. Наконец наступил тот ужасный день, когда стало невозможно что-либо скрывать от хозяина. Нервы кормилицы сдали, она чувствовала, что не в силах выдержать напряжение, и во всем ему призналась. Отцу ребенка ее рассказ показался таким же бредом, каким он, вероятно, кажется и Вам. Мой друг никогда не сомневался, что жена искренне и нежно его любит и что, если не считать этих двух нападений на пасынка, она такая же нежная, любящая мать. Разве могла она нанести рану своему собственному любимому дитяти? Мой друг заявил кормилице, что все это ей померещилось, что ее подозрения — плод больного воображения и что он не потерпит столь злостных поклепов на свою жену. Во время их разговора раздался пронзительный детский крик. Кормилица вместе с хозяином кинулась в детскую. Представьте себе чувства мужа и отца, когда он увидел, что жена, отпрянув от кроватки, поднимается с колен, а на шее ребенка и на простынке — кровь. С криком ужаса он повернул лицо жены к свету — губы ее были окровавлены. Сомнений не оставалось: она пила кровь младенца. Таково положение дел. Сейчас несчастная сидит, запершись в своей комнате. Объяснения между супругами не произошло. Муж едва ли не потерял рассудок. Он, как и я, плохо осведомлен о вампирах, собственно, кроме самого слова, нам ровно ничего не известно. Мы полагали, что это всего-навсего нелепое, дикое суеверие, не имеющее места в нашей стране. И вдруг в самом сердце Англии, в Суссексе… Все эти происшествия мы могли бы обсудить завтра утром. Согласны ли Вы меня принять? Согласны ли употребить свои необычайные способности в помощь человеку, на которого свалилась такая беда? Если согласны, то, прошу Вас, пошлите телеграмму на имя Фергюсона (Чизмен, Лемберли), и к десяти часам я буду у Вас. |
| После изгнания Наполеона из России Витгенштейн стал действовать на правом фланге русских армий. В конце 1812 – начале 1813 г. он руководил боевыми действиями русских войск в Восточной Пруссии. В 1813 г. войска под его командованием заняли Берлин, а после смерти генерал-фельдмаршала М.И. Кутузова Витгенштейн занял его место главнокомандующего союзной русско-прусской армией в Германии. Но уже в мае того же года, после неудач под Люценом и Бауценом, он сам попросил заменить его Барклаем-де-Толли. В дальнейшем Витгенштейн командовал корпусом, в битве при Бар-сюр-Обе в 1814 г. был тяжело ранен, но продолжал руководить войсками до конца сражения. Вскоре после возвращения русских войск на родину Витгенштейн был назначен главнокомандующим 2-й армией, стоявшей на юге России, а в 1826 г. был произведён в фельдмаршалы. Спустя два года, в связи с начавшейся войной между Россией и Турцией, Витгенштейн, получив назначение главнокомандующим на европейском театре военных действий, во главе своей армии перешёл через р. Прут и быстро занял дунайские княжества. Но в феврале 1829 г. из-за вмешательства в дела управления войсками других лиц, а также по причине расстроенного здоровья генерал-фельдмаршал подал прошение об увольнении в отставку. В мае 1834 г. король Пруссии, с дозволения российского Императора, возвёл Витгенштейна в княжеское достоинство. Несмотря на преклонный возраст, Витгенштейн был меценатом деятельным и бодрым, человеком изредка ездил подлечиться на минеральные воды. Казалось бы легкий ушиб ноги оказался для него роковым, измучил жесточайшими болями. Врачи рекомендовали заграничные воды. В дороге к месту лечения 11 июня 1843 года он тихо скончался на руках жены в Лемберге (Львове). Отпевали его в доминиканском костеле Святой Урсулы. Его останки были погребены в имении Каменка Ольгопольского уезда Подольской губернии (ныне Приднестровье). Награды Орден Святого апостола Андрея Первозванного (20.05.1813) — за отличие при Лютцене. Алмазные знаки к Ордену Святого апостола Андрея Первозванного (09.06.1828) — за победы над турками. |
