| Но кто был виноват при тогдашней новости, неопределенности отношений? Челобитчики указали любопытный случай: в гостях у троицкого попа Ильи нежинский мещанин Петрушка Сасимов учинил досадительство неведомо какое райце Гавриле Тимофееву; райца начал ему говорить: «Изневажил ты жену мою, а теперь и меня изневажаешь, буду на тебя права просить!» А Петрушка, показав ему кукиши, сказал: «Вот вам на ваше право!» Тут был бурмистр Яков Жданов; обиделся он таким поруганием праву и пошел донести об этом в съезжей избе воеводе. Воевода отдал Петрушку на суд в ратушу; но Петрушка отправил жену в Киев к боярину Шереметеву с челобитьем, и тот велел взять в Киев бурмистра и райцу; сидели они в приказе в оковах больше двух недель, да за порукою выжили в Киеве 12 недель, суда и очной ставки ни с кем не было а взяли за правежом в съезжей избе 220 рублей неведомо за что. Из Москвы была послана немедленно грамота в Киев, чтобы Шереметев разъяснил дело да чтобы не велел брать в Киев из Нежина ратушных людей по челобитьям. Нежинцы били также челом, чтобы государь велел еще оставить у них воеводу Ржевского, потому что он человек добрый, живет с ними, Бога боясь, никаких бед, разоренья и воровства не допускает. И в то же время били челом на черниговского архиепископа Лазаря Барановича, что великую им горесть учинил, отнял два села. В конце января Шереметеву в Киев дали знать, что в Чигирине была рада, сошлись – Дорошенко, митрополит Тукальский, Гедеон Хмельницкий, полковники, вся старшина, послы крымские, монах, присланный от Мефодия, и посол от Брюховецкого. Дорошенко не вытерпел и начал говорить последнему: «Брюховецкий человеченко худой и не породный козак, для чего бремя такое великое на себя взял и честь себе, которой недостоин, принял? И козаков отдал русским людям со всеми поборами, чего от века не бывало». «Брюховецкий это сделал поневоле, – отвечал посланный, – взят он был со всею старшиною в Москву». Дорошенко притворился удовлетворенным этим ответом и со всею старшиною утвердил: по обе стороны Днепра жителям быть в соединении, жить особо и давать дань турскому султану и крымскому хану, как дает волошский князь; турки и татары будут защищать козаков и вместе с ними ходить на московские украйны. Послышался голос монаха Хмельницкого: «Я все отцовские скарбы откопаю и татарам плату дам, лишь бы только не быть под рукою московского царя и короля польского; хочу я монашеское платье сложить и быть мирским человеком». На той же раде положили: в малороссийских городах царских воевод и ратных людей побить. Были на раде и послы от Запорожья, они присягнули за свою братью быть под властью Дорошенка. Татары уже стояли под Черным лесом: Дорошенко хотел часть их отправить с братом на Польшу, а с другою частию идти сам на московские украйны. |
| Здесь мы видим не простой перечень свидетельств, но опыт более или менее связного исторического исследования. Пример обстоятельного опровержения возражений латинян, основываемых на свидетельствах отцов, можно видеть в вышеупомянутом сочинении Иоанникия Галятовского «Stary kosciol zachodni» etc., где во второй части 785 автор опровергает 12 доводов, заимствуемых латинянами из учителей церкви восточной и западной (dowody doctorow wschodnich y zachodnich), и 13 доводов, заимтсвуемых латинянами из учения соборов (dowody z soborow uczynione) 786 . Вместе с этим мы находим у отечественных богословов в период до Адама Зерникава и критическое отношение к тексту отеческих творений по данному догмату. Уже в острожском сборнике о вере единой делается общее указание на то, что латиняне повредили отеечские творения по вопросу об исхождении Св. Духа 787 ; в московской книге о вере единой точно указывается несколько примеров таковых повреждений, сделанных латинянами 788 ; а в сочинении Галятовского «Stary kosciol zachodni» etc. уже вполне научно делается опровержение 16 доводов латинян, основанных на подложных свидетельствах )dowody z textu falszywego) 789 . Наконец, были опыты решения канонического вопроса о прибавлении к символу Filioque и истории спора об исхождении Св. Духа. Примеры опытов первого рода можно видеть в великом катехизисе Лаврентия Зизания 790 и в сочинении Лазаря Барановича «Nowa miara starey wiary» (во второй части которого – в rozdzial V говорится «o przydatku w Symbolum Carogrodzkim y od Syna»); примеры опытов второго рода можно видеть в острожском сборнике о вере единой (на л. 93 на об. – 94 на об.) и в том же великом катехизисе Лаврентия Зизания (на л. 263) 791 . Из сказанного о состоянии учения об исхождении Св. Духа до Адама Зерникава 792 и из ранее предложенного исследования об отношении трактата Феофана об исхождении Св. Духа к трактатам о том же Зерникава следует, что все существенное содержание указанного трактата Феофана выработано было ранее его в отечественном богословии и что, следовательно, данный трактат Феофана есть не оригинальное и самостоятельное произведение, а лишь сокращение всего выработанного по этому догмату предшествовавшими ему отечественными богословами. |