| — Да, пожалуй. Холмс что-то записал в свою книжку. — Полагаю, в Лемберли я смогу оказаться более полезным, чем здесь. Дело это, безусловно, требует расследования на месте. Если жена ваша не покидает своей комнаты, наше присутствие в доме не причинит ей никакого беспокойства и неудобств. Разумеется, мы остановимся в гостинице. Фергюсон издал вздох облегчения. — Именно на это я и надеялся, мистер Холмс. С вокзала Виктория в два часа отходит очень удобный поезд — если это вас устраивает. — Вполне. Сейчас в делах у нас затишье. Я могу целиком посвятить себя вашей проблеме. Уотсон, конечно, поедет тоже. Но прежде всего я хотел бы уточнить некоторые факты. Итак, несчастная ваша супруга нападала на обоих мальчиков — и на своего собственного ребенка и на вашего старшего сынишку? — Да. — Но по-разному. Вашего сына она только избила. — Да, один раз палкой, другой раз била прямо руками. — Она вам объяснила свое поведение в отношении пасынка? — Нет. Сказала только, что ненавидит его. Все повторяла: «Ненавижу, ненавижу…» — Ну, с мачехами это случается. Ревность задним числом, если можно так выразиться. А как она по натуре — ревнивая? — Очень. Она южанка, ревность у нее такая же яростная, как и любовь. — Но мальчик — ведь ему, вы сказали, пятнадцать лет, и если физически он неполноценен, тем более, вероятно, высоко его умственное развитие, — разве он не дал вам никаких объяснений? — Нет. Сказал, что это без всякой причины. — А какие отношения у них были прежде? — Они всегда друг друга недолюбливали. — Вы говорили, что мальчик ласковый, любящий. — Да, трудно найти более преданного сына. Он буквально живет моей жизнью, целиком поглощен тем, чем я занят, ловит каждое мое слово. Холмс снова что-то записал себе в книжку. Некоторое время он сосредоточенно молчал. — Вероятно, вы были очень близки с сыном до вашей второй женитьбы — постоянно вместе, все делили? — Мы почти не разлучались. — Ребенок с такой чувствительной душой, конечно, свято хранит память матери? — Да, он ее не забыл. — Должно быть, очень интересный, занятный мальчуган. Еще один вопрос касательно побоев. Нападение на младенца и на старшего мальчика произошло в один и тот же день? |
| Преобразование монахов, кажется, считали достаточным средством к дальнейшему изменению Униатского исповедания. Светское духовенство думали принудить силою власти: отняли у него знатнейшие фундуши; воздвигали из оных монастыри; поставили над оным из монахов не только первейших епархиальных начальников, но даже часто и деканов – и белое духовенство восстенало под тяжестью уже не внешнего, но внутреннего от своих братий угнетения. Сии однако средства, кроме взаимной, доныне продолжающейся между монашеством и светским духовенством ненависти, никакого не имели действия – презренные и угнетённые священники тем более держались обрядов, своим гонителем ненавистных. Нужно было изобрести другие способы – и оные нашлись. Уже с давнего времени существовали в Риме, Вильне, Бронсберге и Лемберге для Русского духовного юношества училища, учреждённые папами, иезуитами руководимые, а после их упразднения под непосредственным надзором папских нунциев находившиеся – но ими пользовались только монахи. Определено затем посылать в Римскую Пропаганду и Виленский папский алумнат светское духовное юношество, – а дабы оно по могущественному влиянию базилиан не могло переходить в монашество, то и обязано было во время приёма в училище произносить присягу, что не вступит ни в какой монашеский орден. В сих-то заведениях образованные белые священники, получив доверие своего духовенства, став оного начальниками и наставниками и найдя уже отчасти приготовленное духовное юношество, в Римских монашеских и базилианских единственно училищах образование получающее, причинились наиболее к распространению нововведений, униатское исповедание совершенно изменивших. И действительно, вторая половина прошлого столетия была главным театром таковых изменений. Тут волею и неволею обрили священникам бороды, сняли прежние их рясы; тут ввели некоторые Римские обряды и праздники; тут учреждён папою крест для ревностных в Унии белых священников; тут составлены наподобие Римских Униатские капитулы; словом, при конце прошлого века Униатское исповедание стало в нынешнем положении, ежели не по своему духу, то, по крайней мере, по внешнему образованию. Сии нововведения не имели довольно времени вкорениться и распространиться – загремело над Польшей оружие Екатерины – и большая половина Униатского народа обратилась к Греко-Российской Церкви. |