| Затем начинается активное вмешательство царской власти в жизнь Левобережной части Киевской митрополии путем назначения для ее контроля угодных царю местоблюстителей (Лазаря (Барановича), Мефодия (Филимоновича)). Когда наступило уже время неизбежного переподчинения Киевской митрополии Москве, именно российская царская власть в первую очередь и взяла на себя все необходимые инициативы. Так, в 1684 г. от имени царей было составлено послание к Константинопольскому патриарху Иакову (разумеется, за всеми царскими посланиями в 1684–1686 гг. стояла «благоверная царевна» Софья, управлявшая тогда Россией на регентских началах вместе с князем Голицыным). В этой грамоте царская власть вежливо попросила Константинопольского патриарха в порядке церковной православной дисциплины, требующей от него подчинения законной царской воле, передать Киевскую митрополию Московскому патриарху. Эта царская грамота тогда осталась без официального ответа (патриарх Иаков ответил тайно, «чтоб никто не ведал», через послание Юрия Мецевита ). В то же время царское правительство вместе с патриархом Московским Иоакимом активно проводило переговоры с гетманом о проведении выборов Киевского митрополита. В начале июля 1685 г. была издана царская грамота с призывом к духовенству и светским чинам Малороссии избрать Киевского митрополита , в сентябре 1685 г. – грамота, утвердившая избранного на Киевскую митрополичью кафедру Гедеона Святополк-Четвертинского . В этой грамоте цари велели Гедеону явиться в Москву и принять рукоположение от Московского патриарха. Таким образом, царская власть брала на себя ответственность как за действия Московского патриарха Иоакима, так и Киевского митрополита Гедеона, они оба выполняли в это время царский приказ . Тогда же, в сентябре 1685 г., появилась царская жалованная грамота, подтверждающая права и привилегии Киевской митрополии . В ней излагались канонические основания подчинения Киевской митрополии Московскому патриаршему престолу. Кроме того, грамота сообщала о предъявлении законного требования к Константинопольскому патриарху передать Киевскую митрополию Московскому патриарху «навеки непременно» . Документ содержит следующие царские определения: «И ныне Киевская митрополия с новообранным митрополитом имеет быти под благословением во Святем Дусе отца нашего и богомолца Святейшаго Иоакима, Патриарха Московского и всеа Росии, а не Костянтинополского», «И новообранный б митрополит, Преосвященный Гедеон, Святополк князь Четвертенский, и весь Киевской митрополии причт чина духовнаго, власти и под властию будучие… были под благословением Святейшаго патриарха Московского и всеа Росии неотступно навеки» . |
| «Зане совокуплени с латинами и приемлют многие нравы и догматы оных», заключает Иерусалимский патриарх... Об этих перенятых у латинов «нравах» и «догматах» мы можем судить как по сохранившимся записям лекций или уроков, преподанных в Киевской коллегии в разные годы, так и по литературным трудам наставников и питомцев этой коллегии. Достаточно нескольких имен. Иоанникий Галятовский (ректор в 1658–1662), писатель очень производительный, проповедник и полемист, и сам не скрывает, что работает по латинским пособиям, приспособляя их для своих целей. К одному из своих проповеднических сборников, «Ключ разумения», Галятовский приложил краткое руководство о составлении проповедей: «Наука короткая албо способ зложеня казаня» (первое изд. 1659, в последующих расширено). Для Галятовского так характерен этот упадочный классицизм, вся эта натянутая и напыщенная риторическая символика в толковании и выборе текстов, «с фемами да наррацыями». Особенно характерен совет «читать книги о зверях, птицах, гадах, рыбах, деревах, травах, камнях, о разных водах, которые в морях, реках и колодцах находятся, узнавать их натуру, свойства и отличия, и то себе отмечать и применять к той речи, которую хочешь сказывать». Это загружало речь мнимыми аналогиями и примерами. Еще Мелетий Смотрицкий издевался над привычкой православных проповедников повторять латино-польские образцы. «Один на кафедру с Оссорием, другой с Фабрицием, а третий со Скаргою». Всего сильнее и привлекательнее был пример Фомы Млодзяновского, польского проповедника XVI-ro века ... Правда, Галятовский резко спорит и состязается с иезуитскими полемистами, но спор касается только отдельных вопросов (о папской власти, еще об исхождении Духа Святого), стиль же богословствования остается у Галятовского римский. Еще болезненнее это чувствуется у Лазаря Барановича (ректор в 1650–1658, позже Черниговский архиепископ). Он тоже борется с иезуитской пропагандой и отвечает на спорные темы (см. его Nowa miara starey Wiary, 1676). Но по типу мысли и слова он вполне остается в пределах польского Барокко. «Обилие острот и игра словами», – «концепты» и «перлки», то есть, выдумки и забавки, – это характерно не только для его литературной манеры, но и для его манеры или навыка мысли. «Тогда не считалось неприличным святые предания Церкви мешать с баснословиями мифологическими..». |
| А. Реализм Гоголя. М.; Л., 1959. С. 57). Песенная, былинная, пословичная, маскарадно-масленичная, народно-речевая стихии пронизывают поэму, отражаясь на всех уровнях ее архитектоники вплоть до, казалось бы, случайных деталей, метафор, развернутых, многоступенчатых сравнений (см. исследования Бахтина, Е. А. Смирновой). Фольклорный мир, представляющий собой сложный конгломерат языческих верований и христ. взглядов и не ограничивающийся только рус. или слав. традициями, вступает в сложные взаимодействия с временем действия поэмы. Он порой противостоит ему, в т. ч. и через эпоху Отечественной войны 1812 г., как область легендарного «богатырского» прошлого, порой адресуется в неопределенное будущее, а иногда (в античном варианте) «вписывается» в «современность» в совершенно неожиданных формах. Так, в рассказе о бюрократических институтах и жизни чиновников «неизменно появляются упоминания языческих богов и подробностей их культа». Однако «на всем протяжении авантюрного сюжета как будто откуда-то из глубин текста раздается голос проповедника, обличающего греховность происходящего», а в «Повести о капитане Копейкине» «начинает звучать тема возмездия» ( Смирнова. С. 58, 59). Смирнова и др. отмечают влияние на поэтику «Мертвых душ» образного строя ВЗ и барочной традиции, в т. ч. гомилетической (архиеп. Лазаря (Барановича) , митр. Стефана (Яворского) ), древнерус. летописания и лит-ры («Поучения о казнях Божиих»), целого ряда произведений Н. М. Карамзина , И. А. Крылова, А. С. Грибоедова. В то же время в «Мертвых душах» находят (Вайскопф) следы влияния эпической поэмы в прозе, принадлежащей к «масонской традиции XVIII в.» (М. М. Хераскову и др.). Опираясь на признание Г. в письме к Жуковскому от 10 янв. н. ст. 1848 г. (об учебе «у великих мастеров», начиная с «нашего любезного Гомера») и на свидетельство Анненкова (в Риме Г. «только перечитывал любимые места из Данте, Илиады Гнедича и стихотворений Пушкина» - С. 273), «Мертвые души» сопоставлялись уже современниками и продолжают сопоставляться с поэмами Гомера и «Божественной комедией» Данте. |
| Не стало гетмана в Чигирине, не было митрополита в Киеве; здесь волновались не менее важным вопросом: как выбирать преемника Сильвестру Коссову? Хлопотал воевода Андрей Бутурлин, призывал епископа черниговского Лазаря Барановича, печерского игумена Иннокентия Гизеля, других игуменов и говорил им всякими мерами, с большим подкреплением, чтоб поискали милости великого государя, правду свою к нему показали, были под послушанием и благословением великого государя святейшего Никона патриарха , без царского указа за епископами не посылали и без патриаршего благословения митрополита не избирали. Епископ Лазарь отвечал, что он рад царской милости и патриаршему благословению, но надобно подумать с архимандритами и игуменами. 7 августа Лазарь приехал к воеводе и объявил, что духовенство киевское приговорило быть под послушанием Никона патриарха , что теперь они едут в Чигирин на погребение гетманское, а когда возвратятся и укрепятся между собою, то отправят кого-нибудь из своих к великому государю. Выговский писал Лазарю: «Выбирайте митрополита между собою, кого хотите, а нам теперь по смерти гетманской до того дела нет». А между тем в Москве, ничего не зная, рассуждали с Павлом Тетерею, приехавшим в послах еще от гетмана Богдана Хмельницкого. 4 августа Тетеря представлялся государю и говорил речь: «Егда богодарованную пресветлейшего вашего царского величества державу нынешними времяны, над малороссийским племенем нашим утвержденну и укрепленну, внутренними созираю очима, привожду себе в память реченное царствующим пророком: от господа бысть се и есть дивно во очию нашею, воистинно соединение Малые России и прицепление оныя к великодержавному пресветлейшего вашего царского величества скифетру, яко естественной ветви к приличному корени. И якож древле Давиду израильские девы ликоствующе в тимпанех с радостию и гуслех припеваху: победи Саул со тысящами, а Давид – со тмами, тако и пресветлому вашему царскому величеству истинно все Российстии сынове припевати можем: иные цари победиша со тысящами, ты ж, великодержавный царь наш, победил еси со тмами. |