| п. Этой ли жизни жаждет живая человеческая душа? Такой ли монотонной, мертвой бесконечности требует дух человека с его потребностью беспрерывного, необъятного развития? Конечно нет. Где же то ядро, которое должно и способно развиваться? Человек ощущал его внутри себя, где все ширилось и рвалось в бесконечность. Рождается самосознание, а с ним и новая эра в развитии представления о нашем «я». Самосознание – это тот микроскоп, при посредстве которого человек открыл в своем «я», как в капле воды, необъятный мир внутренней жизни, способной к бесконечному развитию и услаждающей наблюдателя разнообразием своих комбинаций и процессов. Это открытие человеком себя самого, своего «я» со всем его внутренним миром, совершилось, конечно, не вдруг. Первым и необходимым его условием было подготовительное развитие духовной жизни. Лембергский профессор Охорович справедливо говорит, что самосознание является только тогда, когда внутренние впечатления и субъективные, пробужденные следы (представления, чувства и влечения) преобладают над внешними, объективными. 474 Следовательно, прежде пробуждения самосознания под влиянием постепенно углублявшегося и расширявшегося опыта должны были составиться прочные и обширные ассоциации представлений и чувств в душе дикаря; они потом и привлекли к себе его внимание. Коль скоро это произошло, пред изумленным взором человека открылась перспектива бесконечного развития, к которому он порывался с первых минут своего исторического существования. И прежде всего человек должен был обратить внимание на мысли и чувства, которые наполняли и волновали его «я». Это особенно должно было быть у народов с пассивным характером, к которым, по классификации Клемма, принадлежат китайцы, монголы, малайцы, готтентоты, негры, финны, эскимосы, американцы, ирландцы и, вероятно, славяне. 475 Изумленный этою открывшеюся перед его глазами жизнью, человек окрашивает ее цветом всю природу и в свои божества влагает те же мысли и чувства, которые познал в себе самом. Месяц у него пылает любовью к своей возлюбленной – солнцу; 476 птицы, звери и гады ощущают, чувствуют, мыслят и даже говорят, хотя и непонятно для нас; 477 деревья любят друг друга, и индеец любимому дереву выбирает жену и призывает брамина благословить их любовь и брак; 478 травы чувствуют и сами поднимаются; 479 морские растения обвиваются своими длинными ветвями вокруг бога солнца Мауи, а мягкие слизняки налипают на него с целью предохранить его от ушиба; 480 простые человеческие орудия имеют чувства, и североамериканский индеец не бросает двух сетей зараз, боясь возбудить между ними зависть; 481 камни и те творят мечты. |
| — Мне очень жаль, мама, что я унаследовал это печальное свойство туго соображать, — ласково сказал Николас, — но я изо всех сил постараюсь понять вас, если только вы приступите прямо к делу. — Бедный твой папа! — призадумавшись, сказала миссис Никльби. — Он так и не узнал никогда, чего я от него добивалась, а потом было уже слишком поздно. Несомненно, так именно обстояло дело, ибо мистер Никльби до самой смерти не обрел этого знания. Не обрела его и миссис Никльби, что до известной степени многое объясняет. — А впрочем, — продолжала миссис Никльби, осушив слезы, — это не имеет никакого отношения, ровно никакого отношения к джентльмену из соседнего дома. — Я бы сказал, что и джентльмен из соседнего дома не имеет никакого отношения к нам, — заметил Николас. — Не может быть никаких сомнений в том, что он джентльмен, — сказала миссис Никльби. — У него и манеры джентльмена и наружность джентльмена, хотя он ходит в коротких штанах и серых шерстяных чулках. Может быть, это эксцентричность, а может быть, он гордится своими ногами. Не вижу причины, почему бы ему не гордиться. Принц-регент гордился своими ногами, и Дэниел Лемберт, тоже дородный человек , гордился своими ногами. А также и мисс Бифин , она… нет,поправилась миссис Никльби, — кажется, у нее были только пальцы на ногах, но это одно и то же… Николас посмотрел на нее, изумленный таким введением к новой теме. Этого-то как будто и ждала от него миссис Никльби. — Как тебе не удивляться, Николас, дорогой мой! — сказала она. — Я сама была удивлена. Меня это как огнем обожгло, и вся кровь во мне застыла. Его сад примыкает к нашему, и, конечно, я несколько раз его видела, когда он сидел в маленькой беседке среди красных бобов или трудился над своими маленькими грядками. Я даже заметила, что он смотрит очень пристально, но особого внимания не обратила, потому что мы здесь люди новые, и, может быть, он любопытствовал узнать, кто мы такие. Но когда он начал бросать огурцы через стену: нашего сада… — Бросать огурцы через нашу стену?! — с изумлением повторил Николас. |
|
|