| Цикл этих особых, «парадных» проповедей Яворского значительным образом отличается от основного массива остальных его произведений гомилетического жанра, большую часть которого составляли традиционные праздничные и нравственно-догматические слова. Эта часть наследия Яворского до сих пор мало исследована и должным образом не оценена 11 . Важнейшее ее значение видится нам в том, что именно С. Яворский первый среди русских проповедников петровского времени коренным образом реформировал проповедь. Он вывел ее за рамки чисто церковного, нравственно-дидактического жанра, создав на ее основе новый тип проповеди – общественно-политической, обогащенной публицистическими и идеологическими смыслами; жанр, который по меткому выражению М. Киселевой, «участвовал в “идеологическом сопровождении имперских задач”» 12 . Яворский, безусловно, опирался здесь на богатые традиции русской панегирической литературы XVII в., на своих предшественников – Симеона Полоцкого , Сильвестра Медведева, Кариона Истомина, Лазаря Барановича и др. Однако основной формой панегирической литературы становится у Стефана не стихотворный панегирик, а именно похвальная проповедь. Под видом церковной проповеди Яворским создаются приветственные и похвальные слова, написанные «на торжественные случаи», т.е. по светским, а не церковным поводам. Они являлись знаковыми событиями общественной, политической жизни петровского времени, служили выработке значимых мифологем и символов, необходимых для новой государственной и национальной самоидентификации русского общества. Схожие функции позднее стала выполнять парадная, торжественная ода «на случай». Наиболее значительные произведения этого жанра были созданы митрополитом Стефаном в первый период его творчества с 1700 по 1711 гг., когда проповедник был наиболее приближен к царю. Проповеди Яворского этого периода – это обширные трактаты, посвященные исследованию одной главной темы: значению, истории и путях становления русской православной монархии, а также роли общественного подвига выдающегося российского монарха-преобразователя. |
| Название «Мечец Духовный» встречается как в греческой традиции – «γχειρδιον πνευματικν», так и в славянской полемической литературе. Одним из ярких примеров полемических сочинений греческой традиции с указанным названием является «γχειρδιον» Досифея, изданный в Бухаресте в 1690 г. 17 и переведенный на русский язык в 1691 г. В славянских землях во второй половине XVII в. подобное название было характерно не только для сочинения Лихудов, но и для других религиозно-полемических произведений вв. Например, в 1666 г. в Киеве был издан «Мечец Духовный» Лазаря Барановича, а в старообрядческой литературе такие названия сохраняются вплоть до XIX в. Таким образом, название имеет общие корни; в русскую литературу оно могло прийти только из византийско-греческой традиции полемических трактатов. Списки «Мечца» отличаются по своему составу и состоят из нескольких элементов: собственно полемического трактата и двух грамот – рекомендательной грамоты Лихудам от Вселенских Патриархов и послания Досифея Лихудам. Эти части присутствуют во всех списках, причем в некоторых из них существует также третий элемент – так называемая Автобиографическая справка, не обязательная для всех копий и составленная, по-видимому, позднее. Элементы памятника не имеют строгой последовательности, в различных списках «Мечца Духовного» мы встречаем варианты в их расположении. Основная часть состоит из «разглагольствований» 18 , или диалогов, между греком и иезуитом. Однако сами «диалоги» предвосхищаются своего рода вступительными частями, вводящими читателей в сущность проблемы и сообщающими основные положения сочинения. Их последовательность и состав фактически одинаковы во всех списках. Сначала помещен «Подлог на сущих диалогов рекше разглаголств от разнствах сущих между Восточною святою Христовою церковию и Западною» 19 , где сообщается план и основное содержание памятника, далее – «К прочитающим» 20 (эта часть вступления в списке ГИМ. Син. 302 помещена как на русском, так и на греческом языке – «Πρς τος ναγινσκοντας» 21 ), здесь определяется метод сочинения 22 . В конце введения – «Вход разглагольствием бывшим, сущих в предесловиих реченных учителей Иоанникиа и Софрониа самобратии Лихудиевых, иже от преславнаго града Кефалонии с Рутком иисуитом и с оными некими латинскаго догмата в польской земле в начертании беззимянно грека учителя и исуита» 23 ; эта часть является, собственно, открытием, началом «диалогов». |
| Между митр. Сильвестром и Б. М. Хмельницким не было полного согласия. 2 янв. 1649 г. вместе с Иерусалимским патриархом Паисием митр. Сильвестр приветствовал Хмельницкого при его триумфальном въезде в Киев. В то же время митрополит вел тайные переговоры с польскими властями, заверяя их в своей лояльности. Сыграла свою роль тесная связь в сер. XVII в. западнорусских иерархов с правосл. шляхтой, которая, наряду с католической, стала объектом ненависти восставших. Создалась парадоксальная ситуация: Хмельницкий угрозами заставлял митр. Сильвестра отстаивать права правосл. Церкви в Речи Посполитой. На переговорах с польск. властями после победы войск Б. Хмельницкого под Зборовом митр. Сильвестр (Косов) выполнял инструкции Хмельницкого и одновременно поддерживал королевских послов в лагере гетмана. До кампании 1651 г. митрополит не решался выступить против гетмана. В июле 1651 г., когда польское войско приблизилось к Киеву, Сильвестр высказался за капитуляцию, что привело к конфликту с гетманом. Во главе киевского духовенства митрополит приветствовал в Киеве польск. войско под командованием гетмана Я. Радзивилла. Накануне митр. Сильвестр обратился с письмом к Радзивиллу, в к-ром писал о своей верности Речи Посполитой, оправдывал свои действия в предыдущие годы страхом перед казаками. 31 авг. 1651 г. митрополит получил королевский универсал, который гарантировал протекцию православному духовенству. Несмотря на обострение отношений с митрополитом, Б. Хмельницкий просил его благословения перед битвой под Берестечком. Митр. Сильвестр и его окружение отнеслись отрицательно к соединению Украины с Россией (несмотря на это, в июле 1654 митрополит послал грамоту царю, прося о подтверждении прав западнорус. духовенства). Страшась подчинения Киевской митрополии Московскому Патриархату, Сильвестр пошел на компромисс с гетманом и согласился на патронат Б. Хмельницкого над Церковью. Т. о., поставление епископов, настоятелей мон-рей, а в перспективе и митрополита, стало прерогативой гетмана (27 мая 1657 гетман утвердил на кафедре Лазаря (Барановича), избранного Черниговским епископом). |
| Из Москвы пришел ответ, чтобы Самко оставался только наказным гетманом и жил в единодушном согласии с епископом Мефодием, а для избрания гетмана на полной раде посылается из Белгорода окольничий и воевода князь Ромодановский. Огорченный Самко вновь написал государю (от 30 мая), горько жаловался не только на Золотаренка, но и на Мефодия и просил, чтобы на будущей раде епископ ни во что не вступался, а чрез несколько дней отправил в Москву своих посланцев и поручил им известить государя, что «место митрополитское Киевское за нерадением епископа без пастыря стоит два месяца» (Мефодий все еще проживал в Нежине), и бить челом, чтобы блюстителем Киевской митрополии государь изволил назначить или архимандрита Иннокентия Гизеля, или епископа Лазаря Барановича, или еще кого-либо из епископов, или игумена, только не отца Мефодия, потому что он «смуту учинил и войском его не любят» . Просьбы и жалобы Самко оставлены без внимания. Зато, когда князь Ромодановский в июне месяце разослал приглашения, чтобы собрались в Зеньков на раду для избрания гетмана, то прибыли туда лишь епископ Мефодий и полковник Золотаренко, а прочие полковники не явились, ссылаясь на военные обстоятельства. Съехавшиеся в Зеньков решили отложить раду до другого времени, и Мефодий не поехал уже в Нежин к полковнику Золотаренке, а остался жить в Зенькове. В сентябре сделаны были окольничим новые приглашения собраться на раду в Полтаву, и опять полковники с своими казаками не явились, указывая преимущественно на неудобность места, назначенного для съезда. И Медофий, уведомляя об этом государя, писал: «Сентября по 17-й день по твоему великого государя указу в Зенькове с окольничим князем Григорием Григорьевичем живот свой мучу, ожидаючи рады» (значит, он жил там не по своей прихоти, а по воле государя) — и далее просил, чтобы государь велел окольничему сноситься не с наказным атаманом Самком по делу о раде, а с кошевым гетманом Брюховецким, недавно прибывшим с своими запорожскими казаками к Полтаве. Но и теперь, когда государь дал такое повеление, дело не состоялось. |
|
|
